К содержанию 68-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры
1При раскопках древних поселений исследователи всегда уделяют большое внимание изучению остатков жилых и хозяйственных построек. И это не случайно, ибо жилища — один из таких элементов материальной культуры, которые наиболее ярко отражают многие стороны хозяйственной и общественной жизни человека, уровень ее развития. Это обстоятельство заставляет исследователей быть особенно внимательными к полевой документации вскрываемых остатков и к их интерпретации; заставляет помнить, что сделанные в этом отношении ошибки ничего, кроме путаницы, принести не могут. Однако такие ошибки бывают, и на разборе одной из них мы хотим остановиться.
В литературу прочно вошло мнение, что характерным типом жилой постройки восточных славян VIII—X вв. в лесостепной полосе является комплекс полуземляночных сооружений, соединенных между собой крытыми переходами. Впервые это положение было высказано П. П. Ефименко в начале 30-х годов в итоге исследования в 1928—1929 гг. жилищ Большого Боршевского городища. В предварительном отчете, характеризуя вскрытые полуземлянки, П. П. Ефименко писал: «… В центре, в самой высокой точке этого участка площадки, находилась прямоугольная, почти квадратная камера, размером в 4—4,5 м в квадрате, тщательно вырубленная в меловой скале. Ниже, по восточному склону площадки, к ней примыкает сеть сообщающихся между собой помещений… Открытые нами жилища имеют вид не отдельных жилых помещений, а целого улья помещений, лежащих одно возле другого. Эти обширные сооружения, дававшие приют, видимо, не одной сотне человек, запечатлевают картину настоящего общинно-родового хозяйственного гнезда» 2.
Описанный П. П. Ефименко, но, к сожалению, не сопровожденный соответствующей полевой графической и фотографической документацией, тип жилищ, открытый им при раскопках Большого Боршевского городища, сразу обратил на себя внимание исследователей. В работах В. И. Равдоникаса 3, М. И. Артамонова 4 и др. Большое Боршевское городище по типу жилищ выделяется из остальных памятников этого времени.
Несколько позже, в 1939 г., Б. А. Рыбаков, в статье «Анты и Киевская Русь», анализируя известия Маврикия о славянах и антах, что живут они «в лесах и болотах, посреди рек и стоячих озер. .., недоступные посторонним; в жилищах своих устраивают они много выходов, чтобы можно было спастись в случае опасности», связал это сообщение с археологическими данными. Он утверждал: «В этом описании нельзя не узнать типичного городища с его естественной защитой из болот и озер, городища типа Боршевского или Гочевского, где на центральной площадке расположен сложный комплекс землянок с большим количеством выходов» 5. Но наиболее развернутую и законченную в этом отношении характеристику полуземляночные жилища восточных славян VIII—X вв. получили в вышедшей в том же 1939 г. на правах рукописи «Истории СССР», подготовленной коллективом ИИМК 6. В этой работе вопрос о жилищах восточных славян VIII— X вв. был затронут дважды — в разделе, посвященном характеристике антского общества V—VII вв., в связи с анализом известий Псевдо-Маврикия об антах (авторы раздела — П. Н. Третьяков, Б. А. Рыбаков и М. В. Левченко), и в разделе «Восточнославянские племена в VIII—X вв.» (авторы — П. Н. Третьяков, А. С. Гущин, А. В. Арциховский и М. К. Каргер).
В первом разделе (об антах) утверждалось: «Псевдо-Маврикий, автор «Стратегикона», сообщает одну весьма любопытную особенность антской архитектуры. Он пишет, что полуподземные жилища антов были соединены между собой крытыми переходами, составляя, таким образом, целые жилые комплексы, имевшие много выходов. Раскопки на Жарище, на Матронинском, Великобудском и других городищах антской эпохи, произведенные в конце XIX в. В. В. Хвойко, не выявили остатков переходов между описанными выше жилищами. Однако к сообщению автора «Стратегикона» можно отнестись с полным доверием. При раскопках последующих лет, проведенных с применением более точной методики, соединенные проходами комплексы полуземлянок были обнаружены на славянских городищах VIII—X вв. Такими городищами являются Монастырище на Суле в районе Ромен, Боршевское городище на Дону и др.» 7 (подчеркнуто нами.—И. Л.).
В разделе «Восточнославянские племена VIII—X вв.» изложенная характеристика была повторена. «Любопытной особенностью архитектуры землянок Монастырища и других аналогичных городищ, — отмечают авторы, — является соединение их между собой крытыми переходами. Эта черта славянских жилищ, известная в VI в., отмечена Псевдо-Маврикием у антов» 8.
Таким образом, то, что было отмечено П. П. Ефименко как свойственное жилищам Большого Боршевского городища (наличие в полуземлянках нескольких выходов или переходов, соединяющих отдельные жилища в единый жилой комплекс — гнездо), по утверждению авторов «Истории СССР», оказывается присущим славянским поселениям более широкого круга. По их мнению, это находит подтверждение в материалах не только Большого Боршевского городища, но и Монастырища и др., а также в письменных источниках.
Изложенная точка зрения стала господствующей в нашей исторической науке (точнее, — единственной). Исследователи, изучающие данный период, и авторы обобщающих работ не сделали ни одной попытки проанализировать источники, на которых зиждется это положение. Утвердившееся мнение с одинаковой легкостью заносилось в самые различные труды. Мы найдем его в монографиях 9 и в таких сводных работах, как «История культуры древней Руси» 10, в курсах по истории СССР 11 и по истории русской архитектуры 12, в научно-популярной литературе 13 и во многих других книгах и статьях, где затрагивались вопросы прошлого восточнославянских племен. В частности, эта точка зрения высказана в «Основах археологии», — книге, служащей учебником для студентов исторических факультетов университетов и педагогических институтов 14. В наиболее обобщенном виде эта точка зрения сформулирована в последнее время П. Н. Третьяковым в его работе «Восточнославянские племена», где он писал: «… Археологические исследования последних лет не только выявили у древних славян сложные жилые сооружения с многими выходами, но и установили, что их следует Считать характерной чертой древнего восточнославянского быта» 15.
Изучая поселения восточных славян VIII—X вв. (так называемого роменско-боршевского типа) непосредственно при раскопках, мы всегда уделяли исследованию жилых и хозяйственных построек большое внимание, но, несмотря на самое тщательное изучение, мы нигде не находили следов соединения отдельных полуземляночных жилищ внутренними переходами. Больше того, нам вообще не удалось пока установить место и устройство выхода в этих жилищах. Так было при раскопках Опошнянского городища (рис. 1 — 7) 16, поселения в г. Полтаве (рис. 1—2) 17, поселения у хутора Ближняя Мельница 18.
[adsense]
Правда, до последних лет площадь наших раскопов на поселениях была невелика и число вскрытых жилых построек не превышало 3—4. Вполне естественно, что это не позволяло делать на основе наших наблюдений каких-либо широких обобщений. Но вот в 1932—1954 гг. нами была раскопана полностью территория Новотроицкого городища (площадью более 3300 кв. м) и обнаружены остатки более 50 полуземляночных жилищ и около 100 хозяйственных построек. Городище хорошо датируется IX в. (монетные находки, массовый керамический материал, разнообразные металлические изделия). И что же оказывается? Здесь была обнаружена совершенно такая же картина, что и в ранее исследованных нами поселениях — Опошнянском, Полтавском, Ближняя Мельница. Никаких следов многочисленных выходов из полуземлянок, никаких внутренних переходов между отдельными полуземлянками не было. Все жилища стояли совершенно отдельно, и даже в тех случаях, когда они примыкали почти вплотную друг к другу.
Раскопки Новотроицкого городища (рис. 2) не могли не поставить перед нами вопроса, — действительно ли «характерно для древнего восточно-славянского быта VIII—X вв.» наличие сложных жилых сооружений со многими выходами и крытыми переходами, как это утверждается в нашей литературе. С этой целью мы внимательно изучили материалы, относящиеся к раскопкам славянских поселений VIII—X вв. (роменско-боршевского типа) Днепровского левобережья, — как опубликованные, так и доступные нам неопубликованные, — просмотрев соответствующую полевую графическую и фотографическую документацию.
Хорошо известно, что число поселений этого типа, исследованных раскопками, невелико. Еще менее таких, где были обнаружены остатки жилищ. Помимо воронежской группы (Большое Боршевское, Михайловский Кордон, Малое Боршевское, Кузнецова Дача), исследованной в основном под руководством П. П. Ефименко 19, и поселений Опошнянского 20, Полтавского 21, Ближняя Мельница 22, Битицкого 23, Новотроицкого, изученных нами, мы можем указать лишь городища: Монастырище, раскопанное Н. Е. Макаренко 24, Петровское, исследованное П. Н. Третьяковым 25, Гочевское (раскопки Б. А. Рыбакова) 26 и 2 городища близ с. Волынцево, раскопанных Д. Т. Березовцом и В. И. Довженком 27.
На памятниках, исследованных нами, останавливаться не будем, так как о них мы сказали выше. Обратимся прежде всего к тем поселениям, на материалы которых опираются исследователи в своих выводах, в частности к городищу Монастырище. Материалы, характеризующие облик полуземляночных жилищ Монастырища, раскопанных Н. Е. Макаренко, известны по ряду публикаций самого автора. Исходя из приведенных им описаний и приложенной полевой документации, можно с полной достоверностью утверждать, что в полуземлянках Монастырища никаких многочисленных выходов, а также следов внутренних переходов между отдельными жилищами нет (рис. 3). Не имеется данных и для суждения о том, где и как в них был устроен выход. Лишь в полуземлянке Е при раскопках 1906 г. Н. Е. Макаренко был обнаружен «у северо-западного угла землянки небольшой выступ в виде маленького прилавка, как бы ступенька для выхода, в 1/2 аршина высоты и ширины» 28. И это всё.
Небезынтересно привести высказывания автора по поводу расположения жилых построек и их связи: «Расстояния между землянками, — пишет автор, — везде были различны.. ., но вообще они сравнительно небольшие. В раскопках 1906 г. расстояние между теми тремя землянками, которые тогда были исследованы, наибольшее — 3,20 м (между землянками А и Д, тогда как между этими двумя и последней — Е оно было значительно меньше). То же самое и в раскопках этого года — между землянкой Б и землянкой В расстояние едва достигало 1,30 м».
«Интересно было бы, — продолжает Н. Е. Макаренко, — раскопать площадь городища значительно большую, чтобы выявить не одну-две землянки, а целый комплекс их, и зафиксировать их взаимоотношение, отыскать дорожки, которыми они соединялись, и много других интересных особенностей» 29. Как видим, не о внутренних крытых переходах говорит автор раскопок, наблюдавший воочию исследованные им жилища, а о дорожках, пролегающих от одного жилья к другому.
В 1939 г. П. Н. Третьяковым было исследовано Петровское городище.
Раскопками вскрыты 2 полуземляночных жилища. Материалы раскопок с приложением графической и фотографической документации опубликованы в первом выпуске «Археології» 30. Никаких следов внутренних переходов ни в описании, ни на плане, ни на полевых фотоснимках обнаружить не удалось. Это два совершенно изолированных друг от друга жилища, расположенных одно близ другого, и только. Автор публикации, отметив, что землянка № 2 расположена на расстоянии 0,8—1 м от первой и что пол ее лежит на 0,84 м ниже пола землянки № 1, замечает: «Возможно, что землянки были соединены между собой переходом» 31. Предположение это, однако, никак не согласуется ни с описанием, ни с опубликованными планом и полевым фотоснимком.
Не нашли мы никаких следов соединения полуземлянок переходами и в материалах, относящихся к поселениям близ
с. Волынцево, Сумской области, раскопанным Д. Т. Березовцом и В. И. Довженком.
К сожалению, мы не располагаем достаточными данными для суждения об облике полуземлянок Гочевского городища. Раскопки велись здесь Б. А. Рыбаковым в течение двух сезонов — 1937 и 1939 гг.; материалы их до сего времени не опубликованы, нет достаточных данных и в архивных фондах ИИМК 32. Но, судя по тому, что мы наблюдали при раскопках 1937 г., принимая непосредственное участие в работах, «многочисленных выходов» и «внутренних переходов» между отдельными жилищами не было обнаружено и там.
Результаты изучения остатков жилых и хозяйственных построек на поселениях Монастырище, Петровском, Гочевском, Волынцевском, а также на поселениях, раскопанных нами (Опошнянском, Полтавском, Ближняя Мельница, Битицком и Новотроицком), заставляли нас отнестись с большим вниманием к материалам Большого Боршевского городища, явившимся исходным моментом в развитии рассматриваемой нами точки зрения.
Длительное время исследователям приходилось судить об этих материалах и сделанных на основе их выводах лишь по предварительному краткому отчету без полевой документации, характеризующей облик жилищ, опубликованному П. П. Ефименко в начале 30-х годов 33. Не нашла достаточного отражения полевая документация этих работ и в архиве ИИМК 34. В дальнейшем материалы исследования Большого Боршевского городища были опубликованы полностью, что дает возможность ознакомиться с подробным описанием вскрытых построек, с полевыми чертежами и фотоснимками, а также с выводами исследователей в отношении интересующего нас вопроса 35.
В ходе раскопок на городище были раскрыты остатки 18 полуземляночных построек, отчетливо выраженных. К числу жилищ следует отнести, по-видимому, 13 построек и пять — к помещениям хозяйственного назначения (рис. 4). По утверждению исследователей, «за небольшим исключением, все сооружения, исследованные на городище, существовали в одно время» 36. Характеризуя общий облик жилых построек, авторы особо останавливаются на той черте, которая в свое время была отмечена П. П. Ефименко в предварительном отчете, — на связи отдельных помещений между собой переходами: «Замечательной особенностью исследованных нами жилищ является соединение их внутренними переходами. На Б. Боршевском городище, где раскопками был раскрыт большой комплекс жилых сооружений, почти все они имели внутреннее сообщение» 37. По мнению исследователей, такой характер устройства жилищ у славян находит подтверждение в письменных источниках. «В „Стратегиконе“…, — говорят они, — имеются интересные сведения о том, что склавины и анты в своих жилищах устраивали много выходов, облегчавших им возможность спасаться в случае угрожающей опасности. Если сообщение „Стратегикона 38 отвечает действительности, в чем нет основания сомневаться, здесь мы, очевидно, имеем указания на сложное жилище, состоящее из помещений, скрытых под землей, с внутренними переходами и лазейками, выходящими в разные стороны… Эти особенности образа жизни… находят свое яркое выражение и в материалах, относящихся к воронежским городищам», — заключают авторы.
Да, в сообщениях Псевдо-Маврикия о склавинах и антах, действительно, имеются замечания о том, что они «устраивают в своих жилищах много выходов», но вот, изучая материалы Большого Боршевского городища, опубликованные П. П. Ефименко и П. Н. Третьяковым, мы пришли к выводу, что утверждение авторов о наличии многочисленных выходов и внутренних крытых переходов в исследованных ими полуземлянках не имеет оснований.
Судя по плану раскопок, опубликованному вместе с другими материалами (см. рис. 4), а также приложенным выдержкам из дневника, большая часть жилых и хозяйственных сооружений — № 9, 10, 12—15, 17—19, 21, 22, т. е. 11 из 18 построек (а из 13 жилых — 8), — является, несомненно, отдельно стоящими постройками. У них нет никаких признаков связи между собой, что уже расходится с утверждением авторов, что «почти все они имели внутреннее сообщение». В отношении семи остальных, тесно переплетенных между собой жилищно-хозяйственных сооружений (№ 1—3, 3—8), расположенных в центре раскопочной площадки, есть все основания утверждать, что перед нами — комплекс остатков разновременных полуземляночных жилищно-хозяйственных построек. Так, например, сооружения № 1 и 2, 6 и 7, 3 и 6 частично перекрывают одно другое, а некоторые вплотную примыкают друг к другу (№ 3 и 7).
Действительно, можно ли признать в сооружении № 6 крытый переход из помещения № 3 в помещение № 7 или в сооружении № 2 — ненарушенное жилище, связанное «внутренним переходом» с жилищем № 1? Достаточно беглого взгляда на план, чтобы сделать заключение, что перед нами — разновременные постройки, одни из которых, в свое время заброшенные, позже были частично перекрыты новыми, что придало им самые различные в плане формы и как бы связало в своеобразные комплексы. Это прекрасно чувствуют и авторы исследования, что отчетливо выступает в их стремлении убедить читателей, будто это не так. Характеризуя рассматриваемый комплекс, они пишут: «Если следовать в направлении восточного склона, начиная сверху, то около самого гребня располагалась землянка № 1, сохранившаяся лучше других. Непосредственно к ней с северо-запада примыкала яма жилища № 2, одновременного первому, а не нарушенного им, как может показаться на первый взгляд» 39 (подчеркнуто нами. — И. Л.).
Нет, это не кажется, а действительно так, что подтверждается прямыми и косвенными данными. Уже один факт существования поселка в течение почти двух столетий (VIII—X вв.), — а это убедительно показано авторами исследования, — дает полное основание утверждать, что жилые и хозяйственные сооружения поселка перестраивались, и, по-видимому, не один раз. Следовательно, сохранившиеся углубленные части их, вскрытые раскопками, далеко не одновременны. Остатками таких более ранних построек, кроме № 7 и 12, следует считать также № 2, 6 и, видимо, № 13, углубленные части которых явно перерезаны более поздними сооружениями
(№ 1, 3, 7, 14).
Но вернемся к рассмотрению комплекса из построек № 1, 2, 3, 5—8. Постройка № 7, входящая в этот комплекс, как признают сами авторы исследования, прекратила свое существование еще в древности 40, ранее, чем перестало существовать городище в целом, в том числе и центральное жилище № 1. А если это так, то каким же образом полуземлянки № 3, 6 и 8 объединялись в один комплекс с сооружениями № 1, 2 и 3, — как это утверждают исследователи 41, — когда на месте седьмой, являвшейся переходом от построек № 1, 2 и 3 в постройки № 8, 6 и 5, стояла постройка № 10, совершенно изолированная от них?
Небезынтересно остановиться на некоторых сторонах, характеризующих соотношение полуземлянок № 1 и 2. Судя по выдержкам из дневника, опубликованным в рассматриваемой работе, в яме жилища № 1 сохранились остатки сруба, причем вдоль северной стены (примыкающей к полуземлянке № 2) обнаружены 2 венца, лежавших один на другом. В дневнике, хранящемся в архиве ИИМК, эти данные уточняются: указывается, что «высота сохранившихся 2 звеньев сруба у северной стороны — 0,3 м, длина клетки — 4 м» 42. В полуземлянке № 2 следов облицовки не обнаружено, пол ее выше пола жилища № 1 на 0,15 м. Исходя из этих данных, можно сделать вывод, что из жилища № 1 никакого прохода в постройку № 2 не могло быть, ибо северная стенка полуземлянки № 1 была забрана срубом, который даже в разрушенном виде преграждал доступ в полуземлянку № 2 (на 0,15 м выше горизонта ее пола).
Таким образом, при внимательном рассмотрении оказывается, что и эта группа полуземлянок (№ 1, 2, 3, 5, 7 и 8) не представляет комплекса построек, соединенных между собой переходами, и тем самым не может служить основанием для утверждения о наличии в жилищах Большого Боршевского городища внутренних крытых переходов и многочисленных входов, т. е. той особенности, которая, как утверждают авторы работ, была еще в VI в. подмечена Псевдо-Маврикием в жилищах славян и антов. Правда, в этом комплексе есть 2 постройки (№ 2 и 3), взаимосвязь между которыми трудно понять по данным полевой документации. Безусловно, очень заманчиво связать постройки № 2 и 3 отмеченным на плане проходом, но остатки очажной (?) ямы непосредственно в проходе и разница в уровне полов (в полуземлянке № 3 пол ниже на 0,2 м) никак не вяжутся с таким предположением. Если даже оно соответствует действительности, то все же ни в какой мере не может служить основанием для выдвинутого авторами положения. Здесь следует видеть связь между жилищем и хозяйственной постройкой. Такая же картина выявлена на поселении у Кузнецовой Дачи. Там жилища были связаны с кузнечным помещением 43.
Итак, на Большом Боршевском городище планировка жилищ та же, что и на всех остальных рассмотренных выше поселениях, только на Большом Боршевском городище взаимное перекрытие разновременных построек выражено более резко, чем, например, на Новотроицком (полуземлянки № 15 и 15А) или Полтавском поселении (полуземлянки B1 и В2), что и привело исследователей к ошибочным заключениям, к принятию разновременных построек, перекрывающих одна другую, за комплекс одновременных жилищ, связанных между собой крытыми переходами и многочисленными выходами. Кстати заметим, что, утверждая наличие в жилищах Большого Боршева внутренних переходов между отдельными постройками, авторы исследования вынуждены были признать, что выход из жилищ наружу, как и на других поселениях, не прослежен ни в одной полуземлянке, и его можно восстановить, лишь исходя из данных этнографии 44.
Как видно из сказанного, со времени выхода в свет работы Б. А. Рыбакова «Анты и Киевская Русь» почти все исследователи стремились подкрепить наличие многочисленных выходов и внутренних крытых переходов в славянских жилищах VIII—X вв. сообщением Псевдо-Маврикия о славянах и антах VI в. По утверждению коллектива авторов «Истории СССР», Псевдо-Маврикий писал, «что полуподземные жилища антов были соединены между собой крытыми переходами, составляя, таким образом, целые жилые комплексы, имевшие много выходов» 45. Точно так же излагал сообщение Псевдо-Маврикия и В. В. Мавродин: «Автор «Стратегикона» Псевдо-Маврикий (VI в.) сообщает, что жилища антов полуземляночного типа соединены между собой крытыми ходами. Остатки такого рода ходов обнаружены в городище Монастырище и Б. Боршевском» 46.
Действительно, в сообщениях Псевдо-Маврикия о славянах и антах есть замечания и о их жилищах. «Они селятся, — указывает Маврикий, — в лесах, у неудобопроходимых рек, болот и озер, устраивают в своих жилищах много выходов вследствие случающихся с ними, что и естественно, опасностей» 47. Сравнивая это сообщение Псевдо-Маврикия с приведенными выше его изложениями, можно заметить, что между ними нет ничего общего. Уже помимо того, что ни о каких внутренних, да к тому же крытых переходах Псевдо-Маврикий не упоминает ни единым словом, в его сообщении не говорится и о том, что эти жилища были «полуземляночными» или «полуподземными». Все это приписано Псевдо-Маврикию.
Суммируя сказанное выше, следует признать, что существующая в исторической литературе точка зрения о том, что у древних восточных славян VIII—X вв. были сложные жилые сооружения с внутренними крытыми переходами и многочисленными выходами, подтверждения в археологических материалах не находит. Утверждение П. П. Ефименко об открытии на Большом Боршевском городище «сети сообщающихся между собой помещений», послужившее отправной точкой для такого заключения, основано на ошибке. Остатки разновременных, взаимно перекрывающихся жилых и хозяйственных полуземляночных построек им были приняты за единовременный комплекс жилищ, связанных между собой переходами.
Разобранный нами случай затрагивает не только планировку жилищ. Как видно из сказанного выше, исследователи с первых же шагов использовали эти материалы для построения широких общеисторических выводов, в частности для освещения социального и хозяйственного строя общества. Так, уже в предварительном отчете о раскопках Большого Боршевского городища П. П. Ефименко, характеризуя вскрытые им полуземлянки, заключал: «Эти обширные сооружения, давшие приют, видимо, не одной сотне человек, запечатлевают картину настоящего общинно-родового хозяйственного гнезда» 48. Выводы того же порядка были сделаны и в работе «Древнерусские поселения на Дону» 49, и в ряде других работ 50. Думается, что приведенные нами материалы, позволяющие совершенно по-новому трактовать тип жилища восточных славян VIII—X вв., естественно, ставят на очередь вопрос о пересмотре тех выводов об общественном и хозяйственном строе у славян VIII—X вв., которые делали исследователи, исходя из наличия сложных жилищ. Тема эта большая и специальная, требующая мобилизации более широкого круга источников, чем это затронуто в настоящей статье; ее касаться здесь мы не будем. Несомненно лишь одно, что полуземлянки восточных славян VIII—X вв. размером 12—20 кв. м являлись жилищами не больших (патриархальных), а малых (индивидуальных) семей, объединенных в сельскую общину.
К содержанию 68-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры
Notes:
- Основные положения статьи были изложены в докладе «Новые данные о памятниках роменско-боршевского типа», прочитанном в 1953 г. на пленуме ИИМК, посвященном полевым изысканиям 1952 г. ↩
- П. П. Ефименко. Раннеславянские поселения на среднем Дону. Сообщения ГАИМК, 1931, № 2, стр. 7, 8. ↩
- В. И. Равдоникас. О возникновении феодализма в лесной полосе Восточной Европы в свете археологических данных. Известия ГАИМК, № 103, 1934, стр. 109, 110. ↩
- М. И. Артамонов. Обзор археологических источников эпохи возникновения феодализма в Восточной Европе. ПИДО, 1935, № 9—10, стр. 270. ↩
- Б. А. Рыбаков. Анты и Киевская Русь. ВДИ, 1939, № 1, стр. 323. ↩
- «История СССР», ч. III—IV. Изд. АН СССР. М.—Л., 1939. (На правах рукописи). ↩
- «История СССР», ч. III—IV, стр. 214, 215. ↩
- Там же, стр. 460. ↩
- В. В. Мавродин. Очерки истории Левобережной Украины. Изд. ЛГУ. Л., 1940, стр. 32, 33 и др. ↩
- «История культуры древней Руси», т. I. Под ред. Б. Д. Грекова и М. И. Артамонова. М.—Л., 1948, стр. 204, 205. ↩
- К. В. Базилевич. История СССР от древнейших времен до конца XVIII в. М., 1950, стр. 58. ↩
- «История русской архитектуры». Краткий курс. Под ред. С. В. Бессонова. М., 1951, стр. 3. ↩
- В. В. Мавродин. Древняя Русь. Л., 1946, стр. 53; П. Н. Третьяков. У истоков древней Руси. Сб. «По следам древних культур. Древняя Русь». М., 1953, стр. 22, 23. ↩
- А. В. Арциховский. Основы археологии. М., 1954, стр. 193. ↩
- П. Н. Третьяков. Восточнославянские племена. М.—Л., 1948, стр. 78, 79, 155; его же. Восточнославянские племена. Изд. 2-е. М., 1953, стр. 164. ↩
- И. И. Ляпушкин. Материалы к изучению юго-восточных границ восточных славян VIII—X вв. КСИИМК, вып. XII, 1946, стр. 117—127. ↩
- I. I. Ляпушкін. Старослов’янське поселення VIII—XIII ст. ст. на території м. Полтави. Археологічні пам’ятки УРСР, т. І. Київ, 1949. ↩
- И. И. Ляпушкин. Отчет о работе разведочного отряда Волго-Донской археологической экспедиции 1951 г. Архив ИИМК. ↩
- П. П. Ефименко и П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону. МИА, № 8, 1948. ↩
- И. И. Ляпушкин. Материалы к изучению юго-восточных границ… ↩
- I. I. Ляпушкін. Старослов’янське поселення VIII—XIII ст. ст…. ↩
- И. И. Ляпушкин. Отчет о работе разведочного отряда Волго-Донской археологической экспедиции 1951 г. Архив ИИМК. ↩
- И. И. Ляпушкин. Отчет о работе Днепровского левобережного отряда Славянской археологической экспедиции ИИМК 1954 г. Архив ИИМК. ↩
- Н. Е. Макаренко. Отчет об археологических исследованиях в Полтавской губ. в 1906 г. ИАК, вып. 22, 1907; М. Макаренко. Городище Монастирище. Науков. збірник істор. секц. ВУАН за 1924 г., т. XIX, Київ, 1925. ↩
- П. Третьяков. Стародавні слов’янські городища у верхній течії Ворскли. «Археологія», т. І, Київ, 1947. ↩
- Д. Эдинг. Экспедиционная работа московских археологов в 1937 г. ВДИ, 1938, № 1 (2), стр. 143. ↩
- Д. Т. Березовець. Дослідження на території Путивльського району Сумської області. Археологічні пам’ятки УРСР, т. III, Київ, 1952; В. Й. Довженок. Розкопки біля с. Волинцевого Сумської області. Там же. ↩
- Н. Е. Макаренко. Отчет об археологических исследованиях. . ., стр. 63. ↩
- М. Макаренко. Городище Монастирище, стр. 10. ↩
- П. Третьяков. Стародавні слов’янські городища… ↩
- Там же, стр. 129. ↩
- Архив ИИМК, ф. № 2, д. № 259 (1937 г., стр. 2—8). ↩
- П. П. Ефименко. Раннеславянские поселения на среднем Дону. ↩
- В архиве ИИМК хранится лишь дневник работ 1928 г., когда на Большом Боршевском городище были вскрыты 3 постройки — № 1, 2 и 3. (Архив ИИМК, ф. № 2, д. № 218/1928, 113/1930). Полевой документации за 1929 г., когда были проведены основные работы, не оказалось. ↩
- П. П. Ефименко и П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону. ↩
- Там же, стр. 18—20. ↩
- Там же, стр. 11, 12. ↩
- Там же. ↩
- П. П. Ефименко и П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону, стр. 20. ↩
- Там же. ↩
- Там же; ср. П. Н. Третьяков. Восточнославянские племена. М.—Л., 1948, стр. 155. ↩
- П. П. Ефименко и П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону, стр. 58, 59; Архив ИИМК, ф. № 2, д. № 218/1928, л. 29 об. ↩
- П. П. Ефименко и П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону, стр. 93, 94. ↩
- Там же, стр. 29. ↩
- «История СССР», ч. Ill—IV, стр. 214, 215. ↩
- В. В. Мавродин. Очерки истории Левобережной Украины, стр. 32, 33. ↩
- С. А. Жебелев. Маврикий (Стратег). Известия о славянах VI—VII вв. «Исторический архив», т. II, М.—Л., 1939, стр. 36. По мнению М. И. Максимовой часть фразы «. . . устраивают в своих жилищах много выходов. . .» можно прочесть иначе «. . . устраивают в местах своего обитания много выходов. . .». Ср. В. В. Мавродин. К вопросу об «антах» Псевдо-Маврикия. СЭ, № 2, 1954, стр. 38, 39. ↩
- П. П. Ефименко. Раннеславянские поселения на среднем Дону, стр. 7. 8. ↩
- П. П. Ефименко и П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону, стр. 11. ↩
- П. Н. Третьяков. Восточнославянские племена накануне образования Киевского государства. Известия Академии наук СССР, серия истории и философии, т. II. № 3, 1945, стр. 159—168. ↩