Д. Б. Шелов, Ю. Г. Виноградов. Б. Н. Граков и развитие античной эпиграфики в СССР

С именем Бориса Николаевича Гракова неразрывно связаны успехи в изучении античных эпиграфических памятников в СССР, главным образом в изучении керамической эпиграфики. Само становление керамической эпиграфики как науки в значительной степени определялось деятельностью Б. Н. Гракова. Эта дисциплина охватывает изучение трех основных видов надписей — керамических клейм, граффити и надписей, сделанных краской на керамике (дипинти). Б. Н. Граков занимался всеми этими видами надписей, но особенно много керамическими клеймами.

Филолог-классик по образованию, прекрасно знавший древнегреческий язык и его диалекты, Б. Н. Граков как нельзя лучше был подготовлен для работы над эпиграфическими памятниками. Совмещение филологической подготовки со знаниями и интересами археолога позволило ему уверенно работать на стыке различных дисциплин, в таких областях, как историко-археологическое комментирование свидетельств древних авторов о скифах и сарматах или лингвистический и ономастический анализ керамических надписей.

[adsense]

Можно уверенно сказать, что советская школа исследователей керамической эпиграфики занимает одно из ведущих мест в мировой науке почти во всех отношениях, за исключением, пожалуй, чисто публикационного аспекта. Что касается исследования памятников керамической эпиграфики и особенно их исторической интерпретации, то работы Б. Н. Гракова, на которые ориентируются все советские эпиграфисты, заложили прочные основы успешного развития этой науки; они обеспечивают советским исследователям передовые позиции в изучении керамической эпиграфики. Идеи Б. Н. Гракова восприняты и используются не только советскими учеными, но и эпиграфистами других стран — Болгарии, Румынии, Польши.

Наиболее популярную и изученную категорию памятников керамической эпиграфики составляют клейма на античных амфорах а черепицах. Их собирание и исследование было начато в России еще в XIX — начале XX в. ¹, но только в 30-х годах нашего столетия эта область знания, лежащая на границе собственно эпиграфики и археологии, превратилась в подлинно историческую дисциплину, а сами керамические клейма — в полноценный исторический источник. Это превращение целиком связано с деятельностью Б. Н. Гракова. Хотя и до него некоторые исследователи на основании рассмотрения отдельных, клейм, чаще черепичных, чем амфорных. пытались делать исторические выводы ², такие попытки были случайны, разрозненны и не касались большинства материалов керамической эпиграфики. Только Б. Н. Граков впервые показал значение керамических клейм для исследования экономической, социальной и культурной истории античного мира. Им же была разработана методика изучения керамических клейм на основании обобщения опыта всего предшествующего изучения этого материала. Только это сделало керамическую эпиграфику подлинной наукой с ясно сформулированными задачами исследования и с собственной методикой. К рассмотрению важнейших аспектов керамической эпиграфики мы еще вернемся, но предварительно проследим решение Б. Н. Граковым и последующее развитие некоторых частных вопросов изучения керамических клейм.

Особо следует остановиться на работе по собиранию и изданию керамических клейм. В этой области Б. Н. Граков проделал поистине титаническую работу. Он продолжил после смерти E. M. Придика и успешно завершил собирание и систематизацию всех керамических клейм, найденных в Северном Причерноморье до 1955 г. Созданный главным образом его трудами, Corpus клейм (IOSPE, III) насчитывает более 30 тысяч копий клейм; это самая полная сводка такого материала в мировой науке. Даже в рукописи Корпус стал необходимым справочником не только для исследователей керамических клейм, но и для всех историков Северного Причерноморья.

Уже в процессе работы над Корпусом Е. М. Придик, Б. Н. Граков и его сотрудники осуществили публикацию некоторых музейных коллекций клейм и клейм из раскопок отдельных памятников ³; Б. Н. Граков в самом начале своей деятельности издал коллекцию энглифических клейм, определенных им как гераклейские, из собрания Государственного Исторического музея, а позднее опубликовал все амфорные клейма, найденные на Каменском городище на Днепре ⁴. Довольно значительную публикационную работу развернули ученики и последователи Б. Н. Гракова в послевоенный период; более или менее систематически издавались керамические клейма, находимые при раскопках большинства античных городов Северного Причерноморья: Пантикапея, Фанагории, Мирмекия, Тиритаки, Нимфея, Херсонеса, Танаиса и т. д. ⁵. Особенно важна публикация клейм из закрытого комплекса-водоема на ольвийской агоре ⁶. В результате этой публикационной деятельности в науку был введен довольно значительный новый эпиграфический материал, но, конечно, такие частные публикации не могут удовлетворить потребности в общем своде находок керамических клейм Северного Причерноморья. Необходимость издания подготовленного Б. Н. Граковым Корпуса клейм еще более подчеркивается этими публикациями, поскольку авторы их в поисках аналогий вынуждены все время обращаться к рукописи Корпуса. Технические трудности издания Корпуса до сих пор стоят непреодолимым препятствием на пути его издания, но в последнее время предпринимаются некоторые шаги для подготовки Корпуса к печати, хотя бы по частям.

Одной из важнейших проблем изучения керамических клейм является определение места клеймения, то есть определение места производства керамической тары. Для некоторых групп керамических клейм, в легендах которых упоминается демотикон или присутствует характерная эмблема, определение не представляет трудностей и их атрибуция установлена давно и твердо. Таково большинство клейм Книда, Родоса, Фасоса. Происхождение других клейм установить значительно труднее. Уже в первой своей научной работе, вышедшей в 1926 г., посвященной энглифическим клеймам на горлах эллинистических амфор, Б. Н. Граков убедительно обосновал тезис о принадлежности этих клейм и отмеченных ими амфор продукции мастерских Гераклеи Понтийской. Он опирался на анализ состава собственных имен в клеймах, на исследование диалекта и сопоставление эмблем, встречающихся в клеймах. Эта атрибуция большой группы эллинистических клейм получила всеобщее признание.

Несколько позже, исходя из тех же критериев, Б. Н. Граков определил синопское происхождение самой большой в наших коллекциях и едва ли не самой интересной группы керамических клейм с именами астиномов. Им была посвящена кандидатская диссертация Б. Н. Гракова, изданная отдельной книгой в 1929 г. ⁷. Эта работа замечательна во многих отношениях, так как помимо решения конкретной задачи определения, систематизации, датировки клейм с именами астиномов она содержит и общие методические положения, ставшие основными при изучении керамических клейм и для самого Б. Н. Гракова, и для всей школы советских эпиграфистов вплоть до настоящего времени.

Определение астиномных клейм, как синопских, было признано не сразу и не всеми исследователями ⁸. Некоторые специалисты возражали против такой атрибуции и продолжали называть эту группу клейм по-старому «понтийскими» или «южнорусскими». Но со временем становились все более несомненными граковские определения этих клейм, и сам методический подход Б. Н. Гракова к атрибутированию клейм вообще. После раскопок античной Синопы турецко-германской экспедицией в 50-х годах, где было обнаружено большое количество керамических клейм, сомневаться в определении Б. Н. Гракова уже невозможно ⁹.

Установив принадлежность энглифических и астиномных клейм, Б. Н. Граков тем самым завершил определение всех основных групп клейменой керамической тары. Некоторое количество амфорных клейм неопределенного происхождения остается еще и теперь, но число таких клейм составляет сравнительно небольшой процент среди всех памятников этого рода и к тому же оно все время уменьшается, так как время от времени удается установить происхождение то одной, то другой небольшой группы клейм.

Работая под руководством Б. Н. Гракова над составлением Корпуса, Е. М. Штаерман выяснила наличие в Гераклее Понтийской не только энглифического, но и рельефного клеймения амфор, пополнив, таким образом, сделанное Б. Н. Граковым определение гераклейских клейм ¹⁰E. M. Штаерман. Керамические клейма из Тиры, стр. 35.. Она же указала на существование помимо известных ранее косских клейм на двуствольных амфорных ручках, таких же клейм на одноствольных ручках ¹¹. Это наблюдение нашло позднее подтверждение в материалах водоема на ольвийской агоре ¹². Синопе оказалось возможным приписать ряд клейм без упоминания имени астинома; эти клейма частично предшествовали астиномному синопскому клеймению, частично, видимо, относились к позднейшему этапу клеймения ¹³.

Еще окончательно не определено происхождение интересной группы так называемых колесообразных клейм, которые приписывали в разное время различным центрам — Ольвии, городам Фракии и Македонии и даже Боспору ¹⁴. Б. Н. Граков сначала предположительно, а позднее уверенно отнес их к керамическому производству Фасоса, видя в амфорах с этими клеймами особый кратковременный выпуск фасосской тары ¹⁵. По-видимому, и в данном случае атрибуция Б. Н. Гракова является правильной, она подтверждается и другими дополнительными соображениями ¹⁶ и принята ныне большинством исследователей ¹⁷, в том числе и авторами работ, специально посвященных фасосским клеймам ¹⁸. Уже после работы Б. Н. Гракова к Фасосу или к «кругу Фасоса» было отнесено несколько мелких групп клейм, анэпиграфных или содержащих сокращенные буквенные обозначения ¹⁹.

В последние годы произведена атрибуция ряда единичных анэпиграфных клейм на эллинистических амфорах, позволившая, несмотря на редкость этих клейм, сделать интересные выводы о торговых связях некоторых античных центров, в том числе и городов Северного Причерноморья. Таковы определения амфорных клейм Менды, данные В. Грейс ²⁰, и атрибуция клейм Эгины и Самоса, предложенная И. Б. Брашинским ²¹. Эти определения осуществлены на основании так называемого нумизматического метода исследования амфорных клейм (сравнение изображений клейм с типами и эмблемами монет), разработанного Б. Н. Граковым. Предлагая этот метод, Б. Н. Граков имел в виду главным образом датировку керамических клейм при помощи соответствующих монет, но, как видим, такой метод прекрасно оправдал себя и при атрибутировании клейм ранее неизвестных центров. Впрочем, в этом значении применял его наряду с другими методами и сам Б. Н. Граков при определении места производства астиномных и энглифических клейм.

При изучении керамических клейм не меньшее значение, чем определение происхождения, имеет их хронологическая классификация и датировка. В этой области заслуги Б. Н. Гракова исключительно велики. Дело не столько в том, что он установил абсолютные датировки многих групп керамических клейм (эти датировки в ряде случаев подверглись некоторым изменениям в связи с новыми находками и открытиями), сколько в том, что он разработал основные методы их хронологического определения. Кратко эти методы были изложены им в книге об астиномных клеймах ²² и подробно разработаны в докторской диссертации, защищенной в 1939 г. Б. Н. Граковым предложены 7 методов, из которых 5 (названные им палеографическим, нумизматическим, грамматическим, синхронистическим и историческим) основаны на рассмотрении данных самого клейма, шестой (стратиграфический) метод предусматривает изучение археологического контекста, где встречено клеймо, а седьмой (морфологический) метод связан с исследованием эволюции формы сосуда, на котором клеймо поставлено ²³. Эти методы практически исчерпывают все возможные приемы датировки и применяемые в совокупности обеспечивают надежное хронологическое определение керамических клейм. 7 методов Б. Н. Гракова неоднократно излагались и комментировались в нашей специальной литературе ²⁴. Практически все исследователи керамических, клейм прибегают к его методам при датировке той или иной группы клейменой керамической тары. Эти принципы легли в основу и всех разработок хронологической классификации клейм разных групп. Методику Б. Н. Гракова использовали Р. Б. Ахмеров для систематизации херсонесских клейм, И. Б. Брашинский и Б. А. Василенко — гераклейских, Ю. Г. Виноградов — фасосских ²⁵. Даже те, кто, как, например, В. И. Цехмистренко, отвергает созданные Б. Н. Граковым схемы и предлагает вместо них свои, вынуждены при этом пользоваться все теми же методами Б. Н. Гракова.

Впрочем, сами эти методы не оставались неизменными. Так, сличение штемпелей, разработанное в современной нумизматике, может быть с успехом применено и в исследовании керамических клейм, на что совершенно справедливо указывал В. И. Цехмистренко ²⁶. Могут быть плодотворными и наблюдения над типологическими изменениями клейм ²⁷. Такие наблюдения составляют как бы продолжение морфологического метода, но в применении уже не ко всему сосуду, а лишь к клейму. Сам морфологический метод получил новые возможности после изучения массовой неклейменой амфорной тары, предпринятого советскими исследователями, и прежде всего И. Б. Зеест ²⁸.

Новыми деталями обогатился и синхронистический метод, в частности в отношении исследования родосских клейм ²⁹. Но особенного развития достиг метод стратиграфический, так как большое число достоверных археологических комплексов, содержащих керамические клейма, в том числе и комплексов закрытых, хорошо датируемых, позволяет теперь применять этот метод в таких размерах и с такой уверенностью, о которых в 30-х годах Б. Н. Граков не мог и мечтать.

Накопление нового эпиграфического материала, успехи в развитии смежных наук, особенно нумизматики и археологии, совершенствование методов исследования, естественно, заставляют внести коррективы в хронологические и типологические схемы, созданные Б. Н. Граковым 40 — 50 лет назад. Особенно большому пересмотру подверглись классификация и датировка группы гераклейских амфорных клейм, предложенные Б. Н. Граковым на заре его научной деятельности в середине 20-х годов и опиравшиеся на численно довольно ограниченный материал. Датировка клеймения гераклейских амфор несколько раз понижалась ³⁰, в том числе и самим Б. Н. Граковым в его более поздних печатных работах и в рукописи Корпуса клейм ³¹. Вопросы систематизации и датировки гераклейских клейм дискутируются в специальной литературе до сих пор ³², и пока еще нельзя считать даты гераклейского клеймения твердо установленными.

Классификация синопских клейм, подробно разработанная Б. Н. Граковым еще в конце 20-х годов, остается незыблемой и сейчас. Попытка В. И. Цехмистренко противопоставить ей иную систематизацию ³³ синопских эпиграфических памятников не может быть признана удачной, несмотря на его отдельные ценные наблюдения ³⁴. Что касается абсолютной хронологии периодов синопского клеймения, то ее несколько раз пересматривал и сам Б. Н. Граков ³⁵, и другие исследователи опять-таки в сторону удревнения ³⁶, но работа по выяснению точных дат разных групп синопских амфор не может пока считаться законченной. Для создания надежной хронологической классификации требуется детальный пересмотр всего материала с использованием всех методов датировки, как это когда-то было сделано Б. Н. Граковым. После него провести такой всеобъемлющей работы никто не удосужился. К сожалению, во многих новейших работах для датировки применяются два-три метода, тогда как другие совсем не используются. В частности, почти совсем забыты методы палеографического и грамматического анализа. Может быть, это объясняется тем, что большинству современных исследователей не хватает той филологической подготовки, которая была у Б. Н. Гракова и которая позволяла ему рассматривать амфорные клейма не только как памятники керамического производства, но и как памятники греческого языка.

Как бы ни были велики заслуги Б. Н. Гракова в решении отдельных конкретных вопросов истории керамических клейм, наибольшее значение его работы в данной области состоит в том, что он проложил дорогу к широкому использованию этого материала как полноценного источника для исторических выводов. Керамические клейма с этой точки зрения Б. Н. Граков рассматривал во многих работах, но главным образом в докторской диссертации: «Клейменая керамическая тара эпохиэллинизма как источник для истории производства и торговли». Несмотря на то что эта капитальная работа осталась неопубликованной, она оказала огромное воздействие на дальнейшее развитие советской керамической эпиграфики. Архивной рукописью ее практически пользовались все советские исследователи керамических клейм. Все эти ученые независимо от того, были ли они сотрудниками и учениками Б. Н. Гракова непосредственно или восприняли его идеи из его работ и работ его учеников, следуют в своей деятельности тем направлениям в исследовании керамических клейм, основу которых заложил Б. Н. Граков.

Керамические клейма рассматриваются прежде всего как источник для истории производства в тех центрах, которые клеймили свою керамическую продукцию, для определения числа мастерских, социального статуса их владельцев и работников, для выявления организационных основ этого производства, наличия государственной регламентации, положения официальных чиновников-астиномов, агораномов, эсимнетов и т. д. Это относится, например, к исследованию боспорских черепичных клейм, которые со времени их первого изучения еще в начале 30-х годов В. Ф. Гайдукевичем и Б. Н. Граковым ³⁷ стали важнейшим нашим источником по организации керамического производства на Боспоре ³⁸. В том же направлении проводится исследование и некоторых других категорий керамических клейм — черепичных и амфорных клейм Херсонеса Таврического, амфорных клейм Синопы, Родоса и Фасоса ³⁹.

В еще большей степени керамические клейма привлекают для изучения торговых связей между античными городами Северного Причерноморья и центрами, ввозившими свою продукцию в клейменой керамической таре.

[adsense]

Можно рассматривать всю совокупность находок амфорных клейм в каком-либо центре или районе и на этом основании определить главные торговые связи данного центра в эллинистическое время ⁴⁰. Но может быть и иной подход к этому материалу — изучение распространения клейм определенного центра в разных городах и выяснение направлений его экспортной торговли. Такая работа была проделана, например, в отношении распространения синопских клейм в Причерноморье и родосских клейм на северном берегу Понта Евксинского ⁴¹. Исследование торговых отношений на материале амфорных клейм во многом способствовало выяснению экономической истории припонтийского района в эпоху эллинизма, в частности тех внутрипонтийских связей, развитие и укрепление которых привели во II в. до н. э. к созданию известного причерноморского экономического единства, ставшего реальной основой для литического объединения всех припонтийских земель в границах державы Митридата Eвпатора. Определение ряда клейм, ранее не поддававшихся атрибутированию, позволило документировать наличие торговых связей с северопричерноморских городов с некоторыми центрами материковой и островной Греции ⁴². Следует обратить внимание еще на один аспект изучения амфорных клейм. Поскольку эллинистические клейменые амфоры получили довольно значительное распространение в скифской степи, куда они попадали с вином, импортировавшимся и потреблявшимся тузем ной знатью, регистрация и определение клейменой амфорной тары, найденной на варварской периферии Северного Причерноморья, позволяют проследить некоторые весьма существенные стороны греко-варварских отношений в этом районе ⁴³. В то же время подобные находки очень важны для хронологических определений комплексов, в которых они встречены, в том числе для датировки скифских курганов ⁴⁴. Датировочное значение памятников керамической эпиграфики достаточно велико и в материалах из раскопок античных городов. При систематическом изучении керамические клейма могут предоставить опорные данные для решения многих вопросов, требующих хронологического уточнения ⁴⁵.

В отличие от клейм другие виды керамических надписей (граффити и дипинти) не вошли в окончательный вариант Корпуса IOSPE III, хотя и были первоначально включены туда E. M. Придиком. Это объяснялось, по всей видимости, не просто техническими соображениями ⁴⁶. Вероятно, Б. Н. Граков принимал во внимание специфику двух указанных групп надписей, все отличие их от клейм и вытекающую отсюда необходимость отдельной работы над их исследованием. Действительно, клейма, подобно монетам, выходили из-под одного или нескольких идентичных штемпелей в большом количестве экземпляров-копий. Этот факт в сочетании с определенной устойчивостью их типа, более или менее сильной традиционностью построения, «формульностью» легенды обусловливает и совершенно особый подход в их изучении. В то же время граффити и дипинти, наносившиеся острым орудием или кистью от руки, были надписями совершенно индивидуальными и в принципе неповторимыми. Это не означает, конечно, что они не поддаются никакой классификации, напротив, их можно разбить на ряд групп, внутри которых выделяются определенные формульные построения. Однако последние не в такой степени, как у клейм, сложились в жесткую и застывшую структуру. Иными словами, текст этих надписей по существу всегда оставался оригинальным творением писавших их людей.

Несмотря на то что Б. Н. Граков исключил граффити и дипинти из Корпуса IOSPE III, он параллельно со сбором клейм не прекращал работу по собиранию и этих керамических надписей, надеясь, вероятно, когда-нибудь издать их отдельно. Так, им целиком были обработаны коллекции Музея изобразительных искусств (материалы из раскопок Палтикапея и Фанагории), Исторического музея и частично других собраний. Некоторые результаты этих изысканий Б. Н. Граков опубликовал в виде отдельных статей, где он ввел в научный оборот наиболее интересные памятники. И тут он ярко проявил присущую ему черту: умело сочетать обширные знания из различных областей науки — скифской археологии и греческой эпиграфики. Такой синтез обогатил отечественные скифоведение и антиковедение, в фонд которых прочно вошло, например, греческое граффито на лепном кубке с Немировского городища, которое документально засвидетельствовало непосредственное проникновение эллинов в глубь скифской лесостепи в раннеархаическую эпоху, по всей вероятности, уже в конце VII в. до н.э. ⁴⁷. В другом интересном исследовании об обращении у скифских и фракийских племен первобытных заменителей денег — наконечников стрел и монет-стрелок — Б. Н. Граков издал замечательный памятник ольвийской эпиграфики — граффито на чернолаковом скифосе, окончательно подтверждающее роль этих оригинальных суррогатов монеты как денежных единиц ⁴⁸.

Не обошел вниманием Б. Н. Граков и дипинти. В небольшой заметке о знаках, исполненных красным лаком до обжига на горлах некоторых архаических амфор, он удачно подметил, что они представляют собой бету мегаро-коринфского алфавита VI в. до н. э., и на этом основании предложил в порядке гипотезы атрибутировать этот тип амфор Византию — мегарской колонии на Босфоре ⁴⁹.

В последние два десятилетия эпиграфисты нашей страны обращают все больше внимания на изучение граффити и дипинти. И хотя монографический сборник граффити издан только один (он включает надписи, хранящиеся в Эрмитаже) ⁵⁰, граффити постоянно публикуют в специальных эпиграфических эссе или попутно в археологических отчетах, статьях и монографиях. Из наиболее значительных публикаций назовем чернолаковый килик из Ольвии с дарственной стихотворной надписью от родителей сыну, амфорный черепок с интереснейшим письмом ольвийских магистратов-навклеров своим предшественникам по должности, посвятительное граффито из Мирмекия с упоминанием архонта Спартока в оригинальном написании, также вотивную надпись на краснолаковом кубке из Киммерика, остракон с первой строкой киклической поэмы «Малая Илиада» ⁵¹. Особую важность приобретают архаические граффити — почти единственные письменные источники по наиболее темному периоду истории северопонтийских полисов. Так, например, целая серия вотивных остраконов с одного из поселений ольвийской хоры содержит интереснейший материал для характеристики культа Ахилла в VI в. до н. э. ⁵². Древнейшее пока граффито из Ольвии дало основание говорить об участии родосцев в выведении этой милетской апойкии и уточнило дату ее основания ⁵³; архаическая надпись на ойнохое из Пантикапея подтвердила преимущественно ионийский характер этого города в раннюю эпоху ⁵⁴.

Но как ни важны публикации отдельных документов, в последнее время все острее становится вопрос об издании общего Корпуса всех граффити Северного Причерноморья. Работа по собиранию такого Корпуса, начатая E. M. Придиком и успешно продолженная Б. Н. Граковым, ведется и в настоящее время. Это одна из насущных задач нашей науки, поскольку создание Корпуса сразу введет в круг письменных источников новую большую группу их, одну из наименее разработанных. При составлении Корпуса следует отказаться от принципа публикаций случайно подобранных коллекций ⁵⁵ либо материала из отдельных музеев ⁵⁶, не говоря уже об издании каких-то более узких сборников, извлекающих из всей массы граффити лишь наиболее интересные. Залог успеха здесь — в массовой публикации всех граффити in toto; только после этого они будут по-настоящему поняты и смогут превратиться в полноценный источник по истории, культам и особенно быту и психологии самых разных слоев населения полисов. Северного Причерноморья.

В настоящее время подготовлен к печати Корпус граффити Херсонеса и полным ходом идет собирание граффити Ольвии. Надо сказать, что эта работа — первый опыт не только в нашей советской, но и в мировой науке; до сих пор издавались в лучшем случае лишь соответствующие материалы из отдельных комплексов (например, из святилищ) ⁵⁷, но не сборники, охватывающие более широкие регионы, хотя бы отдельные полисы.

Исследования по лапидарной эпиграфике занимают более скромное место в творческом наследии Б. Н. Гракова; он относился к тому разряду эпиграфистов, которые, успешно работая над «каменным архивом», сами мало публиковали новые документы ⁵⁸. Однако он постоянно обращался к лапидарным источникам в своих штудиях по истории племен, населявших в древности Юг нашей страны. В качестве примера можно привести его статью о термине «скифы» в надписях Северного Причерноморья ⁵⁹.

Б. Н. Граков удачно проследил здесь две тенденции в греческой литературе о скифах — конкретную историко-географическую, отличавшую собственно скифов от окружающих их родственных племен, и обобщающую, причислявшую к скифам все народности, обитавшие в древности от Истра до Задонья. Используя такие дефиниции, он старался выявить отражение указанных литературных направлений в языке надписей греческих северопонтийских полисов. Б. Н. Граков приходит к выводу, что до времени Митридата лапидарная терминология полностью находится в русле первого литературного направления — этноним прилагается только к конкретным его носителям. Декрет в честь Диофанта, в общем, следует этой же традиции, но и отдает уже дань второй историко-литературной тенденции, когда он повествует о том, что Диофант «обратил в бегство скифов, считавшихся прежде непобедимыми, и (таким образом) сделал то, что царь Митридат Евпатор первый поставил над ними трофей» ⁶⁰. Кроме важных общеисторических выводов эта статья содержит ряд тонких наблюдений частного порядка, например блестящее замечание о наличии в Скифском царстве времен Скилура. и Палака собственного военного флота.

Основной вклад Б. Н. Тракова в лапидарную эпиграфику — это подборка греческих надписей, касающихся истории Северного Причерноморья ⁶¹. Этот свод, содержащий 125 документов, является, с одной стороны, как бы продолжением латышевского Корпуса надписей IOSPE, а с другой стороны, его же свода известий древних авторов о Скифии и Кавказе. Документы в собрании Б. Н. Гракова разделены по пяти тематическим отделам, им предпослано введение, где наряду с замечаниями практического порядка содержится краткий, но очень насыщенный очерк о значении Северного Причерноморья как рынка рабов для Греции. Неоспоримой ценностью этого свода надо признать то, что все документы даны в оригинальных греческих текстах, снабжены леммами, русским переводом и сжатым, но весьма содержательным комментарием, частью заимствованным у предшествующих издателей, частью составленным самим Б. Н. Граковым.

Свод Б. Н. Гракова был и остается настольной книгой для каждого занимающегося античной историей греческих полисов и варварских племен северного берега Понта Евксинского. Но вне зависимости от этого насущной задачей современной эпиграфической науки должно стать его скорейшее переиздание. Оно необходимо из-за неполноты сборника уже ко времени его составления ⁶²: Б. Н. Граков рассматривал его только как предварительную публикацию материалов ⁶³. Кроме того, за истекшие 35 лет каменный архив пополнился, хотя и не столь значительно, новыми интересными документами. Как пример можно привести надпись об ольвийских теопропах — священных послах к оракулу Аполлона в Кларосе ⁶⁴. Наконец, было бы весьма желательным включение в свод также греческих и римских папирусов и латинских надписей. Многие из них обсуждал и комментировал сам Б. Н. Граков, например известный папирус из архива Зенона о посольстве Перисада II ко двору египетского властителя Птолемея II Филадельфа ⁶⁵, латинские надписи: Res gestae divi augusti и эпитафию Плавтия Сильвана из Тибура ⁶⁶.

Таковы настоятельные требования современного состояния науки, долг теперешних эпиграфистов, продолжающих дело, начатое в свое время русской эпиграфической школой, замечательным представителем которой был Борис Николаевич Граков.