Прогноз

Перестройка группировки объектов антропологического исследования и классификации науки на новой основе, с моей точки зрения, — дело ближайшего будущего, процесс, который стихийно происходит уже сейчас. Задача состоит в том, чтобы осознать это обстоятельство и способствовать дальнейшему развитию процесса. Что же касается более далекого прогнозирования, то оно должно опираться на совершенное знание законов развития науки. Пока возможно высказать лишь более или менее правдоподобные гипотезы. От хронологического прогнозирования следует сразу же отказаться: гипотезы оправдываются иногда в высокой степени, но редко оказывается удачным предсказание дат открытий. Поэтому буду говорить об общих тенденциях развития антропологии.

[adsense]

Мне кажется, что три проблемы особенно актуальны в познании самых фундаментальных законов биологии человека и глубочайших связей человеческого организма со средой. Это, во-первых, извлечение гораздо более полной информации биохимического, физиологического и иного порядка из морфологических наблюдений применительно к развитию человека в прошлом (иными словами, переход в антропогенезе от системного и органного уровня изучения к более низким уровням), во-вторых, вскрытие самых интимных процессов химического взаимодействия внутри человеческого организма и в обмене его веществом и энергией со средой (т. е. переход молекулярного и клеточного уровней на органный и организменный) и, наконец, в-третьих, познание генетических механизмов в полном объеме, открытие законов генетической обусловленности тканей, органов и их систем. Сейчас есть возможность рассмотреть каждую из этих проблем и намечающиеся в их решении тенденции с известной объективностью, в одних случаях опираясь на уже проведенные исследования, в других — домысливая имеющиеся наблюдения, в разумных пределах фантазируя.

Кости, которые археологи и антропологи извлекают при раскопках древних погребений, служат для реконструкции самых разнообразных особенностей биологической организации древнейших предков человека: помимо антропологического типа, определяется биологический возраст, восстанавливаются рост и пропорции тела, характеризуется, правда очень приблизительно, физическое развитие. По стертости зубов и строению челюстей можно косвенно судить о характере питания. Появился в антропологической литературе даже особый термин — «биологическая реконструкция», обозначающий получение перечисленных показателей на основе измерения и описания скелета. Но точность, а главное, масштаб такой биологической реконструкции пока еще очень невелики. Никакого сколько-нибудь подробного представления о строении, функционировании других органов и систем человеческого тела она не приносит или, вернее сказать, почти не приносит. Для истории антропологического состава человечества, начиная с верхнего палеолита, это небольшой пробел, так как заметных изменений в строении современного человека за последние 25—28 тыс. лет не произошло. Но эти изменения на протяжении всего антропогенеза огромны, а судить о них мы можем только по начальному и конечному звеньям — человекообразным обезьянам и современному человеку. Пути и причины этих изменений, очевидно, можно будет выяснить с помощью двух источников информации.

Один из них связан преимущественно с успехами морфологии. Тщательное изучение мест прикрепления мышц на костях при всем, казалось бы, только специальном интересе такой работы решает сравнительно-анатомическую проблему кардинальной важности — восстановления строения мускулатуры. Жировая масса тела, особенно жир на внутренних органах, относительно независима от костяка. Весьма вероятно, однако, что установление точной меры этой зависимости поможет по развитию скелета составлять суждение о развитии жира. Расширение тематики и масштаба морфологических исследований приведет в конце концов к определению размеров и соотношения внутренних органов у представителей разных типов телосложнения. Следовательно, по пропорциям и массивности скелета древних людей можно будет судить о строении и размерах внутренних органов, их расположении по отношению друг к другу проследить эволюционные линии их развития. По строению эндокрана (слепка внутренней полости черепной коробки, соответствующего форме и размерам мозга) уже сейчас воссоздают некоторые очень существенные особенности мышления древних людей и строения их органов чувств ¹. Надо думать, что возможности в этой области далеко не исчерпаны, особенно при одновременном усовершенствовании методики гистологического и гистофнзиологического изучения мозга у человека и обезьян.

Другой источник информации о функционировании разных органов и их систем в антропогенезе — преимущественно физиологический. Эволюционная физиология, созданная в основном трудами советского ученого Л. А. Орбели и его школы, накопила большое количество фактов, свидетельствующих об эволюции физиологических функций, о путях и типах их перестройки, о широкой адаптивности физиологических реакций у разных видов животных и об их устойчивости в пределах одного вида ².

[adsense]

Для человека физиологические преобразования в процессе эволюции были едва ли не основными, так как именно они определяли изменения поведения и усовершенствование психофизиологической деятельности.

Более тонкое, внимательное и детальное изучение высшей нервной деятельности человекообразных обезьян и человека в сравнительном аспекте выявит интенсивную динамику многих физиологических и психических функций, о которой мы сейчас не имеем представления.

Я уверен, что оба источника информации о преобразовании морфологических структур и особенно физиологических функций в процессе антропогенеза — морфологический (физиологическая интерпретация морфологических фактов) и собственно физиологический — сольются в особый, посвященный специально человеку раздел эволюционной физиологии, будущее наименование которого сейчас еще неизвестно, но который теперь можно условно назвать палеофизиологией человека.

Человек, как и любое другое живое существо, неразрывно связан со средой. С пищей постоянно вводится определенное количество химических веществ, которые соответствующим образом направляют процессы обмена в организме; дыхание и вводимые вещества определяют его энергетику. Состав воздуха на планете относительно постоянен, а поэтому энергетические результаты кислородного обмена больше зависят в каждом отдельном случае от самого организма, чем от потребляемого кислорода. Нельзя сказать того же о пище, так как ее химический состав и калорийность различаются очень сильно, например, где-нибудь на берегу полярных морей и в тропических областях, в пустынях и высокогорных районах. Правда, в настоящее время идет процесс унификации пищевого рациона на огромных территориях, и этим процессом охвачена большая часть человечества. Однако вода неодинакова по химическому составу в разных районах земного шара, и даже при унифицированном питании с ней вводятся в организм человека вещества, специфические для каждого района. В. И. Вернадским была открыта эта полная и нерасторжимая зависимость организмов от химии земной коры, созданы биогеохимия и учение о биосфере. Его последователи и ученики А. П. Виноградов и Б. Б. Полынов показали географическое своеобразие геохимических процессов в воздействии на живые организмы, создали учение о ландшафтной геохимии и биогеохимических провинциях. Влияние химии среды на жизнь и ее проявления, влияние, приуроченное к определенной географии, отражающее специфику места, стало неоспоримым фактом в современной науке, с ним нельзя не считаться при изучении любых биологических явлений, в том числе и биологии человека.

Медицинские и антропологические наблюдения позволяют конкретизировать эту мысль. Избыток или недостаток микроэлементов в почве, воде, окружающей среде в целом приводит часто к тяжелым патологическим последствиям. Эндемический зоб является хорошо изученным, но не единственным примером таких заболеваний. Интереснее, однако, другое — не патологические состояния, вызываемые полным отсутствием, недостатком или переизбытком того или иного химического элемента в организме человека, а нормальная изменчивость содержания этих элементов, варьирование их в небольших пределах у любого здорового человека, то, что в биохимии называется биохимической индивидуальностью ³. Интересно и сочетание этих индивидуальностей в популяции, группе популяций, у представителей одной расы. Установлено, что межпопуляцпопные различия проявляются в химических характеристиках крови — содержании белковых фракций, холестерина, кальция в костях и во многих других химических свойствах. Иногда они увязываются с геохимической характеристикой района, иногда нет. И в этом последнем случае причины их остаются неясными, но значение их в формообразовании очевидно: они представляют собой выражение глубинных процессов в человеческом организме, составляют, по-видимому, через обмен веществ основу изменчивости вообще. Нельзя не видеть в их исследовании переход к более высокому уровню понимания взаимосвязей внутри организма человека, а также его зависимость от среды жизни, от многих составляющих ее компонентов, нельзя не думать, что бурное развитие этого раздела науки повлечет серию принципиально новых открытий и создаст фундамент для новой теории антропогеоценозов ⁴. Я склонен думать, что эта область антропологической науки — ее можно назвать антропохимией — со временем превратится в один из основных ее разделов, потому что она дает возможность не только описывать антропологические объекты, по гораздо более широко, чем теперь, анализировать их появление, причины их изменений — одним словом, их эволюцию.

Антропохимия ответит на вопросы, связанные с влиянием среды на формообразование. Но у последнего есть еще один аспект, едва ли не более важный,— генетический. Известное в области передачи по наследству биологических особенностей человека во много десятков, сотен раз меньше неизвестного. Известна генетика некоторых физиологических признаков, но неизвестны законы наследственной передачи морфологических признаков, количество управляющих ими генов, способы их взаимодействия. Известна генетика многих наследственных болезней, но неизвестно, как передаются по наследству нормальные вариации и вообще как поддерживается в генетике типовая норма. Между тем дело не только в том, что без знания всех этих законов мы лишены возможности расширить рамки медико-генетической консультации и превратить ее в генетическую, т. е. предсказывать не только появление какой-нибудь наследственной аномалии, но и появление тех или иных нормальных свойств в здоровом состоянии, без патологических нарушений. Другими словами, сейчас уже можно предсказать патологическое нарушение, если генотипы родителей отягощены вредными генами, но невозможно представить себе, каким будет ребенок, если у родителей нет генов, несущих аномалии, какие у него будут волосы, глаза, какова в целом будет его внешность.

На первый взгляд это сугубо академическая проблема. В конце концов люди — не животные: если важно знать, как племенной баран будет передавать свои качества потомству, то для человека это не представляет особого интереса. Но такое утверждение справедливо, пока человек рассматривается как синоним человечества, как общество в целом. Для отдельного же человека, для индивидуума в большинстве случаев совсем не безразлично, похожи или непохожи на него будут его дети. Мы наталкиваемся здесь на большую общественную проблему, тесно связанную с понятием личного счастья; есть много людей, недовольных своей внешностью, которые совсем не жаждут передавать свои недостатки потомству. Да и среди генов отца и матери могут быть сочетания, которые окажутся неблагоприятными и приведут к дисгармониям.

Евгеника предлагала жестокий, взятый из сельскохозяйственной практики рецепт — нужен подбор: если потенциальные родители не подходят друг к другу по своим наследственным качествам, они не должны иметь детей. Много голосов раздавалось даже в пользу насильственной стерилизации людей с нежелательными наследственными задатками. Конечно, это бесчеловечно, аморально.

Но, отвергая евгенику, трудно не верить в возможность разумного экспериментального воздействия на наследственность человека в будущем. Можно спросить: при чем здесь антропология, ведь речь идет о сугубо генетической проблеме? Однако изучение законов наследственной передачи возможно только после того, как детально выяснены морфологическая структура и физиологическое значение наследуемого свойства.

Поэтому переход от антропологии к антропогенетике осуществляется очень плавно, а в будущем его, надо полагать, вовсе не будет. Антропология, обогащенная генетическими методами, приобретет колоссальное значение в практике как наука не только о формообразовании и происхождении человека, но и о способе сознательного избавления его от генетически обусловленных дисгармоний развития.

Итак, палеофизиология, антропохимия и антропогенетика с гораздо более мощными, чем сейчас, средствами, воздействия на наследственность человека — вот главные направления, по которым будет, с моей точки зрения, развиваться антропология в недалеком будущем. Если это еще не сама действительность, то во всяком случае перспективы, непосредственно вытекающие из нее. Думая о них, мы остаемся в рамках реальной оценки наших возможностей в познании биологии человека и его места в природе. Но трудно отказать себе в удовольствии помечтать, не оглядываясь на сегодняшний день, не о науке завтрашнего дня, а о том, какой она будет в эру наступления человека на космос и установления связи с внеземными цивилизациями.

Представления о распространении жизни во Вселенной и о внеземных цивилизациях уже вышли за рамки компетенции писателей-фантастов.

Экзобиология (наука о жизни в космосе) — часть космической биологии; отдельные ее аспекты разработаны довольно подробно: учение о биосфере, например, превращается в часть космологии, биосфера рассматривается как космическое явление. Можно думать, что жизнь в других мирахи разумные формы материи возникают не только на основе белковых тел. Но даже если опираться на концепцию, согласно которой основой жизни в космосе является белок, то и тогда остается обширное поле для размышлений, какова структура и физиология разумных организмов в иных условиях тяготения, радиации, электромагнитного потенциала планеты, солнечного или иного облучения, химизма инопланетной биосферы.

Пусть размышления на эти темы пока неконкретны, но не исключено, что им принадлежит будущее, и тогда в цепи антропологических наук появится еще одно звено — экзоантропология.

При таком понимании перспектив развития антропология теряет свое единство. Это закономерно, поскольку с углублением знания любая отрасль науки превращается в комплекс более или менее узкоспециализированных дисциплин. То, что антропология пойдет по тому же пути, свидетельствует о ее неисчерпаемых возможностях.