К оглавлению книги «Эпоха бронзы лесной полосы СССР»
На рубеже III и II тысячелетий и в первой четверти II тыс. до н. э. на территории Восточной Прибалтики появляется культура шнуровой керамики и ладьевидных топоров. Довольно быстрое, почти одновременное распространение этой культуры прослежено в Литве, Латвии, Эстонии и юго-западной Финляндии.
Памятники культуры шнуровой керамики и ладьевидных топоров в Восточной Прибалтике изучены неодинаково. Основными источниками информации о ней являются поселения, могильники и случайные находки. К настоящему времени на территории Прибалтики известно около 39 могильников, в которых обнаружено 70 погребений (карта № 4). В Литве и Латвии могильники известны главным образом вдоль морского побережья, а в Эстонии они распространены по всей территории и даже на островах (Саарема и Муху). Лучше всего изучены эстонские грунтовые могильники, среди которых наиболее интересными являются Арду, Сопе, Купила и поздний могильник Кивисааре. Обычно могильники располагаются на песчаных холмах вблизи водоемов и естественных пастбищ, но чаще встречаются на морском побережье, на островах и в районах речных пойм. Число погребений в могильниках небольшое — от одного до пяти и редко до 10 погребений.
Наибольшую известность получили поселения Швянтойи (1—4А и 9) на северо-западе Литвы (Rimantiene, 1980) и Нида на Куршской косе (Римантене, 1975—1980). На остальной территории большая часть находок этой культуры сосредоточена на неолитических памятниках в смешении с поздненеолитическими культурными остатками. Сейчас в Восточной Прибалтике известно около 70 поселений с находками культуры шнуровой керамики.
Наряду с этим на всей территории Восточной Прибалтики часто встречаются случайные находки каменных сверленых топоров-молотков, клиновидных топоров и других вещей данной культуры. В музеях Прибалтики хранятся сотни топоров-молотков разных форм, свидетельствующих о довольно широком распространении племен культуры шнуровой керамики.
Для территории Литвы характерны групповые могилы и одиночные погребения с трупоположением в скорченном положении; это Мешкосгалва, Алкснуне и Юодкранте на Куршской косе, Шакуня в северной части Литвы, в прибрежной части — Курмайчяй и Ланкупяй, в центральной части — Гринкишкис и Паштува. Для этих могил характерен инвентарь, состоящий из ладьевидных топоров и черепков шнуровой керамики (Rimantiene, 1974).
Погребальные памятники шнуровой керамики и ладьевидных топоров на территории Латвии представлены захоронениями на поселениях, групповыми могильниками, а также одиночными могилами. Шесть захоронений обнаружены на поселении Абора 1 (Лозе, 1979). Покойники лежали на боку в скорченном положении, ориентированы головами к юго-западу. Судя по наличию остатков дерева, умерших погребали на настилах. Погребальный инвентарь состоял из янтарных украшений в виде ключеобразных и зубовидных подвесок (рис. 23, 15, 16), ожерелий из пронизок, а также зооморфных фигур и фигурных подвесок (рис. 20, 1—3).
Единичная могила на поселении Рутениеки (ЙШгтз, 1946) содержала ладьевидный топор.
Грунтовые могильники Латвии и Эстонии находятся вблизи водоемов на холмах. На могильнике Звейниеки обнаружено шесть захоронений в скорченном положении головами на юг и север (Zagorskis, 1974). Умершие были погребены в овальных ямах длиной 1,20 м и глубиной не более 0,45—0,50 м. Одно из погребений имело две роговые пластинки с орнаментом (рис. 23, 19), которые были обнаружены возле кистей рук. Подобная орнаментированная пластинка найдена на поселении Абора 1 и происходит из разрушенной могилы. Условия находки пластинок позволяют считать их предохранителями или браслетками, надевавшимися на обе руки.
Могильник в Крейчи, расположенный на востоке Латвии, содержит шесть могил с захоронениями в скорченном положении (Zagorskis, 1961). Могильные ямы различные, глубиной 0,25—0,65 м иногда имели камни по краям. Одно из захоронений было с перекрытием из плотно приложенных друг к другу камней. Погребальный инвентарь отсутствовал.
Могильник в Сопе, расположенный на северо-востоке Эстонии, содержал остатки 10 погребений (Янитс, 1952). Территория могильника была, очевидно, значительной, так как одна группа могил обнаружена на расстоянии от другой на целых 150 м. Трое из умерших были погребены в скорченном положении. Погребальный инвентарь состоял из костяных изделий, речных раковин, янтарного кольца и ладьевидных топоров.
На северо-востоке Эстонии находятся еще три могильника, а остальные расположены в средней (Арду) и северо-западной части Эстонии (Тулла, Лихула, Ямари и Ялуксе).
Могильник в Арду имел два мужских захоронения, погребенных в непосредственной близости друг от друга. Умершие были положены на правом боку в скорченном положении, головами на север. Погребальный инвентарь составляли: каменное долото, нож из беловатого камня, костяное долото, шило из кости козы или овцы, проколка из рога, отжимник для ретуширования кремня, костяная палочка с отверстиями и слегка утолщенной средней частью и ладьевидный топор (рис. 20, 11).
Значительная часть захоронений культуры шнуровой керамики обнаружена на островах Эстонии Саарема и Муху. Всего здесь известно семь могильников. Два из них расположены около деревни Кюласема.
На территории восточной части Эстонии известны два могильника Кунила и Кивисааре и единичная могила в г. Тарту. Захоронение в Тарту принадлежало мужчине, погребенный лежал в вытянутом положении. В могиле обнаружены ладьевидный то¬пор и длинный трехгранный наконечник стрелы из офиллита.
Вероятно, погребения в вытянутом положении являются более поздними. Умерших погребали в могильных ямах различной глубины: от 20—30 до 100—150 см. Клали умерших преимущественно в скорченном положении на правом или левом боку. Ориентировка прослежена только в могильнике Арду, где мужчины лежали скорченно на правом боку головой на север.
Поскольку грунтовые могильники не раскапывались, трудно судить о форме и размерах погребальных сооружений, но, судя по описанию погребений, погребальные сооружения в могильниках Эстонии были такими же, как в одиночных погребениях Дании, в погребениях Финляндии и фатьяновской культуры (Крайнов, 1972б).
Самое большое число погребений обнаружено в могильнике Кивисааре, расположенном на северном побережье озера Выртсярв. Могильник размещен на друмлинах среди болотистой местности. Умершие погребены на спине в вытянутом положении среди булыжников друмлин или под ними. Инвентарь могил состоял из просверленных зубов животных, кремневых скребков, костяных изделий и бронзового серпа.
Глиняные сосуды встречаются в могилах редко. Они по форме напоминают кубки, имеют эсовидный профиль, отогнутый наружу венчик и уплощенное дно. Орнамент зональный, покрывает верхнюю часть сосуда. Он или нарезной или шнуровой. Встречаются ямочные неглубокие вдавления в виде поясков, окаймляющих узор. Для керамики прибалтийской культуры ладьевидных топоров наиболее характерным является елочный узор. Обломки тождественных сосудов встречены и на поселениях (Янитс, 1959а, б). Изредка встречаются обломки сосудов амфорной формы.
Поселения с чистым комплексом культуры шнуровой керамики расположены на юго-западе Восточной Прибалтики. Это поселения Швянтойи 1—4А, 9, исследования на которых уже завершены (Rimantiene, 1980). Эти памятники располагаются на берегу Балтийского моря на месте бывшей лагуны-озерка севернее г. Паланги. Поселение 1А, культурные остатки которого сохранились в торфе, было огорожено оградкой. Здесь обнаружен также закол для ловли рыбы.
Эти памятники имеют богатый инвентарь, состоящий из кремневых, сланцевых и деревянных изделий. Это кремневые треугольные наконечники стрел, скребки, ножи и проколки. Из камня изготовлены топорики с пришлифованным лезвием, ладьевидный топор и желобчатые тесла. Домашняя утварь состоит из деревянных блюд и корыт, а также подноса и ложек. Обнаружены плетенки и циновки.
Украшения изготовлены из янтаря (трапециевидные пластинчатые подвески, цилиндрические пронизи, шаровидные и пуговицеобразные бусины, кольца, плоские кружки).
Керамика поселений Швянтойи (297 экз. горшков) представлена кубками с 8-видной профилировкой, кубкообразными горшками, горшками с валиками, воронковидными сосудами, мисками округлой и продолговатой формы и амфорами с ушками на плечиках (рис. 22).
Кубки различной формы: со стройным и вытянутым туловом и 8-образной профилировкой края, более приземистые с округлым туловом и длинной шейкой; с расширенным туловом и суженным горлом; с прямыми стенками и боченковидные. Кубки украшены шнуровыми оттисками, нарезным елочным орнаментом, а также нарезками, опоясывающими горло, некоторые кубки целиком покрыты орнаментом. Горшки крупных размеров, часть из них имеет приземистую форму с открытым горлом. Миски крупных размеров, нередко снабжены ушками. Орнамент состоит из шнуровых оттисков, нарезных линий, треугольников. Встречаются также миски на ножках (рис. 22).
Для керамики поселений характерны ванночки и овальные мисочки. Длина ванночек 10—45 см. Амфоры имеют шаровидное тулово с коротким цилиндрическим горлом или со слабо намеченным горлом, имеются амфоры с выпуклым туловом, постепенно переходящим в цилиндрическую шейку или отогнутую шейку. Амфоры первых двух типов снабжены двумя — четырьмя ушками и украшены группами вертикальных нарезок на плечиках. Для последних характерны узоры из горизонтально расположенных оттисков шнура или нарезного елочного орнамента.
Крупные хозяйственные горшки украшены налепными валиками и ушками.
Поселение Нйда находится к югу от курортного городка одноименного названия (Римантене, 1975—1980). Культурный слой этого поселения залегал в песке. Здесь установлено наличие наземных сооружений. Кремневый инвентарь поселения состоял из треугольных, ромбовидных и трапециевидных кремневых наконечников стрел, скребков с профилированными лезвиями, вкладышей для стамесок, ножей и резчиков, каменных клиновидных топоров и тесел, мотыг, метательных каменных шаров. Сосуды — крупные горшки с узким днищем, налепными валиками и ушками, тонкостенные кубки, шаровидные амфоры, а также ваннообразные мисочки.
Остальные поселения Куршской косы: Алкснуне, Юодкранте и Первалка — менее изучены.
На территории Восточной Литвы изучены поселения: Крятуонас 1А и Пакрятуоне 1А, расположенные на берегу оз. Крятуонас (Гирининкас, 1982). На этих поселениях встречены плоскодонные сосуды с широким горлышком, в том числе с налепными валиками, амфоры, кубки и миски (всего 122 экз.). В более южных территориях республики изучены поселения Пасиеняй, Миткишкес, Русяй, Тилтагаляй, Маргяй и Дуобис.
Поселения и могильники Литвы принадлежат к локальному варианту восточноприбалтийской культуры ладьевидных топоров и шнуровой керамики, получившей название жуцевской культуры (висло-неманской или приморской). Ладьевидные топоры этой культуры, преимущественно из случайных находок, представлены европейским типом А. Топоры-молотки классифицируются в четыре основные группы. Топоры первой из них имеют округленное четырехугольное и трапециевидное сечение, несколько опущенное вниз лезвие с хордой на спине, они получили распространение главным образом в Западной Литве до р. Дубиса и среднего течения р. Неман. Топоры с конусовидным обухом, являющиеся более поздним вариантом первого типа топоров, встречаются исключительно на территории северной части Литвы. Вторую группу составляют топоры, близкие топорам фатьяновской культуры (Крайнов, 1972б). Они распространены преимущественно в западной части Литвы (рис. 21, 6). В третью группу входят балтийские ладьевидные топоры с четырехугольным сечением, с притупленным обухом и несколько расширенным лезвием (рис. 21, 3). Выделяются два варианта этих топоров, которые отличаются формой обуха (имеются топоры с коротким, сильно суженным обухом и топоры с удлиненным обухом, округленными боковыми гранями и нередко с изогнутым профилем). Эти топоры локализуются в основном в бассейне р. Шешупе, что говорит о местном характере этой формы топоров европейского типа (Rimantiene, 1974). Последнюю группу составляют втульчатые топоры. Кремневые клиновидные топоры жуцевской культуры имеют четырехугольную или слегка трапециевидную форму. Поперечное сечение их овальное или четырехугольное. Вариантами являются короткие топоры, типичные для Куршской косы, и узкие, стройные — для юго-востока Литвы (Rimantiene, 1974).
На поселениях Литвы прослежены зачатки производящего хозяйства. Наблюдается минимальное присутствие костей крупного рогатого скота (Швянтойи 1А), свиньи и мелкого рогатого скота (поселения побережья оз. Крятуонас). Предполагается, что оградка на поселении Швянтойи 1А ограждала загон для скота. Из культурных растений обнаружены конопля, просо и мальва.
За последнее время в ареал жуцевской культуры включена и западная часть Латвии (Ванкина, 1980). Чистый комплекс этой культуры на территооии Латвии обнаружен лишь на трех поселениях: Маткулес Тояты, Гарозас Рутениеки (Sturms, 1946) и Варнаскрогс (Sturms, 1936а, б). Следы пребывания носителей культуры шнуровой керамики в этой части Латвии отмечены также на средненеолитических поселениях Сарнате (Ванкина, 1970), Леясцискас (ЗШгтз, 1931а,б), Пурциемс (Sturms, 1937) и Силиньупе.
На территории Восточной Латвии и Эстонии находки шнуровой керамики были обнаружены на многих неолитических поселениях. Очевидно, поселения восточноприбалтийской культуры в отличие от поселений жуцевской культуры устраивались на месте поздненеолитических поселений. Поэтому в средней и северной частях Восточной Прибалтики шнуровая керамика почти не встречается в виде чистых комплексов, а перемешана с керамикой позднего неолита. Нам представляется, что находки шнуровой керамики и других вещей культуры ладьевидных топоров на десятках поселений неолита Латвии и Эстонии указывают на наличие поселений носителей указанной культуры на поздненеолитических стоянках.
Это подтверждается идентичностью керамики со стоянок и из могильников. Вряд ли можно согласиться со взглядами X. А. Моора (Моора, 1958) и Л. Ю. Янитса (Янитс, 19596) на эти находки как на результат мирных контактов племен культуры ладьевидных топоров и местной культуры с ямочно-гребенчатой керамикой. Скорее это проникновение на территорию других племен, которое впоследствии привело к сближению и ассимиляции, а в других местах — к приспособлению к местным условиям и утере своего облика. Находки боевых топоров на всей территории Прибалтики свидетельствуют о широком расселении новых пришельцев. X. А. Моора и Л. Ю. Янитс считают, что пришельцы длительное время сосуществовали рядом с местными племенами, не смешиваясь с ними, так как они были этнически различны и имели разное хозяйство.
К северу от Западной Двины распространены поздненеолитические поселения со шнуровой керамикой. Часть их расположена в бассейне озера Лубанас: Абора 1, Асне 1, Ича, Лагажа и Эйни (Лозе,
1979). На территории Эстонии следы пребывания носителей этой культуры обнаружены на поселениях Акали, Валма, Вилла, Куллямяги, Наакамяэ, Нарва — Риигикюла, Симусааре и Тамула (Jaanis, 1966). Находки шнуровой керамики вместе с поздне¬неолитическими вещами указывают, что носители культуры шнуровой керамики расселились среди поздненеолитического населения и как бы сменили его.
Представление о характере застройки поселений и о жилых сооружениях культуры шнуровой кера¬мики можно составить на основании поселений Лубанской равнины (Loze, 1978). Жилища были наземными, имели столбовую конструкцию, длину не более 10 м и ширину 4—5 м. Они состояли из одного — двух помещений с каменными очагами посредине. Крыша была двускатной. Поселения обычно располагались на возвышенностях среди болотистой равнины. По всей вероятности, врытые в материк сваи являются остатками мостков, облегчавших подход к реке.
Для керамики характерны следующие формы сосудов: кубки, крупные хозяйственные горшки, миски и ванночки. Амфоры встречаются редко. Кубки восточной части Латвии и Эстонии имеют профилированные края со сравнительно короткой шейкой и слегка округленным туловом (рис. 22). Они украшены шнуровыми оттисками, а также нарезным елочным орнаментом. Один из тонкостенных кубков, найденных на могильнике Сопе, имел еле заметное валикообразное утолщение вокруг шейки, которое украшено двумя рядами наколов. Крупные хозяйственные горшки с валикообразным утолщением вокруг шейки имеют слегка либо сильно округленное тулово. Округлые миски украшены шнуровыми оттисками пли нарезным елочным орнаментом, днища также орнаментированы. Ванночки меньше ванночек жуцевской культуры. Амфоры встречены редко. Судя по фрагментам, они принадлежали к типу сакско-тюрингских крупных и злотских малых амфор.
Кремневые орудия представлены треугольными ромбовидно-черешковыми наконечниками стрел (рис. 23, 5—8). Среди первых встречаются экземпляры с прямым либо вогнутым основанием. Скребки изготовлены на узких либо крупных кремневых отщепах (рис. 23, 3, 4, 14), кремневые ножи отличаются стройностью форм и хорошей обработкой (рис. 23, 9). Для костяных гарпунов характерны длинный насад и мелкие одно- или двусторонние зубцы, расположенные в верхней части орудия (рис. 23,
11). Из рога изготовлены ударные орудия с просверленными отверстиями в верхней части для прикрепления их к рукоятке.
Кремневые клиновидные топоры, имеющие прямоугольную форму и прямоугольное сечение, принадлежат в основном к двум типам: толстообушным и тонкообушным (рис. 23, 21—23). Реже встречаются широкие топоры трапециевидной формы со средней толщиной обуха и прямоугольным сечением. В единичных случаях найдены узкие тонкообушные трапециевидные топоры с линзовидным сечением. Находки разнотипных кремневых клиновидных топоров указывают на разновременность памятников. Наиболее поздними являются трапециевидные тонкообушковые топоры с линзовидным сечением (Крайнов, 1972).
Каменные ладьевидные топоры (рис. 21) представлены несколькими формами (Tallgren, 1922; Ауrараа, 1952; Sturms, 1936Ь, 1970; Jaanits, 1971). Наибольшее распространение получили топоры европейского типа А, которые, по мнению Э. Штурмса, являются древнейшей формой боевых топоров (Sturms, 1970). Однако вряд ли можно согласиться, что топор типа А является древнейшей формой, ему предшествовали более простые топоры.
Второй формой, представленной на территории Восточной Прибалтики, являются фатьяновские топоры (Крайнов, 1972б). Для них характерно выдающееся вниз или отведенное назад лезвие, трапециевидное или сегментовидное сечение, крышеобразный верх. Однако на территории Латвии и Эстонии встречены лишь наиболее простые формы этих топоров, тогда как на территории Литвы и Калининградской области распространены и типичные формы фатьяновских топоров.
Третья форма топоров представлена типом карлова (от названия местечка Карлова в Эстонии; Jaanits, 1971). Для этого топора характерна втулка, косо выступающее вниз лезвие, довольно прямой и ровный верх. Поперечное сечение прямоугольное или трапециевидное. Эта форма топора возникла, по мнению Л. Ю. Янитса, под влиянием финских ладьевидных топоров, снабженных ярко выраженной втулкой (Jaanits, 1971). Нам представляется, что финские топоры возникают на основе эстонских.
Четвертая форма ладьевидных топоров, получивших распространение преимущественно в северной части Восточной Прибалтики — это острообушные топоры. Для них характерен ромбический фронтальный профиль, причем кончик обуха короче и сужен сильнее по сравнению с концом лезвия. Лезвие оттянуто назад и имеет дугообразный абзац. Поперечное сечение у подобных топоров ромбовидное или трапециевидное. Эта форма топора является более поздней по сравнению с топорами типа карлова и типологически выводится из последних.
Пятой формой являются простые ладьевидные топоры. Они со слегка изогнутым профилем. Топоры этой формы имеют хорошо выраженные широкие боковые стороны, обух у них уже, чем лезвие. Лезвие почти прямое и слегка загнутое.
Свыше 20 фрагментированных ладьевидных топоров происходят из поселений Абора 1 и Эйни (21 экз.) и Валма (1 экз.). На поселении Абора 1 обнаружены ладьевидные топоры всех вышеупомянутых форм. Их стратиграфическое расположение подтверждает схему типологического развития ладьевидных топоров, намеченную упомянутыми выше исследователями.
Ряд исследователей (X. А. Моора, Л. Ю. Янитс, Эд. Штурме, А. Европеус и др.) отмечают, что на ранней стадии развития культуры топоры имеют общие черты, а на поздней стадии в Литве, Латвии и Эстонии вырабатываются свои собственные формы топоров. К наиболее древнему типу относят топоры типа Кюласема (обушковые или ладьевидные). Местными формами считают топоры типа Карлова (втульчатый — коротколопастный) и острообушные, а массовое изготовление топоров относят ко второй четверти II тыс. до н. э. Сходство отдельных форм топоров со среднеднепровскими и фатьяновскими X. А. Моора объясняет связями и влиянием указанных культур. Нам представляется, что наиболее ранними формами топоров будут клиновидные и конусообразные, в большом количестве обнаруженные в Прибалтике. Что же касается сходства форм топоров, то это объясняется, очевидно, общими истоками культур с боевыми топорами. Следует отметить, что каменные сверленые топоры-молотки встречаются только в мужских погребениях, в виде случайных находок они найдены в большом количестве на всей территории Прибалтики.
Украшения культуры шнуровой керамики Восточной Прибалтики изготовлены из кости и янтаря. Костяные лунницы (рис. 23, 1) и плоские кружки с отверстием в центре (рис. 23, 2) получили широкое распространение. Костяные лунницы известны и в фатьяновской культуре, что свидетельствует о тесных связях или об общности происхождения (Крайнов, 19726).
Для составления ожерелий использовали янтарные пронизки, округлые, квадратные или прямоугольные пуговицы с 8-образным отверстием (рис. 23, 12—13). Для скрепления ожерелий использовали «срединные части» в виде блоков с двумя парами сквозных отверстий. Для украшения головного убора употреблялись клинообразные и зубовидные подвески.
В позднем неолите наблюдается расцвет обработки янтаря, оживленный обмен им между родствен¬ными племенами культуры шнуровой керамики Восточной Прибалтики (Лозе, 1980). Янтарные украшения известны также в памятниках среднеднепровской (Артеменко, 1978) и фатьяновской культур (Крайнов, 19726).
На поздненеолитических поселениях рассматриваемой территории обнаружены кости крупного и мелкого рогатого скота (памятники Лубанской низины, число особей 28) (Лозе, 1979). Кости домашних животных присутствуют также на поздненеолитическом поселении Тамула в Эстонии (Янитс, 1952).
О наличии земледелия у племен ладьевидных топоров и шнуровой керамики свидетельствует находка пшеницы на поселении Крейчи (побережье оз. Лиелайс Лудзас на востоке Латвии), а также многочисленные каменные терочники на поселении Абора 1 (Лозе, 1979).
Носители жуцевской культуры в Литве, а также восточно-прибалтийской культуры шнуровой керамики и ладьевидных топоров на территории восточной части Латвии и Эстонии осели приблизительно в одно время. На территории Литвы нижняя дата бытования этой культуры относится к концу III тыс., а на территории Латвии и Эстонии — к началу II тыс. до н. э.
Цикл развития этой культуры исследователи относят к различному хронологическому диапазону. Согласно Р. К. Римантене, жуцевская культура существовала в Литве вплоть до конца первой четверти II тыс. до н. э.
Верхняя дата бытования культуры ладьевидных топоров и шнуровой керамики на территории Эстонии относится к 1500—1300 г. до н. э. (Янитс. 19596). Конечный этап развития этой культуры на территории Лубанской низины (восточная часть Латвии) датируется концом первой четверти II тыс. до н. э. (Лозе, 1979).
Жуцевская культура на территории Литвы имеет следующие радиоуглеродные датировки (Rimantiene, 1980):
1) Швянтойи 1А — ТА-246 — 4120 + 80 — 2170 г. до н. э.
2) Швянтойи 1А — Vs-22 — 4100 + 100 — 2150 г. до н. э.
3) Швянтойи 1А — ЛЕ-835 — 3860 + 50 — 1910 г. до н. э.
4) Швянтойи 9 — Vib-8— 3860 + 90 — 1910 г. до н. э.
На востоке Латвии культура шнуровой керамики датируется следующими радиоуглеродными датами (Лозе, 1979, 1982).
1) Абора 1 — ЛЕ-671 — 3870 + 70— 1920 г. до н. э.
2) Абора 1 — ЛЕ-749 — 3860 + 100 — 1910 г. до н. э.
3) Абора 1 — ТА-394 — 3770 + 60— 1820 г. до н. э.
Вопрос о происхождении культур шнуровой керамики и боевых топоров и об их исходной территории ставился и решался многими исследователями по-разному (Tallgren, 1911, 1925, 1931; Ауrараа, 1933; Glob, 1945; Чайлд, 1952; Gimbutas, 1956; Sturms, 1937; Свешников, 1958; Брюсов, 1961; Артеменко, 1963а, б, 1978; Бадер, 1963; Брюсов, Зимина, 1966, Халиков, 1966, 1969; Крайнов, 19726; Денисова, 1975 и др.). Однако большинство указанных исследователей сходится во мнении о генетической связи носителей культур шнуровой керамики и боевых топоров на огромной территории от Рейна до Камы и от Карпат до Швеции. Разногласия выявляются только в установлении исходной территории предков этих культур.
Очевидно, решение вопроса о происхождении культур шнуровой керамики и ладьевидных топоров Восточной Прибалтики зависит от решения всей проблемы в целом. Все исследователи до сих пор считают, что носители этой культуры в Восточной Прибалтике являются пришлыми. В свете новейших исследований выдвинуто предположение, что жуцевская культура, ареал которой занимает территорию Литвы и западную часть Латвии, возникла при слиянии пришлой культуры шнуровой керамики с бытующими здесь нарвской и верхненеманской культурами (Римантене, 1980; Rimantiene, 1980). Это местная основа, по мнению Р. К. Римантене, выражается в наличии кремневых треугольных наконечников стрел, топориков с четырехугольным и овальным разрезами, а также в присутствии сосудов воронковидной формы и мисок.
В связи с этим вопросом представляет интерес выяснение взаимоотношений между восточноприбалтийской культурой шнуровой керамики и ладьевидных топоров, памятники которой расположены на востоке Латвии и Эстонии, с жуцевской культурой, ареал которой занимает западную часть Латвии и Литву.
Сопоставление шнуровой керамики Лубанской низины с подобной керамикой из поселений жуцевской культуры позволяет утверждать наличие родственных форм сосудов (кубков, горшков с налепными валиками, амфор) (Лозе, 1979; Ванкина, 1980). Вполне возможно, что это дает право предполагать родство между этими двумя культурами.
При сопоставлении восточноприбалтийской культуры шнуровой керамики со среднеднепровской культурой некоторые исследователи (Моора, 1958) предполагали, что данная культура генетически теснее связана с Приднепровьем, чем с жуцевской культурой. Однако новейшие материалы, в частности из Латвии (Лубанской низины), показывают, что эти связи были более тесными с жуцевской культурой (Лозе, 1979; Ванкина, 1980).
Таким образом, выясняется близость культуры шнуровой керамики и ладьевидных топоров восточной части Латвии и Эстонии с жуцевской культурой, а с другой стороны — со среднеднепровской. Нижняя дата бытования последних культур — несколько более ранняя по сравнению с восточноприбалтийской культурой шнуровой керамики.
На вероятные близкородственные отношения между племенами культур ладьевидных топоров восточной части Латвии и Эстонии с племенами жуцевской культуры указывает и краниологический материал (Денисова, 1975).
По вопросу происхождения жуцевской культуры исследователи придерживаются различного мнения. Некоторые из них (Kilian, 1955) предполагали, что она генетически восходит к саксо-тюрингской культуре, а другие, в частности X. А. Моора, усматривали в этой культуре не только среднеевропейские, но и среднеднепровские элементы. По мнению Р. К. Римантене, жуцевская культура может быть связана с общеевропейским горизонтом, а среднеднепровская культура сложилась на основе ямной культуры и в дальнейшем подверглась воздействию других культур, в том числе волынской мегалитической. Р. К. Римантене, таким образом, отрицает и связь между жуцевской и среднеднепровской культурами, указывая на разные формы боевых топоров (Римантене, 1980).
Другого мнения придерживается Д. А. Крайнов. Он указывает, что культуры восточноприбалтийскон шнуровой керамики, в том числе и жуцевскую, следует считать родственными со среднеднепровской культурой. Он предполагает, что культуры шнуровой керамики и ладьевидных топоров Восточной Прибалтики близки фатьяновской культуре, что они генетически связаны и представляют единый культурный и этнический массив населения (Крайнов, 1980).
X. А. Моора в ряде своих статей (Моора, 1956, 1958) считал пришлые племена культуры ладьевидных топоров носителями новых этнических элементов и относил их к ранним балтам или пробалтам. Он считал, что племена культуры ладьевидных топоров Восточной Прибалтики генетически близки племенам фатьяновской и среднеднепровской культур; и те и другие он относил к прабалтам. Свою точку зрения он подкреплял присутствием древних балтских языковых элементов в языках западных и восточных финнов. Его точка зрения подтвердилась исследованиями Б. А. Серебренникова в области установления древних, балтских элементов в языках восточных финнов, это явление он относит ко II тыс. до н. э. (Серебренников, 1957). Исходя из того, что балтские языки близки и родственны славянским, X. А. Моора вопрос о происхождении балтов связывал с вопросом о древнейшем этногенезе славян, что, по его мнению, предполагает существование древней славяно-балтской общности. Территория этой общности могла находиться в бассейне Вислы и Одера.
Р. Я. Денисова на основе детального анализа краниологического материала племен культур боевых топоров и шнуровой керамики Европы доказала сходство антропологических типов племен культуры боевых топоров Восточной и Юго-Восточной Прибалтики и фатьяновцев, что позволило ей выделить их в отдельную группу племен, имеющих общее происхождение (Денисова, 1975, с. 110). Она связала их с протобалтами, формирование которых происходило в III тыс. до н. э. «в центре этой территории, которую в мезолите и раннем неолите населяли гипердолихокранные европеоидные племена,— от низовья Вислы на западе до среднего течения Днепра на востоке». Этим самым Р. Я. Денисова подтвердила точку зрения Д. А. Крайнова, что племена шнуровой керамики и боевых топоров имели общую исходную территорию между Днепром и Вислой (Крайнов, 1972б). Существование на указанной территории протобалтийского населения подтверждается и данными топонимии и гидронимии. В. В. Седов на основании изучения гидронимов и других данных пришел к выводу, что территория Понеманья, Верхнего Поднепровья, части бассейна Зап. Двины, верховьев Оки и, возможно, Верхней Волги была занята племенами балтской языковой группы. Позднейшие археологические данные и письменные источники подтверждают существование на этой территории балтских племен.
Древние балтские племена расселились на территории, занятой племенами поздненеолитической культуры, относящимися, возможно, к протофинским племенам. По мнению Л. Ю. Янитса, их отношения постепенно стабилизировались и стали мирными на основе общественного разделения труда и обмена. Пришлые скотоводы оказали сильное влияние на местные племена, принеся с собой более высокую культуру. Наличие в эстонском и финском языках балтских древних слоев, связанных со скотоводством и земледелием, объясняется, по мнению X. А. Моора, их совместным существованием.
Восточноприбалтийская культура шнуровой керамики не исчезла бесследно и, не была полностью поглощена местным населением. Она является одним из компонентов сложения культуры бронзы, выявленной на территории Лубанской низины (Лозе, 1979). Эта культура, возникшая на основе сложного процесса взаимодействия культуры шнуровой керамики и поздненеолитической культуры местного происхождения, впитала в себя черты, характерные и для соседних культур, в частности фатьяновской. Это подтверждается наличием некоторой общности в орнаментальных мотивах керамики этих двух синхронных, культур.