Формозов А.А. К вопросу о происхождении андроновской культуры

К содержанию 39-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

В 1927 г. С. А. Теплоухов классифицировал погребения эпохи бронзы Южной Сибири и впервые выделил группу памятников «андроновской культуры» (вторая половина II тысячелетия до н. э.), а также группу более ранних памятников «афанасьевской культуры» (вторая половина III — начало II тысячелетия до н. э.) ¹ Афанасьевские погребения были исследованы им в Минусинской котловине, для характеристики же андроновской культуры, наряду с минусинским, уже тогда был привлечен материал из Казахстана. Указав на преемственность в типах керамики и могильных сооружений андроновской культуры от афанасьевской, С. А. Теплоухов высказал мысль о генетической связи культур, что было принято и другими исследователями.

Но за истекший с тех пор период были проведены исследования в Сибири, Казахстане, Средней Азии и на Урале, заставляющие вернуться к вопросу о происхождении андроновской культуры. Дело в том, что новые исследования не расширили территорию распространения афанасьевской культуры (если не считать Алтая, где мало документированный материал был известен и Теплоухову), но показали очень широкое распространение андроновских памятников. Андроновские могильники и стоянки открыты по всей территории Казахстана и доходят на Западе до р. Урала, до границ срубной культуры ². На севере андроновские памятники распространены до р. Исети, до района Шадринска-Ялуторовска, а андроновское влияние видно и на памятниках шигирской культуры и на стоянках р. Оби ³. В Средней Азии андроновские могилы раскопаны на Тянь-Шане ⁴ и известны по случайным находкам в Узбекистане, а поселения найдены в Киргизии ⁵ и Хорезме ⁶. На юге же андроновские влияния доходили до районов распространения культур крашеной керамики, о чем говорят находки керамики андроновского типа на стоянках под Ашхабадом и в Анау III ⁷.

Таким образом, андроновские памятники занимают весь Казахстан, значительную часть Средней Азии, Западной Сибири и Южного Урала, а афанасьевские — лишь восточный угол этой территории (см. карту, рис. 1).

При этом в Казахстане и Приуралье, где известны десятки андроновских памятников, не найдено ни одного афанасьевского погребения или хотя бы сосуда, но зато открыты поселения, несомненно, непосредственно предшествующие андроновским и в то же время не являющиеся афанасьевскими (о них ниже). Отдельные доандроновокие погребения, известные в Казахстане, также отличаются от афанасьевских и по обряду (преобладает трупосожжение) и по инвентарю ⁸. Повидимому, на запад от Алтая афанасьевская культура не распространялась. Естественно поэтому встает вопрос, только ли от афанасьевской культуры произошла андроновская и не имела ли она предшественников на Западе.

С. С. Черников сделал попытку найти подоснову андроновской культуры в Казахстане, в связи с чем им введено понятие о казахстанской доандроновской «тургайской культуре» ⁹. Под этим термином искусственно объединены весьма различные памятники огромной и разнообразной по природным условиям территории Казахстана. Признать существование единой культуры на таком громадном пространстве в эпоху энеолита невозможно. Против этого говорит и археологический материал.

В работах С. П. Толстова и Я. Г. Гулямова ¹⁰ высказана мысль о том, что андроновские поселения Хорезма являются результатом развития предшествовавшей им кельтеминарской культуры Приаралья. Такая постановка вопроса кажется нам более удачной, так как в качестве второго источника формирования андроновской культуры, помимо афанасьевского, здесь названа другая узко-локальная культура. Нам уже приходилось писать, что поздние кельтеминарские стоянки Казахстана говорят за эту точку зрения ¹¹.

Так или иначе последние исследования показали, что афанасьевская культура — менее широкое явление, чем андроновская, и что в западной части района распространения андроновской культуры есть памятники, синхронные афанасьевским, но отличающиеся от них. Связь этих памятников с андроновской культурой должна быть выяснена.

Вопрос о происхождении андроновской культуры требует пересмотра и после палеоантропологических исследований Г. Ф. Дебеца, пришедшего к выводу о различии черепов из афанасьевских и андроновских погребений ¹². На основании этого Г. Ф. Дебец говорит об отсутствии преемственной связи культур и о приходе андроновцев в Сибирь, вероятно, с запада. Хотя последние исследования в Минусинской котловине только подтверждают наличие переходных от афанасьевских к андроновским типов погребений и керамики ¹³, а ряд антропологов подчеркивает сходство афанасьевских и андроновских черепов ¹⁴, с наблюдениями Г. Ф. Дебеца нельзя не считаться.

В настоящей статье мы пытаемся разобрать вопрос о происхождении андроновской культуры в свете новых материалов. При этом мы не останавливаемся на характеристике афанасьевской культуры и ее связей с андроновской, отсылая читателя к работам С. В. Киселева и М. Н. Комаровой. Отметим лишь, что отсутствующие в раннем Афанасьеве кольцевые выкладки над могилами, срубы, плиты и накаты в могилах с течением времени появляются в афанасьевских погребениях, делая их все более близкими по типу к андроновским. В керамике также хорошо прослеживается переход от яйцевидных афанасьевских сосудов к баночным, бытующим позднее в андроновской культуре, где керамика сохраняет элементы афанасьевской орнаментации. Указав на эти доказательства генетической связи андроновской культуры с афанасьевской, рассмотрим доандроновские памятники, расположенные к западу от Алтая.

Наиболее известным из них является стоянка кельтеминарской культуры — Джанбас-кала № 4 в низовьях р. Аму-Дарьи, раскопанная С. П. Толстовым в 1940—1945 гг. ¹⁵ Кремневый инвентарь ее изготовлен из ножевидных пластин, характерны ножи с ретушью, формующей прямой или выемчатый рабочий край, вытянутые концевые скребки, вкладыши с притупленной спинкой, ассиметричные наконечники стрел с боковой выемкой, выделяющей черешок. Керамика — круглодонная с прямыми венчиками и гребенчатой, нарезной и прочерченной орнаментацией. По орнаменту сосуды делятся на две группы: одни сверху донизу покрыты гребенчатым елочным орнаментом, у других орнамент образует зону под венчиком, заполненную прочерченными параллельными прямыми или волнистыми линиями. Костные остатки со стоянки принадлежат рыбам и диким животным. Поселение на берегу озера — долговременное, жилище — из дерева и камыша со столбовой конструкцией.

С. П. Толстов отнес стоянку Джанбас-кала № 4 к неолиту, к IV тысячелетию до н. э. Эта дата представляется заниженной, так как в инвентаре стоянки есть ряд вещей, типичных для энеолитического времени. Наряду с наконечниками стрел на пластинках здесь представлены наконечники с двусторонней обработкой — листовидные с выемкой в основании 4 типа характерного для ямных, афанасьевских, энеолитических прибайкальских и т. п. памятников. Ассиметричные наконечники Джанбас-калы № 4 по форме сходны с наконечниками с боковой выемкой с двусторонней обработкой, встречающимися на энеолитических стоянках Нижнего Поволжья и Северного Предкавказья ¹⁶. Совершенно аналогичные кельтеминарским наконечники с боковой выемкой на ножевидных пластинах хорошо представлены на энеолитических стоянках Урала (Татарский бор, 1 и 2 Андреевские и др.) ¹⁷ Не менее важна находка в Джанбас-кале № 4 каменной колотушки с желобком для привязывания ¹⁸ вещи, известной в афанасьевской культуре и других палеометаллических памятниках. За повышение даты Джанбас-калы № 4 говорит и развитая керамика: плоскодонные блюда и сосуды с окрашенными стенками, подражающие керамике Анау. Поскольку древнейшая крашеная керамика Анау, по последним исследованиям, относится к концу IV—началу III тысячелетия до н. э., керамику, подражающую ей, следует датировать более поздним временем. Все это заставляет считать кельтеминарскую культуру энеолитической и относить ее наиболее древний памятник — Джанбас-калу № 4 самое раннее к первой половине III тысячелетия до н. э., а более поздние кельтеминарские стоянки синхронизировать с афанасьевской культурой.

Стоянки, близкие по характеру кремневого инвентаря и керамики к Джанбас-кале № 4, найдены, помимо Хорезма, в ряде пунктов Северного и Северо-Западного Приаралья и в бассейне рек Сагиза, Уила и Эмбы ¹⁹. Инвентарь стоянок: пластины с краевой ретушью, иногда с выемчатым краем, пластинки с притупленной спинкой, концевые скребки, режущие острия и проколки на пластинках, резцы на углу сломанной пластинки, трапеции, массивные скребковидные пластины, конические нуклеусы и т. п. Наконечники стрел большей частью с двухсторонней обработкой, листовидные с выемкой в основании, но встречаются и наконечники, сделанные на пластинах, асимметричные с боковой выемкой и подтреугольные (рис. 2). Керамика представлена полуяйцевидными сосудами, покрытыми гребенчатым и нарезным елочным орнаментом, оттисками качалки или имеющими под венчиком зону, заполненную прочерченными прямыми и волнистыми линиями (рис. 3).

Не все стоянки сходны по инвентарю. Поселения близ рек и озер дают много материала, в том числе легкие тонкие стрелы на пластинках, стоянки же в пустыне, вдали от воды, дают мало находок, среди которых нередки массивные кварцитовые дротики. Первые поселения, очевидно, долговременные, в основном рыболовческие, а мелкие стрелы предназначены для охоты на водоплавающую птицу. Вторые — кратковременные стоянки охотников с дротиками, часто переходивших с места на место за стадами джайранов, джегитаев и сайгаков. Воду в пустыне добывали, очевидно, выкапывая колодцы (на глубине около 2 м можно дойти до грунтовых вод).

Выделяется и третий тип кельтеминарских поселений. Для него характерна очень большая стоянка в пустыне близ современных колодцев у ст. Саксаульской, давшая, в отличие от других пустынных стоянок, обильный подъемный материал и выходы насыщенного культурного слоя. Находка костей домашней овцы и коровы (наряду с костями джегитая) говорит о переходе к скотоводству, обеспечившему оседлость и вдали от рек. Кости овцы известны и с другой стоянки в пустыне — Агиспе, по материалу более близкой к Джанбас-кале № 4, чем к Саксаульской. Материал из Саксаульской сходен с описанным выше, но керамика имеет ряд поздних признаков. Это — плоскодонность сосудов, имеющих развившуюся из полуяйцевидной баночную форму, и веревочный орнамент в виде горизонтальной лесенки, известный в позднем Триполье (Городск) ²⁰ и в полтавкинской культуре, характерный для начала II тысячелетия до н. э. Ряд орнаментов керамики обнаруживает близкое сходство с андроновскими; так, заштрихованные зоны переходят в заштрихованные ромбы андроновского типа. Интересен представленный на стоянках Саксаульская, Аккум-сагиз и Сага орнамент из нарезных треугольников, спускающихся от венчика вершинами вниз и заполненных ямками. Он напоминает орнамент баночных андроновских сосудов из Батеней, Степняка, Ближних Елбан и т. д. ²¹

Итак, на позднем этапе кельтеминарской культуры появляются скотоводство, прочная оседлость, плоскодонная баночная керамика, сохранившая елочный орнамент и украшенная упростившимся до заштрихованных ромбов зональным орнаментом, и т. д. О развитии металлургии в это время говорит находка на стоянке Сага в бассейне р. Уила четырехгранного шильца, характерной для эпохи ранней бронзы формы. Таким образом, энеолитическая кельтеминарская культура, распространенная в Приаралье и восточной части бассейна Каспийского моря, к началу II тысячелетия до н. э. достигла уровня развития афанасьевской культуры и так же, как эта последняя, обнаруживает ряд переходных к андроновской культуре черт.

Переходим на север территории распространения андроновской культуры. На Южном Урале раскопан лишь один доандроновский памятник — стоянка Кысы-куль близ Миаса, исследованная К. В. Сальниковым в 1937 г. ²² Дата стоянки — начало II тысячелетия до н. э., установленная по находке медного ланцетовидного ножа, не возбуждает сомнений. По материалу поселение отличается от стоянок кельтеминарской культуры. Здесь основным полуфабрикатом для орудий служили не пластины, а отщепы. По данным отчета К. В. Сальникова, пластин найдено 19, отщепов — 185. Из пластин делали подтреугольные наконечники стрел с пильчатой краевой ретушью и концевые скребки, но большая часть скребков — на отщепах округлых очертаний. Интересна группа орудий с двусторонней обработкой, сделанных из галек, называемых К. В. Сальниковым «рубильцами». Керамика представлена как полуяйцевидными, так и более профилированными сосудами с отогнутыми шейками. В глине — примесь талька, характерная для Приуралья, не известная в кельтеминарской керамике, имеющей примесь дресвы и раковин. Орнамент керамики Кысы-куля отличается от кельтеминарского широким применением ямочных вдавлений и гребенчатых штампов в ущерб нарезным и прочерченным линиям. По отчету К. В. Сальникова, гребенчатого орнамента — 80%, ямочного — 12% , резного — 6 %. Среди гребенчатых встречаются елочные орнаменты и совсем не известные в Приаралье пояса гусеничных отпечатков. Ямки обычно располагаются поясом по венчику. Ряд орнаментов приближается к андроновским, это — ромбы и заштрихованные треугольники. Из других находок интересна зернотерка. Поселение в основном рыболовческое (много грузил), долговременное, жилище — полуземляночное со столбовой конструкцией. Таким образом, по типу жилища и керамике стоянка Кысы-куль приближается к андроновским памятникам. В то же время по материалу эта стоянка не афанасьевская и не кельтеминарская.

Близкие к ней по материалу памятники известны в Северном Казахстане: в бассейне р. Тобола и в районе Орска в бассейне р. Урала. Это кустанайские стоянки: Терсек-карагай, Ак-суат, Светлый Джар-куль, Кайран-коль и др. ²³, стоянка близ Актюбинска на р. Джаман-каргале ²⁴ и Орские стоянки у Таналыка и Джаилгана ²⁵. Все они характеризуются применением орудий и на пластинах и на отщепах. Из первых делались подтреугольные наконечники стрел с пильчатой ретушью (тип редкий на кельте¬минарских стоянках), вкладыши с притупленной спинкой и концевые скребки. Из вторых — большая часть скребков и остроконечники. Скребки на отщепах — двух типов: округлые и концевые подтреугольные, довольно массивные. Остроконечники, представленные и в Кысы-куле, с двусторонней обработкой, а чаще с краевой ретушью, имеют режущие функции. Встречаются «рубильца» — пиковидные орудия с двусторонней обработкой и сработанным при рубящих ударах рабочим краем. Наконечники стрел с двусторонней обработкой — листовидные с выемкой в основании, отличаются от кельтеминарских большей вытянутостью (рис. 4).

Керамика стоянок плохо сохранилась, но по орнаменту близка к Кысы-кульской (рис. 4). Обычны ямочные пояса под венчиком, орнамент из отпечатков гусеничного штампа и гребенчатых зигзагов. В некоторых стоянках в тесто сосудов примешивался тальк. Ряд орнаментов прибли-жается к андроновским; это — заштрихованные треугольники (Терсек-карагай, Кайран-коль, Коль, Затобольская и Садчиковская II стоянки в Кустанайской области) и меандроиды (Терсек-карагай). Интересно также распространение наконечников стрел с двусторонней обработкой с намечающимся черешком — прототипа андроповских наконечников (стоянки Таналык Б, Светлый Джар-куль, Терсек-карагай). По сходству материала стоянок с Кысы-кулем и наличию в них андроновских элементов большинство стоянок надо, повидимому, датировать началом II тысячелетия дон. э.

Поселения можно разделить на две группы. Первые — приозерные и приречные, в основном рыболовческие, характеризуются микролитичностью инвентаря, легкими пластинчатыми наконечниками стрел для охоты на водоплавающую птицу. Вторые, приуроченные к нынешним островным лесам, оставлены охотниками на марала, косулю, кабана. Такова стоянка Терсекчкарагай, расположенная в сосновом лесу на ручье, вдали от озер, давшая множество находок наконечников стрел и дротиков с двусторонней обработкой, массивные скребки, пики и т. д. Возможность существования здесь лесов во II тысячелетии до н. э. доказывают как анализы пыльцы из кустанайских торфяников, показавшие преобладание в это время сосны, так и срубы в Челябинских андроновских погребениях, кости бобра в Алексеевской стоянке и т. д. Повидимому, обитатели южно-уральских стоянок типа Кысы-куля жили в лесостепных условиях, а не в степных и полупустынных, как кельтеминарцы.

Находка в Терсек-карагае (вместе с костями марала) костей коровы и лошади говорит о переходе от охоты к скотоводству. Кости домашней лошади найдены и на Затобольской стоянке под Кустанаем, кости овцы и коровы — в Светлом Джар-куле. Итак, в Южном Приуралье намечается другая предандроновская культура, к началу II тысячелетия до н. э. переходящая к скотоводству и, возможно, к земледелию (зернотерка в Кысы-куле). Здесь складывается полуземляночный тип жилища, характерный для андроновских стоянок Алексеевской, Садчиковской, Замараевской, появляются близкие к андроновским орнаменты на керамике, имеющей, как и андроновская, примесь талька. Находки металла известны не только в Кысы-куле, но и в кустанайских стоянках. В Кара-тамаре найдено медное шильце, в Затобольской — медная проволока, в стоянке Коль — секторовидная пластинка и проволока.

К сожалению, мы не имеем даже столь отрывочных данных об энеолитических стоянках Восточного Казахстана, где находки кремня малочисленны и обычно не сопровождаются керамикой, так как последняя почти не сохраняется на солончаках. Большой материал имеется только из-под Семипалатинска и со стоянок Зайсанского района Семипалатинской области (по Белому Иртышу), но на этих дюнных стоянках обычно смешаны вещи разного времени, что заставляет оперировать с ними с осторожностью. К тому же собиратели почти не разделяли коллекций по месту находки ²⁶. Тем не менее, просмотр вещей убеждает в отличии их как от афанасьевских, так и от южно-уральских. Особенно характерна серия более чем из 100 мелких наконечников стрел с двусторонней обработкой. Преобладают наконечники в виде правильных почти равносторонних треугольников с легкой выемкой в основании и листовидные короткие наконечники с очень широкими основаниями с выемками. Таких коротких наконечников с самой широкой частью в основании нет ни на севере, ни на западе Казахстана. Нередки также вытянутые листовидные наконечники с округлым основанием, приближающиеся к афанасьевским (рис. 5). Среди другого кремневого инвентаря, принадлежность которого к энеолиту не может быть доказана, преобладают вкладыши на пластинках, округлые скребки на отщепах и не представленные нигде на западе скребла с крутым рабочим краем. Г. П. Сосновский относил их к палеолиту ²⁷, но они найдены вместе с энеолитическими стрелами и не отличаются от них по материалу. Долгое же бытование скребел палеолитического облика в Сибири засвидетельствовано рядом находок их в исаковских погребениях Прибайкалья и находкой скребла в слое с андроновской керамикой под Каркаралинском ²⁸.

Керамика Семипалатинских стоянок интересна для нас по наличию ряда своеобразных орнаментов, помимо обычных гребенчатых и нарезных зигзагов (рис. 5). Во-первых, ряд сосудов был сплошь покрыт от венчика до плоского дна поясами гребенчатых отпечатков, причем зубцы штампа были иногда не квадратными, а треугольными в сечении. Во-вторых, очень распространен был орнамент в виде желобков с углублениями внутри, нанесенный путем прочерчивания палочкой с нажимом через определенные промежутки. Это, так же как и находка ряда черепков с «псевдотекстильной» поверхностью, обработанной лопаточкой, сближает семипалатинскую керамику с керамикой той «провинции», которую А. П. Окладников намечает для энеолита Восточного Приуралья и Западной Сибири ²⁹.

Отметим также несколько раз встречавшийся на керамике с Семипалатинских стоянок орнамент в виде нарезных вертикальных зигзагов, поля между которыми через одно заполнены ямками. Керамики с орнаментом из округлых, вытянутых и подквадратных ямочных вдавлений довольно много. Итак, несмотря на плохую документацию коллекций семипалатинских стоянок, мы видим, что они образуют особую группу, тяготеющую к сибирскому кругу культур, с своеобразным кремневым инвентарем и керамикой.

Таким образом, мы приходим к выводу, что в энеолите на территории распространения андроновской культуры существовала не одна афанасьевская культура и не единая всеказахстанская «тургайская», а ряд культур. Мы можем сказать, что афанасьевская культура не заходила далеко на территорию Казахстана, где намечаются три группы энеолитических стоянок: семипалатинская, южно-уральская и приаральская — (кельтеминарская культура). Дальнейший сбор материала для Восточного Казахстана и Средней Азии, вероятно, позволит наметить границы еще нескольких предандроновских культур. Анализ материала доандроновских стоянок привел нас к выводу, что можно говорить об элементах перехода к андроновской культуре для кельтеминарской и южно-уральской культур. При этом мы не отрицаем и генетической связи андроновской и афанасьевской культур, а видим в Афанасьеве лишь один из источников для формирования андроновской культуры.

Какие же причины привели к сложению из ряда локальных культур единства на большой территории в андроновскую эпоху? Нам кажется, что надо различать две стороны этого явления. С одной стороны, несомненно, сложению андроновского единства способствовали переход от охоты и рыболовства к скотоводству и земледелию и появление металла.

Культуры племен энеолита отличались друг от друга, в частности, в силу различия природных условий и занятий населения. Охота на крупных млекопитающих пустыни, рыболовство на озерах в сочетании с охотой на водоплавающую птицу, охота в островных сосновых лесах и т. д. вызывали в каждом случае появление специфического охотничьего инвентаря, сложение особой традиции в производстве его. Распространение повсюду скотоводства и земледелия сделало ненужной эту специализацию. Одинаковый образ жизни вызвал одинаковость типов жилищ и в связи с этим типов сосудов, создал общность земледельческой идеологии и в связи с этим магической орнаментации посуды. Однотипные металлические орудия сменили разнохарактерный кремневый инвентарь.

С другой стороны, сложению из культур энеолита андроновского единства способствовали ничем не затрудненные в степной полосе широкие культурные связи на территории сложения андроновской культуры с сопредельными районами. В результате связей с племенами юга и юго- запада — носителями культуры крашеной керамики — по степи распространяются домашние животные и пшеница. Связь с этими культурами подчеркивает наличие крашеной керамики в Джанбас-кале № 4 и даже одного сосуда с росписью в афанасьевском погребении у с. Тесь ³⁰. Связь с Уралом проявляется в распространении в казахстанских пустынных стоянках орудий из камней, несомненно, уральского происхождения, на что указывал еще А. А. Спицын ³¹. Связь с западом отмечалась уже при сравнении орнаментов керамики Саксаульской с городскими и полтавкинскими. Доказывает ее и распространение «кинжальчиков катакомбного типа», известных из Чимбайлыкского клада в Киргизии, из Лугумбека в Фергане ³², с дюн под Семипалатинском ³³, из афанасьевских погребений (Тесь.). Распространены на востоке и утюжки-гладилки типа катакомбных со стоянок Приднепровья (Собачки и др.) — каменные изделия непонятного назначения с углубленным геометрическим орнаментом (рис. 6). На Джаман-каргалинской стоянке под Актюбинском найдено два утюжка и обломки трех других ³⁴, обломок утюжка найден в Терсек-карагае ³⁵, один утюжок — на стоянке Светлый Джаркуль ³⁶ и один — на Калбинском хребте ³⁷. Нельзя забыть и о распространении далеко на восток выпрямителей фатьяновско-катакомбного типа, известных в случайных находках под Челябинском и в Минусинской котловине.

Выпрямитель близкого типа найден на кельтеминарской стоянке Ак-кум-сагиз. Давно указывалось также на общность афанасьевских курильниц с ямно-катакомбными. Связь с востоком, с энеолитом Прибайкалья, видна по находке в афанасьевском погребении кинжаловидной привески байкальского типа. Таким образом, через территорию формирования андроновской культуры шли в Сибирь те культурные влияния Причерноморья и Средней Азии, о которых предполагал еще В. А. Городцов ³⁸ и которым большое значение придает С. П. Толстов ³⁹.

Культурные связи захватили, конечно, не только окраины интересующей нас области. Взаимодействие шло и внутри нее, о чем свидетельствует быстрое распространение по всей степной полосе скотоводства и земледелия, насколько можно судить, одновременно появившихся в Казахстане, Приуралье и Западной Сибири. Наиболее широкие связи, каких не могло возникнуть в неолите, вызвала металлургия, особенно бронзы, базировавшаяся на алтайском олове. Обмен между металлургами, добывавшими олово на Алтае, и металлургами Казахстана, Средней Азии и Западной Сибири носил, судя по археологическим данным, самый широкий характер ⁴⁰. При всех этих связях происходило не простое перемещение вещей, но вероятно, и передвижение групп населения, вытеснение одних племен другими, скрещения, одним словом, сложная картина племенных взаимоотношений раннескотоводческого общества. За счет этого взаимодействия племен следует, повидимому, отнести изменение антропологического типа жителей Минусинской котловины в андроновскую эпоху. Широкое взаимодействие культур большой территории и, несомненно, разных антропологических типов вызвало сложение не только единой материальной культуры, но и нового антропологического типа ⁴¹.

Основным, на чем базировалось это скрещение, были, повторяем, металлургия, скотоводство и земледелие в условиях степной и лесостепной полосы Северной Азии. Поэтому лесные «неолитические племена» Восточного Приуралья и Прибайкалья, продолжавшие заниматься охотой и рыболовством, и земледельцы предгорий — культуры Анау, не приняли участия в сложении андроновской общности. Впоследствии андроновская культура распространяет свое влияние на север в область охотничье-рыболовческих племен. Почему же, могут спросить, в андроновскую область не вошли степи Причерноморья, где мы видим в начале II тысячелетия тоже скотоводство, земледелие и металлургию? На это следует ответить, что здесь возникла близкая по облику к андроновской скотоводческо-земледельческая срубная культура, но в сложении ее играли важную роль связь с Кавказом, наличие путей по Волге и Днепру, другая конкретно-историческая обстановка.

Мы не считаем, что решили вопрос о происхождении андроновской культуры. С нашим скудным, притом в значительной части подъемным материалом его и трудно было решить. Наша задача — поставить этот вопрос по-новому в свете новых материалов.

В заключение стоит сказать, что наличие общности в андроновскую эпоху на большой территории не исключает возможность выделить локальные варианты Андронова — подлинные культуры отдельных племен. Это тема специальной работы, требующей детального анализа всех андроновских могил. Пока же укажем хотя бы на типичность для челябинских погребений прямоугольных блюд, нигде более не встреченных, широкое распространение трупосожжений в андроновских погребениях Киргизии и юго-востока Казахстана, на типичные лишь для Минусинской котловины каменные стелы, на присутствие лишь на севере и западе культуры горшков с уступчиком и т. д. «Культурами» следует называть именно эти локальные варианты. Термин же «андроновская культура», в который мы не вкладываем того же конкретного содержания, как в понятие о подлинно племенных культурах бронзового века лесной полосы Восточной Европы, должен быть заменен. Пользуясь им здесь условно и по традиции, мы предлагаем в дальнейшем говорить об андроновской «культурной области», как это уже было предложено в литературе ⁴².