Членова Н.Л. Основы хронологии андроновских памятников федоровского типа

Членова Н.Л. Основы хронологии андроновских памятников федоровского типа // Бронзовый век степной полосы Урало-Иртышского междуречья. Челябинск: ЧелГУ, 1983. С. 22-34.

Работами Э. А. Федоровой-Давыдовой, С. В. Зотовой, В. С. Стоколоса, Г. Б. Здановича, Т. М. Потемкиной [1; 2; 3; 4; 5, с. 20—21, 23—24; 6; 7, с. 13, 17] и других археологов доказана несостоятельность схемы К. В. Сальникова, подразделявшего андроновскую культуру на три последовательных стадии: федоровскую (XVIII—XVI вв. до н. э.), алакульскую (XV— XII вв. до н. э.) и замараевскую (XII — начало VIII в. до н. э.) [8, 9, 10]. Перечисленные археологи доказали, что федоровские и алакульские памятники представляют собой не последовательные этапы, а различные типы андроновской культуры (или культурно-исторической общности), распространенные в основном на разных территориях. Лишь в Южном Зауралье, Центральном Казахстане и некоторых других районах распространены как федоровские, так и алакульские памятники и хронологические их отношения могут быть различны: либо они синхронны, либо федоровская керамика перекрывает алакульскую, либо, наконец, алакульская керамика перекрывает федоровскую.

Этими работами по относительной хронологии андроновских памятников подготовлена почва для создания абсолютной их хронологии. Если федоровские и алакульские памятники представляют собой не этапы, а самостоятельные типы памятников, то каждый из этих типов должен датироваться независимо от другого.

Поскольку радиоуглеродные даты лаборатории ЛОИА для федоровских памятников Минусинской котловины дают колоссальный разброс — от III тыс. до н. э. до V в. до н. э. ¹ — и резко противоречат археологическим датам, желательно ими не пользоваться вообще. Известны, кроме того, еще три даты — две для могильника Туктубаево в Южном Зауралье (1230±70 и 1070 ± ±60) [11, с. 163] и одна — для могильника Предгорное в Восточном Казахстане (810 г. до н. э.) [12, с. 19; 13; с. 258].

Поэтому датировать памятники федоровского типа следует с помощью стратиграфии, планиграфии и цепочки датированных аналогий, последнее звено которых связывает их с письменными источниками. Так как андроновская культура — бесписьменная, то особое значение для датировки имеют отношения между федоровскими и тагарскими памятниками (тагарские находки имеют точнейшие аналогии в скифских категориях вещей, скифские же памятники датируются посредством ассирийских, урартских и греческих импортных вещей), а также между федоровскими, карасукскими и ирменскими (датированными посредством китайских, предскифских и западноевропейских вещей).

1. Стратиграфия и планиграфия

Известно 10 случаев тесной связи андроновско-федоровских памятников с памятниками более поздних эпох.

1. Поселение Объюл на р. Объюл в системе Чулыма, граница Красноярского края и Кемеровской обл., где андроновский слой перекрыт тагарским VI—V вв. до н. э. [14, с. 15—16].

2. Поселение Клепиково на р. Курья, притоке Оби, Усть-Пристанский р-н Алтайского края (рис. 1), где андроновский слой перекрыт стериальной прослойкой намытого песка мощностью от 50 до 180 см, а выше идет бийский слой V—III вв. до н. э. [15, с. 16—17].

3. В одном случае андроновский памятник, видимо, перекрыт тагарским памятником VII или VII—VI вв. до н. э. Курганный могильник Пичугино на р. Урюпе, притоке Чулыма, раскопки А. И. Мартынова 1957 г.: из одних и тех же курганов происходят как андроновская керамика, так и тагарская VII—VI вв. до н. э. и тагарские вещи [16, с. 236, 237]. Качество раскопок было низким, и факт перекрывания андроновских могил тагарскими не зафиксирован автором раскопок. А. И. Мартыновым [17, с. 277—278].

4. В одном случае федоровские могилы окружены тагарскими VII в. до н. э. Улус Орак-Красная гора, раскопки Г. П. Сосновского. На плане этого могильника, опубликованном М. Н. Комаровой, видно, что андроновские и карасукские курганы окружены тагарскими [18, с. 59]. Дата тагарских курганов определяется материалом кургана «Л» в этом могильнике, содержавшем архаический тагарский нож с валиком VII в. до н. э. [19, с. 174, табл. 37, 8].

5. В одном случае федоровское погребение синхронно карасукским VIII—VII вв. до н. э. Улус Орак, Красная гора. Три карасукские детские оградки (№№ 41—43) пристроены к андроновской ограде «А». В ограде 43 карасукский ящик перестроен из андроновской цисты [18, с. 46—54].

Карасукские детские оградки датируются позже основной андроновской, но не намного: пристройка дополнительных оград к основной возможна лишь тогда, когда эта основная ограда еще не задернована и видна на поверхности [20, с. 35].

6. Улус Орак — Красная гора. Карасукские оградки №№ 41—43 и оградка «Е» находятся в центре могильника и
окружены андроновскими оградками №№ 14, 20, 24, 25, 26, 27, 28 и «В», построенными явно позже карасукских [18, с. 59].

Дата карасукского могильника у Красной горы — VIII—VII вв. до н. э. — определяется ирменскими чертами в орнаментации керамики [20, с. 56, 63] и подтверждается планиграфией могильника (он окружен тагарскими курганами VII в. до н. э.).

В трех случаях федоровские памятники перекрыты ирменскими VIII—VII вв. до н. э.

7. Ирмень I. Нижний, андроновско-федоровский слой поселения перекрыт ирменским [21, с. 32—34, рис. 9].

8. Корчажка V, поселение на оз. Иткуль, Красноярский край, правый берег Оби, раскопки Б. X. Кадикова. Слой с андроновской керамикой перекрыт слоем с керамикой типа еловской и ирменской (по данным Б. X. Кадикова).

9. Могильник Змеевка, Алтайский край, речка Каменка, левый приток Катуни, раскопки С. М. Сергеева. В курганах 1, 2 и 3 были детские андроновские погребения, причем в кургане 1 — только детские андроновские, а в кургане 3, кроме того, впускные сросткинские. В кургане 2 наряду с детскими андроновскими погребениями III и IV обнаружено погребение молодой женщины с сосудами и вещами ирменской культуры. Судя по этим данным, памятник был первоначально детским андроновским кладбищем, ирменское погребение сооружено либо синхронно, либо позже [22, с. 76—78, рис. 2, 3].

10. Могильник Кытманово, Алтайский край, р. Чарыш, раскопки А. П. Уманского. Единственная ирменская могила 17 окружена андроновскими [23, рис. 5б, с, 38].

Судя по тому, что ирменские памятники в трех случаях датируются более ранним временем, чем федоровские, а в одном случае более поздним, ирменские и андроновские памятники в Западной Сибири (Барабинская степь, Северный Алтай) близки по времени или синхронны (о чем свидетельствует и погребение 2 в кургане 21 могильника Преображенка-3, см. ниже).

II. Сходство андроновских и тагарских погребальных сооружений

Известно 2 случая, когда андроновское сооружение — ящик-циста — было воспроизведено в тагарских курганах: курганы 5 и 6 в могильнике Ужур (Красноярский край). У цисты в кургане 5 боковые стенки были сложены из плит, положенных плашмя друг на друга (как обычно в андроновских могилах), а стенки могилы в головах и ногах были из плит, врытых на ребро. У цисты в кургане 6 все стенки были из плит, положенных плашмя, но в отличие от андроновских, циста была сложена довольно небрежно. Цисты в курганах 5 и 6 содержали обычную тагарскую керамику, а циста кургана 6 — еще и тагарский кинжал VII в. до н. э. [24, л. 21—23, 28, 30—32; 25, с. 226, рис. 8]. В том же Ужурском могильнике имеется и целая группа андроновских курганов, содержащих цисты и андроновскую керамику. В кургане 40 Ужурского могильника в цисте найден фрагмент карасукского сосуда. Существование в Ужурском могильнике андроновских, карасукских и тагарских цист свидетельствует о небольшой хронологической разнице между ними: карасукское и тагарское население не могло бы воспроизвести это сложное сооружение, чуждое карасукской и тагарской культурам, если бы не было с ним знакомо по андроновским могилам.

III. Сходство андроновской и татарской керамики

Мне приходилось неоднократно писать об этом сходстве в связи с вопросом о происхождении тагарской культуры, которое позволяет судить и об относительной дате андроновской культуры. Среди андроновских, федоровских, сосудов очень много таких, которые опоясаны несколькими широкими желобками по шейке и тулову и, кроме того, еще украшены гребенчатым орнаментом, образующим елочку, треугольники, меандровые фигуры. Наряду с сосудами с такой богатой орнаментацией есть и андроновские сосуды, орнаментированные более бедно, только одними желобками. Последние известны на всей территории распространения андроновской культуры [26, с. 161, рис. 1,2; 27; табл. XLVII, 11]. Сосуды эти бывают разного цвета — и светлые, и черные, часто лощеные. Форма их также различна, но чаще всего это банки (рис. 2,2—11). Такие андроновские банки, черного цвета, лощеные, с орнаментом из нескольких широких желобков по верхней части сосуда, почти неотличимы от самых типичных тагарских сосудов VII—VI вв. до н. э. Отличаются они лишь по венчику: у тагарских сосудов край венчика обычно скошен наружу и скруглен. Обеднение орнаментации керамики при переходе от бронзового к железному веку — общее явление, свойственное многим культурам на самых разных территориях. Развитие андроновской, федоровской, орнаментации вело к тому, что пышные гребенчатые орнаменты исчезали и сохранялась одна желобчатая орнаментация. В таком виде андроновская орнаментация (вместе с формой) непосредственно наследуется тагарской культурой. Естественнее всего предположить, что они непосредственно смыкались и во времени.

IV. Сходство андроновских и татарских украшений

Андроновские бронзовые круглые бляшки из листа, иногда с точками по краю известны как в Казахстане, например, могильник Боровое, так и в Минусинской котловине — улус Орак, раскопки Г. П. Сосновского, Сухое озеро 1 А [27, табл. LII—10], Каменка II [27, табл. LIV, 9]. Они различаются расположением отверстия для нашивания: у тагарских одно в центре, у андроновских — два по краям.

Почти идентичность андроновских и тагарских цист, названных форм и орнаментов керамики и бляшек показывает генетическую преемственность между ними и непосредственную связь во времени. Такая связь тем более вероятна, что, по данным антропологов (Г. Ф. Дебец, В. П. Алексеев, А. Г. Козинцев), андроновцы — одни из прямых предков тагарцев наряду с афанасьевцами и лугавцами [28; 29, с. 384; 30; 31].

V. Сходство андроновско-федоровской и черкаскульской керамики

Андроновская культура оказала большое влияние на культуру черкаскульскую. Керамика черкаскульской культуры заимствовала от андроновско-федоровской многие элементы орнамента, в том числе меандроидные фигуры, косоугольные треугольники и прочие элементы в сильно искаженном виде (рис. 3). Существует даже мнение, что черкаскульская культура — вариант андроновской [32, с. 77]. В целом черкаскульская культура должна датироваться по андроновской, но в некоторых случаях в черкаскульских памятниках находят хорошо датированные вещи, которые могут иметь значение и для датировки андроновско-федоровской культуры. К наиболее поздним черкаскульским памятникам относится поселение Юкаликуль в Башкирии, где найдены трехгранный бронзовый наконечник стрелы скифского типа VI-V в. до н. э., железные нож, мотыга, орудие наподобие косаря [33, рис. 147; 34, с. 164—165). Эти вещи найдены с керамикой межовского типа (рис. 4, 6—9). По данным В. С. Стоколоса,
эти два типа керамики стратиграфически не разделяются, по данным В. С. Горбунова и М. Ф. Обыденнова, черкаскульская керамика залегает ниже межовской. VI—V вв. до н. э. — это, видимо, поздний предел бытования черкаскульской керамики. Ряд других черкаскульских памятников содержит другие датированные вещи, из которых назовем копье с прорезями из Красногорских курганов в Башкирии (рис. 4, 10), .подобное копьям с ирменского поселения Черноозерье VIII северйее Омска (рис. 4, 11) и копью и матрице литейной формы с ирменского поселения Еловка в Томской области, которые сопровождались стрелами и роговыми псалиями предскифского или раннескифского типа (рис. 4,12 — 19). Дата ирменской культуры западносибирской лесостепи — VIII—VII вв. до н. э.

Наиболее раннюю дату черкаскульской культуры, обоснованную вещами и стратиграфией, дает поселение Кангурт-тут в Юж-ном Таджикистане (Дангаринский р-н), раскопки Н. М. Виноградовой, 1978. Основную массу керамики этого поселения составляет керамика типа Намазга VI, но в том же слое, равномерно во всех штыках, найдены небольшое количество черкаскульской керамики и бронзовый нож раннего карасукского типа ², ХШ— XII вв. до н. э. Таким образом, на основании даты керамики Намазга VI (по радиоуглеродным датам 1330 ±95 для Улуг-депе и 1030±60 для «Вышки Намазга-депе») [35, с. 59—60) и даты раннекарасукского ножа [20, табл. 30, 22, с. 40, 41) черкаскульская керамика поселения Кангурт-тут датируется, вероятно, временем не позже XII в. до н. э. Керамика типа конца Намазга V и Намазга VI встречена и в доме 2 на поселении Кокча 15 в низовьях Аму-Дарьи [36, с 145], где найдено, кроме тазабагъябских, несколько черкаскульских сосудов (рис. 5,3—5). Поскольку на черкаскульской керамике весьма заметно влияние керамики федоровской, то эта дата косвенно свидетельствует и о существовании федоровской керамики в эпоху Намазга VI.

VII. Датированные вещи в андроновско-федоровских памятниках

Этих вещей немного. Наиболее выразительные из них найдены в следующих памятниках:

1. Могильник Зевакино на р. Иртыш, Восточный Казахстан [37]. В ограде 160 найден андроновский сосуд (рис. 4,1), а в двух оградках-пристройках к ней — 2 ножа: с глаголевидным навершьем и со шляпкой, оба карасук-тагарского времени, VIII—VII вв. до н. э. (рис. 4,2,3). Поскольку ножи эти найдены в пристройках к основной ограде 160, они датируются более поздним временем. Археологически основная ограда и пристройка одновременны.

2. Могильник Зевакино, андроновская ограда 4; в ней найден крупный бронзовый двулопастной втульчатый наконечник стрелы с шипом и выпуклым орнаментом на втулке (рис. 4, 5). Длина наконечника — около 5 см — соответствует длине шипастого наконечника из могильника Бегазы в Центральном Казахстане, дата которого VIII—VII вв. до н. э. По форме и наличию шипа этот наконечник очень близок к архаическим скифским стрелам, но его крупные размеры заставляют считать его предскифским. Издавшая этот наконечник Н. А. Аванесова отнесла его к XIV—XII вв. до н. э. «по федоровской керамике, литым серьгам с раструбом и кинжалом с двойным перехватом и киммерийского типа» [38, с. 44, табл. 2, XV, с. 35—36], хотя совершенно ясно, что не стрелы должны датироваться по керамике и серьгам, а наоборот, керамика и серьги — по стрелам. В составленной Н. А. Аванесовой таблице стрелы типичных скифских форм, в том числе и шипастая стрела из Бегазы, отнесены к XII—XI вв. до н. э., с чем согласиться, конечно, невозможно.

3. В ограде 87-а того же могильника найден бронзовый кинжал [26, с. 167], размеры и форма которого — андроновского типа (рис. 4,4), но кинжал этот имеет перекрестье с лопастями, что абсолютно нехарактерно для кинжалов срубных и андроновсих, но является типичной чертой кинжалов карасукского типа в Азиатской части СССР и кабардино-пятигорского, или киммерийского,— в Европейской части СССР, датируемых VIII — VI вв. до н. э. (это видно по сводке карасукских кинжалов на всей территории их распространения [39] и по многочисленным публикациям кинжалов киммерийского типа).

Совокупность этих датированных вещей — ножей предтагарского времени, предскифского наконечника стрелы и андроновского кинжала с перекрестьем киммерийского типа — позволяет отнести могильник Зевакино к VIII—VII вв. до н. э.

4. Комплекс могилы 2 кургана 21 могильника Преображенка-3 в Барабинской степи, раскопки В. И. Молодина, где в парном погребении при женском скелете найдены три федоровских сосуда и бронзовые бусы, а при мужском — нож с аркой на кронштейне VIII—VII или VII вв. до н. э. (рис. 5, 1—6) [40, рис. 34, 37]. Мужской скелет лежит несколько ниже женского, и нож лежит поверх костей рук женщины, т. е. мужчина похоронен в могилу женщины, при этом костяк женщины не потревожен, т. е. оба погребения археологически одновременны.

Ножи «с аркой на кронштейне» широко распространены в Сибири и Монголии, дата их довольно узкая — VIII—VII вв. до н. э., в Минусинской котловине они характерны исключительно для памятников карасук-тагарских [20]. Как сообщил мне В. И. Молодин, такой же нож найден им на поселении Чича в Барабинской степи с позднеирменской керамикой. «Арки» таких ножей обычно полукруглые; «подтреугольные» встречаются редко: они известны на ножах из Преображении, Чичи и на ноже с Андреевского озера, раскопки С. В. Зотовой (рис. 5, 7).

Поскольку в могильнике Преображенка-3 наряду с андроновскими курганами есть ирменские и андроновско-ирменские, то весьма возможно, что мужчина в парном погребении могилы 2 кургана 21 — один из представителей ирменской культуры; на это указывает его положение на правом боку и слабая скорченность, что характерно для ирменских погребений, а также то, что в погребении нет ирменской керамики: в парных ирменских погребениях сосуды находились при женщине, а в данном случае женщина была представительницей андроновской культуры. На основании ножа с аркой могильник Преображенка-3 можно отнести к VIII—VII до н. э.

Все приведенные данные говорят о дате андроновских памятников федоровского типа, по крайней мере в Восточном Казахстане и Сибири, около VIII—VII вв. до н. э. Как уже говорилось, о том, что памятники федоровского типа существовали и раньше, есть два косвенных свидетельства:

1. Находки черкаскульской керамики со следами влияния Федоровской на стоянке Кангурт-тут в Южном Таджикистане в слое с керамикой типа Намазга VI и с «хвостатым» карасукским ножом XIII—XII вв. до н. э.;

2. Находки черкаскульской керамики вместе с керамикой типа конца Намазга V и Намазга VI в доме 2 на поселении Кокча 15 в низовьях Аму-Дарьи. Это позволяет думать, что федоровские памятники, повлиявшие на черкаскульскую керамику этих поселений, существовали где-то в западной части федоровского ареала, может быть, на Южном Урале и что там можно ожидать открытия раннефедоровских памятников.

1. Федорова-Давыдова Э. А. Андроновское погребение XV—XIII вв. до н. э. (К вопросу о периодизации андроновской культуры).— Тр. ГИМ, 1960, вып. 37.
2. Зотова С. В. Ковровые орнаменты андроновской керамики.— МИА, 1965, № 130.
3. Стоколос В. С. О стратиграфии поселение Кипель.— СА, 1970, № 3.
4. СТОКОЛОС В. С. Культура населения бронзового века Южного Зауралья.— М/ Наука, 1972.
5. Зданович Г. Б. Периодизация и хронология памятников эпохи бронзы Петропавловского Приишимья.— Автореф. канд. дис. М.: ИА АН СССР, 1975.
6. Потемкина Т. М. К вопросу о соотношении федоровских и алакульских комплексов.— В кн.: Из истории Сибири. Томск: Изд-во Томского университета, 1973, вып. 7.
7. Потемкина Т. М. Культура населения Среднего притоболья в эпоху брон¬зы.— Автореф. канд. дис. М.: ИА АН СССР, 1976.
8. Сальников К. В. К вопросу о стадиях в памятниках андроновской куль¬туры Зауралья.— В кн.: Первое Уральское археологическое совещание, Мо¬лотов, 1948.
9. Сальников К. В. Бронзовый век Южного Зауралья.— МИА, 1951, № 21.
10. Сальников К В. Очерки древней истории Южного Урала.— М.: На¬ука, 1967.
11. Кузьмина Е. Е. Могильник Туктубаево и вопрос о хронологии памят¬ников федоровского типа на Урале.— В кн.: Проблемы археологии Урала и Си¬бири. М.: Наука, 1973.
12. Бутано С. В. Ароматические углеводороды в радиоуглеродном датиро-вании.— Автореф. канд. дис. Л.: ЛО ИА АН СССР, 1966.
13. Семенцов А. А., Романова Е. Н., Долуханов П. М. Радиоуглеродные даты лаборатории ЛО ИА.— СА, 1969, № 1.
14. Членова Н. Л. Отчет за 1957 год. Архив ИА АН СССР, р.-1, № 2197.
15. Членова Н. Л. Отчет за 1979 год. Архив ИА АН СССР, р.-1, № 6051-а.
16. Мартынов А. И. Андроновская эпоха в Обь-Чулымском междуречье.— В кн.: Из истории Кузбасса. Кемерово, 1964.
17. Косарев М. Ф., Членова Н. Л.— СА, 1970, № 2.— Рец. на сб.: Известия лаборатории археологических исследований Кемеровского пединститута. Кеме¬рово, 1967, вып. 1.
18. Комарова М. И. Памятники андроновской культуры близ улуса Орак.— АС ГЭ, 1961, вып. 3.
19. Членова Н. Л. Происхождение и ранняя история племен татарской куль-туры.— М.: Наука, 1967.
20. Членова Н. Л. Хронология памятников карасукской, эпохи.— МИА, 1972, № 182.
, 21. Грязнов М. П. К вопросу о культурах эпохи поздней бронзы в Сиби¬ри.— КС ИА АН СССР, 1956, № 64.
22. Членова Н. Л. Андроновские и ирменское погребения могильника Змеевка (Северный Алтай).— КС ИА АН СССР, 1976, № 147.
23. Уманский А. П. Отчет за 1964 год. Архив ИА АН СССР, р.-1, № 2777.
24. Членова Н. Л. Отчет за 1955 год. Архив ИА АН СССР, р.-1, № 1169.
25. Членова Н. Л. Взаимоотношения Степных и лесных культур эпохи бронзы границах Минусинской котловины.— В кн.: Сибирский археологический сбор¬ник. Новосибирск: Наука, 1966, вып. 2.
26. Арсланова Ф. X. Памятники андроновской культуры из Восточно-Казах-станской области.—СА, 1973, № 4.
27. Максименков Г. А. Андроновская культура на Енисее.— Л.: Наука, 1978.
28. Дебец Г. Ф. Расовые типы населения Минусинского края в эпоху’ родо- в°го строя.— АЖ, 1932, № 2.
3 Зак. 1776
29. Алексеев В. П. Антропологические типы Южной Сибири (Алтае-Саянское нагорье) в эпохи неолита и бронзы.— В кн.: Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1961.
30. Алексеев В. П. Палеоантропология Хакасии ^похи железа.— Сб. МАЭ, М.—Л., 1961, т. 20.
31. Козинцев А. Г. Антропологический состав и происхождение населения татарской культуры.— Л.: Наука, 1977.
32. Сальников К. В. Некоторые проблемы изучения эпохи бронзы Башки¬рии.— АЭБ, 1964, т. 2.
33. Стоколос В. С. Отчет за 1970 г. Архив ИА АН СССР, р.-1, д. 4358-а.
34. Горбунов В. С., Обыденное М. Ф., Юсупова Г. Т. Исследования у д. Юкаликулево в северо-восточной Башкирии.— АО—1978. М., 1979.
35. Романова Е. И., Семенцов А. А., Тимофеев В. И. Радиоуглеродные даты образцов из Средней Азии и Казахстана лаборатории ЛО ИА АН СССР.— В кн.: Успехи среднеазиатской археологии. Л.: Наука, 1972, выл. 2.
36. Итина М. А. История степных племен Южного Приаралья (II — начало I тысячелетия до н. э.).— М., Наука, 1977.
37. Арсланова Ф. X. Некоторые памятники позднего бронзового века Верх¬него Прииртышья.— QA, 1974, № 1.
38. Аванесова И. А. К вопросу о бронзовых стрелах степных племен эпохи бронзы.— В кн.: Материалы по археологии Узбекистана. Тр. Самаркандского университета, нов. сер., Самарканд, 1975, вып. 270.
39. Членова Н. Л. Карасукские кинжалы.— М.: Наука, 1976.
40. Молодин В. И. Отчет за 1975 год. Архив ИА АН СССР, р.Ч, № 5754.