Краснов Ю.А. О времени возникновения и ранней истории города Чебоксары

К содержанию 136-го выпуска Кратких сообщений Института археологии

О ранней истории Чебоксар, нынешней столицы Чувашской АССР, письменные источники сохранили весьма скудные сведения. Постройка русской крепости в Чебоксарах, в источниках именуемая «основанием града», состоялась летом 1555 г. ¹

Однако крепость была основана не на пустом месте. В грамоте Ивана IV ахиепископу казанскому и свияжскому Гурию, датированной 26 мая 1555 г., т. е. временем до постройки здесь русской крепости, упоминаются чебоксарские воеводы, «по совету» с которыми Гурий должен был определить место, «где быти святой соборной церкви Введению Пречистой» и «назнаменовати место, где граду быти» ². М. Н. Тихомиров предполагает, что наместник с воинской командой стоял в Чебоксарах еще с 1553 г. ³ В Чебоксарах долгое время хранилась икона Владимирской богоматери, подаренная Гурием городу, в надписи на которой упоминается какое-то население, жившее здесь до основания крепости ⁴. Очевидно, что документы под 1555 г. говорят не об основании города как населенного пункта, а лишь об основании русской крепости в уже существовавшем поселении. Действительно, почти за сто лет до 1555 г. русские летописи упоминают о Чебоксарах как о известном населенном пункте в связи с походом воеводы Ивана Дмитриевича Руна на Казань: «…ночевали на Чебоксаре, а от Чебоксари шли день и ночь всю и пришли под Казань на ранней заре». Большинство летописей относят поход Ивана Руна к маю 1469 г. ⁵, а 2-я Софийская летопись — к маю 1470 г. ⁶

Что же представляло собой это поселение, название которого в письменных источниках выступает впервые в форме «Чебоксарь» или «Чебоксар»? Крайняя лаконичность летописных данных, практически полное отсутствие археологических материалов ⁷ привели к тому, что в исторической литературе сложилось представление о Чебоксарах до 1555 г. как о чувашском поселении сельского типа ⁸. Вообще считается, что в золото-ордынский период и в эпоху Казанского ханства на территории Чувашии не было городов, а ремесло, очевидно, концентрировалось в деревнях и носило домашний характер ⁹. Лишь в существующих попытках лингвистически объяснить чувашское название города «Шупашкар» как «город чувашей», далеко, впрочем, не бесспорных, проскальзывала мысль
и о городском характере этого древнейшего поселения ¹⁰.

В 1969—1970 гг. Первым Чувашским отрядом Чебоксарской экспедиции Института археологии АН СССР ¹¹ на территории города были произведены значительные археологические раскопки. Основной раскоп заложен во дворе школы № 15 на углу улиц Чернышевского и Бондарева, в западной части древнего городского посада, на левом берегу р. Чебоксарки, у юго-западного подножья холма, на котором в 1555 г. и была заложена Чебоксарская крепость. По описаниям города XVIII в., здесь располагались кварталы ремесленников, населенные преимущественно кожевенниками. Удалось проследить планировку и историю застройки ремесленного квартала средневековых Чебоксар на значительном отрезке времени. Огромный материал раскопок позволяет, в частности, по-новому осветить вопрос о времени возникновения и характере раннего поселения в Чебоксарах.

Мощность культурного слоя в раскопе достигала 4,7 м (пласты 1—23). Слой оказался насыщенным остатками деревянных построек хорошей сохранности. Стратиграфическое взаимоотношение их позволило выявить 13 строительных периодов. В плане нашей темы наибольший интерес представляют нижние слои.

Самый нижний слой, включающий пласты 21—23 и постройки первого и второго строительных периодов, может быть датирован XIV в. Здесь найдены обломки поливных сосудов с синей и бирюзовой поливой на кашинной основе, явно привезенных из золотоордынских центров Поволжья или из Средней Азии. Поздняя дата такой посуды не выходит значительно за пределы XIV в., причем в домонгольских слоях она не встречается ¹². На ту же дату указывают обломки поливных изразцов с аналогичной поливой на серой и розовато-серой основе ¹³. Здесь же найдены цилиндрические висячие замки с отверстием для ключа в дне или в нижней части большого цилиндра и ключи к ним. Такие замки были широко распространены в Восточной Европе, в том числе у волжских булгар, где встречаются в домонгольских и золотоордынских слоях, а также в собственно золотоордынских городах ¹⁴. Судя по новгородским материалам, по крайней мере часть этих замков может быть отнесена к первой и второй разновидностям замков типа В, возникших в XIII в. и полностью вышедших из употребления в начале XV в. ¹⁵

Аналогии найденным здесь же ключам, имеющим две или три лопасти,, которые сжимали пружину замка, имеются в Новгороде в слоях XIII— XIV вв. ¹⁶ На ту же дату указывает бронзовое зеркало с орнаментом из выпуклин и бортиком у края оборотной стороны, ближайшие аналогии которому можно найти среди болгарских зеркал золотоордынского времени ¹⁷. Отметим наконечники стрел ромбовидной формы с расширением в нижней трети пера и упором для древка, имеющие широкие аналогии в материалах XIV—XV вв. ¹⁸, бронзовые и костяные прорезные гребни с изображениями конских головок и циркульным орнаментом. Среди массовой керамики датирующее значение имеет керамика болгарского типа — желтого, красного, серого и коричневого цветов, изготовленная из тонкого, хорошо промешенного теста, в большинстве случаев лощеная. Преобладание посуды прекрасного горнового обжига (90% в данной группе керамики), стандартность, правильность, относительная сухость орнаментации, отсутствие орнаментов в виде волют и спиралей, столь типичных для домонгольского времени, заставляет относить ее к золотоордынской эпохе ¹⁹.

Пласты 17—20 и постройки третьего и четвертого строительных периодов датированы XV в. Здесь найдены замки и ключи типов В, Г, Д и Е по новгородской типологии (последние появляются лишь в XV в., а замки типов Г и Д характерны преимущественно для XIV—XV вв. ²⁰, обломки поливных кумганов, по московским аналогиям датирующихся XV — началом XVI в. ²¹, деревянные двусторонние туалетные гребни с вогнутыми боковыми сторонами, известные в слоях Новгорода XIII—XV вв. ²²), обломки поливных сосудов с синей росписью под бесцветной поливой, аналогичные найденным в Казани в слоях XV — первой половины XVI в. ²³ Обломков кашинных сосудов и изразцов с синей и голубой поливой здесь нет, почти совершенно не встречена керамика болгарских типов. За верхнюю границу слоя XV в. может быть условно принят пласт ²⁴, так как в пласте 16 обнаружены фрагменты берестяного сосуда с русской надписью и орнаментом, воспроизводящим книжную заставку, которые палеографически датированы первой четвертью XVI в. ²⁵

Слои XVI в., включающие пласты 13—16 и сооружения пятого и шестого строительных периодов, датированы навесными замками с шаровидным туловом ²⁶, разновидностями овальных кресал, в Новгороде доживающими до XVI в. ²⁷, формами массовой керамики, в том числе находящей аналогии в слоях Казани эпохи Казанского ханства ²⁸, указанной выше, надписью на бересте, русской монетой конца XVI в. и др.

Таким образом, археологические материалы позволяют относить время возникновения Чебоксар к XIV в. При этом следует учитывать, что раскопки производились на окраине городского посада, достаточно далеко от его центра. Поэтому отнюдь не исключена возможность более раннего возникновения города. Выяснение этого вопроса является одной из задач дальнейшего археологического изучения Чебоксар.

Важно подчеркнуть, что изученный район средневековых Чебоксар с самого раннего периода имел достаточно ярко выраженный ремесленный характер. В первом строительном периоде здесь изучены остатки двух гончарных мастерских. Во втором строительном периоде на площади раскопа располагались три небольшие усадьбы или дворовых участка, разделенных заборами. На одном участке кроме жилого дома находилась ремесленная мастерская с тремя плавильными горнами и разнообразным инструментарием, в которой, судя по находкам, изготовлялись ювелирные изделия, в том числе из золота, и, возможно, замки сложных типов. Мастерская существовала длительное время и неоднократно перестраивалась.

На другой усадьбе располагался дом, являвшийся одновременно мастерской сапожника и кожевенника ²⁹. Об этом свидетельствуют находки сапожных ножей и колодок, огромного количества кожи, в том числе не полностью выделанной, со следами золы и извести, которыми обычно производилась золка шкур, т. е. удаление с них волоса. Таким образом, из шести построек, изученных в слое XIV в., четыре оказались производственными. Концентрация на весьма ограниченной площади разнообразных мастерских безусловно говорит о ремесленном характере поселения. Наличие специализированного ремесла предполагает определенный уровень развития торговли, свидетельством чему могут служить находки явно привозных вещей — поливной керамики, изразцов, стекла и т. п.

В дальнейшем, в XV—XVII вв., социально-экономический облик поселения не меняется. На площади раскопа концентрируются жилища и мастерские сапожников и кожевенников. Одна из построек XVI в. была гончарной мастерской, в которой изготовлялась желтая лощеная керамика хорошо известного по раскопкам памятников Поволжья эпохи Казанского ханства типа.

Характерно почти полное отсутствие в имеющейся коллекции предметов, связанных с сельскохозяйственным производством. На изученных усадьбах нет специальных помещений, в которых могло бы храниться зерно, не найдено больших его запасов, помещения для скота невелики по размерам, а подчас отсутствуют. В этом отношении нет совершенно никакой разницы между постройками XIV — первой половины XVI в. и постройками второй половины XVI—XVII в., когда Чебоксары, бесспорно, были городом, а рассматриваемый район — частью городского посада. Не наблюдается каких-либо изменений в планировке изученного квартала, характере построек и занятиях жителей, которые приходились бы на середину или вторую половину XVI в. и которые можно было бы связать с превращением Чебоксар в город после постройки русской крепости. Застройка была непрерывной, начиная с первого строительного периода; стратиграфия показывает весьма равномерное и в то же время достаточно быстрое накопление культурного слоя (для XIV—XVII вв.— около 1 м в столетие), свидетельствующее об одинаковой интенсивности жизни в Чебоксарах на протяжении всего рассматриваемого периода. Планировка исследованного квартала — расположение на месте раскопа двух-трех усадеб, их границы и местоположение по отношению к прилежащим улицам — остается практически неизменной с XIV по XVIII в.

Нельзя не отметить, что ювелирное и замочное производства, зафиксированные в Чебоксарах для XIV в., не характерны для сельских поселений. То же, пожалуй, следует сказать о гончарном, сапожном и кожевенном производствах, учитывая их концентрацию. Украшение печей или иных конструкций домов привезенными издалека поливными изразцами, обломки которых найдены в слоях XIV в., применение в окнах стекла и слюды вряд ли могло быть в то время в сельских поселениях. Таким же элементом городского быта являлись, очевидно, деревянные мостовые, остатки которых найдены в слое XV — первой половины XVI в. Плотность застройки, равным образом характерная для слоев XIV — первой половины XVI и второй половины XVI—XVII вв., очень небольшие размеры дворовых участков, редко превышающих 150 кв. м, говорят о том, что Чебоксары даже в ранний период вряд ли были сельским поселением.

Совокупность всех приведенных данных позволяет с большой долей вероятности утверждать, что со времени своего возникновения, т. е. по крайней мере с XIV в., Чебоксары представляли собой не рядовое сельское поселение, а город, более или менее крупный местный центр ремесла и, очевидно, торговли. По-видимому, постройка русской крепости не сделала это поселение городом, а лишь знаменовала превращение уже ранее существовавшего городского центра на волжском торговом пути в русский административный центр.

Важен, но в то же время весьма сложен для разрешения по археологическим данным вопрос об этническом составе населения средневековых Чебоксар. Полученные при раскопках материалы позволяют проследить в материальной культуре как булгаро-чувашские, так и русские элементы, причем соотношения между ними различны в разные периоды.

С этой точки зрения представляет интерес массовая керамика. Ранний комплекс чебоксарской керамики, относящийся к позднему золотоордынскому времени, достаточно своеобразен и отличается как от керамики поселений левобережных волжских булгар, так и от керамики одновременных русских городов. Он характеризуется небольшим количеством (до 10—11%) желтой, красной, серой и коричневой керамики, в основном прекрасного горнового обжига, и лощеной, идентичной керамике городов левобережных волжских булгар решительным преобладанием (до 70—80%) своеобразной бурой и грубой серой керамики, наличием черной, главным образом лощеной, керамики, для этого времени неизвестной на Руси (до 8—11 %), и сильнейшим влиянием булгарского керамического производства. Последнее выражается в почти полном тождестве типов венчиков, в однотипности орнаментации и технике ее нанесения, в приемах лощения и типах пролощенного орнамента, в сходстве или тождестве ряда форм сосудов. Особенно показательны врезной и штампованный орнаменты: глубокий и широкий, рельефный линейный или каннелированный орнамент: орнамент в виде многорядной крутой волны, в виде однорядной волны, обычно широкой, заключенной между широкими линейными полосами, иногда напоминающий плетенку,— излюбленный чувашский орнаментальный мотив ³⁰. Орнамент в виде арок между линейными полосами. Все эти виды орнаментации весьма характерны для булгарской керамики ³¹, но в Чебоксарах встречены на иных керамических типах. Встречается ямочный и гребенчатый орнамент, также известный на булгарской посуде, но обычно связываемый здесь с финно-угорским влиянием ³².

Интересны грубые подражания булгарским орнаментам в виде однорядной волны и арок на бурой керамике. Что касается этой последней, а также грубой серой керамики, составляющих основу раннего чебоксарского керамического комплекса, то по составу теста, формам, цвету и общему облику она находит прямые параллели в лепной керамике из тех же слоев. Подобная лепная керамика известна в материалах средневековых чувашских кладбищ, например, исследованного одним из отрядов Чебоксарской экспедиции могильника у дер. Новое Ядрино. По-видимому, эту керамику следует считать местной, в основе финно-угорской, но испытавшей определенное булгарское влияние. Это влияние могло выразиться прежде всего в заимствовании местными гончарами от булгар гончарного круга и соответствующих навыков изготовления на нем посуды. Вместе с гончарным кругом могла проникнуть и излюбленная булгарская орнаментация.

В слоях XV в. появляется в незначительном количестве (около 0,5%) грубая красная керамика, хорошо известная по материалам средневековых русских поселений. Позднее ее становится больше — 20—30%. Одновременно распространяется столь же типичная для русских городов белая керамика. В XVI и особенно в XVII в. увеличивается количество черной лощеной керамики, причем ее формы и орнаментация становятся почти неотличимыми от русской. В XVI в. практически исчезает грубая серая керамика, но бурая продолжает господствовать вплоть до конца XVII в., составляя около половины всей массы керамики.

Весьма интересны наблюдения над другими элементами материальной культуры, в определенной степени носящими этнографический характер. Как уже отмечалось, в чебоксарском раскопе изучено значительное число разнообразных деревянных построек, относящихся к различным периодам. И здесь могут быть выделены болгаро-чувашские и русские элементы, хотя в городских постройках этнографические черты обычно прослеживаются неярко.

В XIV—XVI вв. дома ставились в глубине усадьбы, отступая от линии улицы на 2—3 м. Эта черта в планировке двора считается характерной для чувашей ³³ и татар ³⁴, причем и там, и здесь рассматривается как древняя булгарская традиция. Так же располагались дома в Суваре ³⁵. Сами усадьбы имели вытянутую форму, причем зафиксирована двусторонняя планировка квартала, когда усадьбы своими узкими сторонами выходили на две параллельные улицы, что также часто встречается в старинных чувашских поселениях ³⁶.

На усадьбе Б в третьем строительном периоде (первая половина XV в.) располагались два небольших жилых дома, обращенных фасадами в разные стороны, к двум разделенным жилым кварталом улицам. Такое расположение домов на усадьбе, по наблюдениям Н. В. Никольского, часто встречается у чувашей волжского левобережья ³⁷.

Весьма интересны заборы, окружавшие усадьбы чебоксарских ремесленников. В XIV—XVI вв. почти единственным был тип глухих, очевидно, высоких заборов из вертикально поставленных вплотную друг к другу колотых дубовых плах, врытых основаниями в землю. Реже встречаются глухие заборы из горизонтальных бревен, вставленных в пазы вертикаль¬ных толстых столбов. Таких заборов в средневековых русских городах не было, но, судя по этнографическому материалу, они были широко распро¬странены в старину у чувашей, а в южных районах Чувашии сохрани¬лись до сих пор. Тщательное огораживание вообще характерно для чу¬вашских усадеб и считается одним из элементов болгарского наследия ³⁸.

Изгороди из вертикально врытых в землю колотых дубовых плах прослежены при раскопках болгарского святилища IX—XI вв. на Тигашевском городище в Чкаловском р-не Чувашской АССР ³⁹.

Интересно отметить определенные различия типов пбстроек, встреченных в слоях XIV—XV вв., с одной стороны, и более позднего времени — с другой. Для XIV и отчасти XV в. характерны однокамерные и двухкамерные цельнорубленые постройки без сеней. У последних малая камера обычно не имела печи и использовалась как хозяйственное помещение, в котором иногда содержался скот. Специальных хозяйственных построек при таких сооружениях не было. Близкая планировка встречается в старинных пятистенниках нерусских народов Поволжья, в том числе и чувашей ⁴⁰. В археологическом материале двухкамерные цельнорубленые постройки известны как у русских ⁴¹, так и у волжских булгар ⁴².

Отсутствие сеней — типичная черта старинных чувашских домов ⁴³.

В слоях XV в. появляются, а в XVI—XVII вв. становятся единственными типами двух- и трехчастные раздельные постройки, состоящие из избы, сеней и хозяйственной постройки, расположенных в один ряд, одна за другой, что характерно для северных и средних великоруссов ⁴⁴. Аналогичной средне- и северовеликорусской оказывается в большинстве случаев и внутренняя планировка избы, определяемая прежде всего положением печи ⁴⁵. Эти изменения типов жилых построек вполне возможно связать с русским влиянием. Тем же, по-видимому, следует объяснять и некоторые изменения в планировке усадеб: с начала XVII в. дома уже выходят фасадом на улицу, а не прячутся за высоким забором в глубине усадьбы. Заборы из колотых плах заменяются обычными частоколами, хорошо известными по раскопкам в средневековых русских городах.

В культурном слое найдено около полутора десятков фрагментов лаптей. Важно отметить, что все лапти из слоя XIV в. были прямого плетения, с прямой небольшой головкой, низкими бортами и задниками, характерные для чувашей ⁴⁶. В слоях XV—XVII вв. встречались как такие лапти, так и лапти косого плетения с большой овальной головкой и высокими толстыми бортиками, типичные для русского населения ⁴⁷. Найдены и колодки, на которых плелись лапти этого типа.

Из других бытовых предметов, находящих параллели в этнографии чувашей, можно указать встреченные в слоях XIV—XV вв. мутовки в виде палки с поршневидным расширением, бытующие в чувашских деревнях и по сей день ⁴⁸, суконные чулки, сшитые без пятки, в виде длинного узкого мешка с закругленным низом, до сих пор распространенные в северо-западных районах Чувашии ⁴⁹, и др.

Приведенные примеры, число которых можно было бы умножить, пока-зывают, что в ранний период своей истории Чебоксары были чувашским городом. XIII—XV века принято считать временем формирования чувашской народности, сложившейся в результате смешения пришлого булгарского и местного финно-угорского населения ⁵⁰, хотя этноним «чуваши» появляется в письменных источниках значительно позже (1521 г.). Чебоксары возникают, таким образом, в этот важный период истории чувашского народа, причем в северной, приволжской части Чувашии, где процесс смешения тюркского и финно-угорского населения происходил наиболее интенсивно ⁵¹. Отсюда ясно, почему в материальной культуре ранних Чебоксар мы встречаем как булгарские элементы, хорошо известные по археологическим данным из левобережной Волжской Булгарии, так и элементы, отличные от этих последних, которые можно причислить к признакам формирующейся чувашской народности и проследить позднее в чувашской этнографии.

Начиная с XV в. здесь отчетливо прослеживается русское влияние, сказывающееся в новых типах построек, планировке усадеб, в появлении новых типов керамики и ряда бытовых вещей. Носителями этого влияния были, несомненно, русские переселенцы. Они начали появляться в Чебоксарах, очевидно, еще в XV в., когда территория Чувашии входила в состав Казанского ханства. Наглядное свидетельство тому — найденные в слоях XV — начала XVI в. русские надписи, сделанные на бересте, коже, бытовых предметах ⁵².

Появление русских поселенцев в этом отдаленном пункте Среднего Поволжья отнюдь неудивительно в свете сложившейся в XIV—XV вв. исторической ситуации ⁵³. Еще в XIII—XIV вв., после основания Нижнего Новгорода, русские поселения стали возникать в бассейне р. Суры, в непосредственной близости от чувашских земель. В 1372 г. на Суре был основан русский город Курмыш.

После основания в 1523 г. Васильсурска русское влияние на западные области Чувашии еще более окрепло. Можно предполагать, что появление русских поселенцев в Чувашии, в частности в Чебоксарах, сыграло немаловажную роль в мирном присоединении чувашских земель к России, которое произошло в 1546 г.

Естественно, что после вхождения Чувашии в состав Русского государства и особенно после основания русской крепости в Чебоксарах русский элемент в материальной культуре этого города резко усиливается. В XVII в. она уже почти не отличается от материальной культуры других русских городов, хотя население, несомненно, оставалось смешанным, чувашско-русским.

К содержанию 136-го выпуска Кратких сообщений Института археологии