Ратное снаряжение, родовое и видовое разделение войска

К оглавлению книги «Доспех, комплекс боевых средств IX—XIII вв.» | К следующей главе

Красота воину оружие.
Сборник Святослава 1076 г.
И бившу же соступу и брани крепце.

Ипатьевская летопись под 1111 г.

Изучение археологических комплексов выявило существование различных групп людей, ратное снаряжение которых было неодинаковым. Задача заключается в том, чтобы на основе вещественных и письменных источников рассмотреть, как и чем были вооружены эти люди.

Важнейшим обстоятельством, обусловившим различия в способах борьбы и снаряжении самих воинов, было разделение войск на пехоту и конницу. История средневековой армии представляет собой в сущности историю этих двух родов войск. О пехоте и коннице в литературе высказано немало суждений. Большинство историков справедливо считает, что первоначально основным родом войск у славян являлась пехота; конница хотя и появилась довольно рано, но в основном нашла применение в более позднее время. Всегда подчеркивалось влияние степных народов, ускоривших развитие киевской кавалерии.[ref]А. Пузыревский. История военного искусства в средние века, ч. I, СПб., 1884, стр. 67 и сл.; Марков. История конницы, ч. 2. Тверь, 1886, стр. 214; В. В. Сахаров. История конницы. СПб., 1889, стр. 99 и сл.; Н. П. Михневич. История военного искусства. СПб., 1895, стр. 168—169; Б. А. Рыбаков. Военное дело. В кн.: История культуры Древней Руси, т. I. M. — Л., 1948, стр. 400—401 и сл.; А. А. Строков. История военного искусства, т. I. M., 1955, стр. 164, 167; Е. А. Разин. История военного искусства, т. II. M., 1957, стр. 60.[/ref] Давняя изученность этой темы не исключает попытки ее нового обсуждения, прежде всего с военно-технической точки зрения. Существует еще много важных вопросов, в понимании которых не достигнуто должной ясности. К числу таковых относятся роль и значение пехоты и конницы на различных этапах развития Руси, время появления кавалерии как массового войска, развитие пехоты и конницы на севере и юге страны, использование коней для передвижения и для боя, техническое оснащение всадника и пехотинца, деление войск по виду оружия. Все это вводит нас в круг широких проблем не только оружиеведения, но вообще военного искусства раннего средневековья.

Славяне эпохи родо-племенного строя сражались в основном пешими. Лишь раннефеодальное государство выдвинуло конницу, которая повсюду в Европе с течением времени станет решающей военной силой.

Выделение конницы произошло не сразу. Какое-то развитие этот процесс получил в IX в. — в первый период существования организованного славяно-русского войска. Раньше всех верховыми лошадьми обзавелись предводители.[ref]А. Я. Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870, стр. 266 и 270.[/ref] Первоначально конь (наряду с ладьей) использовался в основном как средство передвижения.[ref]Впервые летопись сообщает о конных походах под 907 и 944 гг.[/ref] В отношении же боевого использования коня византийские и арабские источники единогласны; они сообщают, что русские «всегда сражались пешие и никогда не употребляли конницу в бою».[ref]А. Чертков. Описание войны великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков в 967— 971 гг. М., 1843, стр. 64, 70, 82, 93; А. Ю. Якубовский. Ибн-Мискавейх о походе русов в Бердаа в 943—944 гг. Византийск. временник, т. XXIV, Л., 1926, стр. 65.[/ref] В Закавказье, на Каспии и в других местах часто видели пешие ватаги воинственных выходцев из Руси. По рассказу персидского автора Мухаммеда ал-Ауфи, восходившему к IX и раннему X в., русы «силой превосходят все пароды, только что у них нет лошадей, если бы у них были лошади, то они приобрели бы господство над многими народами».[ref]В. В. Бартольд. Арабские известия о русах. Сов. востоковед., т. Т, М. — Л., 1940, стр. 39; В. Н. Заходер. Каспийский свод сведений о Восточной Европе, т. II. М., 1967, стр. 98, 119.[/ref] Сохранились известия и противоположного рода, но они касаются не внешних, а внутренних обстоятельств. Так, по народному преданию, записанному в венгерскую хронику XI в., русские князья откупались от проходивших около 895 г. через их территорию венгров сотнями лошадей, «седлами и удилами, украшенными по русскому обычаю».[ref]В. П. Шушарин. Русско-венгерские отношения в IX в. В кн.: Международные связи России до XVII в. М., 1961, стр. 141 и сл.[/ref] Косвенным свидетельством в пользу существования на Руси IX в. военизированной конной прослойки являются среднеазиатские известия о дружинниках-«рыцарях», составлявших часть населения страны и прислуживавших, как именовали на Востоке главу русской знати, «хакапу-русу».[ref]Б. А. Рыбаков. Первые века русской истории. М., 1964, стр. 26—29; А. Г. Туманский. Новооткрытый географ X в. и известия ого о русах и славянах. Зап. ВОРАО, т. X, СПб., 1897, стр. 127 и сл.[/ref]

Сопоставляя все дошедшие сведения, следует все же признать, что в начальную эпоху русской государственности конные дружины только складывались и, видимо, были немногочисленны, а боевое использование коней было ограничено. Отметим и чисто военный аспект этого вопроса. Дело заключалось не в том, что на востоке Европы дурно ездили и управляли лошадьми или их было трудно и дорого содержать,[ref]Марков. История конницы, стр. 160—161; Л. Де-Витт. Конница. Вооружение и владение оружием. СПб., 1900 прил. III, табл. 2.[/ref] а в том, что славяно-русы применяли на полях сражении привычные традиционные приемы европейского пешего боя. Под 968 г. летопись сообщает об обмене подарками между русскими и печенегами в честь заключения мира. В этом известии названы военные средства двух разных миров: конь, стрелы и сабля печенегов и мечи, брони и щиты русских. Здесь едва ли не самый образный в мировой средневековой литературе пример противопоставления пешего европейца и конного кочевника Востока.

По мере укрепления раннефеодальной монархии положение начинает существенно меняться. Из придворных гвардейцев и других элементов сформировались конные дружинники, которые стали не только самой отборной и квалифицированной частью войска, но и представляли основную военную группировку, на которую опиралась феодальная власть; они составляли основу правящего класса и сами рекрутировались из него.

На образование русской конницы повлияли многие внутренние и внешние факторы: собственные завоевательные походы и опыт боевых действий вдали от границ своей земли; становление оружейного ремесла и темп классообразования в городе и деревне; внутренние войны и борьба с внешней опасностью. Активное распространение конницы на Руси стимулировалось, с одной стороны, нарастающим процессом феодализации общества и войска, с другой — потребностями тактического противоборства в сражении с конным противником, прежде всего кочевниками степного юго-востока.

[adsense]

Выстоять против кочевников, не располагая сильной конной армией, было невозможно, и раньше всего это осознали в столице Руси. Организация конницы была возведена на уровень государственной задачи, что отразилось на торговых и налоговых делах. По сообщению источников, славяне и русы покупали выезженных лошадей у печенегов,[ref]Константин Багрянородный. О народах. М., 1899, стр. 66.[/ref] седла и узды у чехов в Праге,[ref]Известия Ал-Бекри и других авторов о руси и славянах, ч. I. СПб., 1878, стр. 49.[/ref] а Владимир Святославович вынужден был ввести специальные штрафы на приобретение коней и оружия.[ref]Лаврентьевская летопись под 996 г.[/ref] В последнем случае кони и оружие рассматривались как княжеские, т. е. как государственная собственность.

В середине и второй половине X в. конница ощутимо выдвигается как самостоятельная боевая сила. При обороне Доростола (971 г. ) русские впервые, как писал Лев Диакон, показались на конях.[ref]История Льва Диакона Калойского, Пер. Д. Попова. СПб., 1820, стр. 88.[/ref] Эта запись не подтверждается русской летописью, которая сообщает о столкновении русских конных отрядов под 946 г. и упоминает о конной дружине Святослава под 968 г., а самого полководца рисует как неутомимого и неприхотливого всадника («тако же и прочии вои его вси бяху»).[ref]Ипатьевская летопись под 964 г.[/ref] Сообщение Льва Диакона, видимо, истинно в том смысле, что фиксирует время, когда широкое использование конницы в битве стало очевидным фактом.

Усилия по созданию конницы не прошли даром. Киевская конница оказалась в состоянии остановить и отбить натиск кочевников: печенегов, торков, половцев, а затем перейти на них в наступление. В XI в. кавалерия становится силой, способной решать участь сражения, а в последующие полтора столетия почти ни одна сколько-нибудь значительная военная операция не обходилась без участия конных отрядов. Военная история удельной Руси изобилует походами, стычками и сражениями всадников. Своего расцвета рыцарская конница достигает в XII в., что связано с развитием феодальных отношений, выдвинувших в военной активности дворян, влиятельное местное боярство, состоятельных дружинников, различных «княжих мужей» и горожан. Одновременно оформляется кастовый характер конницы, комплектовавшейся из ограниченного чиста феодалов и их слуг.

Действовала здесь и противоположная тенденция, питавшаяся тем, что в XII в. в политической жизни участвовали самые разные слои общества. Не позже второй половины XI в. появились специально военные термины, указывающие на существование конных и пеших воинов (дружинник подразумевался в источниках как всадник). «Конники и пешцы» у летописца представляли собой не столько социальные, сколько чисто военные группы. К пользованию боевым конем, правда не часто, допускались даже зависимые крестьяне. Они при этом освобождались от платы господину за невзначай погубленного коня.

Значение воинского коня в быту знати всячески подчеркивалось. Из среды дружинников не позже XII в. выделились придворные служебные чины — седельники и конюшие. Воинственный рыцарский обряд пострига знатного юноши сопровождался его посажением на коня.[ref]Лаврентьевская летопись под 1194 г.; Троицкая летопись под 1196 г.[/ref]

Конь служил и для передвижения,[ref]Обозные кони назывались «товарными», или «сумными»; запасные — «поводными».[/ref] и для борьбы. Недаром в источниках кони и оружие называются обычно вместе. Слова одного западного свидетельства первой половины XII в. о том, что «силу и могущество знатных людей и военачальников определяют количеством… лошадей»,[ref]Из жизнеописания Оттона Бамбергского. Хрестоматия по ист. ср. веков, т. Т. М., 1953, стр. 42.[/ref] можно отнести и к Руси. Коней ценили и берегли, дарили в знак особою расположения, стремились отбить у врага или увести из усадьбы соперника-феодала.

В документах феодальной поры конь выступает как важнейший объект дружинного и хозяйственного быта. Согласно Краткой русской правде (XI в. ), кража коня приравнивалась краже оружия и одежды и облагалась штрафом в 3 гривны.[ref]Памятники права Киевского государства, вып. 1. М., 1952, стр. 78 и сл.[/ref] Судя по тому, что конь здесь назван наряду с оружием и «портами», его стоимость была довольно высокой. В юридических актах XII в. впервые названы воинский и рабочий кони, а связанные с ними охранные меры ужесточаются. Так, по уставу Владимира Мономаха (1113 г. ) злонамеренное уничтожение животного каралось (не считая особого возмещения за ущерб) довольно высоким штрафом — 12 гривен. По свидетельству Русской правды пространной редакции (после 1100 г. ), платил 3 гривны не только тот, кто взял чужого коня, но и тот, кто без спросу на него сел. Если задержанный вор оказывался еще и конокрадом, то он выдавался «на поток» князю. Законы, видимо, помогали не всегда, и примерно с XII в. необходимой принадлежностью сколько-нибудь самостоятельного хозяйства становятся массивные, запиравшиеся разными ключами конские путы. В первую очередь они служили целям предупреждения грабежа.

Умножению конского поголовья придавалось большое значение. Во владельческих селах разводились многосотенные табуны лошадей.[ref]Ср.: Ипатьевская летопись под 1146 т.[/ref] Лошадь использовали на Руси как ездовое и тягловое животное. Конины русские, если не вынуждали крайние обстоятельства, не ели. В городищенских слоях кости лошадей составляют от 5 до 24% всего количества костей домашних животных.[ref]В. П. Левашова. Сельское хозяйство. Тр. ГИМ, вып. 32. М., 1956, стр. 84.[/ref] К югу этот процент увеличивается. Коневодство на юге Руси развивалось, очевидно, более интенсивно, чем на севере. Остеологи отмечают низкорослость общей массы поголовья. Но были и рослые, дорогие лошади. Особенно ценилась быстроходная порода, по-видимому, восточного происхождения, называвшаяся по-гречески «фарь».[ref]И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. III. СПб., 1903, стр. 1352—1353. Близкий термин существует я арабском и персидском языках.[/ref] На конских ристалищах, на которых собиралось множество горожан,[ref]Ипатьевская летопись под 1151 г. («Тогда же угри на фарех и на скоках играху на Ярославле дворе»; слово «скок» здесь обозначает скакуна).[/ref] фарь описан как конь «борз и горазд играти», что же касается его наездника, то он «хитер н анем сидети» и «всяким оружием играша и храбро скакаше».[ref]М. Сперанский. Девгениево деяние. Сб. ОРЯС, т. 99. № 7. Пгр., 1922, стр. 137.[/ref]

В XII в. русские боевые кони получили широкую и лестную известность — они вывозились в германские земли и упомянуты в старофранцузских поэмах.[ref]А. И. Дробинский. Русь и Восточная Европа во французском средневековом эпосе. Ист. зап., т. 26, М., 1948, стр. 108—109 и сл.[/ref]

Летописец не раз описывал эпизоды, в которых конь уносил своего господина с поля битвы, спасал от погони «борзости ради коньское».[ref]Ипатьевская летопись под 1213 г.[/ref] От состояния коней зависел успех похода. Мор, падеж коней или их захват расценивались как поражение. Как сообщают известия раннекиевского времени, дружинник получал от сюзерена коня и оружие в служебное пожалование. Киевский князь Изяслав Ярославович печально прославился тем, что в решительный момент борьбы с внешней опасностью не дал горожанам средств борьбы, в том числе и коней.[ref]Лаврентьевская летопись под 1068 г.[/ref] В иные моменты, когда властитель сам объявлял массовую мобилизацию и казенного снаряжения на всех явно не хватало, он призывал ополченцев: «… пойдете по мне… кто имееть конь, ли не имеет кто, ино в ладье».[ref]Там же, под 1147 г.[/ref] Для обозначения атаки возникло выражение «удариша в коне».[ref]Там же, под 1068, 1096, 1178 гг.[/ref] Начало похода постоянно обозначалось словами «всели на кони».[ref]Ипатьевская летопись под 1149, 1150 гг.; Никоновская летопись под 1197 г.[/ref]

Требование союзнической помощи передавалось призывом «полези уже на кони».[ref]Ипатьевская летопись под 1152 и 1159 гг.[/ref] Все эти далеко не полные сведения показывают, какое важное значение приобрела кавалерия в военной жизни того времени.

Введение конницы сильно отразилось на характере боя, вооружении и в целом способствовало преобладанию в раннесредневековой Руси тактики полевой войны. Пешая фаланга времен Святослава, о твердость и монолитность которой не раз разбивались византийские катафрактарии, перестала удовлетворять новым условиям борьбы. Вместо нее на полях сражений появились подвижные и сплоченные отряды всадников (рис. 32). Более гибким стал боевой порядок, состоящий обычно из нескольких тактических единиц — полков. Повысились скорость передвижения и быстрота ударов, возросли значение маневра, внезапность нападения и стремительность атак, опасность первого столкновения и преследования. Быстрота передвижения конных масс являлась условием не только военного, но и политического успеха соперничающих феодалов. В XII—XIII вв. дневной переход конной дружины составлял примерно 50—60 км (иногда и значительно больше). При таких темпах пехота, конечно, не могла поспеть за конницей и последняя являлась вершительницей полевого сражения. Битвы раннего средневековья — это прежде всего столкновения организованных конных масс, поэтому они поражают своей стремительностью; их можно назвать сшибками. Летопись так обычно и передает: «… сшибеся полки их». Течение боя становится все стремительней, а военное счастье, зависимое нередко от случайного стечения обстоятельств, более изменчивым. Искусство сражения усложнилось, что потребовало от бойца длительной выучки и постоянных подготовительных упражнений.

Внедрение конницы выдвигает такие средства быстротечной борьбы, как лук и стрелы, копья, сабли, кистени и булавы. Родилось оружие, специально приспособленное для конных действий: мечи с изогнутым навершием и перекрестьем, кавалерийские пики, легкие топорики, булавы, кистени, миндалевидные щиты. Важнейшим оружием кавалерии становятся копья и сабли.[ref]А. Н. Кирпичников. Древнерусское оружие, вып. 1 и 2. Л., 1966.[/ref]

[adsense]

В эпоху создания Киевской Руси значительная часть войска была пешей. Даже в X в., в период резкого подъема конницы, курганный материал свидетельствует о преобладании пехоты. Не менее 4/5 всех погребений того времени с оружием не содержали конского снаряжения. Указывают ли эти данные на действительное соотношение конных и пеших, сказать трудно, во всяком случае пеший характер раннекиевского войска в какой-то мере сохранялся еще до середины X в. И позже в раннефеодальной Руси существовали сильные пехотные части. В 988 г. в связи с женитьбой Владимира Святославовича на сестре византийского императора Василия Анне в Царьград посылается 6-тысячный русско-норманский корпус. По описанию армянского историка Степаноса Таронского, они были «пешие, вооруженные копьями и щитами».[ref]В. Г. Васильевский. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI—XII веков. Тр., т. Т. СПб., 1908, стр. 201.[/ref] Лишь в экстренных случаях, ради быстрого нападения, эти гвардейцы-наемники садились на коней.[ref]Ю. Кулаковский. Новоизданный византийский трактат по военному делу. Византийск. временник, т. VII, вып. 4. СПб., 1900, стр. 658.[/ref]

Пеший характер раннекиевского войска был унаследован еще от тех времен военной демократии, когда весь народ составлял войско. В период формирования Киевской державы основная масса сельского населения была еще свободна и принимала участие в военных делах.[ref]В. И. Довженок. Віиськова справа в Київській Pyci. Київ, стр. 15.[/ref] Развитие феодальных отношений и рост социального неравенства привели к сокращению в войске рядовых крестьян и горожан, как правило составлявших пехоту. Изменилась и военная обстановка. На смену далеким завоевательным походам, втягивавшим широкие слои общества, пришел период освоения и эксплуатации собственной земли, когда военные дела вершились относительно немногочисленным сообществом феодалов и их слуг. По мере развития конницы пехотинца-простолюдина стали считать все более неполноценным воином. Так, в начале XI в. смерды, участвовавшие в войске Ярослава, получали плату в 10 раз меньшую, чем остальные войны.[ref]М. Г. Рабинович. О социальном составе новгородского войска X—XV вв. Научн. докл. высш. шк, Исторические науки, 1960, № 3, стр. 88.[/ref] Общее преобладание феодальной конницы, однако, не привело на Руси к полному исчезновению пехоты, как это случилось, например, в некоторых западноевропейских странах.[ref]Г. Дельбрюк. История военного искусства т. III, M., 1938, стр. 173.[/ref] Более того, в течение всего домонгольского периода пехотинцы в той или иной мере участвовали в походах и полевых битвах, правда, почти обязательно в сопровождении конного войска.[ref]Еще А. Пузыревский справедливо писал, что пехота на Руси никогда не падала так низко, как на Западе (История военного искусства…, стр. 87).[/ref] Пехотинцы прикрывали тылы, несли охранную и обозную службу; иногда пешие и конные полки выстраивались рядом и вместе шли в бой. Без пехоты князья не всегда отваживались вступать в битвы и идти в далекие походы в Волжскую Болгарию, Польшу, Чехию и даже в половецкую степь. В XII в. получил распространение смешанный пехотный и конный бой. происходивший у стен городов (рис. 33).[ref]Лаврентьевская летопись под 1149 и 1151 гг., Ипатьевская летопись под 1152, 1174, 1202, 1241, 1249 гг.[/ref] Пехотинцу было трудно бороться против всадника в открытом поле, зато у ворот крепости, за «твердью». в лесу, в горах он чувствовал себя значительно увереннее. Естественно, что «пешцев» использовали в борьбе за города, для защиты стен, вылазок, проведения инженерных и транспортных работ. Значение пехоты всегда поднималось в период больших военных предприятий, крупных войн, военных потрясений и катастроф. Так было в X в., в начале и середине XII в., в первой четверти XIII в., в годину монгольского нашествия. Оживление пехоты происходит в первой половине и середине XIII в. Тогда впервые после долгого перерыва пехотинцы оказались в состоянии влиять на результат сражения.[ref]Ипатьевская летопись под 1241, 1245, 1251 гг.[/ref] Князья для создания военного перевеса начинают формировать из пехотинцев целые полки. Нехватка «профессиональных» войск привела к тому, что смерды-«пешцы» стали большой силой даже в районах с традиционным господством конницы, а именно в Южной Руси. В ряды пехоты вливается не только бедное, но и имущее население, а среди последнего незнатные, но опытные в военном деле люди, приближенные к княжеско-дружинной верхушке. Подъем пехоты был связан не только с расширением вооруженной борьбы, но и с возросшей самостоятельностью городских и сельских низов, движениями против неугодных бояр, князей и феодальной неразберихи, борьбой с внешними поработителями.

Всегдашнее значение пехоты не приходится отрицать и в северорусских землях, где бой спешившихся людей был более популярен, чем в низовских землях. Распространенность пехоты на севере подтверждается археологически. Важнейшим оружием «пешца» был топор. По погребальным памятникам X в. замечено, что чем южнее, тем топоров меньше. В XI—XII вв. погребения с топором на севере явно преобладают и почти всегда в них похоронен небогатый пеший ратник. Нельзя отрицать наличие на севере и конных княжеских дружин; однако большим вниманием здесь пользовалось (особенно в Новгороде и Пскове) городское, в большинстве пешее, ополчение, состоявшее из купцов, ремесленников и смердов. Впервые летописи сообщают о спешивании новгородцев в бою на р. Кологше под Суздалем в 1096 г.[ref]Лаврентьевская летопись под 1096 г.[/ref] Позднее этот прием повторили новгородские и смоленские полки в Липецкой битве. При этом новгородцы заявили своим военачальникам: «А мы не хощем изъмрети на конех, но яко отци наши билися на Колагше пеши». Затем они «съседше с конь и порты и сапозе сметавше, боси поскочиша, а смоляне такоже поскочиша пеши».[ref]Суздальская летопись по академическому списку под 1216 г.[/ref] Так началась Липецкая битва, где пешие бойцы выступили впереди конницы в качестве передовой штурмующей силы. Популярность пешего боя в северорусских землях объясняется не только тем, что горожанин не имел или не умел пользоваться конем (ремесленник «ро¬дився, на лошади не бывал»),[ref]Московский летописный свод под 1471 г.[/ref] но тем, что условия борьбы на севере были иными, чем на юге. В лесистой пересеченной местности пехотинец вел себя с большей свободой, чем всадник, которому были необходимы ровные открытые пространства. Характер боя с хорошо защищенным и относительно малоподвижным европейским противником — немцами, шведами, поляками — не предоставлял широких возможностей для использования конницы. Сказалось также и отсутствие постоянной угрозы со стороны степной кавалерии.

Было бы неверным сводить все оружие пехотинца к какому-либо одному средству боя, например топору. Бесспорно, топор являлся главнейшим оружием пехоты, но отнюдь не единственным. Пешие ратники в своей массе были оснащены почти всеми видами военной техники, в особенности метательным, рубящим и ударным оружием (рис. 34). Правда, пехотинец был ограничен в выборе средств борьбы и в его экипировке обычно преобладал один или два-три вида оружия. Различие оружия пехоты и конницы в большой степени носило социальный характер, т. е. было обусловлено несходством ратного снаряжения простого ополченца и дружинника. Вооружение пехотинца (не часто имевшего кольчугу и меч) по сравнению с вооружением конника было, очевидно, более простым, дешевым и доступным. Хотя пехота и превышала по численности конницу,[ref]В одной из карательных операций Даниила Галицкого на 10 пехотинцев приходился 1 всадник (Ипатьевская летопись под 1241 г.).[/ref] снарядить ее на войну, вероятно, не требовало особых затрат. Человек брал в поход то, чем привычно пользовался в домашней обстановке, например охотничью рогатину и лук. Несложный набор средств дополняли принадлежности для транспортных и заготовительных работ: «… коши, и пилы, и коси, и секири, и ремение, и серпы».[ref]Н. А. Мещерский. История Иудейской войны Иосифа Флавия в древнерусском переводе. М. — Л., 1958, стр 298.[/ref] В пешем бою больше, чем в конном, употреблялись универсальные походные топоры, тяжелые копья и дубины, сулицы и длинные щиты. Так, во время Липецкой битвы «пешцы» наступали «с топорки и с сулицы», а при взятии болгарского города Ошеля секироносцы «с огнем» шли к стенам впереди стрельцов и копейщиков.[ref]Никоновская летопись под 1216 и 1219 гг.[/ref] Известное влияние на подбор пехотного оружия оказали средства кавалерийской борьбы. Так, судя по археологическим памятникам XII—XIII вв., топор в составе оружия пехотинца все более уступает свое место копью.

Социальная неоднородность средневековой армии обусловила несходство в вооружении не только пехоты и конницы, но и различных прослоек и групп внутри самих родов войск. Это способствовало тактической специализации различных групп военных людей в зависимости от функциональных особенностей того или иного оружия. Начало этого процесса уходит в X столетие, когда впервые обнаруживаются курганы людей, похороненных с одним видом оружия: стрелами, копьями, топорами. Позже разделение войск по виду оружия фиксируют и письменные источники. Однако возникновение соответствующих летописных записей хронологически случайно. Лучники как часть войска[ref]Несколько слов об истории этого вида войск. Конные лучники проникли в Центральную Европу вместо с венграми. Первоначально у западных народов не было конных стрелков. В период крестовых походов европейские рыцари столкнулись с лучниками в Восточном Средиземноморье и пытались ввести их у себя. Все же на Западе этот вид войск (я не имею в виду пеших стрелков XI—XII вв. ) так и не развился (L. Niederle. Slovanske starożithosti, dil. III, sv. 2, Praha, 1925, стр. 502; Г. Дельбрюк. История военного искусства, стр. 155. 173 и 216). Конные «лукострельцы» типичны для азиатских кочевников. Блестящий пример аффективного действия печенежских и венгерских стрелков в сражении с византийцами около 932 г. с редкими подробностями воспроизвел Масуди (А. А. Васильев. Византия и арабы, ч. II, СПб., 1902, прил., стр. 26—27).[/ref] впервые отмечены летописью под 1093 г., но в польской хронике Галла Анонима они упомянуты еще в 1018 г.[ref]Лаврентьевская летопись под 1093 г.; Галл Аноним. Хроника. М., 1961, стр. 40.[/ref] В состав лучников входили «молодь», т. е. младшие по положению члены дружины, дворовая челядь, незнатные рядовые воины, «яко простии людии суть пуще и половец».[ref]Ипатьевская летопись под 1223 г.[/ref] Лучники выполняли «разведку боем», прощупывали силы противника, заманивали его ложным бегством, несли службу охранения, демонстрировали от имени всего войска готовность биться (рис. 35).[ref]Ср.: Б. А. Рыбаков. Боевые порядки русских войск XI—XII вв. Уч. зап. Московск. обл. пед. инст. т. 27, Тр. каф ист. СССР, вып. 2, М., 1953, стр. 10.[/ref] Обычным приемом враждующих ратей была перестрелка через реку.[ref]«И начаша чрез реку стрелы пущати, яко дождь силний и яко и неба не видети в стрелах, и множество копий и людей стрелами побиша» (Никоновская летопись под 1155 г.).[/ref] Выдвинутые вперед стрельцы смело действовали в схватке с противником. Так, в битве на льду Чудского озера, по сообщению Ливонской рифмованной хроники, «русские имели много стрелков из лука, которые мужественно приняли первый натиск».[ref]Livlandische Reimchronik. Paderborn, 1876, стих 2240. О действиях северорусских лучников см.: Г. Латвийский. Хроника Ливонии. М. — Л., 1938, стр 91, 171 и 226.[/ref] При всей быстроте движения и стрельбы лучники не могли выдержать серьезный бой; более того, они действовали уверенно только тогда, когда где-то рядом находились главные силы.[ref]Источники отмечают всего несколько случаев, когда лучники существенным образом повлияли на результат боя (Ипатьевская летопись под 1160 и 1190 гг.).[/ref] Летопись сохранила следующее обращение легкоконных берендеев переяславской дружине: «Не ездите вы наперед, вы есте наш город, а мы пойдем наперед стрелци».[ref]Лаврентьевская летопись под 1169 г.[/ref]

Ядро войска составляли копейщики. Источники сообщают о них начиная с 1169 г.,[ref]Там же, под 1169 г.; Ипатьевская летопись под 1180 г.; Воскресенская летопись под 1220 г.[/ref] но выдвинулись они намного раньше. В XI—XII вв. копейщик становится основной боевой единицей феодальных дружин. Боеспособность войска измерялась количеством копий. Копейщики — сила, специально созданная для нападения и завязки решительного сражения («вседше на коне, в бро-ех, за щиты, с копьи якоже битъся»).[ref]Лаврентьевская летопись под 1151 г.[/ref] Выделение копьеносцев было обусловлено исключительной эффективностью их оружия. Таранное действие «копейного» удара нередко предопределяло исход сражения. В рядах копейщиков находились профессионально подготовленные дружинники, владевшие всем комплексом боевых средств.

Разделение войск по виду оружия во многом зависело от набора ратного снаряжения. Знать и дружинники обладали и пользовались всеми видами военных средств; оружие рядового воина, тем более смерда-пехотинца, чаще всего исчерпывалось, вероятно, одним-двумя предметами. Особо ценилось защитное снаряжение; те, кто им владел, причислялись к тяжеловооруженным[ref]Общим местом средневековых источников является указание на тяжесть панцирей, которые «мешают весом» в сражении, в пути, на переправах, особенно в бегстве (ср.: Галл Аноним. Хроника, стр. 54—55, 130—131).[/ref] в противоположность легковооруженным, имевшим главным образом наступательное оружие. В период зрелости феодальной военной организации к первым обычно относились копейщики, ко вто¬рым — лучники. Точно датированное известие о тяжеловооруженных воинах относится к 941 г. По сообщению Луитпранда, русские во время похода Игоря на Константинополь, испытав на себе греческий огонь, тонули, «отягощенные панцирями и шлемами».[ref]М. Стасюлевич. История средних веков, т. II М., 1864, стр. 477.[/ref] Имеется целый ряд и других данных, подтверждающих разделение войска по степени вооруженности. В XI—ХII вв. появился термин «бронистец» (или «бранистарец»), обозначавший человека, закрытого кольчугой. В XIII в. существовало и другое равнозначное понятие — «оружник». Согласно Ипатьевской летописи оружники — это дружинники-землевладельцы; они имели блестящие доспехи и щиты и в боевых эпизодах названы отдельно от стрельцов.[ref]Ипатьевская летопись под 1229, 1231, 1240 и 1256 гг.[/ref] Документ конца XIV в. представляет оружников: «От глав их и до ногу все железно».[ref]И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. II, СПб., 1902, стр. 710.[/ref] В переводных сочинениях это слово соответствует греческому «оплитос» (или «арматус»), т. е. тяжеловооруженный. Таким образом, данные военной лексики доказывают существование тяжеловооруженных дружинников — бранистарцев или оружников Тяжеловооруженный воин имел полное вооружение. Подробное описание его, несомненно современное XI—XII вв., оставил древнерусский переводчик «Истории Иудейской войны»: «Конницы же … носят саблю долгу и долго копие в руце и щит же долг, яко минет ребра коневи, и с треми сулицами тул, имуща железа велика. Шеломич же и броня имеють, подобны пешцем».[ref]Н. А. Мещерский. История…. стр. 298.[/ref]

Тяжеловооруженных всадников можно представить по погребениям X—ХIII вв. с несколькими видами вооружения; правда, вместо сулиц обнаруживаются стрелы, форма и размеры щитов почти всегда остаются неизвестными, а шлемы находятся только в боярских или княжеских моги¬лах. Видимо, обычай положения в могилу полного вооружения распространялся лишь на самую знатную верхушку общества, составлявшую незначительное меньшинство. Что же касается легковооруженных секироносцев, копейщиков и лучников, выявленных по курганам с одним видом оружия, то их оснащение при жизни было, очевидно, разнообразнее. Например, копьеносец пользовался щитом и стрелами, а лучник копьем и топором.

На основании всех приведенных археологических и письменных сведений с учетом общеевропейских аналогий[ref]Ср.: Ю. А. Кулаковский. Стратегика императора Никифора. Зап. АН, сер. 8, т. VIII, № 9, СПб., 1908, стр. 30 и сл.; В. Miskiewicz. Studia nad оbrоną polskiej granicy zachodhiej w okresie wczesnofeudalnym. Poznań, 1961, стр. 169, 198—199.[/ref] можно представить следующее деление русского войска по роду и виду оружия.

1. Тяжеловооруженный всадник-копейщик, оружник, бранистарец; его снаряжение — копье (или два), сабля либо меч, сулицы или лук со стрелами, кистень, булава, реже боевой топорик, также шлем, кольчуга и щит, стремена, седло и шпоры.

2. Легковооруженный всадник-лучник, стрелец; его главное оружие — лук и стрелы — дополнялось топором и, возможно, копьем, шлемом, щитом; металлический панцирь, по-видимому, отсутствовал. Полагались также стремена, седло, шпоры или плеть.

3. Тяжеловооруженный пехотинец-копейщик имел копье, сулицы, боевой топор, булаву, иногда меч, обязательно щит, возможно, также металлические доспехи.

4. Легковооруженный пехотинец-лучник, стрелец, был снабжен луком и стрелами, боевым топором или железной булавой; щита, панциря и шлема он, очевидно, не имел.

Приведенное разделение войск в отчетливом виде сложилось предположительно к XII в. Нечто подобное происходило и в других европейских странах. По авторитетному отзыву Г. Дельбрюка, только в XII в. наступает действительная дифференциация родов оружия и тяжеловооруженное рыцарство выделяется из низших слоев как рыцарское сословие.[ref]Г. Дельбрюк. История военного искусства, стр. 224.[/ref]

Письменные источники, как правило, указывают лишь самое общее членение войск — на конницу и пехоту — и выделяют лучников и копейщиков, не касаясь подробностей их снаряжения. Деление войск по степени оснащенности оружием в дальнейшем, вероятно, можно будет дополнить и уточнить. Сейчас трудно судить, насколько это разделение всегда строго выполнялось. Ясно все же, что существование легко- и тяжеловооруженных воинов отвечало тактической необходимости — достаточно эффективно вести ближний и дальний бой. Решающие задачи здесь выполняли силы, способные вступить в рукопашную схватку, т. е. преимущественно тяжеловооруженные всадники. «Можно, не боясь преувеличения, выставить положение, что в средние века лучшим, идеальным войском долгое время продолжало считаться тяжеловооруженное, чисто рыцарское войско».[ref]Там же, стр. 198.[/ref] Без конных дружинников феодал был бессилен предпринять что-либо серьезное. Сошлюсь на следующий пример. Киевский князь Владимир Мстиславович не поладил с дружиной: «Рече, възрев на децкы, а се будут мои бояре». Вскоре новоиспеченные «бояре» подверглись обстрелу бывших союзников — берендеев и разбежались.[ref]Ипатьевская летопись под 1169 г.[/ref] С военной точки зрения препятствием для немедленного превращения «детских», «отроков» в мужей — старших дружинников — послужил, очевидно, недостаток тяжелого, в первую очередь предохранительного, вооружения (я оставляю в стороне скоропалительный авантюрный характер этого поступка, вызванного княжеской опрометчивостью).

[adsense]

При всем различии частей феодального войска невозможно отрицать универсальность средневекового ратника: случалось, что конники, спешившись, в походе и в бою употребляли разные средства нападения и защиты,[ref]Во время военных действий в лесных и безводных районах спешивались даже князья.[/ref] пехотинцы же дрались впереди всадников и сочетали в себе качества лучников, копейщиков, секироносцев, саперов и строителей. В Древней Руси не сложилось строгой специализации оружия по родам и видам войск. Одним и тем же средством с успехом могли пользоваться люди, разные по своей военной принадлежности и квалификации. Комплектование людьми и вооружением древнерусской рати отражает своеобразие и противоречия той эпохи. Сложение кастовой военной организации время от времени нарушалось привлечением в войска народных масс с присущим им «плебейским» оружием. В эти периоды военное и социальное положение призванных на войну не всегда обязательно определяло их принадлежность к копейщикам и лучникам, коннице и пехоте. В летописях не раз приводятся случаи, когда конными были «вой», «черные люди»,[ref]«Черных людей», упомянутых в войске Игоря Святославовича во время похода на половцев, иногда неправильно отождествляют с пехотинцами. В действительности весь отряд Игоря, зашедший в половецкую степь, первоначально был конным, и лишь в процессе похода, оказавшегося слишком изнурительным, воины принуждены были спешиться, «бо вси бьяхуться идуще пеши» (Ипатьевская летопись под 1185 г.).
[/ref] а среди пеших находились состоятельные ремесленники и даже предводители.

Начало и конец раннесредневековой Руси отмечены крупнейшими военными событиями. Непосредственное участие в этих событиях приняли широкие слои древнерусского общества. В период создания Киевской Руси возникла и существовала внушительная армия, в основном пешая, позднее дифференцировавшаяся на пехоту и конницу, с более узкой специализацией внутри этих родов войск. В годину монгольского завоевания весь народ поднялся против поработителей. В этой смертельной борьбе кастовые противоположности, разделявшие дружинника и ополченца, в значительной мере утратили свое значение: и конник, и пехотинец выступили равноправно. Так в решительные моменты истории народная активность влияла на организацию и вооружение войска, ускоряла или изменяла ход военных дел.

К оглавлению книги «Доспех, комплекс боевых средств IX—XIII вв.» | К следующей главе