Г.Н. Грачева — Еще одна северная параллель окуневским изображениям

К оглавлению сборника «Смена культур и миграции в Западной Сибири»

В каждой из областей культурологического, этнологического, археологического, лингвистического, антропологического знаний исследователями порой фиксируются разительные сходства в чертах культуры, языке, антропологических данных этносов или культурных общностей, разделенных не только пространственно, но и хронологически. Зачастую иные сведения, позволяющие сделать вывод об этногенетической близости таких сообществ, их исторических связях или контактах, отсутствуют. В этнографии, в частности, если обнаруженная параллель выносится на суд научного читателя, обычно возникает проблема конвергентного происхождения подобных элементов культуры. В большинстве же случаев, пока не определен путь (разумеется, при наличии соответствующих материалов), которым та или иная черта может быть перенесена в пространстве и во времени, исследователь не вводит в научный оборот зафиксированные им сходства. Решению всегда препятствует отсутствие промежуточного материала.

[adsense]

Однако, такой подход не всегда оправдан. Фиксация и обсуждение подобных параллельных черт стимулирует привлечение к ним особого внимания и поиски соответствующих материалов. Кроме того, нельзя исключить возможное наличие каких-то исторических обстоятельств, не способствовавших сохранению памятников с необходимыми промежуточными данными, относительно надежно свидетельствующими о миграции элементов культуры или носителей культуры.

Автором уже обращалось внимание на аналогии некоторым окуневским антропоморфным изображениям в культуре нганасан.
Они совпадают на только иконографически, но и по элементам
семантики, с одной стороны, зафиксированным у нганасан, вплоть до перехода в орнамент, с другой — реконструируемым исследователями окуневских памятников. Если идея преемственности поколений, усиления плодородия, связи с землей и солнцем и всевозможные варианты ее выражения распространены весьма широко, то выявившееся иконографическое совпадение антропоморфных окуневских изображений и сакральных изображений нганасан, неизвестных пока на соседних территориях, было во многом неожиданно. Сейчас обнаруживается еще одна подобная аналогия.

Летом 1985 г. В.Д. Кубаревым были вскрыты захоронения одного из курганов Каракола на Алтае, которые он определил как относящиеся к локальному варианту окуневской культуры. На внутренних стенках каменных ящиков захоронений верхние (по слою) рисунки, выполненные сочетанием красной, черной и серебристо-белой краски, представляли собой антропоморфные изображения с зооморфными чертами (Кубарев В.Д., 1986, с. 102-104). Не вызывает сомнения одновременность создания рисунков и их нанесение именно в связи с захоронением. Сочетание черной и красной красок на изображениях не одинаково, что очевидно свидетельствует о различиях в некоторых деталях их семантики. Их раскраска снова заставляет обратиться к нганасанскому материалу, а именно — к цвету шаманских костюмов. И в этом случае особенности, характерные для нганасан, на других территориях у других этносов не отмечены пока. До последнего времени при обсуждениях их обычно относили к индивидуальной особенности шамана и его индивидуальной фантазии.

Довольно долго существовали данные, что помимо прочего нганасанские шаманы для камланий одевают распашную одежду, сшитую из шкуры оленя мехом внутрь или из ровдуги. Внешняя мездровая сторона целиком окрашивается охрой в красный цвет, суриком — в желтый или не окрашивается (Прокофьева Е,Д., 1971, с.15). По имевшимся материалам, преобладали красные парки. Позже обнаружилось, что шаманские костюмы нганасан очень разнообразны по окраске, в чем они пока не имеют аналогий ни у других самодийцев, ни у своих восточных сосодей (или там эти черты не выявлены).

Обнаруживается несколько вариантов распределения красного, черного и белого (неокрашенная часть) цветов на шанхайской парке.

В данном случае мы оставляем в стороне окраску орнаментов и рисунков. Доклад иллюстрирован. Эти варианты следующие,
Целиком По окрашенная мездровая сторона известна только в
одном случае (Долгих Б.О., 1978). Большинство парок окрашено красной краской. Имеются парки (Грачева Г.H., 1978, с. 317), правая сторона которых от края полы до середины спинки, включая рукав, красная, противоположная — черная, деление проведено по оппозиции «правый-левый». Парка на культовом предмете, представляюшем собой шаманку, носит следы окрашивания красной краской только части, находящейся ниже пояса, верхняя часть не окрашена (Грачева Г.H., 1981, с.156-164), что позволяет говорить о парке с белым верхом, красным низом. Однако, на ее неокрашенной части имеются стилизованные изображения, нанесенные черной краской, что дает возможность реконструировать парку с черным верхом, красным низом; это реализует оппозицию «верх-низ». Зафиксирована возможность окраски всей передней части в черный цвет, всей спинки — в красный, в чем можно усматривать противопоставление «север-юг». В материалах Таймырского окружного краеведческого музея имеется шаманская парка, правая часть которой красная, а левая также окрашена в менее интенсивный красный цвет, но по нему довольно часто вперемешку нанесены более интенсивной красной и черной красками относительно крупные круглые пятна или точки. Этой парке соответствует и нагрудник костюма о таким же цветовым делением по вертикали. И, наконец, глухая одежда шамана или принадлежащая помощнику шамана, зафиксированная фотографиями С.Н. Иванова (Басилов В.H., 1984, с. 44, 138) и фотографиями, сделанными при выступлении шамана Д.Д. Костеркина с сыном на сцене московского Всесоюзного Дома композиторов в 1974 г. По неокрашенной мездровой стороне нанесено краской множество точек. В шаманском костюме этой одежде соответствуют и перчатки с такой же раскраской.

Таким образом, фиксируется и реконструируется восемь различных вариантов окраски наплечной шаманской одежды нганасан. Каждая из парок оформлена густой бахромой по подолу и кожаным подвескам, символизирующим крылья птицы на рукавах. Нет бахромы на рукавах глухой одежды. С точки зрения семантики окраски относительно хорошо собран материал только по одному костюму, но, по имеющимся данным, можно предполагать, что разная окраска свидетельствовала как о возможных родовых традициях, так и о преимущественной специализации камлания.

При сравнении только по окраске зооантропоморфных фигур
Каракола с шаманскими парками нганасан вновь обнаруживается разительное прямое сходство. На других чертах изображений, также находящих аналогии в северо-самодииском материале, мы пока не останавливаемся. Однако, стоит напомнить, что по старым представлениям нганасан, человек после смерти попадает в загробный мир первоначально в чум своих родственников, предков, где шаман (родовой?) проводит камлание. Потусторонний шаман призван не отыскать умерших на среднюю землю и заботиться о их благополучии. Опираясь на эти и другие черты (обычай раскрашивания бытовой одежды, наличие на некоторой шаманской одеждо волчьего хвоста, бахромы на головном уборе, на высокий семиотический статус рисованных моделей в этой культуре и т.п.), можно предположить, что на стенках каракольских захоронений изображены шаманы, призванные охранять благополучие умершего в потустороннем мире.

[adsense]

Если подобные, весьма разительные и неожиданные аналогии оправданы, надо полагать, что одним из непосредственных южных предков нганасан были и окуневцы, прошедшие по бассейну Енисея на север, передавшие местному населению эти своеобразные черты культуры, утраченные более южными образованиями, но сохранившиеся в условиях таймырского севера.

Такому положению препятствует отсутствие надежного промежуточного материала. Окончательная разгадка приводимых аналогий, очевидно, скрывается в древних памятниках бассейна Среднего Енисея, археологические исследования которого пока весьма ограничены.

В этот день:

Нет событий

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика
Археология © 2014