К оглавлению книги «Доспех, комплекс боевых средств IX—XIII вв.» | К следующей главе
О тактике древнего боя историки и археологи писали не раз, но еще никто серьезно не заинтересовался боевым применением древнерусского оружия.
Трудно представить, понять и реконструировать все перипетии вооруженной борьбы, происходившей много столетий тому назад, однако возможности исследования здесь большие и далеко не исчерпанные.
Для определения тактического назначения оружия важна его типология. По самим изделиям можно угадать, как их употребляли. Но основные сведения по боевому использованию оружия содержат письменные источники. Географически и национально они различны.
О боях периода организации Древнерусского государства больше сообщают зарубежные авторы — арабы и византийцы. Для изучения военных действий XI—XIII вв. средневековые западные и восточные источники имеют главным образом сравнительный интерес, решающее значение здесь приобретают русские летописи и миниатюры.
Летописные известия о тактике боя и употреблении оружия в большой мере случайны и отрывочны, но их можно привести в определенную систему и оценить в значительной мере как типичные. Многое в вооруженной борьбе казалось летописцу само собой разумеющимся, и он не пояснял всех деталей. Недостаток подробностей в какой-то мере компенсируется многочисленностью описаний самих военных событий. Источники феодальной поры в основном детально освещают действия отдельных героев и феодальных предводителей. Летописец любил рассказывать о ратных подвигах своего князя и описывать, как тот мчится на коне, первым врывается в гущу врагов и рассыпает губительные удары. Поведение в бою рядовых воинов у летописца оставалось в тени.
Черты русского военного быта отражены в памятниках переводной литературы XI—XII вв. 1 Описания многих боевых сцен в этих книгах навеяны переводчику современной действительностью.
[adsense]
Длинный перечень боевых эпизодов воспроизводят миниатюры. Средневековые художники с большим реализмом изображали битвы, походы и отступления; они стремились показать сражающихся в движении, использующими приемы, соответствующие по времени иллюстрируемым событиям.
Подспорьем в деле изучения древнего боя оказались и сочинения современных военных тактиков. Еще полстолетия тому назад много спорили, что важнее в бою: рубящее или колющее оружие. Практической пользы спор не принес, но породил интересную литературу о тактическом использовании оружия. Знакомство с кавалерийским боєм XIX в. позволило лучше понять сражения древних. При этом выяснилось, что некоторые особенности боевого использования оружия держались много столетий подряд. Авторы некоторых современных тактических сочинений подходили к своему предмету исторически: они исследовали бой древности, и многие их наблюдения, подкрепленные отличным знанием военной практики, применимы к характеристике древнерусских сражений.
При рассмотрении источников исследователь-медиевист может уловить и наметить в них лишь некоторые стороны развития. К тому же понимание тактическою искусства времен первых русских князей затруднено немногочисленностью источников. Для последующего времени количество сведений возрастает настолько, что можно сделать ряд последовательных наблюдений.
В предлагаемой читателю части обсуждаются следующие темы: 1) характер и особенности ведения боя к IX—X и XI—XIII вв., обучение воинов; 2) применение оружия в боях XI—XIII вв.; 3) функциональные особенности оружия.
1
Применение оружия связано с тактикой боя, составом и особенностями войска, его обучением, средствами передвижения. Если говорить о характере боя в эпоху раннего средневековья, то следует обрисовать некоторые общие моменты.
Славяне эпохи военной демократии не применяли правильных боевых порядков («не стараются вовсе дружно померяться с неприятелем»). 2 Они стремились неожиданно напасть на неприятеля, прибегая к различным военным хитростям, засадам и ловушкам, уклонялись от открытого боя, леса и ущелья предпочитали незащищенным равнинам. 3 Византийские полководцы наставляли своих бороться с пришельцами их же военными приемами: «В боях с ними выгодны стрельба из луков, нечаянные нападения, засады, устраиваемые в разных местах, пешне строи, в особенности легковооруженная пехота». 4
К моменту создания Древнерусского государства в тактике боя славян произошли огромные изменения. Регулярные бои, выработанная тактика, правильные построения стали необходимым условием строго организованной вооруженной борьбы. В бою «дрались сомкнутыми группами на небольшом пространстве, на открытой местности, в виду один у другого». 5 Предпосылкой столкновения был боевой порядок, заключавшийся в построении войска в одну («стена») или несколько сплоченных тактических единиц — полков. 6 Плотности боевого порядка придавалось особое значение: «Егда же исполчатся вси, полк яко едино тело будет». 7 Существовала прямая связь между слитностью строя и техническим оснащением. Хорошее вооружение и плотные ряды создавали войску необходимую боеспособность в наступлении и обороне. 8 Результат военной акции нередко определялся в одном сражении. Победа или поражение решались в открытом полевом бою, в единовременной рукопашной схватке. Усилия противников соизмерялись применением физической мускульной силы масс людей, стремившихся оружием побороть друг друга в непосредственном столкновении. Если противники решались на сражение, каждый из них чувствовал себя способным победить; следовательно, основное значение придавалось искусству ведения боя обученными людьми.
Киевские воины сражались в различных частях света, в местах, разделенных тысячами километров, но их военные обычаи с поразительным сходством описаны как византийскими, так и арабскими источниками. Наряду со сведениями Льва Диакона используются данные Низами (1140/1—1202/3 гг.), который в поэме «Искандер-Намэ» рассказывает о вымышленном походе Александра Македонского на русов и довольно точно передает особенности их боя (поэма написана в XII в., но основана на событиях X в.). В итоге сопоставления различных источников рисуется следующая картина. В начале боя русские стояли, «сомкнув щиты и копья наподобие стены». 9 Наступая, они «шли на врагов, щитом прикасаясь к щиту, так что волос не мог бы пройти сквозь их ряды». 10 Щиты, закрывавшие русских, подчеркивали их тяжеловесную мощь, они были «крепкие и для большей безопасности длинные, до самых ног». 11 Последовательность применения оружия видна из ответа русов своему предводителю в поэме «Искандер-Намэ»: «Концами копий будет враг пробит. Мы вражьей кровью обагрим гранит. Когда ж к мечам от копий перейдем, мы голову врага в силок возьмем». 12 Во время рукопашного боя шли в ход мечи, топоры, в меньшей степени стрелы. Рукопашная схватка быстротечна, два-три взмаха мечом решали участь одного из сражающихся. Удары были нечастыми, но наносились со страшной силой. Можно считать типичной характеристику боевых качеств русских, данную М. Пселлом. Последний видел их в лагере претендента на византийский престол Исаака Комнина в 1057 г. и описал как «яростных, но медлительных… не так стремительных, но зато не щадящих своей крови и презирающих свои раны». 13
В XI — первой половине XIII в., как и прежде, исход боя решался в рукопашной схватке, но выигрыш одного сражения еще не прекращал военных действий. Следя за развертыванием военных событий вплоть до монгольского нашествия, можно заметить, что бои не были связаны с тотальным уничтожением живой силы. Источники чаще отмечают эмоциональные эффекты борьбы — шум, сверкание оружия — и только в годину больших несчастий упоминают о массовых людских потерях. Случалось, что, заканчивая описание ожесточенной битвы, летописец вдруг замечал: «И тако бивьшеся крепко и розийдоша, много же бе раненых, мертвых же бе немного». 14 В столкновении главным было сокрушить организованное сопротивление одного из противников. Сломать боевой порядок, сбить строй считалось более важным, чем полное истребление сопротивляющегося или бегущего врага. Побежденный стремится спастись бегством, причем иногда его и не преследовали. Отступивший вновь собирал силы, вновь начинал борьбу, и все начиналось сначала. Войны велись с переменным успехом и практически могли продолжаться бесконечно.
Схватки средневековья поражают стремительностью разворачивающихся событий. В этих условиях руководство боем было нелегкой задачей. 15 Вооружение и одежда имели здесь важное значение: «Основная трудность управления боем (и понимания самой обстановки) заключалась в невозможности отличить по внешнему виду своих от чужих, если только борьба шла не между чужеземцами, например половцами и русскими. Вооружение, постоянно переходившее из рук в руки (с убитых и пленных всегда снимали оружие), было настолько одинаковым у всех дружин, что отличить войска разных князей по внешнему виду не представлялось возможным — часто в пылу битвы те или иные воины попадали к врагам, принимали их за своих». 16 Важнейшим ориентиром для десятков и сотен сражающихся людей был цветной стяг, украшенный княжеским знаком или монограммой. Высоко поднятый стяг означал слитный боевой порядок, к нему стека-
лись отбившиеся дружинники, его стремились подсечь враги. Воины следили за передвижением знамени и следовали за ним: «Очи же их на
хоругви зрять и руце на сечу готовають». 17
По стягам вели счет полкам, их потеря приравнивалась катастрофе всего отряда. Незамедлительно начиналось бегство. Очевидно, что в сумятице боя были нужны и другие признаки, отличающие руководителей и враждующие рати. Рыцарственный XII в. у нас и в Западной Европе выдвинул феодальную символику, гербы и эмблемы. Геральдические украшения и многоцветная окраска плащей, щитов, шлемов не только подчеркивали социальный ранг воина, но и служили своего рода опознавательными знаками в сражении. Богатый ратный убор знатного феодала выделял последнего как командира, делая заметными его действия в многоликой военной толпе. Золоченый шлем и сверкающее оружие князя пли воеводы видны издалека. Для рядовых воинов блестящий убор военачальника служил своеобразным маяком во время движения. Вообще блеск («горение») оружия производил неизгладимое, нередко устрашающее впечатление: «Яко же вьсия солнце на златыя щиты и на оружия, блистахуся горы от них и сияху, я ко от светил горящ, тем вьзмущяхуся вси видяще». 18 Для современника событий сияющие шлемы и мечи, блестящие брони обозначали силу и твердость готового к борьбе войска. 19 Источники отмечают случаи, когда победа одерживалась одним видом хорошо вооруженного и построенного войска. Так произошло в 1251 г. во время похода Даниила Галицкого на ятвягов. Русские приготовились к бою: «Щите же их, яко зоря бе, шелом же их, яко солнцю восходящу, копиемь же их дрьжащим в руках, яко трости мнози, стрелцем же обапол идущим и держащим в руках рожанци свое, и наложившим на не стрелы своя противу ратным». 20 Ятвяги не выдержали и отступили без боя.
Приготовление к схватке включало одевание ратного снаряжения. Воины никогда не передвигались в кольчугах, панцирях и шлемах. Это тяжелое вооружение везли особо и надевали только перед лицом опасности. 21 Обычный вес вооружения воина по нашим подсчетам составлял 13—16 кг; 22 в сравнении с весом доспеха более позднего времени он кажется небольшим (только один доспех западного рыцаря XV в. весил 25—40 кг, снаряжение коня — около 30 кг). 23 Сколько бы ни весило снаряжение, оно отягощало человека. Понятно поэтому желание древних
после боя быстрее освободиться от доспеха, меньше его носить. При повышенной маневренности тогдашней войны это было опасно, и не случайно Владимир Мономах в своем «Поучении» предостерегающе наставлял: «Не спешите снять с себя оружие, не оглянувшись хорошенько, от беспечности внезапно погибает человек». 24 Естественно, что наиболее тяжелым было защитное вооружение: кольчуга, шлем, щит. Набор холодного оружия характеризуется уменьшением веса от мечей и сабель к копьям и топорам. Такие орудия борьбы, как булавы, кистени, по минимальным данным, весили 200—300 г. 25 Насколько действенно поражающее свойство этих изделий? Ведь такие виды ударных средств, как булава и кистень, подчас кажутся настолько легкими, что их истинно боевое назначение может быть поставлено под сомнение. Недоверие, однако, отпадает после математической проверки. Для определения действенности боевого применения ударных орудий можно воспользоваться методом эффективности ручного метательного оружия. 26 Оказалось, что при весе 200—400 г, длине рукоятей 70—80 см (у кистеня — ремня) живая сила удара булавы, кистеня (также топора) равна 6.6 — 14 кг. Учтем, что для поражения человека, по опытным данным, живая сила удара должна быть не менее 8 кг, что обеспечивает разрушение самой прочной кости. Приведенные выше расчеты показывают, что ударное оружие могло служить не только для «последнего» смертоносного удара, но и для частичного поражения человека (особенно при учете защитного вооружения), и при этом соизмерялось с силами самого нападающего. Очевидно, что действия булавой и кистенем предполагают тяжелое увечье в случае меткого прямого удара по незащищенному противнику и его оглушение и временный вывод из строя (очевидно, наиболее частый случай).
Сильное поражающее действие мечей, сабель и копий не нуждается в доказательствах.
Немаловажное внимание средневековые люди отводили воинскому обучению. Знание военного дела и владение оружием были необходимы для каждого мужчины, особенно свободного члена общества. В воспитании человека оружию принадлежало большое место. Арабские писатели IX—X вв. сообщают об обычае русов передавать меч отца по наследству к сыну. При этом обнаженный клинок клали перед новорожденным и говорили: «Не будет у тебя ничего, кроме того, что ты приобретешь для себя этим мечом». 27 Продолжением таких традиций явился воинственный обряд пострига, распространенный уже в христианское время. 28 Обрядом пострижения отмечалось вступление сыновей в отроческий возраст. Мальчика торжественно сажали на коня, опоясывали мечом, возлагали колчан и стрелы. 29 Не с этим ли связаны находки детских кистеней, стремян, шпор и неполномерных шлемов?
Средневековый воин обучался военному искусству не сразу и не в зрелом возрасте, а, очевидно, с малолетства. Начальной стадией была служба в отрядах лучников. На Руси, видимо, существовал постоянно действующий институт военного ученичества. Так, обращаясь в 1218 г. к своим сыновьям, суздальский князь Константин Всеволодович наставлял их «со старейшими в воинстве поучаться». 30 О том, что знатных воинов обучали в первую очередь пользованию разнообразным оружием, мы узнаем из византийского сообщения первой половины XI в. В систему воинского воспитания входило «искусно вооружаться, закрываться щитом от вражеских стрел, владеть копьем, ловко управлять конем, бросать стрелу в цель, вообще знать тактику, т. е. уметь как следует построить фалангу, рассчитывать засады, приличным образом располагать лагерь, проводить рвы и все прочее, относящееся к тактике». 31 Обучение, опыт и практика делали свое дело. На просторах Русской земли действовали закаленные в боях отряды профессиональных воинов, иногда расчетливых, иногда упорных и бесстрашных. Гимном воинскому умению и ратному духу звучат следующие поэтические строки «Слова о полку Игореве», относящиеся к курской дружине князя Всеволода: «А мои ти куряни сведоми къмети — под трубами повити, под шеломы възлелеяни, конець копия въскръмлени, пути им ведоми, яругы им знаеми, луни у них напряжени, тули отворени, сабли изъострени, сами скачуть, акы серыи влеци в поле, ищучи себе чти, а князю славе». 32
2
Исход войны решался единоборствующими с оружием в руках, причем в подавляющем большинстве случаев холодное оружие рукопашной борьбы было решающим в системе других технических средств. В течение почти всего трехвекового развития раннесредневековой Руси полевой бой являлся основным проявлением вооруженного противоборства. Состояние источников позволяет охарактеризовать применение того или иного оружия на различных стадиях боя XI — первой половины XIII в. Типичным на полях Восточной Европы был конный бой. Его мы и представим.
Противники только начинали сходиться, когда лучники, находившиеся впереди основных сил, открывали перестрелку. Стрельцы осыпали друг друга тучей стрел: «Свадишася стрельци их и почашася стреляти, межи собою гонячеся». 33 Иногда бывало так, что уже на расстоянии полета стрелы один из соперничающих феодалов спешил ретироваться: «Наряди полк свой и ступишася, толко по стреле стреливъше, побегоша». 34 Если борьба начиналась, в бой вступали главные силы — чаще всего всадники-копьеносцы. Удар копейщиков был необходимым условием результативного боя. Копье являлось наиболее эффективным оружием первого натиска, ведь оно доставало человека дальше, чем меч или сабля. Воину средневековья, который с копьем наперевес мчался навстречу врагу, были известны выгоды его оружия, знакомые и кавалеристу XIX в. Пика обеспечивала «краткость удара, для которого достаточно одного движения вперед, в один темп, благодаря чему пика всегда предупреждает удар сабли и вообще всякого рубящего оружия, которое для производства удара требует два темпа: взмах и удар». 35 В начале сомкнутой атаки преимущество колющего оружия перед рубящим заключалось еще и в том, что оно могло легче и верное пробить защитный доспех.
[adsense]
Не рассматривая здесь боевого порядка рати, заметим, что построение плотными рядами, особенно при столкновении, было общей необходимостью. Мнение о том, что древний бой распадется на серии поединков враждующих воинов, не соответствует действительности.
Бои XII—XIII вв. захватывают своей стремительностью, их можно назвать сшибками. Летопись так обычно и передает: «Сшибеся полки их». 36 Современный кавалерист знает, что если бы происходило столкновение на полном скаку, то люди и кони расшиблись бы, поэтому «столкновение настолько ослабляется руками людей, вставанием на дыбы лошадей, уклонением голов, что это не что иное, как остановка лицом к лицу». 37 Нечто подобное происходило и в древности, однако кавалерийский напор был, очевидно, значительно сильнее. Ведь движение помогало воину нанести удар, достаточно мощный, чтобы поразить противника, закрытого щитом, шлемом и кольчугой. Быстрота сближения препятствовала таким обезвреживающим действиям, как многократная стрельба из лука, рубка мечами и саблями древков копий. Вот, что говорится об этом в современном сочинении о коннице: «На галопе можно всадить пику и пробить ею все, что угодно. Не то произойдет на более коротком аллюре или на шагу, когда можно легко отбить пику». 38 Сила столкновения была такова, что древки копий часто ломались, застревая в доспехах. Треск ломающихся копий — первое и наиболее частое впечатление от начинающегося боя: «И изломи копье свое в супротивне своем». 39 Поломка копий не свидетельствует о несовершенстве оружия или непреодолимости встреченного препятствия. В некоторых случаях сломанное в сшибке древко предотвращало сильное обратное действие копья. 40 Известно, что неопытный боец, вонзающий пику, на галопе будет сам сшиблен с лошади, ему оторвет руку пикой, застрявшей в теле неприятеля. 41
Результат столкновения копейщиков сказывался немедленно. Очень динамично его выражают следующие слова летописца, сказанные по поводу битвы под г. Ярославом в 1249 г.: «Копьем же, изломившимся, яко от грома тресновение бысть, и от обоих же мнози падше с коний и умроша, и инии уязвени быша от крепости ударения копейного». 42 Использование копий в большой мере носило одноактный характер, после чего они застревали в доспехах, конской сбруе, ломались, вышибались из рук, даже бросались (все эти примеры имеются в летописи). Встреча копейщиков имела далеко идущие последствия, ибо в момент первого соприкосновения нередко решалась участь одного из противников. Письменные и изобразительные источники с несомненностью и постоянством показывают, что центр тяжести сражения очень часто приходился на его начальную стадию. Характерно, что во всех случаях, когда средневековый миниатюрист изображал битву, он передавал именно начало боя — столкновение двух ощетинившихся копьями конных дружин (рис. 36). 43
Колющее действие копья обозначалось словом «бодоша». По количеству причиненных в бою травм удар и ранение копьем чаще всего упомянуты в летописи. 44 Копья врагов не могут остановить лишь удалых витязей. В пылу схватки они не замечают ран и копий, вонзившихся в их коней. Истекающие кровью, в последнем рывке вырываются они из окружения и спасают себе жизнь. Вообще начало боя оставляло, видимо, глубокое впечатление, и летописец со всеми подробностями сообщал о подвигах людей в «копейных» сшибках.
Если первый удар не решал исхода боя, противники, столкнувшиеся лицом к лицу, начинали рукопашную: «И смятошася обои биючеся». 45 В новых условиях копья были неудобны. Поразительно, с каким единодушием объясняют древние и новые авторы тактическую необходимость перехода от колющего к рубящему оружию. Уместно сопоставить их высказывания. «После первого сомкнутого удара, — пишет современный тактик, — в период, когда кавалерийский бой распадается на столкновения отдельных групп перемешавшихся между собой всадников, очевидно, полезное отбросить пику за плечо и выхватить шашку». 46 А вот мнение военного специалиста первой половины XVI в. Н. Макиавелли. «Пики, — писал он, — становятся бесполезны только тогда, когда начинается рукопашная… их сменяют щитоносцы с мечами, которые могут действовать в самой большой тесноте». 47 Применение в тесной свалке именно рубящего оружия, видимо, было общим правилом в течение многих столетий. Перемену оружия у отдельных людей и у целых отрядов отмечает и русская летопись. Так, во время битвы с уграми у г. Торчева князь Даниил «вободе копье свое в ратьного, изломившужеся копью, и обнажи мочь свой». 48 Весьма типичен другой пример. Брянские полки, встретившись с татарами (1310 г. ), «поткнуша межи себе копыт, съступшася обои, и бысть сеча зла». 49
Оружием рукопашной борьбы были мечи, сабли, топоры, булавы, кистени, дубины. Это оружие годилось для многократного использования в самых плотных строях. В общей свалке бесспорно первое место принадлежало рубяще-режущему оружию. Само слово «сеча» в источниках обозначало битву, а «секущая» — поражение людей. Булавы и кистени служили вспомогательным оружием и могли использоваться для внезапного бокового удара, особенно после того, как были использованы возможности других средств. 50
В разгаре боя не исключена и попеременность использования колющих, рубящих и метательных средств, в зависимости от быстро меняющейся ситуации, годности и долговечности самого оружия. В этом отношении привлекает внимание сообщение псевдо-Маврикия, позднее повторенное Львом VI Мудрым, о том, что тюрки носят свои копья на ремнях за плечами и держат свои луки в руках и в бою пользуются тем и другим попеременно, смотря по обстоятельствам. 51 Возможности перемены оружия в быстротечной схватке, однако, были ограничены. В Житии Александра Невского, составленном в 70-80-х годах ХШ в. (на основе более ранних известий), с редкими подробностями описаны действия отдельных людей в бою русских со шведами на Неве в 1240 г. При этом названо оружие единоборцев: мечи и топоры. 52 Из описания можно понять, как трудно было менять оружие в пылу битвы, когда дорога каждая секунда.
Рукопашные схватки отличались особым ожесточением. Дело нередко доходило до кулачного боя и физической расправы голыми руками: «Меча изламавше, и руками начаша битися». 53 Бывали случаи, когда упорствующие рати сходились по несколько раз «за рукы емлюче сеча хуся». 54 Напряженно борющиеся люди, крики и стоны, стук и звон оружия, топот и ржание коней ужасали даже бывалого очевидца. Примечательно, что в этих случаях летописец передавал свои впечатления в порядке, обусловленном последовательностью применения оружия: «И бысть ту сечя зла, и бе, аки гром от ломления копейнаго и от звука мечнаго сечения, и от щитовнаго скепаниа, и кровь, аки вода, лиашеся». 55
Рукопашные бои редко бывали продолжитель¬ными. Порой они кончались раньше, чем в дело успевали включиться все силы. Как только начи¬налось бегство, организованное сопротивление прекращалось. На радзивиловских миниатюрах видно, что побежденные бегут, беспомощно огля¬дываясь и стараясь закрыть спины щитами. Но по¬гоня неотвратима, и копья преследователей вон¬заются в щиты, в самих всадников и в их коней (рис. 37). 56 Во время преследования использовали в смешанном порядке все средства, в том числе мечи, сабли, копья, луки. Так, например, в 1258 г. русские, гоня литовцев в районе Луцка, «секуще я и бодуще, вогнаша а во озеро». 57 Бегство часто превращалось в беспрепятственное избиение, и не всем удавалось спастись. Трагической развязки не миновали и феодалы-военачальники. С особым драматизмом описана гибель черниговского князя Изяслава Давидовича, разгромленного на р. Желани: «Постигоша бежаща в борок и начаша сещи его по главе саблею, Ивор же Геденевич удари его копием в плече, а другий прободе его копием выше колена, инъже удари его копием в лядвии, бежащу же ему еще, и удариша его ис самострела в мышку. Он же спаде с коня своего». 58 В этом сообщении отражено многое: надежда спастись и перечень ран, жуткое убийство и безнаказанность преследующих. Для нас оно является показателем того, какие средства использовались в погоне. Бегство чаще всего принимало панический характер («поскочиша»). Князья, загнав коней, являлись прямо с поля брани в свои города в одной рубашке, без доспехов, бросив ратное снаряжение. Очевидно, также «облегчали» себя и другие бегущие. Характерно в этом отношении сообщение о бегстве половцев с Перепетова поля в 1171 г.: «Вся оружия бранная и щиты пометаша, нази точию на конех бежаша, тоже и с коней валяющеся падаху и мертви бываху». 59
Выше речь шла главным образом о конном сражении, преобладавшем в удельной Руси. Почти все, что известно о борьбе пехотинцев, восходит к IX—X вв.; сведения более позднего времени скудны. Можно предполагать, что некоторые закономерности ведения конного боя действительны и для пехотинцев (например, попеременность в использовании оружия). Пехотные отряды не могли достаточно эффективно противостоять коннице (особенно на юге Руси). Известно, что против всадника пехотинец был вынужден вести оборонительный бой и целился (часто, видимо, не без успеха) в коня противника. 60 Пехотинец, более медлительный, чем всадник, в передвижении и маневре, в рукопашном бою был весьма упорен. Если пехота опиралась на какиелибо сооружения (частокол, крепостная стена) или их разрушала, она обнаруживала свои преимущества перед конницей. На севере Руси пехота не раз показывала в боях свою силу, не уступавшую всадникам (ср. битвы на р. Колокше в 1096 г. и в Липецах в 1216 г.).
Итак, применение оружия в бою теснейшим образом связано с его этапами — сближением, столкновением и преследованием. Луки использовались при приближении противоборствующих ратей; копья — главным образом в момент первого натиска в правильном строю, а также во время погони; мечи, сабли, топоры, булавы, кистени были необходимы, чтобы врубиться в ряды противника («въвертешася в не»), расстроить его полки («потонташа и») и поражать бегущих («секуще противныя»). Очередность введения в действие того или иного оружия вряд ли всегда неукоснительно соблюдалась. Раздельное, специфически необходимое применение метательного, колющего, рубящего и другого оружия на различных стадиях боя, конечно, не исключает использования разных видов поражающих и защитных средств в какой-либо один момент столкновения. В итоге можно заключить, что в боевых действиях вплоть до монгольского нашествия употребление копий, мечей, сабель, топоров по сравнению со стрелами, булавами и кистенями имело большее значение. Лишь в более поздний период значение метательных и специально ударно-дробящих и оглушающих боевых средств сильно возрастет.
3
Что можно сказать о функциональных особенностях оружия? В течение всего рассматриваемого периода меч с широким лезвием оставался рубящим «инструментом». Укол мечом в письменных и изобразительных источниках отмечен к редких случаях, обусловленных особенностями обстановки: коварный неожиданный удар, убийство раненого или безоружного, действие в тесном помещении, где мечом не размахнуться. На миниатюрах меч показан почти всегда занесенным для удара, а не укола. Сужение мечевого клинка началось в XII в., но лишь после 1250 г. у нас и на западе Европы появился колющий меч с удлиненно-треугольным лезвием. 61 Очевидно, мечом, даже утяжеленным, было трудно разрубить наборную броню, а укол легче достигал цели. Эту же функцию выполняли появившиеся в XIII в. кинжалы с удлиненно-треугольным лезвием. Весьма стабильным было развитие сабельного клинка. Максимальный изгиб сабли в середине лезвия в X в. равен 3 — 4.5 см, в XI—XIII вв. — 4.5 — 7 см. Таким образом, искривление сабельной полосы, а вместе с тем ее рубящие свойства прогрессировали весьма плавно. В подсобных целях раннесредневековой саблей можно было колоть. На это указывают небольшая кривизна лезвия (особенно для IX—X вв. ) и его обоюдоострый конец. В то же время в отличие от меча эволюция сабельной полосы все больше уклонялась в сторону только рубящего оружия. В связи с возрастающей популярностью конного боя изменились рукояти мечей и сабель. Оружейники уже около 1000 г. изготовляли рукояти, позволявшие при рубке сгибать руку не только в локте, но и в кисти. 62 Этот прием давал возможность дальше выносить клинок и лучше наносить размашистые удары на скаку. Сила рубящего удара зависела не только от качества оружия, но и от ловкости и сноровки каждого бойца. Даже прямой удар по доспеху не всегда причинял непоправимый вред. Источники отмечают неудачные удары и высокие защитные свойства доспеха. Кольчуга и шлем спасли Святослава от гибельных мечевых ударов в бою под Доростолом. 63 Под 1151 г. в летописи упомянут удар мечом по шлему («и тако вшибеся… до лба»). 64
Отметим изменения и в приемах обращения с копьем. Если в IX—XI вв., для того чтобы уколоть противника копьем, надо было размахнуться и «протянуть руку», 65 то в XII в. удар достигался движением коня, а копье прижималось к правому боку всадника. Последнему оставалось правильно нацелить и твердо держать само древко. В Центральной и Западной Европе таранный удар копьем появился еще в первой половине XI в., 66 но его широкое распространение происходит в 1130—1150 гг. 67 Судя по участившейся поломке копии и мощному напору при ударе, очевидно, то же самое происходило в XII в. и на Руси. Хорошим подспорьем в изучении этого вопроса оказались древнерусские миниатюры. Укол поднятой рукой в конном бою и единоборстве показан на рисунках Радзивиловской летописи (рис. 38), 68 таран — на 4 (рис. 39), 69 оба эти приема совместно — на 2 изображениях. 70 Эти сопоставления важны не только для понимания копьевой тактики, но и для уточнения времени возникновения самих миниатюр. Отмеченные выше радзивиловские рисунки, вероятно, восходят именно к тем десятилетиям ХII в., когда еще преобладал старый способ — размахивание копьем, но уже появился новый прием — таранный укол. Применение тарана копьем связано с улучшением защиты всадника и сопровождалось изменением его верховой посадки (упор прямыми ногами в стремена). С замечательной подробностью описал новый прием и объяснил его тактический смысл один сирийский писатель XII в.: «Я считаю, что всякий, кому случится биться копьями, должен прижать руку с копьем и локоть к своему боку, предоставив коню делать то, что он захочет во время удара. Ведь если он (т. е. воин, — А. К. ) пошевелит рукой с копьем или вытянет ее, удар не оставит следа и даже царапины. 71
С течением времени военные сродства для приведения их в действие требовали все большей мускульной силы, имевшей, однако, свои пределы. С утяжелением боевой техники появились виды оружия, экономившие энергию человека, но не ставшие от этого менее действенными. Таковы, например, бронебойные стрелы и пики, обладавшие повышенной проникающей способностью, механический лук-самострел, с большой силой посылавший тяжелые болты во вражеского латника.
Вместе с прогрессом оружия выдвинулись и новые приемы его использования. Применение и бою метательных копий-сулиц вызвало, например, следующий вид единоборства: во время метания сулицы попадали в щит, что не позволяло воину быстро закрываться и перемещаться. Для обороняющегося это имело роковые последствия: его, как плохо защищенного, рассекали мечом. 72 В XII—XIII вв. появились небольшой миндалевидный треугольный щит и меч с длинным перекрестьем. Оба этих предмета выдвигались навстречу ударам и могли почти одновременно обезопасить воина справа и слева. Таким образом, новый щит и меч позволяли всаднику обороняться и наступать с гораздо большим успехом, чем это делал его предшественник X в., закрытый малоподвижным длинным щитом и имевший меч, почти не приспособленный для самого непродолжительного манипулирования. В этот же период появились сабельные перекрестья, улавливающие и останавливающие встречный удар, идущий с любой стороны. Круговая защита руки позволила воину действовать клинком в рубке более смело и решительно.
С течением временя увеличился набор оружия и углубилась специфика его использования. Дружинник XII в. мог выбрать для наступления узкую или широкую стрелу, мощную рогатину или легкую пику, тяжелый меч или более подвижную саблю, боевой топор или летучий кистень.
Русские воины X—XIII вв., сражаясь на разных, совершенно несхожих фронтах и искусно пользуясь своим оружием, сумели отстоять независимость народа и способствовали возвышению престижа своей страны как одной из самых передовых и цветущих в Европе.
[adsense]
К оглавлению книги «Доспех, комплекс боевых средств IX—XIII вв.» | К следующей главе
Notes:
- В. М. Истрин. Хроника Георгия Амартола в древнем славяно-русском переводе, т. I. Пгр., 1920; Н. А. Мещерский. История… ↩
- Маврикий. Тактика и стратегия. СПб., 1903, стр. 182, 187. ↩
- Л. Нидерле. Славянские древности. М., 1956, стр. 369; Б. А. Рыбаков. Военное дело. В кн.: История культуры Древней Руси, т. Т. М. — Л., 1948, стр. 397—398. ↩
- Маврикий. Тактика.., стр. 183. ↩
- А. К. Пузыревский. Исследование боя в древние и новейшие времена. Варшава, 1902, стр. 42. ↩
- Еще М. Погодин правильно определил древний полк как войсковую тактическую единицу (Исследования, замечания и лекции о русской истории, т. VII, СПб.., 1856, стр. 260—261). ↩
- Н. А. Мещерский. История…, стр. 298. ↩
- Ср. следующее военное правило позднего средневековья: «Чем лучше вооружено войско, чем плотнее и крепче его ряды, том надежнее оно защищено» (Н. Макиавелли. О военном искусстве. М., 1939, стр. 114). ↩
- История Льва Диакона…, стр. 87. ↩
- М. Тебеньков. Древнейшие сношения Руси с прикаспийскими странами и поэма «Искандер-Намэ» Низами как источник для характеристики этих сношений. Тифлис, 1896, стр. 50. ↩
- История Льва Диакона…, стр. 83. ↩
- А. В. Попов. Низами и Древняя Русь. Тр. Ставропольск. гос. пед. инст., вып. IV, кн. 1, 1949, стр. 45. ↩
- В. Г. Васильевский. Варяго-русская и варяго-английская дружина… , стр. 327. ↩
- Ипатьевская летопись под 1174 г. (бой русских князей под Вышгородом). ↩
- Особенно осложнялось положение, когда военачальник отрывался от своих и оказывался в гуще врагов. Полки теряли руководителя. Так, однажды один из старших дружинников, встретив в сумятице битвы князя далеко впереди своих отрядов, счел необходимым крикнуть ему: «Княже! Не твое есть дело биться, но пойди назад и управляй полки» (В. Н. Татищев. История Российская, кн. 3, М., 1774, стр. 396). ↩
- Б. А. Рыбаков. Военное дело, стр. 413. ↩
- Н. А. Мещерский. История…, стр. 298. ↩
- В. М. Истрин. Хроника Георгия Амартола…, стр. 203-204. ↩
- Никоновская летопись под 1152 г.; Ипатьевская летопись под 1231 г.; В. Н. Татищев. История Российская, кн. 3, стр. 211; Livlandische Reimchronik, стихи 2105 и 2215. Не случайно, что новгородцы специально лудили свои латы. ↩
- Ипатьевская летопись под 1251 г. ↩
- Б. А. Рыбаков. Военное дело, стр. 407. ↩
- Вес меча около 1. 5 кг, наконечника копья 150—400 г, боевого топора без топорища 200—400 г, кольчуги 6—7 кг, шлема около 2 кг, щита 2—3 кг. ↩
- С. Blair. European Armour. London, 1948, стр. 192. ↩
- Ипатьевская летопись под 1117 г. ↩
- Вес рукоятей топоров и булав не учтен. ↩
- П. Д. Львовский. Баллистические качества древнейших образцов метательного оружия. Изв. Арт. акад. РКК, т. I, Л., 1932, стр. 190. ↩
- В. В. Бартольд. Арабские известия о русах, стр. 21; А. А. Семенов. Таджикские ученые XI в. н. э. о булгарах, хазарах, русах, славянах и варягах. Докл. АН Тадж. ССР, вып. VII, 1953, стр. 19: Б. Н. Заходер. Еще одно раннее мусульманское известие о славянах и русах IX-X вв. Изв. Всесоюзн. геогр. общ., т. XXV, вып. 6, М. — Л., 1943, стр. 36. ↩
- Лаврентьевская летопись под 1192 и 1194 гг.; Новгородская первая летопись под 1230 г.; В. Н. Татищев. История Российская, кн. 3, стр. 301, 375, 456. ↩
- Древности Российского государства, отд. III, M., 1853, стр. II—III; П. Лавровский. Об обряде пострижения у древних славян. Москвитянин, 1855, № 3, стр. 33—50. ↩
- В. Н. Татищев. История Российская, кн. 3, стр. 414. ↩
- Н. Вриенний. Исторические записки. СПб., 1858, стр. 14. ↩
- А. С. Орлов. Слово о полку Игореве. М. — Л., 1946, стр. 67. ↩
- Ипатьевская летопись под 1174 г. (бой русских князей под Вышгородом). ↩
- Там же, под 1175 г. (столкновение князей у Новгорода-Северского). Летопись начиная с описания боя русских и половцев под Треполем в 1099 г. приводит много примеров участия стрельцов в бою. Иногда их действия были настолько эффективными, что влияли на результат борьбы. Такой, например, случай произошел в 1190 г. — во время столкновения русских с половцами на р. Ивле (Ипатьевская летопись под 1190 г. ). ↩
- Ф. Зубарев. Опыт исторического исследования законов развития специально колющего оружия. Варшава, 1900, стр. 301. ↩
- Ипатьевская летопись под 1174 г. (бой русских князей под Вышгородом). ↩
- А. К. Пузыревский. Исследование боя…, стр. 139. ↩
- Л. Де-Витт. Конница, стр. 65. ↩
- Лаврентьевская летопись под 1149 г. (осада Луцка). ↩
- В одном восточном источнике XI в. описан, например, случай, когда наступающий пронзил противника копьем и сам «вылетел из седла из-за легкости своего тола, силы удара и быстроты лошади» (Усама ибн Мункыз. Книга назидания. М., 1958, стр. 89). ↩
- А. К. Пузыревский. Исследование боя…, стр. 148. ↩
- Ипатьевская летопись под 1249 г. Бои конных копейщиков фиксируются в летописи начиная с 1068 г. ↩
- Радзивиловская летопись. Фотомеханическое воспроизведение рукописи. СПб., 1902, лл. 29 об., низ, 80, 117 об., 183, верх и сл. ↩
- Ипатьевская летопись под 1078, 1149, 1151 и 1281 гг.; Лаврентьевская летопись под 1169 и 1186 гг.; В. Н. Татищев. История Российская, кн. 2, М., 1773, стр. 296; кн. 3, стр. 292, 347 и 438. ↩
- Лаврентьевская летопись под 1169 г. (бой русских князей в районе Перепетова поля). ↩
- В. Федоров. Холодное оружие. СПб., 1905, стр. 153. ↩
- Н. Макиавелли. О военном искусстве, стр. 101. ↩
- Ипатьевская летопись под 1231 г. ↩
- Троицкая летопись под 1310 г. Первая рукопашная схватка во время битвы русских на Летском поле описана летописью под 1019 г. Наиболее выразительные примеры такого рода приведены в описании боев у Листвена (1024 г.), у Переяславля Южного (1149 г. ), у Липец (1216 г.), при обороне Киева (1240 г.) и т. д. ↩
- В подтверждение целесообразно привести типичное в тактическом отношении сообщение о битве между византийцами и венграми, происшедшей в 1165 г.: «(О начала несколько времени бой продолжался на копьях с той и с другой стороны производили нападения и давали отпоры. Потом, когда копья были поломаны и на промежутке между войсками из груды сломанных древков вдруг образовалась как бы изгородь, с обеих сторон обнажили длинные мечи и, снова устремившись в бой, продолжали сражаться. Когда же и это орудие притупилось, потому что и те и другие войска были закованы в медь и железо… римляне, схвативши железные булавы… стали поражать ими венгров. И эти удары, наносимые в голову и лицо, были очень удачны. Многие оглушенные ими падали с лошадей, а другие истекали кровью от ран» (Н. Xопиат. История, начинающаяся с царствования Иоанна Комнииа. (1118—1185 гг. ), т. I, СПб., 1860, стр. 200—201). Последовательность в применении тех или иных наступательных средств в бою, видимо, была характерна вообще для некоторых раннесредневековых армий (ср.: Галл Аноним. Хроника, стр. 130; Н. Вриенний. Исторические записки, стр. 70). ↩
- Маврикий. Тактика…, стр. 174; Лев Мудрый. Тактика (цит. по: Българското воєнно изкуство. София, 1958, стр. 378) ↩
- Н. Серебрянский. Древнерусские княжеские жития. М., 1915, стр. 113—114; ср.: Новгородская первая летопись под 1240 г. ↩
- Н. А. Мещерский. История…, стр. 403. ↩
- Ипатьевская летопись по 1019 г. (бой русских на Летском поле). ↩
- Никоновская летопись под 1243 г. (Ледовое побоище); ср.: «И бысть видети лом копейный и скрежетание мечное, и щиты искепаны, и мужи носимы, и землю напоиша кровию» (Н. А. Мещерский. История… , стр. 300—301). ↩
- Радзивиловская летопись, лл. 47 об., верх, 97 об., низ и сл. ↩
- Ипатьевская летопись под 1258 г. ↩
- Никоновская летопись под 1159 г.; ср.: Ипатьевская летопись под 1162 г. ↩
- Никоновская летопись под 1171 г. ↩
- Ипатьевская летопись под 1202 г. (поход русских и половцев на Галич). См. также: Радзивиловская летопись, лл. 185, верх, 229, верх. ↩
- R. E. Oakeshott. The archaeology of Weapons. London, 1960, стр. 307. ↩
- Ср.: Б. А. Рыбаков. Ремесло Древней Руси. М. — Л., 1948, стр. 224—225. ↩
- История Льва Диакона…, стр. 95. ↩
- Ипатьевская летопись под 1151 г. ↩
- А. Комнина. Сокращенное сказание о делах царя Алексея Комнина, ч. I, СПб., 1859, стр. 209. ↩
- Н. Nickel. Der mittelalterliche Reiterschild des Abendlandes. Inaugural-Dissertation, Berlin, 1958. ↩
- Schwietering. Zur Geschichte von Speer und Schwert im XII Jahrhunderl. Mitt. aus dem Museum fur hamburgische Goschichte, № 3, Hamburg, 1912, стр. 24—37. ↩
- Радзивиловская летопись, лл. 21, 22, низ, 29 об., низ, 38, 41, 94, 97, 116 об., 136, верх, 192, 209 (сцены, где укол поднятой рукой обусловлен преследованием противника, не приняты во внимание). ↩
- Там же, лл. 38, 80, 80 об., низ, 94. ↩
- Там же, лл. 39 и 94. ↩
- Усама ибн Мункыз. Книга назидания, стр. 90—91. ↩
- Ср.: Ипатьевская летопись под 1255 г. (поход русских на ятвягов). ↩