Миграции населения из черняховского ареала

Гуннское нашествие разорило большую часть черняховских поселений Северного Причерноморья, но не уничтожило основных масс этого весьма многочисленного населения. Какая-то часть его, безусловно немалая, погибла в военных сражениях, в огне пожарищ, во время грабежей и т.п. Часть черняховского населения разбежалась в разные стороны, более или менее крупные группы переселились в другие земли, а в лесостепных областях, как показано ниже, какая-то доля земледельческого населения сохранилась и через некоторое время стала создавать новую культуру и разрастаться.

Значительные массы черняховского населения двинулись на запад и осели в Среднем Подунавье (рис. 112). Коллекцию керамики, происходящую из нескольких десятков среднедунайских памятников и явно продолжающую традиции черняховской гончарной посуды, обстоятельно исследовал чешский археолог Я. Тейрал 1. Среди потомков черняховских поселенцев в среднем течении Дуная и Потисье получили бытование специфические фибулы («kuize Blechfibeln»), развившиеся из черняховских прототипов. Судя по распространению последних преимущественно в междуречье нижнего Дуная и Днестра, нужно полагать, что в Среднем Подунавье расселилось черняховское население, ранее проживавшее в Северо-Западном Причерноморье.

[adsense]

Исследователи древностей периода переселения народов Среднего Подунавья полагают, что носителями черняховской культуры, осевшими в этих землях, были преимущестенно сармато-аланы и германцы, а также гунны. Дифференцировать этнически древности этой разнородной массы населения не представляется никакой возможности. Вполне допустимо предположение, что в массе черняховских переселенцев были и славяне. В 448 г. ставку Аттилы посетила византийская посольская миссия, возглавляемая сенатором Максимином. Секретарем Максимина был Приск Панийский. В составленном им отчете об этом посольстве содержится много ценной информации о жизни и быте населения гуннской ставки. Славяне у Приска нигде не названы, но изложенные сведения указывают на проживание их в части Среднедунайского региона. Приск слышал и записал славянские слова теёъ и stiava, которые достаточно авторитетно устанавливают наличие в середине V в. славянского населения в этом регионе. В пользу этого говорят и некоторые другие наблюдения Приска, а также гидронимы Тиса и Тимиш 2.

Рис. 112. Расселение племен черняховской кулыуры в Среднем Подунавье. а - места находок серебряных дунайских фибул типа Вена — Нижняя Трансильвания (по Я. Лейралу); б — находки черняховских прототипов этих фибул; в — граница ареала черняховской культуры; г — область наиболее плотного распространения дунайской керамики, истоки которой находятся в черняховской посуде (по Я. Тейралу)

Рис. 112. Расселение племен черняховской кулыуры в Среднем Подунавье. а — места находок серебряных дунайских фибул типа Вена — Нижняя Трансильвания (по Я. Лейралу); б — находки черняховских прототипов этих фибул; в — граница ареала черняховской культуры; г — область наиболее плотного распространения дунайской керамики, истоки которой находятся в черняховской посуде (по Я. Тейралу)

Отдельные географические названия Среднего Подунавья, упоминаемые в письменных источниках первой половины I тыс. н.э., со времен П.И. Шафарика некоторыми исследователями рассматриваются как славянские, в связи с чем этот европейский регион относится к раннеславянской территории. Эта мысль подверглась основательной критике, в том числе со стороны таких ученых, как М. Фасмер, Й. Миккола, С. Романский. В последние годы тезис о Среднем Подунавье как древнейшей территории славянства активно отстаивает О.Н. Трубачев 3. Следует заметить, что в археологических материалах это положение не находит подтверждения. Можно допустить, что первые небольшие группы славянского населения появились в среднедунайских землях еще в позднеримское время вместе с германскими племенами, увлекшими в своем движении на юг к границам Римской империи часть висло-одерских славян. Поэтому не исключено, что отдельные географические названия Среднего Подунавья, восходящие к римскому времени и связываемые некоторыми исследователями со славянским этносом, может быть, и отражают действительную картину оседания в этом регионе сравнительно небольших групп славянских переселенцев. Впрочем, славянское происхождение географической номенклатуры Среднего Подунавья первой половины I тыс. н.э. весьма дискуссионно и отрицается многими учеными и в настоящее время 4.

Какая-то часть черняховского населения Северного Причерноморья под угрозой гуннскою разорения бежала в более северные области Поднепровья (вплоть до Смоленщины). Сводку черняховских древностей, разрозненно фиксируемых в более чем десяти пунктах Верхнего Поднепровья, опубликовал Э.А. Сымонович 5. Не исключено, что часть этих находок, возможно, обусловлена контактами провинциальноримского населения с северными соседями. Находки же, происходящие с памятников V—VI вв., уже бесспорно отражают инфильтрацию в среду днепровских балтов небольших групп черняховского населения.

Более крупная группа черняховцев осела, по всей вероятности, в бассейне верхней Оки (рис. 113). Мощинская культура, сформировавшаяся в этом регионе во II—III вв. в условиях взаимодействия местной верхнеокской культуры с пришлыми почепскими (постзарубинецкими) элементами из Подесенья 6, в конце IV — начале V в. претерпела некоторые изменения. Они проявляются в распространении особенностей, которые не могут быть объяснены ни деснинско-зарубинецким воздействием, ни местными традициями. К числу таковых принадлежат, прежде всего, грубые и лощеные сосуды с высоким прямым горлом и крутыми плечиками, переходящими в коническое тулово, а также некоторые миски, сопоставимые с черняховскими. Такая керамика обычна для верхних горизонтов поселений мощинской культуры, в курганах Шаньково и Почепок она датируется V в. О притоке нового населения свидетельствуют и наблюдения над стратиграфией залегания лощеной керамики на поселениях мощинской культуры: в нижних слоях, как правило, встречаются единичные фрагменты такой посуды, а в верхних число их резко увеличивается. На городищах Дуна и Федяшево почти вся лощеная керамика найдена в верхних горизонтах культурных отложений.

Если раньше, до миграции черняховского населения, верхнеокские племена проживали в основном на городищах, то теперь широкое распространение получают селища. Некоторые из них имели весьма крупные размеры и сопоставимы по топографическим особенностям с черняховскими. Приток нового населения безусловно активизировал сельскохозяйственную деятельность в этом регионе.

Рис. 113. Расселения племен черняховской культуры в северо-восточном направлении. Ареалы; а — черняховской культуры; б — мощинской культуры; в — рязанско-окских могильников; г — именьковской культуры. Места находок: д — Т-образных («крестовидных») фибул; е — среднеднепровских прототипов «крестовидных» фибул; ж — прогнутых подвязанных фибул (двучленных 1 серии с узкой ножкой — вариант 2 по А.К. Амброзу)

Рис. 113. Расселения племен черняховской культуры в северо-восточном направлении. Ареалы; а — черняховской культуры; б — мощинской культуры; в — рязанско-окских могильников; г — именьковской культуры. Места находок: д — Т-образных («крестовидных») фибул; е — среднеднепровских прототипов «крестовидных» фибул; ж — прогнутых подвязанных фибул (двучленных 1 серии с узкой ножкой — вариант 2 по А.К. Амброзу)

Параллельно в мощинской культуре появляются характерные черняховские фибулы. Так, встречающиеся массово в черняховских древностях двучленные прогнутые фибулы с подвязанной ножкой найдены на поселениях мощинской культуры Свинухово, Лужки, Дешевка, Серенек. В двух последних памятниках находки принадлежат к так называемому «крымскому варианту» (по А.К. Амброзу), которые датируются последней четвертью IV — первой третью V в. На мощинских поселениях Дуна и Федяшево обнаружены бронзовые перекладчатне фибулы, имеющие среднеднепровское происхождение 7.

Приток нового населения на верхнюю Оку ощущается и на материалах Подмосковья. И.Г. Розенфелвдт фиксирует волну мощинской экспансии, проявляющуюся и в керамике, и в металлических вещах москворецких древностей и датируемую IV—V вв. 8.

Определить на основании данных археологии, были ли носители черняховской культуры, расселившие в бассейне верхего течения Оки, славянами, или это было полиэтничное население, невозможно; да это, может быть, и не существенно. Потомки населения, вышедшего из черняховского ареала, по всей вероятности, постепенно растворились в местной среде. Вопрос об этнической принадлежности мощинских племен ныне можно считать решенным. В перечне восточноевропейских племен, помещенном в «Гетике» Иордана, имеется этноним Coldas 9, в котором явно проступает голядь, известиая по древнерусским летописям. Последние локализуют в XII в. остатки этого племени на р. Протве, притоке Оки. Более ранний регион голяди определяется на основе топонимов и гидронимов, производных от этого этнонима, и он совпадает в общих чертах с территорией мощинской культуры. Потребовался мощный приток славянского населения, который датируется VIII в., прежде чем началась славизация окских балтов.

Из мощинского региона значительные группы населения, уже испытавшего черняховское влияние, продвинулись на рубеже IV и V вв. в рязанское течение Оки (рис. 113). Здесь проживало поволжско-финское население — потомки племен городецкой культуры раннего железного века. В условиях взаимодействия местного населения с довольно значительной массой пришлого в культуре рязанско-окских могильников происходят существенные изменения 10. В V в. появляется новый для этого региона обряд трупосожжения. А.П. Смирнов заметил, что такие погребения в Борковском могильнике обычно сопровождаются вещами неместного происхождения 11. Наряду с характерными для финно-угорского мира захоронениями по обряду ингумации с меридиональной ориентацией тогда же получают распространение трупоположения с широтной ориентировкой. Одновременно в Рязанском Поочье распространяется чернолощеная керамика. Она встречена в ряде могильников и на многих синхронных: им поселениях и бытует продолжительное время. О ее происхождении из западных окских земель свидетельствует неравномерная встречаемость: количество фрагментов чернолощеной посуды заметно уменьшается в восточном направлении.

Одним из показателей оседания в Рязанском Поочье черняховского населения или его потомков являются фибулы, обнаруженные в нескольких пунктах. Единичными экземплярами представлены двупластинчатые фибулы с укороченной ромбической ножкой, распространенные преимущественно в среднеднепровской части черняховского ареала; двучленные фибулы с надставленной пружиной, встречаемые на черняховской территории более широко; двучленные фибулы второго — четвертого вариантов (по А.К. Амброзу); прогнутые подвязанные фибулы, также имеющие широкие черняховские аналогии 12.

Потомки черняховского населения в Рязанском Поочье, по-видимому, были многочисленными. С прекращением производства фибул в ареале черняховской культуры в рассматриваемом регионе вырабатывается специфический тип фибул — так называемые крестовидные фибулы (Т-образные с пружиной), ставшие характерными только для населения Среднего и отчасти Нижнего Поочья. Прототипами их были черняховские фибулы среднеднепровского типа 13.

Можно полагать, что в числе групп черняховского (или мощинско-черняховского) населения, переселившихся в Рязанское Поочье, были славяне. Опять-таки прямые указания на это в археологических материалах выявить трудно, но о присутствии немногочисленного славянского населения в этом крае говорят находки антских пальчатых фибул в захоронениях Кузьминского н Подболотьевского Могильников.

В VII — начале VIII в. в рязанско-окских могильниках в небольшом числе появляются и браслетообразные височные кольца, свидетельствующие о незначительной инфильтрации в эти земли славян другой племенной группировки 14.

Первые волны славянского проникновения в Рязанское Поочье безусловно не могли привести к ассимиляции местного населения. Они лишь подготовили почву для дальнейшего освоения славянами этого края.

В отличие от Окского региона, где потомки черняховского населения расселились среди местных балтских и финноязычных племен, в среднем течении Волги наблюдается иная картина. Здесь в середине I тыс. и.э. расселяется большой массив нового населения, осваивая свободные землн. Результатом этой миграции стало сложение новой культуры (рис. 114), получившей название именьковской 15.

Первые переселенцы из регионов Волыни и Верхнего Поднестровья появились в Самарском Поволжье во II—III вв. н.э. Их памятниками являются поселения славкинского типа, получившие название по одному из первых исследованных памятников у с. Славкино Сергиевского района Самарской обл. 16. Древности славкинского типа не имеют местных корней. Предпринятые Г.И. Матвеевой поиски прототипов глиняной посуды выявили явное сходство с пшеворской керамикой Верхнеднестровского региона и Волыни 17. С пшеворскими древностями сопоставимы и другие элементы памятников славкинского типа. Прямоугольные жилища с опущенным в грунт полом находят прямые параллели в пшеворском домостроительстве. Почти полное совпадение наблюдается и при сравнительном анализе славкинских и пшеворских глиняных пряслиц. Такая близость рассматриваемых древностей может быть объяснена только миграцией какой-то группы пшеворского населения в Самарское Поволжье. Время этого переселения определяется приблизительно, поскольку надежно датирующих находок на памятниках славкинского типа пока не обнаружено. Пшеворское поселение Подберезцы, с материалами которого сопоставляются славкинские древности, датируется I—III вв. н.э. Весьма вероятно, что переселение группы пшеворского населения в Самарское Поволжье обусловлено было первой волной вельбарской экспансии.

[adsense]

В III—IV вв. в Самарском Поволжье получают распространение поселения лбищенского типа, получившие название по исследованному городищу Лбище в Ставропольском районе 18. Материалы этого памятника находят многие аналогии в древностях пшеворской, черняховской и постзарубннецкой культур. Керамические материалы поселений лбищенского типа включают лепные горшки, миски, воронкообразные крышки и диски, служившие лепешницами-сковородками. Одни типы горшкообразных сосудов находят аналогии среди лепной посуды черняховской культуры, другие сопоставимы с зарубинецкой керамикой. Разнообразные миски лбищенских памятников имеют прототипы среди посуды пшеворской культуры. Диски-лепешницы тождественны пшеворским (и зарубинецким), воронкообразные крышки сопоставимы с черняховскими (и с зарубинецкими). Единичными фрагментами представлена гончарная керамика серого цвета, иногда с лощением, имеющая сходство с черняховской посудой.

Рис. 114. Именьковская культура и ее окружение. а — общий ареал именьковской культуры; б — область распространения древностей славкинского и лбищенского типов; в — южные пределы территории азелинской культуры; г — регион городецкой культуры; д — ареал кушнаренковской культуры; е — ареал бахмутинской культуры; ж — памятники кочевников; з — северная граница степи

Рис. 114. Именьковская культура и ее окружение. а — общий ареал именьковской культуры; б — область распространения древностей славкинского и лбищенского типов; в — южные пределы территории азелинской культуры; г — регион городецкой культуры; д — ареал кушнаренковской культуры; е — ареал бахмутинской культуры; ж — памятники кочевников; з — северная граница степи

Ряд вещей из городища Лбище (двучленная, прогнутая подвязная фибула конца IV в., бронзовые пряжки с полуовальной рамкой и несомкнутыми концами, браслет с утолщенными концами) имеют прямые аналогии в древностях тех же западных культур — пшеворской и черняховской. Вполне очевидно, что появление поселений лбищенского типа в Самарском Поволжье было обусловлено новой волной миграции населения из черняховского ареала. Определить, из какой конкретной местности шло это переселение, не представляется возможным. Весь облик лбищенских древностей, кажется, свидетельствует о культурной неоднородности переселенцев. По всей вероятности, миграция осуществлялась из одного или даже нескольких регионов, в которых имело место смешение черняховского населения с пшеворским.

Третья, наиболее мощная волна миграции охватила не только Самарский регион, а распространилась широко от Самарской луки на юге до нижнего течения Камы на севере и от среднего течения Суры на западе до реки Ик на востоке. Результатом этой миграции и стало становление именьковской культуры. Большая масса переселенцев заняла наиболее плодородные земли Поволжья, до этого пустовавшие некоторое время. Только в правобережных районах Нижнего Прикамья именьковское население вытеснило азелинские племена. Здесь время наиболее поздних азелинских древностей определяется концом IV в. Этим временем и следует датировать начало именьковской культуры.

Именьковская культура характеризуется устойчивыми традициями земледельческо-скотоводческого хозяйствования, не имеющими местных корней. К настоящему времени выявлено свыше 600 именьковских поселений и грунтовых могильников. Основная часть населения проживала на открытых поселениях, площадь которых колеблется от 5 до 50 и более тысяч кв. м. Преобладают крупные селища площадью свыше 20 тысяч кв. м, имеются и поселения, достигающие 200—240 тысяч кв. м. Устраивались поселения на краях высоких надлушвых террас, иногда на мысах между оврагами. Известны и укрепленные селения. Для них выбирались высокие мысовые площадки между оврагами или в излучинах рек. Иногда использовались и заброшенные городища, давно оставленные прежним населением. Площади именьковских городищ не превышают 5 тысяч кв. м, есть, впрочем, и единичные более крупные укрепленные селения. Система оборонительных сооружений была несложной — земляные валы, возводимые, как показали их раскопки, на деревянных конструкциях, и рвы. В конструкцию валов входили и обожженные слои глины. У большинства городищ имеется по одному валу и рву, устроенным с напольной стороны. Редкие городища укреплялись двумя-тремя валами с напольной стороны и дополнительным валом в мысовой части.

Выделяется два типа жилищ именьковского населения. К первому принадлежат квадратные в плане полуземлянки со стенами срубной конструкции. Размеры их котлованов — от 3,8×3,4 до 8×8 м, глубина 0,4—0,7 м. В двух постройках выявлены остатки разрушенных очагов, в третьей в одном из углов открыт развал печи-каменки. На дне котлованов жилищ имелись ямы для хранения припасов. Раскопками установлено, что перекрытие одного из жилищ было четырехскатным.

Жилые строения второго типа — слабо углубленные в грунт каркасно-столбовые дома размерами от 9,7×4,4 м до 12,6×5,5 м. В одной из таких построек открыто три очага, один из которых был обложен известняковыми камнями.

Отапливались жилища очагами, представляющими собой или глинобитные площадки, или воронкообразые углубления, иногда обмазанные глиной.

Интересные материалы по именьковскому домостроительству получены раскопками Старо-Майнского городища, расположенного на мысу надпойменной террасы р. Майна, недалеко от ее впадения в Волгу, в 6 км от пос. Старая Майна Ульяновской обл. 19. Городище подмывается водами Куйбышевского водохранилища, размеры его сохранившейся части 280×180 м. Жилые постройки, исследованные раскопками, располагались более или менее правильными рядами параллельно валам и берегу реки. Они, как полагает исследовательница памятника Г. И. Матвеева, принадлежат одному строительному периоду, датируемому вещевым инвентарем от середины V до конца VI в.

На городище исследованы квадратные в плане полуземлянки со срубными, реже столбовыми стенами. Они имели нейтральный опорный столб и четырехскатное перекрытие, основу которого составляли плахи, покрытые соломой. Иногда со стороны входа к полуземлянкам пристраивались сени. Более значительную часть жилищ составляли наземные прямоугольные постройки каркасно-столбовой конструкции. Полы таких домов опускались в грунт на 0,1—0,5 м. Перекрытие было двускатным. Размеры прямоугольных домов различны — от 5,4×4 до 10×7 м. Г.И. Матвеева отмечает, что домостроительство Старо-Майнского городища не имеет местных поволжских истоков; оно сопоставимо с приднепровским и, очевидно, привнесено было переселенцами из более западных регионов. Среди прямоугольных жилищ Старо-Майнского городища выявлена постройка, которая должна быть отнесена к типу «больших домов», охарактеризованных выше в связи с германским этническим элементом в черняховской культуре. Ее размеры 22,9×4,4—4,6 м, пол был опущен в грунт на глубину 0,2—0,5 м. Двумя перегородками строение было разделено на три помещения, в каждом из которых имелся очаг. В полу жилища были вырыты хозяйственные ямы, имевшие деревянные крышки. Перекрытие постройки было двускатным 20

Вне жилищ на именьковских поселениях зафиксировано множество хозяйственных ям, среди которых есть ямы-кладовки грушевидной или цилиндро-конической формы. Стенки некоторых из них обмазывались глиной или обшивались деревом. На Старо-Майнском городище раскопками вскрыто свыше сотни таких ям, подразделяемых на несколько типов: 1) ямы-зерно¬хранилища; 2) ямы для хранения овошей; 3) погреба для хранения мясных и молочных продуктов или рыбы; 4) ямы для посуды и иной домашней утвари. Стенки зерновых ям обжигались при помощи соломы и облицовывались берестяной корой или досками. Сверху они перекрывались деревянными крышками, обмазанными глиной. Иногда над зерновыми ямами делались двускатые крыши.

Имеиьковские могильники — бескурганные кладбища, насчитывающие по несколько десятков захоронений 21. Все они совершались по довольно единообразному обряду: умерших сжигали на стороне; остатки кремации, собранные с погребального костра, ссыпали на дно могильной ямы или помещали в виде небольшой кучки. Среди остатков сожжения иногда встречаются отдельные вещи: украшения, принадлежности одежды, орудия труда (железные ножи, шилья, глиняные пряслица). В могильные ямы, кроме того, обычно ставились глиняные сосуды. Ямы были преимущественно овальными, размерами 60—100×50—80 см, дно их уплощено. Встречаются и подчетырехугольные ямы с чашевидными днищами.

Основная масса глиняной посуды именьковской культуры изготавливалась ручным способом. По характеру обработки поверхности сосудов выделяется две группы. Первую составляют сосуды с неровной бугристой поверхностью, ниогда со следами небрежного сглаживания, подмазки или зачистки. В глиняном тесте таких сосудов присутствует крупный шамот с песком. Вторую группу образуют сосуды с аккуратно обработанной поверхностью, иногда лощеной. Тесто их включает шамот н песок.

Преобладают горшковидные сосуды (рис. 115). Среди них наибольшее распространение имели горшки с округло-биконическим туловом и цилиндрическим или раструбообразным горлом. Встречаются также миски, небольшие баночные усеченно-конические сосудики и глиняные диски диаметром от 16 до 36 см с бортиками или без таковых. В подавляющем большинстве именьковская керамика не орнаментирована. Лишь изредка встречаются горшки, миски и диски с узором в виде насечек, пальцевых защипов или ямочных вдавлений.

Вещевая коллекция из именьковских памятников многообразна. Среди орудий труда, связанных с земледелием, имеются железные наральники, серпы, косы-горбуши, мотыжки, каменные жернова. Железные удила и подпружные костяные пряжки указывают на широкое использование лошади. Орудия рыболовства представлены железными крючками, каменными и глиняными грузилами. Довольно частыми находками являются железные ножи и узколезвийные проушные топоры. Имеются также железные долота, молотки, шарнирные клеши, зубило, струг, напильник и бронзовые пинцеты. Некоторые из этих находок безусловно происходят из провинциальноримских культур.

Рис 115. Глиняная посуда именьковской культуры. 1—8 — Рождествено (поселение и могильник); 9, 10 — Именьково (городище)

Рис 115. Глиняная посуда именьковской культуры. 1—8 — Рождествено (поселение и могильник); 9, 10 — Именьково (городище)

На Маклашеевском II городище и на селищах Рождественском IV и Кармалы изучены остатки сыродутных горнов 22. Металлографический анализ именьковских изделий показал, что значительная часть их изготовлена с применением стали. Именьковские кузнецы, очевидно, работали ие только на свою общину, но и на более широкую округу. На Щебетском I селище при раскопках обнаружен клад из более чем десятка новых железных топоров, очевидно, предназначенных для широкого распространения. Металлографические изыскания именьковских железных изделий показывают, что местные кузнецы обладали высокими техническими навыками в области получения стали путем цементации железных заготовок и термической обработки их, а также квалифицированно выполняли ковку и сварку. В период, предшествующий именьковской культуре, в Среднем Поволжье, а также в культурах этого региона, синхронных именьковской, ничего подобного не было известно.

О развитии бронзолитейного ремесла говорят находки на поселениях тиглей, льячек, литейных формочек, бронзовых шлаков и готовых изделий. На упомянутом Щербетском поселении исследованы остатки двух меднолитейных мастерских с очагами и находками тиглей. Вблизи открыт клад латунных слитков. Остатки бронзолитейного производства выявлены также на Новинковском V селище. Среди находок из цветных металлов на именьковских памятниках имеются височные кольца из тонкой проволоки; посоховодные булавки; треугольные подвески с орнаментацией, выполненной техникой чеканки; поясные пряжки, накладки и бляшки; пластинчатые сердцевидные привески; браслеты и шейные гривны.

Весьма распространенными находками являются глиняные пряслица усеченно-конической, цилиндрической или линзовидной формы. Из глины изготавливались также бусы. На памятниках именьковской культуры встречено несколько десятков миниатюрных фигурок, изготовленных из сырой глины и обожженных. Поверхность их заглажена В большинстве это скульптурные изображения домашних животных, главным образом лошадей, но есть и фигурки человека.

На ряде поселений встречены сасанидские монеты второй половины VI—VII вв. К импортным предметам принадлежат халцедоновые и сердоликовые бусы.

Основным оружием именьковского населения, по-видимому, был лук со стрелами. Наконечники стрел (железные и костяные разных типов) найдены на многих поселениях. Обнаружены также костяные заполированные пластины с нарезкой по краю — накладки сложных луков. Другим видом оружия были копья. На двух памятниках найдены обрывки кольчуг.

Ведущая роль в экономике именьковского населения принадлежала земледелию. Преобладающей культурой было просо. Широко распространены были также посевы пшеницы, полбы, ячменя, ржи, овса и гороха. Анализ остеологических материалов из раскопок поселений говорит о распространенности в домашнем хозяйстве лошадей, крупного н мелкого рогатого скота и свиней. Кости диких животных в коллекциях разных памятников составляли от 6,4 до 26,1 процента.

На первых этапах изучения именьковской культуры исследователями было высказано несколько догадок относительно ее происхождения и этнической атрибуции. Ее относили и к местным финнам, и к буртасам, и к уграм-мадьярам, и к пришлым из Приуралья и Западной Сибири тюркам. Дальнейшее пополнение источниковой базы показало, что ни одна из предложенных гипотез о происхождении именьковских древностей не подтверждается фактическими материалами. Собранные к настоящему времени данные показывают, что основа именьковской культуры формировалась на базе культур «полей погребений» Днепровского региона. Г.И. Матвеева указала на значительное сходство основных элементов рассматриваемой культуры с постзарубинецкими, пшеворскими и черняховскими. Заключение ее о формировании именьковской культуры в условиях миграции днепровского населения на среднюю Волгу представляется достаточно авторитетным 23.

Погребальный обряд, домостроительство и глиняная посуда явно свидетельствуют о западном происхождении носителей именьковской культуры. Исследователи этих древностей обнаруживают все новые и новые черты сходства с элементами черняховской культуры 24. В формировании именьковской культуры, помимо переселенцев из черняховско-пшеворского ареала, приняло участие и население, оставившее памятники славкинского и лбищенского типов. По всей вероятности, эти группы племен принадлежали к единому этносу, были родственны по языку.

Н.П. Салугина произвела технико-технологическке анализы глиняной посуды из городища Лбища и ряда памятников именьковской культуры 25. Устанавливается, что облик именьковского населения определяют уже сложившиеся культурные традиции, проявляемые как в сфере технологии гончарства, так и в ассортименте глиняной посуды. При этом обнаруживаются компоненты, принимавшие участие в формировании именьковской керамики. Их в основном два — постгородедкий, проявляющийся в сфере конструирования посуды лоскутным комковатым способом с использованием форммоделей, и лбищенско-зарубинецкий, которому свойственны традиции создания донно-емкостного, мелкого доэлементного спирально-жгутового начина и спирально-жгутового полого тела. К сожалению, сопоставительный анализ технологии именьковской глиняной посуды с соответствующими характеристиками пшеворской и черняховской керамики пока невозможен из-за неизученности последних.

Исходный регион миграции именьковского населения определить пока не удается. Можно только полагать, что вышли они из той части черняховской территории, где существенная роль принадлежала пшеворским и отчасти постзарубинецким культурным элементам. Этот регион почти не был затронут сарматским влиянием. Таким условиям отвечает Верхнее Поднестровье с прилегающими землями Волыни и Подолии.

Г.И. Матвеева, утверждая, что основным компонентом носителей именьковской культуры были племена, переселившиеся в Поволжье с запада на рубеже IV н V вв., предполагает их славянскую принадлежность 26. А.Х. Халиков пытался обосновать балтскую атрибуцию именьковцев 27.

В настоящее время этнос именьковского населения может быть определен анализом его последующей истории. Около рубежа VII и VIII вв. именьковская культура прекращает свое существование. Очевидно, значительные массы населения вынуждены были оставить средневолжские земли.

Именно в это время в левобережной части Среднего Поднепровья расселяется крупный массив нового населения с своей вполне сложившейся культурой — волынцевской. Ее носители рассеянно расселялись на обширной территории от средних течений Пела и Ворсклы на юге до Брянска на севере, заселенной племенами пеньковской и колочинской культур. Вольшцевская культура, впитав в себя некоторые местные элементы и пряняв в свой состав новых славянских переселенцев, постепенно трансформировалась в роменскую. Вполне очевидно, что носителями волынцевских древностей была одна из многих племенных группировок раннесредневекового славянства.

Сопоставление же всего комплекса элементов волынцевской культуры с именьковскими свидетельствует о значительном сходстве их, о родственности этих культур. И это может быть объяснено только тем, что волынцевское население Днепровского левобережья пришло из именьковского ареала Среднего Поволжья. Следовательно, ретроспективно носителей именьковской культуры нужно отнести к славянскому этносу 28.

Именьковское население в основной массе покинуло средневолжские земли, очевидно, под натиском тюркоязычных приазовских племен. Но безусловно какие-то группы именьковцев в отдельных местностях Поволжья сохранились, об этом свидетельствуют археологические данные — следы проживания потомков именьковского населения в раннеболгарское время зафиксированы, в частности, на реке Черемшан; надо полагать, что со временем они обнаружатся и в других местах. Неслучайно восточные источники последних столетий I тыс. н.э. волжских болгар обычно называют славянами.

Notes:

  1. Tejral J. Die donaulfindische Vanante der Drehscheibenkeramik mit emgegl&tteter Veraenmg in Mshren und ihre Beziehung zur Tschernjachowei Kultur // Vanik a poCatky slovanCi Sbomik pro studium slovanskyh staro2tnosti T VII Praha. 1972 S 77—139.
  2. Бариший Ф. Приск как извор за HajcrapHjy Hcropjy дужних словена // Зборник радова. Кн. XXI: Визакшнолошки институт, кн 1 Београд, 1958 С 53—59; Гиндин Л.А. К вопросу и характеру слави- эации Карпато-Балканского пространства (по лингвистическим и филолгическим данным) // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 64—86.
  3. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян…; Он же. Древние славяне на Дунае (Южный фланг) // Славянское языкознание. XI Международный съезд славистов, доклады российской делегации. М., 1993. С. 3—23.
  4. Гиндин Л.А. К вопросу к характеру славизации… С. 52—92: Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1 (I—V вв.). М., 1991 (см. комментарии к трудам авторов первой половины 1 тыс. н.э.).
  5. Сымонович Э.А. Черняховская культура и памятники киевского и колочянского типов // Советская археология. 1983. № 1. С. 91—102.
  6. Седов В.В. Восточные славяне в VI—ХIII вв. М, 1982. С. 41—45.
  7. Амброз А.К. фибулы юга Европейской части СССР. САИ Вып. Д1-30. М., 1966. С. 63, 71.
  8. Розенфельдг И.Г. Керамика дьяковской культу¬ры… С. 197.
  9. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. «Getica». М., 1960. С. 89.
  10. Седов В.В. Рязанско-Окские могильники // Со¬ветская археология. 1966. № 4. С.; Финио-угры и балты в эпоху средневековья. Археология СССР. М., 1987. С. 93—97.
  11. Смирнов А.П. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья МИА. П> 28. М., 1952. С. 141.
  12. Амброз А.К. Фибулы юга Европейской части.. Табл. 21,2; 23,2; 24,2,3; 25,3.
  13. Амброз А.К. Фибулы юга Европейской части. c. 76, 93. Табл. 26,2.
  14. Седов В.В. Из этнической истории населения средней полосы… С. 63.
  15. Старостин П.Н. Памятники именьковской культуры. САИ. Вып. Д1-32. М.. 1967.
  16. Агапов С.А., Пестрикова С.И., Салугина Н.П. Памятники славкинского типа в Куйбышевской обл. // Древние и средневековые культуры Поволжья. Куйбышев, 1981; Матвеева Г.И. Этнокультурные процессы в Среднем Поволжье в I тысячелетии н.э. // Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев, 1986. С. 160—162.
  17. Матвеева Г.И. Этнокультурные процессы в Среднем Поволжье… С. 160—162.
  18. Матвеева Г.И. Раскопки городища Лбище // Археологические открытия 1982 года. М., 1984. С 159, 160; Она же. Работы на городище Лбище // Археологические открытия 1983 года. М., 1985. С 162, 163; Она же. Работы Куйбышевского университета // Археологические открытия 1984 года. М., 1986. С. 141, 142.
  19. Матвеева Г.И. Жилые и хозяйственные постройки Старо-Майнского городища // Археологические исследования в Поволжье. Самара, 1993. С. 156—183.
  20. Богатов А.В. Большой дом Старо-Майнского городища // Археологические исследования в лесостепном Поволжье. Самара, 1991. С. 159—171.
  21. Старостин П.Н. Именьковские могильники // Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев. 1986. С. 90—104
  22. Семыкин Ю.Л. О металлургических горнах именьковской культуры // Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев, 1986. С. 131—136.
  23. Матвеева Г.И. О происхождении именьковской культуры // Древние и средневековые культуры Поволжья // Куйбышев, 1981. С. 52—73.
  24. Казаков Е.П. Новые материалы II—III четверти I тысячелетия новой эры // Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев, 1986. С. 124.
  25. Салугина Н.П. Технология изготовления керамики на городище Лбище (по результатам микроскопического анализа) // Культуры Восточной Европы I тысячелетия. Куйбышев, 1986. С. 105—117; Она же. Некоторые вопросы истории именьковских племен в свете данных технико-технологического анализа керамики // Проблемы изучения археологической керамики. Куйбышев, 1988. С 119—144.
  26. Матвеева Г.И. К вопросу об этнической принадлежности племен именьковской культуры // Славяне и их соседи. Место взаимных влияний в процессе общественного и культурного развития. Эпоха феодализма (Сборник тезисов). М., 1988. С. 11—13.
  27. Халиков А.Х. К вопросу об этносе иматьковасих племен И Памятники первобытной эпохи Волго- Камья. Казань, 1988. С. 119—126.
  28. Седов В.В. Очерки по археологии славян. М., 1994. С. 59—65.

В этот день:

Дни смерти
1994 Умер Игорь Николаевич Хлопин — отечественный археолог, доктор исторических наук, специалист по археологии Туркменистана.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014