К оглавлению книги С.А. Токарева «Этнография народов СССР»
Сделаем несколько заключительных замечаний относительно палеоазиатской группы народов.
Конечно, языковые группировки не совпадают с распределением народов по культурному или хозяйственному признаку. Однако очень знаменательно, что те народы, которые по языку не входят ни в тунгусскую, ни в тюркскую, ни в монгольскую, ни в угро-финскую языковые группы и стоят в этом отношении особняком, обнаруживают в своей культуре наибольшее количество архаических черт, свойственных неолитической стадии, которую можно условно назвать палеоазиатской культурной стадией. Этим оправдывается термин «палеоазиаты» и в лингвистическом и в культурно-историческом смысле.
Остается, видимо, вполне правильным тот взгляд, высказанный еще Шренком, что палеоазиатские народы представляют собой наиболее сохранившийся остаток одной из древнейших стадий культурного развития всей Сибири. Этот взгляд широко развит и обоснован советскими исследователями В. Г. Богоразом, А. М. Золотаревым, Г. М. Василевич и др. У палеоазиатских народов обнаруживаются наиболее заметные переживания неолитической культурной стадии, хотя отдельные элементы этих традиций прослеживаются, как мы уже видели, в культуре и других народов Сибири.
Однако, представляя собой потомков древнейшего населения Северной Азии, палеоазиаты отнюдь не могут рассматриваться как единое этническое целое. Напротив, этногонические процессы в разных частях Сибири шли, как мы уже видели, по-разному. Проблема происхождения палеоазиатов распадается поэтому на целый ряд совершенно различных вопросов, касающихся отдельных народов. Исследование этих вопросов еще далеко не закончено.
Специально по вопросу о происхождении северо-восточной группы палеоазиатских народов в последнее время советскими учеными сделано многое, хотя проблема остается все еще не до конца исследованной.
Не подлежит сомнению, что описанная группа народов — потомки древнейшего населения Северо-восточной Азии, которое появилось там в раннем неолите (возможно даже и раньше), в процессе постепенного расселения вдоль морского побережья. В ту эпоху человек впервые проник и в Америку. До сих пор сохранилось очень много общих черт в антропологическом типе и в языках между северо-восточными палеоазиатами, эскимосами и индейцами Северо-Западной Америки.
Была выдвинута даже теория (Иохельсон, 1900-е гг.), будто северо-восточные палеоазиаты — потомки «обратных переселенцев» из Америки. Их называли иногда «американоидными» народами. Но эта теория противоречит фактическим данным и никем не принята.
Советскими учеными опровергнута и теория «эскимосского клина» — того же Иохельсона. По этой теории, эскимосы и алеуты представляют собой позднейшую волну переселения, которая якобы врезалась клином между народами Северо-восточной Азии и Северо-западной Америки (они составляли прежде будто бы одно целое по антропологическому типу, языку и культуре) и отделила их друг от друга. Факты, однако, показывают (Дебец), что эскимосский антропологический тип не стоит обособленно среди типов соседних народов, что он скорее составляет переходную форму между азиатскими и американскими типами. Языковые отношения в этом смысле еще недостаточно изучены. По хозяйственно-культурному же облику эскимосы ничем не отличаются от приморских чукчей.
Наиболее правдоподобно мнение, что эскимосы расселились по северному побережью Америки сравнительно поздно. Основной очаг формирования их культуры — Берингов пролив, где найдены древнейшие археологические памятники (Уэлено-оквикская, Древне-Берингоморская, Пунукская культуры). Постепенно распространяясь на восток, эскимосы дошли до Гренландии лишь около 1000 года н. э. Происхождение алеутов — менее ясный вопрос. Это, видимо, смешанное население, но как, когда, с какой стороны оно проникло на Алеутские острова, где сложилась своебразная культура алеутов, —остается невыясненным. Возможно, что и антропологические особенности их развились, подобно культурному типу, уже на месте, на островах, в условиях относительной изолированности.
Наконец, ительмены, коряки и чукчи составляют одну группу, имеющую, несомненно, общее происхождение. Ительмены сохранили до XVIII в., когда с ними познакомились русские, наиболее архаический уклад хозяйства и быта. Предки же коряков и чукчей, отделившись от предков ительменов и постепенно расселившись на Север, перешли к охоте на дикого оленя и к кочевому образу жизни. Исследованиями И. С. Вдовина, Б. О. Долгих, М. Г. Левина устанавливается, что вплоть до XVII в. господствующим занятием чукчей и коряков (как и юкагиров) была охота на дикого оленя; у них были и домашние олени, но в небольшом количестве, видимо, только ездовые. В середине XVII в., когда на Чукотку пришли русские, чукчи занимали сравнительно ограниченную область тундры от Чаунской губы до Анадыря. Коряки кочевали южнее. Побережье Чукотского полуострова было заселено почти сплошь эскимосами. Но постоянные сношения эскимосов с чукчами, обмен, взаимные браки привели к тому, что селения береговых эскимосов мало-помалу очукотились: так и образовалась теперешняя группа береговых чукчей. Чисто эскимосских селений осталось немного. Крупнотабунное оленеводческое хозяйство чукчей и коряков тоже развилось, видимо, лишь после прихода русских. Оленеводческое хозяйство позволило чукчам занять гораздо более обширную область, и они в течение XVIII—XIX вв. расселились необычайно широко, воспользовавшись ослаблением и вымиранием юкагиров, от Чукотского носа на востоке до нижней Колымы на западе.
Таким образом, теперешние этнические отношения на крайнем северо-востоке Сибири сложились лишь в сравнительно недавнее время, в течение XVIII—XIX веков.