Антропологические аспекты изучения древней скульптуры

В 1977 г. я имел возможность благодаря любезности Г. А. Путаченковой 1 и Э. В. Ртвеладзе изучить в Ташкенте богатую коллекцию скульптуры, добытую при раскопках древних поселений Халчаян и Дальверзин, расположенных на территории Сурхандарьинской области Узбекской ССР.

Скульптура эта была описана и издана в нескольких монументальных книгах Г. А. Пугаченковойв которых подробно изложены обстоятельства археологических раскопок памятников, рассмотрены вопросы функционального назначения, семантического содержания и художественного стиля скульптуры, освещено ее место среди других аналогичных произведений скульптурной пластики эллинистического восточносредиземноморского искусства. Естественно, обстоятельному рассмотрению подвергнута в них и проблема генезиса скульптуры кушанской Бактрии и ее взаимоотношений с гандхарским искусством и искусством других районов огромной кушанской империи.

Краткие итоги многолетнего исследования Г. А. Пугаченковой скульптуры Халчаяпа и Дальверзина сведены к следующему: «Анализ памятников бактрийского ваяния выявляет в нем три основных источника, слившихся в единый поток: профессиональное искусство античного бактрийского города, впитавшего высокие достижения греческой цивилизации, архаизирующую старобактрийскую струю, хранителем которой было, по-видимому, в основном село, и, наконец, культуру кочевой степи. В лучших образцах бактрийского искусства три этих начала предстают в неразрывном синтезе» 2. В своих исследованиях Г. А. Пугаченкова неоднократно обращает внимание на высокие реалистические достоинства и портретность скульптуры Халчаяна, частично и Дальверзина 3, и даже использует халчаянский материал в сопоставлении с нумизматическим для реконструкции иконографии Герая 4.

Впечатляющий реализм и портретность халчаянских скульптур дали возможность исследовательнице остановиться и на антропологических особенностях изображенных. Чтобы дать полное представление о ее трактовке этого вопроса, приведу пространную цитату из работы, посвященной иконографии Герая: «Ни одно лицо не повторяет другого, все они глубоко индивидуальны, по-видимому, портретны, передавая возраст, темперамент, персональные отличия черт. А между тем антропологический тип их явно един. Характерны некоторое западание линии лба у середины и резкое нависание над переносицей, придающее лицам определенную суровость, правильный некрупный нос, небольшая скуластость, подквадратное очертание нижней челюсти, выразительный рот с припухлой нижней губой. Глаза удлиненного разреза, но без малейшего признака монгольской складки, однако при окраске статуй скульптор отчеркнул веки краской, удлинив их несколько вкось к вискам. Затылочная часть сильно уплощена — возможно, что это связано не только с особенностями самой скульптурной лепки (поскольку фигуры входили в горельефные композиции и головы почти соприкасались со стеной), но что здесь передается та уплощенность, которая в таджикской, узбекской, уйгурской среде получается в результате привязывания младенца к плоскодонной люльке — бешику. Вполне вероятно, что наши скульптурные головы отражают одну из разновидностей искусственной деформации черепа, которая была столь типична для многих народов древности, а в туркменской среде сохранялась еще до недавнего времени. И уплощенный затылок, и костное нависание лба над переносицей при закатанной форме его наверху — все это могло быть вызвано перетяжкой детского черепа специальным бинтом; у взрослых же сохранялся узкий ремень как обязательная деталь перехвата волос.

Описанные скульптурные головы принадлежат к той расовой категории, которую антропологи именуют „европеоидной расой Среднеазиатского междуречья», с присущими для определенного племенного состава своеобразней и сходством этнического типа и, очевидно, традиционной для данного племени подстрижкой растительности» 5.

Каковы причины обращения антрополога к рассмотрению халчаянских и дальверзинских статуй? Частично они указаны выше — это их портретность и высокая степень совершенства в передаче деталей лица.

Скульптурные головы из Дальверзина выполнены в несколько более условной манере, но и в них можно видеть с высокой долей вероятности портретные изображения. Однако дело не только в этом. Палеоантропология Бактрии на рубеже нашей эры, к которому относится рассматриваемая скульптура, представлена лишь небольшой серией черепов из раскопок М. М. Дьяконова на городище Туп-Хона, расположенном на территории Гиссарского р-на Таджикской ССР. Погребения, из которых происходят черепа, датируются временем от I в. до н. э. до VIII в. н. э. И небольшое количество добытых палеоантропологических материалов, и их не очень определенная датировка в широких хронологических пределах лишают эту краниологическую серию серьезного значения. Исследовавший ее В. В. Гинзбург диагностировал ее как относящуюся к типу Среднеазиатского междуречья и отметил слабую монголоидную примесь 6. Но подтвердить последнее заключение точными краниометрическими измерениями не удается, и оно остается визуальным впечатлением; что же касается первого вывода, то характер самой серии не позволяет экстраполировать его на население окружающих территорий в пространстве и локализовать во времени. Отдельные единичные находки мало меняют дело 7.

Но и скудность палеоантропологического материала в данном случае не исчерпывает причин, которые заставляют обратиться к анализу иконографии. Мне уже приходилось отмечать ее самостоятельное значение 8. В скульптурных и живописных изображениях прошлых эпох отражен облик живых людей, и они дополняют палеоантропологический материал так же, как дополняют его соматологические данные, т. е. обогащают нас знанием строения мягких тканей лица, частично и пигментации, которые неопределимы на черепе и скелете. Поэтому даже в тех случаях, когда мы имеем богатые краниологические коллекции, как, например, с территории Древнего Египта, антропологическое исследование древнеегипетской скульптуры имело бы первостепенное как узкоморфологическое, так и историко-этногенетическое значение.

Подход к скульптурному произведению как к антропологическому источнику сам по себе ставит много проблем. Необходимо учитывать и уровень художественной культуры данного общества в тот или иной отрезок времени, предопределяющий степень формального совершенства в воспроизведении натуры, в том числе и человеческого лица; и господствующий стиль, в рамках которого колебания от стремления к внешнему правдоподобию до полного его отрицания приводят к прямо противоположным художественным решениям; и индивидуальность творца, создающая значительный диапазон отклонений от фотографического копирования натуры; и огромную амплитуду в выборе того, что фиксируется
художником в лице человека как типичное. Чтобы сделать первые шаги в освоении антропологом скульптуры как антропологического источника, мы оставляем эти обстоятельства без внимания, условно исходя из вероятного, хотя и недоказанного, предположения, что реалистический характер скульптуры в данном случае (пластика Халчаяна и Дальверзина) создает достаточную основу для суждения об антропологических особенностях оставивших их популяций.

Однако подобное исходное положение, позволяющее отвлечься от перечисленных выше вопросов, которые хотя и назрели, но не могут быть сейчас решены и требуют для этого совокупных усилий искусствоведов, историков культуры и антропологов, само по себе не предопределяет выбора конкретной методики исследования. Можно, например, визуально оценивать сходство скульптурных и живописных портретов с теми или иными расовыми комбинациями, что неоднократно делалось 9, но такой подход мало отличается от определения расового типа индивидуума — процедуры, оставленной современной антропологией. Г. Ф. Дебец ввел в исследование такого специфического материала, как таштыкскне погребальные маски, количественный момент, выразив в градусах горизонтальный профиль среднего отдела лица и подсчитав процент встречаемости некоторых морфологических вариаций, в первую очередь в носовой области 10. На этом основании удалось сделать вывод о близости антропологического типа таштыкского населения к морфологическим комбинациям, зафиксированным у шорцев и хакасов. Но формализованный подход и в этом случае охватил лишь некоторые детали строения мягких тканей лица.

Notes:

  1. Пугаченкова Г. А. Хапчаян: К проблеме художественной культуры северной Бактрии. Ташкент, 1966; Она же. Скульптура Халчаяна. М., 1977; Она же. Художественные сокровища Дальверзин-тепе. Л., 1978; Она же. Искусство Бактрии эпохи кушан. М., 1979.
  2. Пугаченкова Г. А. Скульптура Халчаяна. С. 11.
  3. Pougatchenkova G. La sculpture de Khaltchayan // Iranica Antique. Leiden, 1965. Vol. V. Fasc. 2.
  4. Пугаченкова Г. А. К иконографии Герая: (О некоторых вопросах раннекушанской истории) // Вестн. древней истории. 1965. № 1.
  5. Там же. С. 132, 133.
  6. Гинзбург В. В. Первые антропологические материалы к проблеме этногенеза Бактрии // Материалы и исследования по археологии СССР. 1950. № 15.
  7. Он же. Антропологические материалы к этногенезу таджиков // Крат, сообщ. Ин-та истории материальной культуры. 1956. Вып. 61.
  8. Алексеев В. П. Историческая антропология. М., 1979.
  9. Poole В. The Egyptian classification of the races of man//Journal of the anthropological Institute of Great Britain and Ireland. 1887. Т. XVI; Fritsch G. Die Volkerdarstellungen auf den altagyptischen und assirischen Denkmalern // Korrespondenz-Blatt der preussischen Akademie der Wissenschaften. 1902. Bd. XXXIII; Hamy E. La figure humaine dans les monuments de l’Egypt ancienne // Bulletin de la societe d’anthropologic de Paris. Ser. 5. 1907. Т. VIII; Трофимова Т. А. Краниологические материалы из античных крепостей Калалы-Гыр 1 и 2//Тр. Хорезм, археол. экспедиции. 1958. Т. 2.
  10. Дебец Г. Ф. Антропологическое исследование погребальных масок таштыкской культуры (Минусинский край) // Крат, сообщ. НИИ и Музея антропологии МГУ за 1938—1939 гг. М., 1941; Он же. Палеоантропология СССР. // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Т. 4. М.; Л., 1948.

В этот день:

Дни смерти
1969 Умер Пётр Петрович Ефименко — российский и советский археолог, исследователь палеолита.
1985 Умерла Гертруда Катон-Томпсон — исследовательница доисторической эпохи Зимбабве, Йемена, египтолог.
2002 Умер Тур Хейердал — норвежский археолог, путешественник и писатель, автор многих книг.

Рубрики

Свежие записи

Обновлено: 30.09.2015 — 08:50

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014