А.И. Мелюкова, И.В. Яценко. Скифская проблематика в трудах Б.Н. Гракова

Интерес к скифским древностям возник в начале научной деятельности Бориса Николаевича Гракова, тогда уже успешно работавшего и в области античной эпиграфики. К концу довоенного периода Б. Н. Граков становится большим знатоком скифо-сарматской материальной культуры и письменной традиции об этих народах. В 1947 г. на украинском языке вышел его научно-популярный очерк «Скіфи», написанный еще в предвоенные годы. Здесь по-новому даны характеристика письменной традиции о скифах и оригинальный обзор истории Скифии. В научной литературе советского времени впервые скифская культура, быт, хозяйственный уклад населения Скифии, ее общественный строй, искусство, религия получили всестороннее освещение. Здесь автор наметил и новое решение некоторых узловых проблем истории и археологии скифов, которые получили в дальнейшем более подробную и углубленную разработку.

[adsense]

Особенно интересна проблема, привлекающая и в настоящее время внимание всех скифологов независимо от того, работают они непосредственно над ней или нет. Кратко она может быть сформулирована — «киммерийцы и скифы». Эта проблема объединяет большой комплекс важнейших вопросов, сложно переплетающихся в единый клубок: территория, занятая киммерийцами; археологическая культура или памятники, им принадлежащие; время появления скифов в Северном Причерноморье; археологические памятники, связанные с ними; происхождение скифов и скифской культуры.

Совершенно определенным и всегда одинаковым было мнение ученого относительно территории, занимаемой киммерийцами до их вытеснения скифами. Опираясь на данные Геродота и других греческих авторов, он помещает их в Северном Причерноморье, связывая с территорией, впоследствии занятой скифами, и резко возражает против нахождения киммерийцев на Северном Кавказе 1.

Уже в научно-популярном очерке «Скіфи» Б. Н. Граков высказал мысль о появлении в Северном Причерноморье скифов еще в IX — VIII вв. до н. э. и их сосуществовании с киммерийцами до конца VII в. до н. э. Это суждение основано на толковании «доителей кобылиц-млекоедов» Гомера в качестве скифов 2. Такая трактовка терминов Гомера была известна и раньше, например в трудах С. А. Жебелева 3. Новым является сопоставление времени появления скифов в Северном Причерноморье с возникновением здесь скифской культуры лишь в конце VII в. до н. э. 4. В результате такого сопоставления стало очевидным, что скифы появились на этой территории в более раннее время, чем сформировалась здесь скифская культура. Это и послужило отправной точкой при решении некоторых вопросов проблемы — «киммерийцы и скифы». Опираясь на события, изложенные в третьей генеалогической легенде Геродота, и данные других античных авторов и клинописных источников, Б. Н. Граков относит последнее вытеснение киммерийцев или их части скифами из Северного Причерноморья к концу VII в. до н. э.

Тонкий и глубокий анализ двух первых, генеалогических преданий Геродота дал исследователю материал для реконструкции процесса формирования скифов. Скифы Причерноморья, по Б. Н. Гракову, представляли собой как бы сплав местных земледельческих и кочевых племен, с одной стороны, и пришлых кочевых — с другой 5.

На вопрос, откуда появились пришельцы, Б. Н. Граков отвечает, что они продвинулись из Заволжья; он предполагает, что река Аракс, которую они перешли, по свидетельству Геродота, прежде чем попасть в землю киммерийцев, — это Волга 6. Свое предположение исследователь не обосновывает. Вероятно, он выбирает такое толкование термина в связи с отождествлением им предков скифов с носителями срубной культуры. Но нельзя не отметить, что такое же толкование Аракса в данном контексте Геродота является наиболее распространенным в среде классиков и историков древнего мира 7.

Эти положения, основанные на изучении письменных источников, оставались неизменными до конца жизни ученого. В ряде случаев только немного увеличивался подбор фактов, подтверждающих ту или иную мысль. Эти же взгляды легли в основу определения Б. Н. Граковым археологических памятников и культур как киммерийских, так и принадлежащих предкам скифов. В значительной мере, в зависимости от них, складывались и представления исследователя о формировании скифской культуры.

Мысль о сосуществовании киммерийцев и скифов на территории Северного Причерноморья при сопоставлении с однообразными памятниками поздней срубной культуры, предшествовавшей скифской и распространенной в Поволжье и Северном Причерноморье, позволила ученому высказать предположение о культурной близости этих народов 8. Идея однокультурности предков скифов и киммерийцев, представление о них как о носителях поздней срубной культуры сохраняются во всех трудах Б. Н. Гракова. Со временем в связи с углублением представлений о поздней срубной культуре изменялись некоторые детали в трактовке отдельных явлений. Несколько изменялись и доказательства. Впоследствии ученый все определеннее связывает предков скифов с носителями срубной культуры и определеннее говорит о влиянии срубной культуры на формирование скифской. Отмечая постепенный и длительный характер проникновения групп населения срубной культуры в Северное Причерноморье, Б. Н. Граков относит свидетельство Геродота о приходе скифов к движению последних волн уже кочевых племен «срубников». Киммерийцев он склонен отожествлять с населением катакомбной культуры, ассимилированным племенами срубной, ранее проникшими в причерноморские степи 9. В постановке вопроса о происхождении скифов от носителей срубной культуры концепция Б. Н. Гракова сближается с точкой зрения на предков скифов М. И. Артамонова 10, хотя и отличается от нее.

Большое значение для решения вопросов, связанных с проблемой «киммерийцы и скифы», имеют выделенные в начале 50-х годов А. А. Иессеном погребения конных воинов VIII — VII вв. до н. э., которые он считал возможным трактовать как скифские и киммерийские 11. Принимая такой вывод А. А. Иессена, Б. Н. Граков рассматривал эту группу памятников как доказательство, подтверждающее его концепцию. В своих последних работах, особенно в публикуемой книге «Ранний железный век», он уделяет много внимания воинским погребениям VIII — VII вв. до н. э. Близость ритуала этих погребений к памятникам поздней срубной культуры, с одной стороны, и новые черты в вещевом комплексе — с другой, позволяют ему рассматривать их как новое явление, зародившееся в недрах срубной культуры и свидетельствующее о начале формирования скифской 12.

50-е годы нашего века были временем широкого распространения «срубной» теории происхождения скифов в среде скифологов. Большинство исследователей придерживались этой концепции 13. Она нашла отражение и в общих работах 14. Ситуация сильно меняется в 60-е годы. Против «срубной» теории наиболее активно выступает ее бывший приверженец А. И. Тереножкин 15. За ним следуют некоторые исследователи, касаясь тех или иных вопросов этой проблемы 16.

А. И. Тереножкин считает, что установление новой абсолютной и относительной хронологии этапов срубной культуры, по сравнению с намеченной О. А. Кривцовой-Граковой, углубление даты появления срубной культуры в Северном Причерноморье и, наконец, значительные отличия скифской культуры от культуры предшествовавшего периода делают отжившей теорию происхождения скифов от носителей срубной культуры 17.

Однако новая абсолютная и относительная хронология этапов срубной культуры ничего не меняет в построении Б. Н. Гракова. По-прежнему прослеживаются некоторые, идущие от срубной традиции в скифской степной культуре. Например, зависимость скифской керамики от срубной и белозерской не отрицает в настоящее время и сам А. И. Тереножкин 18.

Современное углубление даты начала продвижения срубной культуры в Северное Причерноморье создает почти тысячелетний разрыв между этим событием и бытованием во время Геродота легенды о приходе скифов с востока. А. И. Тереножкин утверждает, что устная традиция о приходе скифов не могла сохраниться столь долгое время. Этот довод не бесспорен и вызывает ряд возражений. Самым же главным можно считать то, что Б. Н. Граков не связывал традицию о вторжении скифов с первыми пришельцами «срубников», а лишь с последними волнами этого движения.

И наконец, последнее возражение А. И. Тереножкина — срубная культура, и прежде всего свойственный ей комплекс вещей, не имеет ничего общего со скифской. Этот довод не является новым. Для Б. Н. Гракова хорошим переходом от срубной культуры к скифской послужили погребения всадников-лучников VIII — VII вв. до н. э., которые он идентифицировал с киммерийцами и скифами. А. И. Тереножкин связывает эти памятники безоговорочно с киммерийцами и считает их совершенно отличными от скифских и «по своему типу, и по особенностям художественного стиля». Он считает также, что, «несмотря на крайнюю хронологическую близость между ними, мы не обнаруживаем никаких переходных форм от доскифских к скифским как в оружии, так и в конском снаряжении», хотя на этой же странице ниже делает оговорки относительно некоторых форм удил, наконечников стрел, керамики 19.

А. И. Тереножкин при определении этнической принадлежности ранних воинов-всадников совершенно игнорирует положения, установленные Б. Н. Граковым на основе изучения письменных источников, которые и послужили опорными вехами для возникновения «срубной» теории. Однако критика построения Б. Н. Гракова может быть существенной лишь в том случае, если она затронет эти основы или соответствие с ними археологического материала.

Кроме того, работы А. А. Иессена и других исследователей показали преемственность некоторых элементов конского снаряжения и вооружения в архаической скифской культуре от типов, известных в комплексах погребений воинов-всадников VIII — VII вв. до н. э. 20 А. И. Тереножкин не останавливается на критике этих выводов, а или отрицает существование такой преемственности в скифской культуре от предшествующего периода, или считает ее очень несущественной. При этом он сосредоточивает внимание на новых явлениях, возникающих в период скифской архаики. На наш взгляд, при настоящем уровне науки объективно невозможно установить, имеем ли мы дело с развитием возникшей в предскифский период одной культурой или с внедрением совершенно новой скифской культуры, принесенной в готовом виде из глубин Азии, как предполагает А. И. Тереножкин. Решение этого вопроса во многом зависит от тех позиций, к которым пришел тот или иной исследователь при изучении письменных источников. Позиции Б. Н. Гракова нам известны и до сих пор никем не были поколеблены. А. И. Тереножкин пока еще не дал своей трактовки данных письменных источников. Он просто резюмирует, что его вывод о смене киммерийской культуры независимой от нее скифской служит главным подтверждением общей достоверности исторического предания Геродота о приходе скифов в Северное Причерноморье из глубинных мест Азии 21.

В пользу «срубной» теории происхождения скифов свидетельствуют также данные антропологии, на которые в свое время обращал внимание Б. Н. Граков. В этом плане интересны соображения Г. Ф. Дебеца, связанные с его последними работами по изучению среднеазиатских черепов конца бронзового и раннего железного века. По его утверждению, черепа, происходящие из Средней Азии, не похожи на скифские, что делает маловероятным предположение о приходе скифов из Азии 22.

В последние годы последовательно и убедительно мысль о генетической связи не только киммерийцев, но и скифов с носителями срубной культуры развивает А. М. Лесков, работающий над предскифскими археологическими материалами из степей Северного Причерноморья 23.

Таким образом, можно отметить, что представления Б. Н. Гракова, связанные с проблемой «киммерийцы — скифы», включая теорию происхождения скифов от населения срубной культуры, пока не опровергнуты. Отход от них некоторых исследователей, видимо, носит временный характер. Можно надеяться, что с выходом в свет монографии Б. Н. Гракова «Ранний железный век» эти положения вновь привлекут внимание ученых.

Взгляды Б. Н. Гракова относительно территории Скифии, ее этнографии и связанного с ними понятия термина «скифская культура» не оставались неизменными. Легко прослеживаются два этапа в развитии этих взглядов. Первый этап охватывает предвоенные и первые послевоенные годы, второй начинается с 1950 г. Изменения в большой степени зависели от накопления археологических источников, особенно в конце 40-х годов, когда появились принципиально новые археологические материалы в лесостепных областях Северного Причерноморья. Немалое влияние оказала и дискуссия 1950 г., в результате которой были отвергнуты антимарксистское учение Н. Я. Марра о языке и вместе с тем понятие «скифской стадии»; эта дискуссия стимулировала изучение конкретных племен и племенных образований на юге нашей страны.

В популярной книге «Скіфи» Б. Н. Граков разделял господствующее тогда представление о распространении скифов как в степи, так и в лесостепи Северного Причерноморья 24. В основу такого определения территории Скифии были положены размеры «скифского квадрата», по Геродоту, названные впоследствии самим исследователем «наиболее слабым и схематическим сообщением древнего автора» 25, а также распространение в степи и лесостепи сходных форм оружия, конского убора и звериного стиля. Северная граница Скифии, согласно «скифскому квадрату», отодвигалась вплоть до лесной полосы РСФСР, в которой размещались нескифские племена, перечисленные Геродотом, — невры, андрофаги, меланхлены, будины и гелоны, имевшие в быту ряд сходных черт со скифами. Не проводя этнического различия между собственно скифами степи и населением лесостепи и веря в справедливость данных Геродота о языковом и этническом родстве скифов, Б. Н. Граков полагал, что ираноязычная, собственно скифская, среда победила местные языки на всем огромном пространстве степного и лесостепного Северного Причерноморья. Лишь для Северного Кавказа он подчеркивал отсутствие скифов по данным письменных источников, вопреки мнению многих своих предшественников и современников.

Таким образом, карта Скифии, составленная в те годы, была довольно традиционной для исторической науки и предполагала размещение скифов-пахарей в лесостепном междуречье Днепра и Буга, скифов-земледельцев также в лесостепи, по обоим берегам Днепра. Остальные, преимущественно кочевые, племена, населявшие Скифию, по Геродоту, располагались в степной зоне.

Понимая Скифию в столь широких географических пределах, Б. Н. Граков не производил деления культуры на степную и лесостепную, отмечая лишь различие их по хозяйственно-бытовому укладу.

В сформировавшейся к началу 50-х годов точке зрения Б. Н. Граков также основывался прежде всего на свидетельствах античных письменных источников, и главным образом Геродота. Но теперь акцент был сделан на геродотовском представлении о Скифии как о едином целом, общности, связанной единством языка, обычаев, происхождения, бытового уклада, единством политическим. Причем в это объединение, по мнению Б. Н. Гракова, входили не только кочевые, но и земледельческие племена. Недоверие к данным Геродота о скифской общности решительно осуждалось Б. Н. Граковым: «Нужно предполагать у Геродота какую-то особую цель, чтобы считать, что идея этнического родства, политического и территориального единства скифов Причерноморья является его выдумкой», — писал он в 1952 г. 26. Тогда же впервые им было высказано недоверие к сообщению Геродота относительно размеров Скифии, которое в еще более категорической форме содержится в книге «Скифы»: «Строго геометрическое построение фигуры страны и равенство всех ее границ не позволяют серьезно оперировать с таким представлением» 27.

Накопившийся к тому времени археологический материал позволил наметить существенные различия между памятниками степи и лесостепи и их разное происхождение. Общими для тех и других были преимущественно изделия из металла — оружие, конский убор, а также звериный стиль. Сопоставляя данные археологии с письменными свидетельствами, Б. Н. Граков пришел к выводу, что население степи и лесостепи Северного Причерноморья не могло составлять той единой Скифии, о которой сообщает Геродот. Этому определению древнего автора может соответствовать лишь степное население, оставившее единую археологическую культуру; лесостепные племена не были скифами и имели свою культуру, во многом отличную от скифской. Общие черты, выразившиеся в распространении там и здесь так называемой «скифской триады», ученый истолковывал как вещественное подтверждение данных Геродота о нескифских народах, соседивших со скифами и имевших сходный с ними образ жизни 28.

Соответственно с этим выводом была изменена и карта расселения племен, данная в научно-популярном очерке 1947 г. Изменения коснулись в первую очередь территории скифов-пахарей и земледельцев. Последних Борис Николаевич достаточно уверенно помещал теперь тоже на обоих берегах, но не Среднего, а Нижнего Днепра, главным образом между Ингульцом (Пантикапом) и Днепром. Что касается скифов-пахарей, то он решительно возражал против гипотезы М. И. Артамонова о локализации их в Подолии. Вместе с тем он допускал, что это племя, согласно описанию Геродота, могло находиться «либо в пределах северной части Кировоградской области, по правобережным лесостепным притокам Днепра», либо скифы-пахари могли занимать очень малую территорию в междуречье Буга и Днепра, жить не так далеко на север и быть носителями степной скифской культуры 29. Это предположение о расселении скифов-пахарей представлялось исследователю наиболее вероятным. Соседившие со скифами нескифские племена он помещал теперь не в лесной зоне РСФСР, а в лесостепных областях Украины.

Скифская этническая и культурная общность сохранялась в степях Северного Причерноморья до второй половины III в. до н. э. Несмотря на существование в степи нескольких, хотя и родственных племен, заметных отличий в культуре каждого из них не прослеживалось, за исключением района Припорожья, где, по мнению исследователя, могли жить андрофаги, Нижнего Побужья, где помещались каллипиды, и степного Крыма 30.

Немало внимания уделял Б. Н. Граков изучению поздних скифов и их культуре. Впервые он показал своеобразие скифских памятников конца III в. до н. э. — III в. н. э., вместе с тем наметив элементы, связывающие их с более ранними и подтверждающие сохранение скифского этноса в сарматском окружении вплоть до гуннского нашествия. Он же был первым, кто обратил внимание на проникновение в позднескифскую среду Нижнего Приднепровья носителей Черняховской культуры 31.

По-прежнему Б. Н. Граков подчеркивал отсутствие скифов на территории Северного Кавказа и спорил с теми, кто считал скифскими большие курганы Прикубанья типа Келермеса, Ульского аула и др. При этом он подчеркивал отсутствие у скифов шатровых погребальных сооружений, каменных и сырцовых склепов, столь характерных для кубанских памятников, очевидно, принадлежащих меотам и ведущих свое происхождение от местных прототипов бронзового века. В то же время на примере местных памятников Нижнего Дона, близких к скифским по общему облику, он проводил мысль о том, что культура и этнос не всегда равнозначны 32.

Культуру нескифских племен лесостепных областей Северного Причерноморья Б. Н. Граков не рассматривал как единую. В ней выделялось 6 локальных вариантов, или групп, в соответствии со сложившимися к тому времени представлениями. Все в целом и каждая в отдельности отличались от степной скифской по погребальным сооружениям, чертам обряда, керамике и некоторым видам украшений. Различия между культурами объясняются разным происхождением степных и лесостепных памятников. Так, в отличие от срубной основы для скифской культуры степи культура скифского времени лесостепной Молдавии и правобережной Украины восходит к местным культурам позднего бронзового века.

Считая, что данных для отожествления локальных групп лесостепи с отдельными нескифскими племенами Геродота еще недостаточно, Б. Н. Граков вместе с тем предполагал, что молдавская группа соответствует агафирсам. Близкие между собой Подольская, По-бужская и правобережная Среднеднепровская группы принадлежат неврам. С засвидетельствованным Геродотом переселением невров в страну будинов связывалась Поворсклинская группа, тогда как все остальные памятники левобережной лесостепи вплоть до Дона в пределах Воронежской области считались принадлежавшими будинам.

Существенным в трактовке лесостепных групп является еще и то, что Б. Н. Граков пытался показать конкретные взаимодействия каждой из них со степью. Так, он допускал проникновение скифов-степняков на Тясмин начиная с чернолесской поры, а по Днепру до Киева в IV — III вв. до н. э.

[adsense]

Для других групп сколько-нибудь явного внедрения скифов в иноплеменную среду, по его мнению, не наблюдалось, и речь могла идти лишь о влияниях, культурных и экономических связях, способствовавших «оскифлению» местных культур.

Концепция, созданная Б. Н. Граковым и впервые доложенная им на первой конференции по вопросам скифо-сарматской археологии в 1952 г., существенно отличалась от бытовавших в то время привычных представлений о «скифах» и «скифской культуре». Вместо расплывчато-аморфного, объединяющего под одним названием разные этнические группы, Б. Н. Граков попытался дать весьма конкретные определения, наметить реальные этнические и культурные общности. В период, когда еще не были окончательно преодолены пережитки марризма, эта концепция имела особенно важное значение: она стала шагом вперед в развитии науки о скифах. Важность ее сохраняется и в наши дни, хотя целиком эту концепцию разделяли и разделяют далеко не все исследователи.

Уже на первой скифо-сарматской конференции в выступлениях А. И. Тереножкина, В. А. Ильинской, П. Д. Либерова прозвучало несогласие с мыслью об этнически единой Скифии 33. Вместе с тем признавалось и подчеркивалось отличие лесостепных племен по происхождению и культуре, их иная по сравнению с собственно скифами степи этническая принадлежность. Скифия же в целом рисовалась им как крупное, но лишь политическое объединение, в которое входили этнически различные племена степи и лесостепи. При этом оппоненты Б. Н. Гракова обращались преимущественно к археологическим источникам, а из письменных учитывали главным образом данные о размерах «скифского квадрата» Геродота. Обращая внимание на глубокое проникновение элементов скифской культуры в иноплеменную среду, которое, кстати, отмечал и Б. Н. Граков, они не учитывали всех письменных свидетельств о скифском этническом единстве, так убедительно представленных Б. Н. Граковым.

Дискуссия, развернувшаяся более 20 лет назад, продолжается до сих пор. На второй конференции по вопросам скифо-сарматской археологии (1967 г.) А. И. Тереножкин выступил против ранее принимавшегося им вывода о различиях между степной и лесостепной культурами Северного Причерноморья 34. Возрождая старое понятие скифской культуры, объединяющее памятники степи и лесостепи Северного Причерноморья и Прикубанья, А. И. Тереножкин исходил прежде всего из общности в металле и искусстве (оружие, конский убор, звериный стиль), как и многие исследователи в начале XX в. и сам Б. Н. Граков до 1950 г. Кроме этого, для доказательства положения о единой скифской культуре он назвал, еще общие черты, объединяющие памятники разных территорий. Они отмечены им в погребальных сооружениях и обряде у племен степи и лесостепи Северного Причерноморья и даже у других народов Евразии. Однако и эти аргументы трудно признать убедительными, поскольку автор не показал, насколько характерны отмеченные им общие черты для каждой из областей, и не проанализировал весь комплекс данных, что необходимо для вывода об общности культуры у разных групп племен.

Отказ А. И. Тереножкина от конкретизации понятия «скифская культура», предложенного Б. Н. Граковым, на второй скифо-сарматской конференции не получил общей поддержки 35. Все археологи, которые исследуют памятники лесостепи на Днестре, Буге, правобережье Среднего Приднепровья и Ворскле, подчеркивают их отличие от степных и сложение культуры скифского времени в этих областях на местной основе бронзового века. Исключение, видимо, может быть сделано лишь для Посульско-Донецкой группы, которая по происхождению, как думает В. А. Ильинская, была связана с передвижением в этот район собственно скифских племен после их возвращения из Передней Азии 36. Однако следует иметь в виду, что в процессе формирования культура этих племен испытала сильное влияние правобережной лесостепи, имеет ряд особенностей, что и позволяет отличать ее от степной, собственно скифской, с одной стороны, и правобережной лесостепной — с другой.

Интересное развитие мысль Б. Н. Гракова о различии между степной и лесостепной культурами получила в работах Б. А. Шрамко, который с большой убедительностью показал, что каждая из культурных областей имела свои собственные, не только хозяйственные, но и производственные традиции, сохраняющиеся в течение всего скифского времени 37.

В связи с вопросом о территории Скифии А. И. Мелюковой сделана попытка уточнить западную границу расселения скифских племен 38.

Накопление новых археологических источников за последнее десятилетие и более тщательная обработка старых, позволяют внести уточнения в распределение и характеристику локальных групп лесостепи, а также наметить некоторые локальные различия внутри степной скифской культуры 39. Кроме того, из лесостепной скифообразной культуры, очевидно, следует исключить лесостепные памятники Молдавии, поскольку теперь уже ни у кого не вызывает сомнений их принадлежность к фракийскому кругу. Но эти уточнения не противоречат построениям Б. Н. Гракова, а лишь дополняют их.

Много интересных открытий сделано украинскими археологами в степной зоне Северного Причерноморья. Они расширяют и углубляют наши представления о разносторонних этнокультурных контактах кочевых и земледельческих племен двух ландшафтных зон, особенно для VIII — VII и VII — VI вв. до н. э. Так, в степи увеличилось количество могил с деревянными конструкциями и число находок лощеной керамики, украшенной резным и штампованным орнаментом, сходных с правобережными лесостепными формами. Однако вопрос о происхождении этих общих элементов пока не может быть решен. В. А. Ильинская считает, что могилы с деревянными конструкциями развились в степи от погребальных сооружений срубной культуры и от скифов передались племенам лесостепи, тогда как керамика имела обратную зависимость 40. Не отрицая закономерности такого построения, нужно отметить, что слабая изученность погребальных памятников в лесостепи для предскифского времени и редкость обнаружения погребений в срубах в степной зоне пока не позволяют говорить об этом достаточно уверенно.

С другой стороны, отсутствие земледельческих поселений VI — V вв. до н. э. в степной зоне Северного Причерноморья заставляет исследователей сомневаться в правильности предположения Б. Н. Гракова о размещении скифов-пахарей и даже земледельцев в пределах степной зоны, а видеть их в лесостепи. Вместе с тем сторонники этой гипотезы не отказываются от вывода о разной этнической принадлежности степных скифов и скифов-пахарей и по-прежнему представляют Скифию лишь как политическое объединение, состоявшее из разнородного населения. Признавая эти сомнения обоснованными, мы в то же время считаем нужным подчеркнуть, что вывод Б. Н. Гракова относительно этнического, территориального и политического единства Скифии, сделанный на основании анализа свидетельств Геродота и других письменных источников, пока еще никем не опровергнут. Есть один и археологический факт, подтверждающий этот вывод, не использованный в свое время, но впоследствии отмеченный В. Г. Петренко, а именно: размещение городищ, построенных населением лесостепи на границе со степью и предназначенных, очевидно, для защиты от воинственных степняков 41.

М. И. Артамонов в последней работе, вышедшей уже после его смерти, пересмотрел свою точку зрения на Скифию как политическое объединение разноэтничных племен. Нынешняя трактовка скифского царства и скифов как единого целого, этнического, политического и культурного, вполне соответствует представлениям Б. Н. Гракова. «Скифия была населена только скифами», — пишет М. И. Артамонов 42. Однако этот исследователь не ограничивает Скифию лишь степью, а считает, что в нее входили и лесостепные племена от Днестра до Дона. Именно их, по мысли автора, имел в виду Геродот, когда говорил о скифах-пахарях. Все это лесостепное население он считает тоже собственно скифским, то есть иранским по языку, связанным по происхождению с населением срубной культуры. Таким образом, концепция М. И. Артамонова внешне соответствует данным письменной традиции и выглядит гораздо более стройной, чем вывод сторонников разноэтничной Скифии. К сожалению, принять ее невозможно, потому что автор явно ошибался, пытаясь вывести из одного источника степные и лесостепные племена скифского времени Северного Причерноморья. Во всяком случае археологические источники явно противоречат этому.

Итак, приходится признать, что в настоящее время не выработалось единого решения одной из самых важных и вместе с тем сложных проблем скифологии. Б. Н. Граков предложил один из возможных путей ее разрешения, имеющий довольно твердые, но все же пока недостаточные основания. Видимо, лишь будущие исследования должны помочь создать правильное представление о территории Скифии и входивших в нее племенах.

Много внимания и труда вложил Б. Н. Граков в изучение степной Скифии, ее социальноэкономического строя. В конце 30-х годов он начал раскопки Каменского городища и большого курганного могильника под Никополем с погребениями рядового населения Скифии; они были прерваны Великой Отечественной войной и продолжены в первые послевоенные годы. Эти раскопки обогатили науку новыми археологическими источниками, чрезвычайно важными для реконструкции социальной истории степной Скифии. В монографии «Каменское городище на Днепре», ряде статей и научно-популярных книгах эти материалы были использованы для убедительных и ярких характеристик производственной и хозяйственной деятельности, бытового уклада, торговли и социальных отношений в Скифии IV—III вв. до н. э.. 43

Изучение грандиозного Каменского городища позволило определить этот памятник как своеобразный город скифских ремесленников-металлургов, экономический, торговый и, видимо, административный центр Скифии, возникший в конце V в. до н. э. и просуществовавший до конца III в. до н. э.

Материалы Никопольского курганного могильника легли в основу характеристики погребальных памятников рядовых общинников Скифии, впервые созданной Б. Н. Граковым. Классификация погребальных сооружений, данная им около 20 лет назад, получила полное подтверждение в последнее десятилетие на материалах больших раскопок скифских курганов в степях Украины.

Всестороннее исследование степных скифских памятников, в том числе и материалов из старых раскопок, так называемых царских скифских курганов, сопоставление с данными археологии античных письменных свидетельств привели Б. Н. Гракова к оригинальному выводу относительно изменений в экономике и социальном строе скифов, наступивших в начале IV в. до н. э. Придерживаясь установившейся к тому времени точки зрения на Скифию эпохи Геродота (V в. до н. з.) как на социальную организацию, переживавшую последний этап первобытнообщинных отношений, он считал, что уже с IV в. до н. э. Скифия представляла собой первичное государственное образование, возглавляемое единым царем — Атеем 44.

Характер социально-экономических отношений в скифском государстве исследователь рассматривал как рабовладельческий, полагая, что скифское общество уже знало все формы рабства древности. Положение завоеванных рабов — основных производителей в Скифии — он определил как особую форму общинного рабства типа илотов и пенестов. Вместе с тем Б. Н. Граков подчеркивал примитивность государства Атея, сохранение в нем племенного деления и других явлений, характерных для родо-племенного строя.

Мысль о возникновении государства в Скифии в эпоху Атея в свое время многим исследователям казалась неприемлемой. Одни вообще отрицали государство у скифов 45. Другие придерживались точки зрения М. И. Артамонова, полагавшего, что государственный период у скифов начинается лишь в конце III — начале II в. до н. э. после сокращения территории царства и переноса его центра в Крым 46. Однако многие исследователи древности (В. Д. Блаватский, Э. И. Соломоник, Д. Б. Шелов и др.) уверенно пошли за Б. Н. Граковым и немало сделали в развитие его взглядов 47. В настоящее время сам факт существования государства у скифов ни у кого не вызывает сомнений, но споры о времени его возникновения и форме продолжаются. А. И. Тереножкиным была выдвинута гипотеза о начале государственности у скифов в конце VII—начале VI в. до н. э. 48. М.И.Артамонов и в последней своей работе настаивает на том, что скифское царство IV в. до н. э. продолжало оставаться на стадии военной демократии, «стоящей на грани превращения в государство» 49.

Некоторые новые источники подтверждают вывод Б. Н. Гракова. К ним относится прежде всего обнаружение и признание подлинности монет с именем царя Атея 50. Выпуск Атеем своей серебряной монеты, по мнению Д. Б. Шелова, свидетельствует о том, что этот царь осознал свою власть как власть государственную, осуществляющую право монетной чеканки. Монетный же тип, близкий к типу монет Филиппа II Македонского, говорит о стремлении этого царя продемонстрировать свое равенство с Филиппом, подчеркнуть не только суверенитет, но и могущество своей державы 51.

В пользу больших социальных изменений, происходивших в IV в. до н. э., говорит и очень глубокая имущественная и социальная дифференциация, особенно ярко вырисовывающаяся из материала массовых курганных раскопок последних лет.

В связи с развитием в настоящее время науки о социальных отношениях в древних обществах стало возможным внести некоторые уточнения в определение характера скифской государственности. А. М. Хазанов предлагает считать скифское государство государством раннеклассового типа 52. Под этим подразумевается политическое образование с недостаточно развитой классовой структурой, где форма эксплуатации не была единой, а существовали, по крайней мере, три подобные формы — данничество, рабство, кабальная зависимость. Ведущей формой эксплуатации А. М. Хазанов, как и Б. Н. Граков, считает данничество, но в отличие от последнего он не видит в данничестве зависимости рабского типа.

В пределах одной статьи трудно осветить все вопросы скифской истории и археологии, которые интересовали и изучались Б. Н. Граковым. Мы остановились на узловых, наиболее спорных проблемах, в разработку которых он внес большой вклад. Труды ученого в этой области оставили значительный след в исторической науке. Нет сомнения в том, что ими будет пользоваться не одно поколение археологов и историков древнего мира.

Notes:

  1. Б. М. Граков. Скіфи. Київ, 1947, стор. 13—15; его же. Каменское городище на Днепре. МИА, № 36. М., 1954, стр. 11— 12; его же. Скифы. М., 1971, стр. 19 — 20. Много внимания этому вопросу уделяет Б. Н. Граков в I и II главах II раздела публикуемого ныне «Раннего железного века».
  2. Б. М. Граков. Скіфи, стор. 13; его же. Каменское городище…, стр. 11.
  3. С. А. Жебелeв. Народы Северного Причерноморья в античную эпоху. В кн.: «Северное Причерноморье». Сборник. М.—Л., 1953, стр. 254 и прим. 4 (впервые статья опубликована в ВДИ, 1938, № 1, стр. 149 — 163).
  4. Б. М. Граков. Скіфи, стор. 18; его же. Скифы, стр. 25.
  5. Б. М. Граков. Скіфи, стор. 14—16; его же. Каменское городище…, 12—13, 166—167; его же. Скифы, стр. 21.
  6. Б. М. Граков. Скіфи, стор. 14; его же. Скифы, стр. 19.
  7. С. А. Жебелев. Скифский рассказ Геродота. В кн.: «Северное Причерноморье», стр. 337.
  8. Б. М. Граков. Скіфи, стор. 18.
  9. Б. Н. Граков. Каменское городище…, стр. 166 — 167; его же. Скифы, стр. 25.
  10. М. И. Артамонов. К вопросу о происхождении скифов. ВДИ, 1950, № 2, стр. 35—46.
  11. А. А. Иессен. Некоторые памятники VIII— VII вв. до н. э. на Северном Кавказе. В кн.: «Вопросы скифо-сарматской археологии». М., 1954, стр. 112—130; его же. К вопросу о памятниках VIII—VII вв. до н.э. на юге Европейской части СССР (Новочеркасский клад 1939 г.). СА, т. XVIII. М., 1953, стр. 109—110. Впоследствии число таких памятников значительно увеличилось. Перечисление их дано в статье А. И. Тереножкина (К истории изучения предскифского периода. В кн.: «Скифские древности». Киев, 1973, стр. 15). Кроме того, интересные погребения этого типа позднее были опубликованы В. И. Бидзиля и Э. В. Яковенко (Киммерийские погребения Высокой Могилы. СА, 1974, № 1, стр. 148—159).
  12. Б. Н. Граков. Скифы, стр. 91, 94—96; его же. Ранний железный век, стр. 141.
  13. А. И. Тepeножкин. Памятники предскифского периода на Украине. КСИИМК, вып. XLVII. М., 1952, стр. 3—14; О. А. Кpивцова-Гpакова. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы. МИА, № 46. М., 1955, стр. 160—161; И. В. Яденко. Скифия VII—V веков до нашей эры. Труды ГИМ, № 36. М., 1959, стр. 17—24.
  14. Нариси стародавньої історії Української PCP. Київ, 1957, стор. 114—116; История СССР с древнейших времен, т. І. М., 1956, стр. 288—289.
  15. А. И. Тepeножкин. Киммерийцы. В кн.: «Доклады на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук». М., 1964. А. И. Тереножкин впервые выступил с возражениями на второй Всесоюзной конференции по вопросам скифо-сарматской археологии (В. Г. Петренко. Задачи и тематика конференции. МИА, № 177. М., 1971, стр. 5; А. И. Тереножкин. Скифская культура. МИА, № 177, стр. 20—23).
  16. В. И. Бидзиля, Э. В. Яковенко. Киммерийские погребения Высокой Могилы. СА, 1974, № 1, стр. 158 —1 59.
  17. А. И. Тepeножкин. К истории изучения пред-скифского периода, стр. 10 — 12.
  18. Там же, стр. 12.
  19. А. И. Тереножкин. Скифская культура, стр. 21, 22; его же. Киммерийцы.
  20. А. А. Иессен. К вопросу о памятниках VIII— VII вв. до н. э…., стр. 49—110, особенно 109; А. И. Мелюкова. Вооружение скифов. САИ, вып. Д1—4. М., 1960, стр. 79.
  21. А. И. Тереножкин. Скифская культура, стр. 23.
  22. Г. Ф. Дебец. О физических типах людей скифского времени. МИА, № 177, стр. 9.
  23. А. М. Лесков. Предскифский период в степях Северного Причерноморья. МИА, № 177, стр. 75 — 91. А. М. Лесков сделал попытку выделить среди этих погребений киммерийские и скифские.
  24. Б. М. Граков. Скіфи, стор. 7 — 12, рис. 1.
  25. Б. Н. Граков, А. И. Meлюкова. Об этнических и культурных различиях в степных и лесостепных областях Европейской части СССР в скифское время. В кн.: «Вопросы скифо-сарматской археологии», стр. 63.
  26. Б. Н. Граков, А. И. Meлюкова. Ук. соч., стр. 39 — 49, 44.
  27. Б. Н. Граков. Скифы, стр. 15.
  28. Б. Н. Граков, А. И. Meлюкова. Ук. соч.
  29. Б. Н. Граков, А. И. Meлюкова. Ук. соч., стр. 50.
  30. Там же, стр. 74—75.
  31. Б. Н. Граков. Каменское городище…, стр. 173— 175.
  32. Б. Н. Граков, А. И. Meлюкова. Ук. соч., стр. 73.
  33. H. H. Погребова. Состояние проблем скифосарматской археологии к конференции ИИМК АН СССР 1952 г. В кн.: «Вопросы скифо-сарматской археологии», стр. 17—20.
  34. А. И. Тереножкин. Скифская культура, стр. 15.
  35. В. Г. Петренко. Ук. соч., стр. 5 .
  36. В. А. Ильинская. Скифы днепровского лесостепного левобережья. Киев, 1968, стр. 173 — 174; В. А. Иллінська. Про похождения та етнічні зв’язки племен скіфської культури Посульско-Донецького лісостепу. «Археологія», т. XX. Київ, 1966, стор. 58.
  37. Б. А. Шpамко. К вопросу о значении культурно-хозяйственных особенностей степной и лесостепной Скифии. МИА, № 177, стр. 92.
  38. А. И. Мелюкова. К вопросу о границе между скифами и гетами. В кн.: «Древние фракийцы в Северном Причерноморье». М., 1969, стр. 61 — 80.
  39. Археологія Украинської PCP, т. II. Київ, 1971, стор. 47.
  40. В. А. Ильинская. Раннескифские курганы бассейна р. Тясмин (VII—VI вв. до н. зі). Киев, стр. 168 — 169.
  41. В. Г. Петренко. Правобережье Среднего По-днепровья в V—III вв. до н. э. САИ, вып. Д1—4. М., 1967, стр. 8—9.
  42. М. И. Артамонов. Киммерийцы и скифы. Л., 1974, стр. 81.
  43. Б. М. Гpаков. Скіфи; его же. Никопольская экспедиция. КСИИМК, вып. XXI. М.—Л., 1947, стр. 73; его же. О работе Степной скифской экспедиции. КСИИМК, вып. XXXVII. М.—Л., 1951, стр. 131; его же. Каменское городище…; его же. Скифские погребения на Никопольском курганном поле. МИА, № 115. М., 1962, стр. 56; его же. Погребальные сооружения и ритуал рядовых общинников степной Скифии. АСГЭ, вып. 6. Л., 1964, стр. 118; его же. Скифы.
  44. Б. Н. Граков. Скифский Геракл. КСИИМК, вып. XXXIV. М.—Л., 1950, стр. 11 — 12; его же. Ка-менское городище…, стр. 18.
  45. Д. П. Каллистов. Очерки по истории Северного Причерноморья. М.—Л., 1949, стр. 130 и cл.
  46. М. И. Артамонов. Общественный строй скифов. В Л ГУ, 1947, № 8, стр. 56 и сл.
  47. Э. И. Соломоник. О скифском государстве и его взаимоотношениях с греческими городами Северного Причерноморья. В кн.: «Археология и история Боспора», т. I. Симферополь, 1952, стр. 103 и сл.; В. Д. Блаватский. Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1954, стр. 11; его же. Античная археология Северного Причерноморья. М., 1961, стр. 160; Д. Б. Шелов. Античный мир в Северном Причерноморье. М., 1956, стр. 91 и сл.; его же. Царь Атей. НИС, т. 2. Киев, 1965, стр. 16 и сл.; его же. Социальное развитие скифского общества. «Вопросы истории», 1972, № 3.
  48. А. И. Тepeножкин. Об общественном строе скифов. СА, 1966, № 2, стр. 33; О. I. Tepeножкін. Класи і класові відносини у скіфії. «Археологія», т. 15. Київ, 1975, стор. З и сл.
  49. М. И. Артамонов. Киммерийцы и скифы, стр. 143.
  50. В. А. Анохин. Монеты скифского царя Атея. НИС, т. 2, стр. 3.
  51. Д. Б. Шелов. Царь Атей, стр. 24.
  52. А. М. Хазанов. О характере рабовладения у скифов. ВДИ, 1972, № 1, стр. 159.

В этот день:

Нет событий

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014