О происхождении древнейшего европеоидного населения минусинской котловины

Предшествующие палеоантропологические исследования, основанные на достаточно большом материале, установили, что население Хакасско-Минусинских степей в эпоху бронзы относилось к европеоидной расе ¹

[adsense]

Это можно считать справедливым даже для карасукской культуры, хотя ее создатели и имели в своем составе небольшую монголоидную примесь, но в подавляющей своей массе относились к европеоидам, что было подтверждено и в новейшей проработке всего палеоантропологического материала по карасукской культуре ². Что же касается населения афанасьевской и андроновской культур, то ни в работах Г. Ф. Дебеца, ни в моих не было описано ни одного черепа из андроновских и афанасьевских погребений, на котором можно было бы отметить монголоидные особенности.

Исключение составили череп из погребення у Аскиза, раскопанного и описанного А. Н. Липским ³, и черепа из раскопанного им же своеобразного погребального памятника Тас-Хазаа ⁴ При сильной массивности и значительном развитии носовой области они отличались уплощенностью лицевого профиля и послужили основанием для установления в составе афанасьевского населения какого-то протоморфного монголоидного типа. Однако после новых раскопок Красноярской археологической экспедиции было показано, что и в Тас-Хазаа и в Аскизе речь должна идти о достаточно четко выраженном культурном своеобразии памятников, которые вместе с вновь открытыми Красноярской экспедицией могильниками были объединены в окуневскую культуру ⁵. Ее культурная обособленность при сравнении с афанасьевской сопровождалась и значительным антропологическим своеобразием, что нашло подтверждение в исследовании массового палеоантропологического материала из Черновой VIII ⁶.

Комбинация признаков, характерная для афанасьевского населения, рассматривалась как один из локальных вариантов древнего протоморфного европеоидного комплекса. Ее отличия от андроновской комбинации несомненны, если сравнивать андроновское и афанасьевское население в пределах Минусинской котловины: андроновцы в целом более массивны и черепной указатель у них на две единицы выше. Однако из отдельных афанасьевских могильников черепа не менее массивны, чем из андроновских погребений (такие черепа дал, например, могильник Карасук III, палеоантропологический материал из которого впервые вводится в научный оборот в этой статье), и различие, следовательно, сводится к незначительной разнице в черепном указателе. Если же мы примем во внимание весь накопленный материал по краниологии андроновского населения, происходящий со всей территории распространения андроновской культуры, включая и Казахстан ⁷, то морфологические отличия андроновцев от афанасьевцев совсем неотчетливы. Вывод Г. Ф. Дебеца о самостоятельном таксономическом положении андроновского варианта протоевропейского, или, как он писал, «кроманьонского в широком смысле», типа не находит, следовательно, подтверждения.

Вопрос о происхождении афанасьевского населения неоднократно затрагивался в прежних антропологических работах. Но прежде чем перейти к нему непосредственно, должен отметить, что в настоящее время в нашем распоряжении значительно большее число данных по палеоантропологии афанасьевской культуры, чем 20 лет назад, когда была опубликована последняя сводка палеоантропологических материалов из афанасьевских могильников. Все эти данные подготавливаются к публикации в специальном издании, и здесь нет возможности их даже перечислить. Отмечу, однако, что накопление материала позволяет теперь рассматривать антропологический состав населения афанасьевской культуры не суммарно, как это делалось раньше, а опираясь на характеристики отдельных могильников. В табл. 28 приводим данные о мужских черепных сериях из трех могильников — двух с территории Минусинской котловины и одного с территории Алтая, которые раньше не публиковались.

Могильник Карасук III был раскопан М. Н. Комаровой в 1961—1963 гг. в рамках Красноярской археологической экспедиции. Остеологический материал из этих раскопок был передан в Музей антропологии и этнографии АН СССР, где и был мной разобран и изучен в 1967 г.

Там же был разобран и изучен материал из раскопок М. П. Грязнова на Афанасьевской горе, осуществленных в 1963—1964 гг. Черепа и кости были частично депаспортизированы в процессе упаковки и перевозок, и я не смог бы отождествить их с определенными погребениями, если бы не постоянная помощь Л. А. Ивановой, в руках которой была вся полевая документация и, кроме того, многочисленные сделанные в поле фотографии погребений.

При вычислении фигурирующих в таблице средних по могильнику Афанасьева гора были использованы измерения единичных ранее опубликованных черепов из раскопок С. А. Теплоухова 1920—1921 гг., произведенных на том же могильнике, но обозначенных им как раскопки в Батенях. Наконец, могильник Усть-Куюм раскапывался Е. М. Берс в
1964—1969 гг., и весь остеологический материал хранится в Институте истории, филологии и философии Сибирского отделения АН СССР, где был исследован в 1976 г.

Каковы морфологические особенности вновь публикуемых серий?

Черепа из Усть-Куюма отличаются некоторым повышением черепного указателя и очень высокой черепной коробкой. В предыдущих работах мне пришлось отмечать некоторое сходство алтайских афанасьевцев с андроновцами Минусинской котловины, которое наряду с другими признаками выразилось и в увеличении высоты черепной коробки по сравнению с минусинскими афанасьевцами. Черепа из Усть-Куюма подтверждают, что, по-видимому, мы имеем в данном случае дело с реальным явлением: высота черепа у афанасьевского населения Алтая была действительно заметно больше, чем в Минусинской котловине. Таким образом, при всей однородности афанасьевского населения по всей территории его распространения, при культурной близости алтайских и минусинских памятников все же существовал какой-то генетический разрыв между двумя территориальными группами афанасьевцев, который и привел к образованию различия в этом признаке. В целом же краниологический тип всех трех серий укладывается полностью в рамки наших уже сложившихся представлений о вариациях характерного для афанасьевцев комплекса признаков. Это массивные длинноголовые черепа с умеренно широким и низким лицевым скелетом, с низкими орбитами и довольно узким грушевидным отверстием. Рельеф в области глабеллы и на затылочной кости развит сильно или очень сильно, профиль лицевого скелета ортогнатный, носовые кости выступают очень сильно, лицевой скелет в горизонтальной плоскости имеет острый профиль, особенно в своей нижней части. Перед нами, следовательно, типичные европеоидные черепа, отличающиеся рядом протоморфных особенностей, типичных для древних серий.

Как же можем мы ответить сейчас на вопрос о происхождении этого краниологического комплекса и афанасьевского населения — носителей этого комплекса? В дополнение к тому, что было сказано о строении черепа афанасьевцев, можно отметить большие размеры костей конечностей и исключительно мощное строение скелета в целом. Афанасьевны, как и люди этой эпохи, проживавшие в степных районах европейской части СССР, как и почти все верхнепалеолитическое население Европы, имели высокий рост и сильное телосложение. Краниологически онн также были сходны, что и дало возможность Г. Ф. Дебецу выдвинуть и аргументировать идею о существовании «кроманьонского в широком смысле» типа, который в соответствии с его гипотезой охватывал все древние популяции европеоидов и был исходным для других типов в составе европеоидной расы ⁸. Я при характеристике древнего населения Минусинских степей называл этот тип палеоевропейским, но, если оставить в стороне это терминологическое отличие, по существу полностью солидаризировался с гипотезой Г. Ф. Дебеца, которая получила широкое распространение в литературе ⁹.

Как в свете этой гипотезы рисовалось происхождение афанасьевского населения? Совершенно очевидно, что оно могло быть только результатом переселения больших масс людей с запада, с территории основного ареала расселения представителей европеоидной расы. Оставался открытым вопрос относительно времени этого переселения. Находка афонтовского фрагмента при всей незначительности новой информации, которую из него можно было извлечь, определенно показала, что на Енисее, в районе нынешнего Красноярска, в эпоху верхнего палеолита жили монголоиды ¹⁰. Из этого можно было сделать вывод, что европеоиды появились уже тогда, когда в приенисейских степях жило население монголоидного облика, и что европеоиды вытеснили его в лесостепные районы.

Небольшой палеоантропологнческий материал из погребений лесостепного неолита, раскопанных вокруг Красноярска и более или менее синхронных, очевидно, афанасьевским могильникам, обнаруживает смешанные черты: одни черепа имеют европеоидные особенности, другие отличаются монголоидным комплексом признаков. Подобное смешанное население могло сформироваться в процессе проникновения европеоидов из степей по течению Енисея в лесную зону и брачных контактов с монголоидным населеннем тайги.

Однако в настоящее время появились новые палеоантропологические материалы, которые, хотя и не зачеркивают полностью возможность такой постановки вопроса, принципиально важны для обоснования другой гипотезы. Речь идет о находках афанасьевских курганов в Монголии. Палеоантропологические находки из них единичны, но они обнаруживают тот же морфологический комплекс, что и другие афанасьевские черепа ¹¹.

Таким образом, границей распространения европеоидов в эпоху энеолита были центральные районы Монголии, что в гипотетической форме было высказано раньше ¹², но что именно теперь нашло документальное подтверждение. А столь широкое распространение европеоидов на восток в эпоху энеолита дает возможность предполагать, что и в более ранние эпохи население даже восточных районов степей Евразии относи-
лось к европеоидной расе, и образовывало самостоятельный очаг расообразования в пределах европеоидного ареала. Население европеоидного облика в этом случае можно считать для степей по Енисею и западных
районов Монголии изначальным.

В пределах огромного евразийского ареала европеоидов, восстанавливаемого палеоаптропологически, существуют какие-то локальные варианты, объединяющие население отдельных археологических культур или культурных общностей. С этой точки зрения гипотеза единого «кроманьонского» типа, о которой упоминалось выше, не соответствует теперешнему уровню наших знаний по палеоантропологии Евразии ¹³.

А один из этих локальных вариантов, рассмотренный выше и характерный для афанасьевского населения Алтая и Хакасии, в почти тождественной форме типичен и для населения синхронной афанасьевской ямной культуры, распространенной от Украины до Нижнего Поволжья.

В археологическом отношении памятники ямной и афанасьевской культур также сходны, имея ряд почти тождественных черт. Таким образом, можно полагать, что в своих генетических истоках население ямной и
афанасьевской культур восходит к общему корню.

Не составляет труда подвести итог всему сказанному. Он сводится к констатации трех положений.

1. В восточных районах степной полосы Евразии мог существовать еще в доафанасьевское время самостоятельный очаг расообразования, входивший в ареал формирования европеоидной расы.

2. Характерный для афанасьевского населения комплекс признаков повторяется у населения ямной культуры.

3. Биологические истоки происхождения населения этих двух культур могут восходить к одному генетическому прототипу.