К оглавлению книги «Этнография народов СССР»
Общерусскому народному единству был нанесен удар сначала феодальным распадом Киевской Руси в XI—XII вв., а потом особенно татаро-монгольским погромом и подчинением Золотой Орде в XIII—XIV вв. Политический и экономический упадок, перетасовка населения, особенно в южной, степной и лесостепной части страны, — все это вызвало резкое ослабление прежних связей.
Формирование русского, украинского и белорусского народов происходило уже в более позднее время. Это было создание новых этнических связей. Не раз делались, правда, попытки прикрепить эти три новые народности к древним племенным группировкам, найти корни украинского, белорусского, великорусского народов еще в Киевской Руси и даже в более отдаленном прошлом. По этому поводу велись горячие споры, имевшие частью политическую подкладку. Предметом спора был в особенности вопрос об этнической принадлежности населения Киевской Руси. По этому вопросу боролись долго между собой великорусская великодержавная и украинская националистическая точки зрения: согласно первой, население Киевской Руси было великорусским, согласно второй, оно было украинским.
Великорусско-великодержавная точка зрения по данному вопросу состояла в том, что вообще издавна существовал-де один чисто русский, т. е. великорусский народ. «Малорусское» же (т. е. украинское), как и белорусское, «наречие» появилось позднее и крупной роли в истории не играло.
Эта точка зрения была выдвинута еще в 40-х годах XIX века историком М. П. Погодиным. Он утверждал, что население Киевской Руси было великорусским, что элементов украинских (или, как тогда говорили, малороссийских) там не было.
Они появились будто бы позднее, после отхода руских на север в связи с татарским погромом. Только тогда Приднепровье было заселено украинцами, пришедшими с запада. Эта так называемая «погодинская гипотеза» была позднее подхвачена другими исследователями, из которых наиболее крупную роль играл А. И. Соболевский. Этот историк русского языка в 1883 г. повторил погодинский тезис о том, что вплоть до XIV в. население Приднепровья было великорусским и что лишь позже имело место вторичное заселение этой области выходцами из западных областей — Волыни и Прикарпатья. Тогда будто бы и появились здесь украинцы. Эту точку зрения Соболевский обосновывал анализом языка памятников XII—XIX вв. Однако противники Соболевского указывали на ошибочную географически и исторически датировку им рукописей.
Как раз противоположной была точка зрения украинских, националистически настроенных исследователей. Против теории Погодина в 1850-е гг. выступил украинский этнограф и историк М. А. Максимович, который утверждал, что население Киевской Руси было чисто украинским, что никакого «запустения» ее в татарский период не было, что украинцы там были и остались и что великорусская народность ничего общего по происхождению с Киевской Русью не имеет. Эта теория, столь же односторонняя и неверная, нашла себе приверженцев и в последующее время, в особенности среди украинских историков. Не только Котляревский, Грушевский и другие буржуазные ученые, но и некоторые советские авторы стояли на той точке зрения, что население Киевской Руси было украинским, тогда как великорусский народ имеет-де совсем иное происхождение.
Украинские националисты в своем стремлении разорвать историческую связь между украинцами и русскими заходили иногда так далеко, что совершенно отрицали существование восточнославянской группы языков и народов и эпоху общерусского единства. Они считали, что каждый отдельный славянский язык, в том числе украинский, непосредственно восходит к «праславянскому единству». Эту точку зрения особенно рьяно отстаивали украинские буржуазные лингвисты Роман и Степан Смаль-Стоцкие.
Аналогичные взгляды развивали и белорусские буржуазно-националистические ученые. Самый крайний из них — Ластовский — был автором так называемой «кривичанской» теории, по которой белорусы — это кривичи, чистые потомки кривичей, совершенно самостоятельная славянская народность, не связанная по происхождению с великорусами. Последователь Ластовского Касперович попытался еще более обособить самостоятельный источник происхождения белорусов и доказывал, что они прямые потомки легендарного и древнего народа волотов, обитавшего некогда на территории Белоруссии.
Все эти теории стоят вообще довольно далеко от науки. Но и со стороны некоторых серьезных и добросовестных ученых, делались попытки доказать, что современное деление восточных славян на народности восходит корнями к далекому прошлому и что уже в распределении племен IX—X вв. были заложены зародыши позднейших народов. Это мнение принадлежит, как мы уже видели, не кому иному, как тому же А. А. Шахматову.
Уже тот перечень племен, который дается в «Повести временных лет», содержит в себе, по мнению Шахматова, зародыш деления на позднейшие народности. Южная группа племен (уличи, тиверцы, поляне) послужила основой образования позднейшей украинской народности. Среднерусская группа, разделившаяся на две ветви, дала начало образованию южных великорусов и белорусов. Севернорусская группа (ильменские словене, кривичи) — предки теперешних северновеликорусов. Последующие передвижения, переход от племенного строя к областному, татарское нашествие и позднейшие события привели к образованию современных народов. «Так, на место трех древних диалектических групп, — писал Шахматов, — северной, средней и южной — явились четыре новые — северно-великорусская, южно-великорусская, белорусская и малорусская» 1.
В действительности между отдельными древневосточнославянскими племенами IX в. и современными нам восточнославянскими народами нет прямой преемственности, ибо уже в эпоху Киевской Руси старые племенные связи исчезли. Формирование русского, украинского и белорусского происходило в совсем иной исторической обстановке в связи с образованием московско-русского и литовско-русского государств.
С начала XIV в. под властью Москвы стали объединяться одно за другим княжества, распложенные в бассейне Верхней Волги и Оки; уже к началу XVI в. в Московское государство влились и земли на юге и юго-западе — по верховьям Дона и по Десне, и на западе — по Верхнему Днепру, и на северо-западе, севере и северо-востоке области Пскова и Новгорода, Северная Двина и Беломорье, Вятская земля. Вместе с политическим объединением укреплялись экономические связи, росла межобластная торговля. Московский говор начал постепенно вытеснять местные наречия.
Происхождение самого московского говора вызывало разные споры. Наиболее солидно обоснована точка зрения на этот вопрос А. А. Шахматова (о ней уже говорилось), согласно которой средневеликорусские говоры, и московский в том числе, — это смешанные говоры, образовавшиеся вследствие, столкновения «северноруссов» с «восточноруссами». Под «восточноруссами» Шахматов разумел возникшую на основе наречия древних вятичей южновеликорусскую диалектную группу. Есть предположение, что именно на этом «акающем» наречии говорила народная масса населения Москвы и Московского княжества, тогда как господствующая княжеско-боярская верхушка владимиро-суздальского происхождения говорила на «окающем» северновеликорусском диалекте. Но уже к концу XVI в. народное «акание» в Москве победило, и южновеликорусское наречие стало основой московского говора. Этому, видимо, содействовала опричная реформа Ивана Грозного 1560-х годов, вызвавшая большую передвижку населения. Она ускорила и распространение московского говора как господствующего по всему государству. В московских приказах вырабатывался в XVI—XVII вв. на указанной выше основе общерусский письменный язык, впоследствии послуживший для создания литературного языка. Политическое объединение, борьба с внешними врагами, культурный рост — все это содействовало развитию общерусского национального самосознания, которое едва билось в предыдущую эпоху феодального распада и монгольского порабощения. Рязанцы, суздальцы, новгородцы, москвичи привыкали чувствовать себя единым русским народом. В состав его вливались и обрусевшие неславянские элементы.
Параллельный процесс сложения народностй на основе областных феодальных групп шел и в западнорусских областях..
Они начали объединяться с XIV в. под властью литовских князей. Но в Литовско-Русском государстве культурно-господствующим элементом был восточнославянский. Государственным и литературным языком до XVI в. был русский-белорусский. Уния с Польшей (Люблинская уния 1569 г.) привела к росту польского засилья в Литве и ослабила культурную роль белорусов: господствующая панско-шляхетская верхушка стала постепенно полонизироваться, белорусскими остались народные массы, крестьянство.
В южных, украинских землях Литвы, особенно в западноукраинских областях, польское влияние было еще более сильным. В то же время эти южные области, открытые с юга для набегов татар, ногаев, турок, жили особой жизнью, вечно на военном положении или под угрозой вторжений, но временами и в мирном общении с этими южными соседями. Это различие исторических судеб северный и южных земель Литовской Руси, видимо, и привело к тому, что в них, хотя и в рамках единого государству сложились две, правда близко родственные, народности — белорусская и украинская.
Три близких и братских народа — русский, украинский, белорусский — развивались, таким образом, параллельно. Но это развитие происходило в постоянном взаимном общении. Древние культурные связи, несколько ослабленные политической рознью, не порывались. Немудрено, что в культуре трех восточнославянских народов до сих пор так много глубоко общих черт.
Notes:
- ЖМНП, 1899, апрель, стр. 63 ↩