Об этнической принадлежности населения таштыкской культуры

Существующая литература по этой проблеме очень обширна и имеет многолетнюю традицию. Основной ее недостаток, даже если ограничиться последними публикациями, — крайняя противоречивость, что не только отражает сложность определения языковой принадлежности населения древних эпох, но и свидетельствует о неполноте находящихся в распоряжении исследователей фактических материалов в данном конкретном случае. Топонимические исследования, чрезвычайно важные для установления самого факта проживания того или иного народа на определенной территории, обнаружили в Алтае-Саянском нагорье несколько топонимических пластов. Исключая топонимические названия заведомо позднего тюркского и русского происхождения, мы сталкиваемся там с кетскими, самодийскими и индоевропейскими топонимами, выявленными в основном долголетними и очень плодотворными исследованиями А. П. Дульзона ¹.

[adsense]

К угорским топонимам, на которые обращал особенное внимание Л. Р. Кызласов, А. П. Дульзон относится весьма скептически и полагает, что они могут быть с гораздо большим успехом объяснены из кетского языка. Сам А. П. Дульзон чрезвычайно осторожен в оценке хронологического аспекта топонимических исследований и недвусмысленно пишет о том, что их результаты дают основание лишь для относительной, а не для абсолютной датировки. Поэтому, установив с помощью топонимики, какие языковые семьи были представлены в древности на верхнем Енисее и Абакане, мы должны теперь перейти для их датировки к рассмотрению результатов археологических и иных сопоставлений.

Тут-то и выявляется разнобой во мнениях по отдельным вопросам.

Высказывалось мнение, что древнейшее хорошо изученное население Минусинской котловины — носители афанасьевской культуры — было финно-угорским ². Мнение это основывалось на сопоставлении археологически устанавливаемого факта большой древности афанасьевской культуры и отмеченного Л. Р. Кызласовым широкого распространения финно-угорской топонимики в Алтае-Саянском нагорье ³. Но коль скоро сама якобы финно-угорская топонимика не является бесспорной в отношении своей языковой принадлежности, коль скоро вызывает сомнение ее расшифровка из финно-угорских языков и, наоборот, намечается путь расшифровки из кетского языка, то отпадает с этим и основание для включения древних афанасьевцев в число народов, говоривших на древних финно-угорских языках. Андроновцев Э. Мольнер считает ираноязычным народом — мнение, которое распространилось очень широко и поддерживается многими исследователями. Но какие-либо твердые факты привести в поддержку этого мнения также трудно: слишком далеко отстоит андроновская эпоха от эпохи рубежа новой эры, когда расселение языковых семей можно, частично хотя бы, восстановить на основании сообщений, содержащихся в письменных источниках. Таким образом, языковую принадлежность эпохи энеолита и ранней бронзы не вскрыть пока с достаточной степенью убедительности и объективности, даже широко пользуясь ретроспективным методом.

О языковой принадлежности позднейшего населения суждений больше, но их многочисленность только усиливает противоречивость в оценке существующих фактов. На основании этнографических данных — сходства в украшениях (лапчатые подвески) и оружии (коленчатые ножи), сходства в обрядах (каменные ворота у нганасан, погребальные сооружения у карасукцев) — Б. О. Долгих высказал мысль о самодийской языковой принадлежности карасукского, а возможно, и тагарского населения ⁴. Р. В. Николаев, сопоставляя керамику и инвентарь поздних, по-видимому заведомо кетских, памятников на среднем Енисее с инвентарем карасукских и тагарских памятников, склонен сделать из этого сопоставления вывод, что предками кетов были динлины китайских летописей — стало быть, по его мнению, население карасукской культуры было кетоязычным ⁵. В тагарцах он видит прямых потомков карасукского населения. Аналогично мнение Н. Л. Членовой относительно кетоязычности карасукцев, но в тагарцах она видит древних иранцев, исходя из показанных ею и другими исследователями интенсивных связей тагарского населения с населением Средней Азии ⁶. Пребывание динлинов в Минусинской котловине она, опираясь на китайские источники, датирует только сравнительно коротким периодом времени с III в. до н. э. по III в. н. э., откуда вполне закономерно делается вывод о необходимости идентификации динлинов с населением не тагарской, а таштыкской культуры.

Какой антропологический комментарий можно сделать к этим фактам и гипотезам, основываясь на палеоантропологическом материале, на вскрываемых им антропологических связях древнего населения и вытекающих из этого представлениях о генетических взаимоотношениях древних народов? В своей работе по палеоантропологии Хакасии эпохи железа я пытался аргументировать генетическое родство, связывающее тагарское население с афанасьевским. Основанием для этого явилось полное тождество краниологического типа тагарской и афанасьевской серий. С другой стороны, в сводной работе по палеоантропологии Хакасии эпохи бронзы были приведены как морфологические, основанные на рассмотрении особенностей антропологического типа населения афанасьевской и ямной культур, так и частично археологические (сходство погребального инвентаря, курильницы и т. д.) аргументы в пользу родства афанасьевского и древнеямного населения, в пользу прихода афанасьевцев в Минусинскую котловину с запада, из степных районов Южной России ⁷. Такой вывод приводит к необходимости видеть в афанасьевцах древних индоевропейцев. Весьма возможно, что это справедливо и для андроновцев, так как они появились в степях Хакасии также с запада, из области, с востока примыкающей к границам расселения предков афанасьевцев. Тагарское население в силу его происхождения от афанасьевского также, следовательно, можно считать индоевропейским, возможно, как и полагает Н. Л. Членова, ираноязычным. Что касается людей карасукской культуры, то в той же работе автор пытался показать, что они появились в Минусинской котловине не из Северного Китая, а с юго-запада, из каких-то южных районов Средней Азии или Восточного Туркестана. В карасукской серии отмечен прогнатный и широконосый череп явно южного облика. Эти два обстоятельства хорошо согласуются с предполагаемым сходством кетского языка с тибето-бирманскими ⁸.

Итак, местный автохтонный компонент в составе таштыкской культуры, восходящий к тагарской и через нее к афанасьевской культуре, есть как будто некоторые основания считать иранским.

Совершенно очевидно, что с тем антропологическим компонентом в составе таштыкского населения, который имеет таежное происхождение, есть все основания увязывать самодийскую топонимику на территории Алтае-Саянского нагорья. Отсюда закономерно следует вывод о самоедоязычности того населения, которое вышло в начале развития тагарской культуры из таежных лесов на степные просторы и сыграло основную роль в сложении таштыкской культуры Минусинской котловины. Крупнейшая заслуга в обосновании таежной локализации прародины самодийцев принадлежит В. Н. Чернецову ⁹.

Что касается переселенцев из Центральной Азии или уже, как мы пытались установить, из Восточной Монголии, то они были, по-видимому, носителями монгольских или тюркских языков, скорее даже тюркских, так как генетические связи населения Минусинской котловины с тюркскими народами Центральной Азии, пышно развившиеся в эпоху средневековья, могут быть истолкованы как выражение уже имевшей место, ранее установившейся традиции. Письменные памятники уводят историю тюркских языков только до VII в. н. э., но несомненно, что они фиксируют лишь ее последний отрезок. Такой подход выражается в широко распространившейся и в общем почти всеобщей тенденции считать тюрками гуннов, об этом свидетельствует расхождение между отдельными тюркскими языками, потребовавшее, по-видимому, больше времени, чем полторы тысячи лет, об этом же говорят диалектные различия между отдельными памятниками VIII в. в разных районах и высокий уровень грамматической разработанности древнетюркского языка, выразившийся хотя бы в древнетюркском стихосложении ¹⁰. Поэтому и можно предполагать, что какие-то народы Центральной Азии говорили на тюркских языках еще в середине I тысячелетия до н. э., и видеть в них предков монголоидных, центральноазиатских по своему антропологическому типу переселенцев в Минусинскую котловину времени таштыкской культуры.