К содержанию книги А.А. Формозова «Очерки по истории русской археологии» | К следующей главе
Хотя сложение славяно-русской археологии проходило под сильным влиянием реакционных установок николаевской эпохи, было бы неверным ставить в связь самое возникновение интереса к русским древностям с тем пониманием «народности», которое вводилось в жизнь России в 1830—1840-х годах. Интерес к археологии русского средневековья появился раньше и связан с патриотическим подъемом, охватившим Россию после Отечественной войны. Немало произведений литературы и декабристской публицистики вызвано этим подъемом, и в них мы ясно видим, что огромный интерес к русской истории в 1810—1820-е годы отнюдь не носил реакционного характера (вспомним, хотя бы, «Думы» Рылеева).
[adsense]
В области археологии мы также можем указать на пионеров изучения русских древностей, которые вовсе не пользовались поддержкой правительства, как позднее Сахаров или Войцехович, а работали с большим бескорыстием, воодушевленные чувством патриотизма, а не казенными идеями «народности». Такой фигурой является в первую очередь З. Ходаковский (Адам Чарноцкий, 1784—1825). Его работы интересны для нас и потому, что в них едва ли не впервые в русской литературе археологические памятники рассматриваются как полноправные исторические источники.
Мы уже гововили о том, что XVIII век оставил нам много археологических наблюдений. Однако все эти наблюденпя носили регистрационный характер. Отмечались курганы, городища, отдельные находки, но в чем научная ценность этих памятников — оставалось неясным даже для ученых. В археологических памятниках обычно видели лишь «раритет», явление, заслуживающее упоминания, но стоящее вне связи с какими-либо науками.
В изданиях начала XIX в. археологические сведения тоже попадаются нередко. Очень важно при этом, что наряду с находками в Сибири и в Причерноморье, отмечаются и находки в центре Европейской России. То это каменные орудия, найденные на Донетчине [1], то клад римских монет в Ахтырском уезде [2]. Помимо простой регистрации находок, мы встречаемся иногда и с ценными наблюдениями, сохранившими свою силу до сего дня. Так, еще в 1827 г. Василием Назаровичем Каразиным (1773—1842) было установлено, что римские монеты, встречающиеся на Украине, относятся по преимуществу к I, II и III вв. н. э. [3], что принято и современной наукой [4]. Так, уже при первой публикации Галичского клада в 1837 г. было отмечено сходство галичских идолов с шаманскими изображениями из Сибири [5], и сейчас занимающее исследователей [6].
Однако все эти наблюдения оставались разрозненными, не связанными с историческими разысканиями; не было ясно, в системе каких наук может занять место исследование всех этих регистрируемых учеными археологических находок. Заслуга Ходаковского прежде всего и состоит в том, что он дал четкую формулировку роли древностей как исторического источника.
Человек с загадочной биографией, увлеченный сбором сведений о никому до этого неинтересных городищах, Ходаковский казался многим сторонним наблюдателям смешным чудаком, полусумасшедшим маньяком. Так рисует его в своих мемуарах Ксенофонт Полевой [7]. Другие современники, в том числе такие как П. Шафарик, М. П. Погодин, И. Лелевель, относились к Ходаковскому с большим уважением, считали возможным говорить о целой «исторической системе Ходаковского» [8], противопоставляли его имя имени Карамзина. Это объясняется тем, что в немногих сочинениях Ходаковского мы можем проследить определенную стройную систему взглядов, совершенно новую для того времени. Вкратце ее можно изложить так: древнейшее прошлое славян почти совсем неизвестно; основным источником сведений о нем служат летописи эпохи христианства, когда дохристианское прошлое умышленно изображалось более грубым и примитивным, чем это было в действительности. Необходимо изучить богатую раннюю историю славянства, опираясь не только на летописи и свидетельства иноземцев, также искаженно изображавших славян. Круг исторических источников должен быть расширен за счет изучения вещественных памятников, фольклора, топонимики и других материалов.
Чтобы оценить эти мысли, вспомним, что интересы старшего современника Ходаковского крупнейшего историка того времени H. М. Карамзина ограничивались одними письменными источниками. Известен такой анекдотический случай. В начале XIX в. Гете заинтересовался русской иконописью. И вот, когда он связался по этому вопросу с историографом Карамзиным, то оказалось, что Карамзин знает о русских иконах чуть ли не меньше Гете [9]. Ограничивая свой круг источников летописью, Карамзин сознательно уделял мало внимания долетописной эпохе, он сознательно не шел глубже «домонархического», дорюрикова периода. Прогрессивная декабристская критика видела основной недостаток «Истории» Карамзина именно в невнимании к дорюрикову «республиканскому» периоду в истории древних славян. С этой позиции его критиковали H. М. Муравьев и М. Ф. Орлов [10].
Взгляды Ходаковского близки к этим взглядам декабристов. То, что современники противопоставляли его Карамзину, связано именно со стремлением Ходаковского изучить древнейший период истории славянства, сознательно игнорируемый Карамзиным. Такое совпадение во взглядах с критиками Карамзина — декабристами, может быть, объясняется не одним «веянием времени». Есть сведения о близости Ходаковского к декабристу Ф. Н. Глинке, интересовавшемуся историей, а впоследствии и археологией [11]. Но Ходаковский как ученый пошел дальше декабристов. Пушкин, знакомый с их критикой Карамзина, писал, что Орлов «пенял Карамзину, зачем в начале своего творения не поместил он какой-нибудь блестящей гипотезы о происхождении славян, т. е. требовал от историка не истории, а чего-то другого» [12]. Тем самым Пушкин указывал на то, что критики Карамзина не объяснили, на каких источниках должно основываться исследование древнейшего славянства. Ходаковский же именно показал, где следует искать источники по древнейшей истории славян.
Первый набросок мыслей Ходаковского опубликован в его статье 1818 г. «О славянских землях до принятия христианства» [13], изданной на польском языке в Кременце, лицей которого был научным центром Западной Украины. Судя по отрывочным данным биографии Ходаковского, этот город сыграл большую роль в его научной подготовке. В дальнейшем Ходаковский развивает свои взгляды на русском языке — в 1819 г. в «Разысканиях касательно русской истории» [14] и, наконец, в 1820 г. в «Проэкте ученого путешествия по России для объяснения древней славянской истории» [15].
Ходаковский уже в 1818 г. предлагает начать изучение городищ, разбросанных по всей древнеславянской территории, а в 1820 г. дает обширный их список, показывающий, что заинтересовавшись этими памятниками, он собрал о них большой материал. Занимался Ходаковский и топонимикой Восточной Европы; составленный им объемистый словарь географических названий не был издан, и только частично нашел отражение в публикациях Ходаковского. Ходаковский записал более 1000 украинских песен, использованных затем Гоголем, и собирал материал по геральдике [16]. В статьях Ходаковского говорится о необходимости изучения самых разных памятников прошлого. «Сбережем, — пишет он в 1818 г., — случайные, но довольно нередкие открытия, какие делаются в земле — эти разные небольшие статуэтки, изображения, металлические орудия, посуду, горшки с пеплом. Сосчитаем и точно измерим все большие могилы… Охраним от уничтожения надписи, начертанные на подземных скалах… Снимем планы с положения местностей, пользующихся давней известностью. Узнаем все названия, какие деревенский люд или его лекарки в разных краях дают растениям, соберем, сколько возможно, песни и старые гербы. Опишем главнейшие обряды» [17]. В 1820 г. Ходаковский пишет, кроме того, об изучении диалектов русского языка, об исследовании обрядов, свадеб, игр, песен, суеверий, сборе монет. Не приходится, таким образом, говорить о том, что Ходаковский не интересовался ничем, кроме случайно привлекших его внимание городищ. Круг интересов Ходаковского был широк, и он рассчитывал «объяснить древнюю славянскую историю» не только путем изучения городищ, но и по другим вещественным и устным источникам.
Итак, мы можем отметить, что Ходаковский прежде всего привлек внимание к источникам, не интересовавшим Карамзина, — археологическим, топонимическим, фольклорным, геральдическим и т.д., призывая заниматься ими для изучения древней истории славян. Уже одна эта мысль дает право Ходаковскому на заметное место в нашей историографии.
Не менее важен широкий общественный резонанс «Проэкта ученого путешествия» Ходаковского. В журналах появился ряд статей, дополнявших списки городищ Средней России, составленные Ходаковским. Такие статьи опубликовали журналист Михаил Николаевич Макаров (1789—1847), А. Г. Глаголев — впоследствии автор «Краткого обозрения древних русских зданий и других отечественных памятников» и А. Бояркин [18]. Идея Ходаковского, следовательно, заинтересовала русскую общественность. Недаром М. Н. Макаров писал, что «по страстной охоте до всего, принадлежащего к славяно-русским древностям» он и до призыва Ходаковского вел записи об археологических памятниках [19].
Еще в 1819 г. он ставил вопрос: «Почему наши любители древностей, занимаясь одной письменностью летописей, не хотят еще рассматривать и исследовать некоторые, так сказать, немые, но самые любопытнейшие памятники временников, сохранившиеся в архивах самой природы?» [20]. Перекличка с мыслями Ходаковского, как видим, полная.
Известно, что данные о городищах сообщал Ходаковскому и В. Н. Каразин. Позднее он так выразил свои мысли о них: «Городища почитаю я старее цезарей и важнее для нас их монет. Нет никакого сомнения, что Харьковская и сопредельные ей губернии были обитаемы за две тысячи лет и более народом земледельческим, не кочевым, каковы впоследствии заступившие место его половцы и татары. Многочисленный русский народ не в десятом лишь столетии внезапно как бы вынырнул из земли, но существовал гораздо прежде в тех же почти странах и думаю, что эти земледельцы не кто иные, как наши прародители… Самые формы многих открытых мной глиняных сосудов это доказывают» [21]. Думается, что под этими словами подписались бы и многие современные археологи. Сведения о псковских городищах получены Ходаковским от Евгения Болховитинова (1767—1837), осматривавшего их еще до его запроса [22].
Известны имена и других корреспондентов Ходаковского [23].
Так в результате работ самого Ходаковского и его добровольных помощников был собран большой материал к карте городищ той части России, которая до этого не привлекала внимания исследователей древности. Именно тогда, наряду с сибирской и причерноморской археологией, стала складываться археология собственно русская. Материалы, собранные Ходаковским, не пропали втуне. В «Древней русской истории до монгольского ига» М. П. Погодин опубликовал две карты городищ, по Ходаковскому [24].
Работа Ходаковского не была, следовательно, трудом маньяка-одиночки, не была бесплодной, она заняла место в трудах историков.
Наконец, надо сказать и о самом «ученом путешествии» Ходаковского. Почти без средств, без всякого предшествующего опыта, своего или чужого, Ходаковский, естественно, не мог достичь больших результатов, но все же нельзя считать его раскопки совершенно бесплодными.
Наряду с поисками городищ, Ходаковский занимался и раскопками погребений. Это еще раз говорит о широте его интересов. Исследовались сопки и жальники под Ладогой, Новгородом и в Бежецком уезде. В тех записях, которые попали в печать, мы найдем ряд археологических наблюдений, показывающих Ходаковского пытливым исследователем. Он очерчивает область распространения сопок, говоря, что они «известны от Рождественского села на Оредежи до берегов Шексны и от Старой Ладоги до начала реки Меты», и детально описывает картину, вскрытую раскопками сопок: «Открылась костерная, так сказать, постель, на которой сгорел покойник. Видно, что он лежал в длину, меж востока и запада, с боку, от севера поставлен был горшочек» [25]. Восстанавливается и картина насыпания сопок: «Чернозем был в нсподе обеих сопок. На той поверхности положен был сначала венец из камней, после клали в середине крупные камни и на оные насыпали песок и щебень, взятый с берега реки.
Сопка на правом берегу р. Меты, у дер. Бор Новгородской области (фото С. Н. Орлова)
Совершивши холм, окладывали толстым дерном» [26]. В другом отчете отмечается, что в жальниках «при всяком покойнике лежал нож» [27]. Всего их найдено 11, и Ходаковский сравнивает их с ножом из усыпальницы Сергия Радонежского [28].
Из писем Евгения Болховитинова мы знаем и об интересе Ходаковского к мечу Довмонта, хранившемуся в соборе Пскова [29]. Эти два известия показывают, что Ходаковский понимал важность сравнения вещей
из раскопок с древними вещами, сохранившимися в церквах и монастырях. Наконец, из сопоставления сопок и жальников делается вывод: «В оном жальнике хоронили людей не сожженных… то-есть в позднейшие времена» [30]. Все, найденное Ходаковским при раскопках, было сохранено, вплоть до человеческих костей, что для того времени необычно [31].
Как видим по этим записям, Ходаковский проявил себя на раскопках не как кладоискатель, а как настоящий исследователь. Из всего, что мы знаем о Ходаковском, можно сделать вывод, что в его лице русская наука имела серьезного ученого, который сформулировал положение об археологических памятниках как источнике по древней истории, начал изучение археологии Центральной России, собрал археологические данные, использованные затем историками, и привлек к археологии внимание современников.
С именем Ходаковского связан и первый широкий план археологических исследований в России.
Уже в начале XIX в. русские ученые сознавали, что пора перейти от случайных раскопок в разных местах к планомерному археологическому исследованию страны.
Через 20 лет после Ходаковского эту мысль развивал друг Герцена Вадим Васильевич Пассек (1808—1842). Это был горячий патриот и серьезный ученый, оставивший известный след в истории русской этнографии [32]. Как археолог он успел сделать мало, но нельзя не оценить понимание им исторических задач археологии.
В 1837 г. Пассек обратился в Общество истории и древностей российских с планом исследования русских курганов. Задачи этого исследования Пассек четко сформулировал, исходя из нужд исторической науки. Раскопки, по его словам, должны «открыть новый путь для исторических исследований о тех веках, для которых не существуют и летописи». Раскопав курганы разных видов, «мы откроем новую летопись — не обезображенную переписчиками, не опровержимую для наших кабинетных скептиков» [33].
Вадим Васильевич Пассек
В одной из статей Пассек, коснувшись летописного материала, говорит: «Чувствуешь необходимость в других исторических пособиях, которые объясняли бы слова летописей и дополняли самую важную сторону истории народа, раскрывая его верования, весь домашний быт его. При всем богатстве летописей, как бедна была бы древняя история Италии, если бы самые народы не оставили своих неподдельных письмен, своих укреплений, статуй, оружия, урн, зданий» [34]. Такой же важный материал должны дать, как убежден Пассек, и курганы России, где можно найти как каменную стрелу, так и железную саблю, и даже египетские и греческие импортные вещи.
Эти исходные установки плана Пассека показывают широту его исторических воззрений. Пассек сознает неполноту летописного материала, который не освещяет древнейший период и даже для позднейших эпох должен быть дополнен данными о быте древних людей: ему ясна и необъективность письменных свидетельств и необходимость сопоставления их с вещественными источниками.
Пассеку хорошо знакомы новейшие археологические материалы по истории Древнего Рима. Наконец, важно понимание Пассеком сложности, многослойности древностей России. Не только ученые XVIII в., но и некоторые современники Пассека, собравшие большой археологический материал, не понимали, сколь он разновозрастен. Даже в 1857 г. Э. И. Эйхвальд считал одновременными найденные в Сибири каменные орудия, бронзовые котлы, надмогильные статуи, развалины городов, приписывая все эти древности одному народу — «чуди» [35]. Пассек понимает, что курганы России содержат древности, начиная от периода, когда использовались каменные орудия, до эпохи греческого влияния и даже вплоть до средневековья.
Очень содержателен и план самих археологических исследований. Пассек хочет понять различие типов курганов и «разрыть по нескольку из них, принадлежащих к одному какому-нибудь виду» [36]. Ему ясно значение обряда погребения и находок в курганах для определения этнической принадлежности погребенных. Он намерен «по найденным вещам и обычаю погребения сделать заключение о народе, насыпавшем» курганы [37]. Далее предполагается картографировать «валы, городища, курганы и урочища, потому что этим средством могли объясниться связь, взаимное отношение и некоторым образом самое назначение насыпей» [38]. Наконец, внимание Пассека привлекают каменные бабы, и он хочет исследовать их связь с курганами.
К сожалению, Общество истории и древностей не могло выделить средств на работы Пассека, а его ранняя смерть оборвала исследования. Наиболее значительный вещественный результат археологической деятельности Пассека — это, пожалуй, коллекция половецких каменных баб, привезенная им в музей Московского университета. Ныне эта тщательно подобранная коллекция хорошо сохранившихся изваяний разных типов находится в Государственном Историческом музее. По словам автора ряда исследований о каменных бабах Н. И. Веселовского, коллекция каменных баб Исторического музея — лучшее собрание в России [39].
Нас интересуют, однако, не столько полевые открытия Ходаковского и Пассека, сколько их идеи, их научные установки. Мы видим, что оба ученых еще в начале XIX в. выдвинули широкую программу исследования древностей Центральной России с целью получить новые источники по истории славян и других древних народов нашей страны. Многие положения этих первых русских археологов-историков были развиты впоследствии их продолжателями.
«Четырехлетние раскопочные кампании во Владимиро-Суздальской земле, проведенные в 1851—1854 гг. П. С. Савельевым и А. С. Уваровым, ставились именно так, как предполагали вести свои исследования Ходаковский и Пассек. Район раскопок был выбран на собственно русской территории, при этом не случайно, а в связи с определенными историческими данными. Заранее было решено, что задача раскопок — выяснение исторических вопросов, всего быта древнего населения края, а не поиски отдельных эффектных вещей. В альбоме к работе Уварова изданы все находки, показывая внимание исследователей к самым рядовым предметам древнего быта [40]. С точки зрения методики раскопок работы Савельева и Уварова осуждаются современной наукой, но все же мы должны отдать им должное как ученым. Нередко и сейчас археологи отправляются в поле, не имея определенного плана исследований, не зная, какие проблемы предстоит им решать. Такие археологи просто описывают материал, который им дает земля. Несомненно, более правилен был путь Ходаковского, Пассека, а затем и Уварова, заранее планировавших свои работы, заранее знавших, на решение каких проблем надо направить все усилия экспедиции при раскопках. В ясном понимании исторических задач археологии и целенаправленности своей работы, как и в исследовании вопросов археологии Центральной России, Уваров был достойным продолжателем Ходаковского и Пассека.
[adsense]
1 Гесс де Кальве. Опыт исторического исследования об образовании человеческих способностей, в особенности по части минералогии. «Труды Вольного Общества любителей российской словесности», ч. X. СПб., 1820, стр. 251, 252.
2 О древних римских монетах, найденных в Ахтырском уезде. «Вестник Европы», ч. XVIII, № 22, 1804, стр. 127—129.
3 В. И. Каразин. О древностях Слободско-Украинской губернии. «Сочинения, письма и бумаги В. Н. Каразина». Харьков, 1910, стр. 586.
4 Ср. В. В. Кропоткин. Клады римских монет в Восточной Европе. «Вестник древней истории», 1951, № 4, стр. 246.
5 П. Свиньин. Краткая записка о древностях, найденных близ Галича. РИС, т. I, кн. 1. М., 1837, стр. 104.
6 Ср. А. П. Окладников. Древние шаманские изображения из Восточной Сибири. CA, X, 1948, стр. 224.
7 Сб. «Николай Полевой. Материалы по истории литературы и журналистики тридцатых годов». Л, 1934, стр. 137—140, 236— 240.
8 Так назвал М. П. Погодин одну из статей Ходаковского, опубликованную посмертно. См. РИС, т. 1, кн. 3, 1838.
9 С. Н. Дурылин. Русские писатели у Гете в Веймаре. ЛН, т. 4—6. М., 1932, стр.416.
10 Записка Никиты Муравьева «Мысли об «Истории Государства Российского» H. М. Карамзина». ЛН, т. 59, М., 1954; М. В. Нечкина. Декабрист Михаил Орлов — критик «Истории» Карамзина. Там же.
11 Н. П. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. 5. СПб., 1892, стр. 64.
12 А. С. Пушкин. Полн. собр. соч., т. 11. М., 1949, изд. АН СССР, стр. 57.
Как известно, Пушкин интересовался Ходаковскнм. Он упоминает его в «Родословной моего героя»:
Новый Ходаковский
Люблю от бабушки московской
Я толки слушать о родне,
О толстобрюхой старине,
поясняя, что Ходаковский — «известный любитель древности». В опубликованном М. А. Цявловскпм письме А. А. Шишкова к С. Т. Аксакову («Летописи Государственного Литературного музея», кн. I. М., 1936, стр. 482) сообщается, что Пушкин хлопотал о сохранности архива Ходаковского.
Тема «Пушкин и археология» ждет еще исследователя. Известны замечания Пушкина в письме к брату о керченских древностях и о Дюбрюксе. С Пушкиным были знакомы И. А. Стемпковский (см. М. А. Цявловский. Пушкин по документах архива М. П. Погодина. ЛН, т. 16—18. М., 1934), А. Д. Чертков, И. А. Гульянов, А. Н. Оленин (см. Ф. Я. Прийма. Пушкин и кружок Оленина. Сб. «Пушкин, исследования и материалы», т. II. М.— Л., 1958), И. Г. Бларамберг и др.
13 Z. D. Çhodakowski. О Slowanszczyznie przed chrzezscianstwem. «Cwicenia naukowe», № 5, dz. 11. Krzemieniec, 1818, str. 3—27.
14 3.Ходаковский. Разыскания касательно русской истории. «Вестник Европы», ч. CVII, № 20, 1819.
15 3. Ходаковский. Проэкт ученого путешествия по России для объяснения древней славянской истории. «Сын отечества», № XXXIII—XXXVI, XXXVIII—XL, 1820.
16 Сведения А. Н. Пыпина (История русской этнографии, т. III, 1891, стр. 83, 84) о рукописях Ходаковского. См. также С. А. Красильников. Источники собрания украинских песен Н. В. Гоголя. Сб. «Гоголь, материалы и исследования», т. 2. М.—Л., 1936, стр. 384—391; Ф. Я. Прийма. Зориан Доленга-Ходаковский и его наблюдения над «Словом о полку Игореве». Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР, т. VIII. М.— Л., 1951, стр. 71—92.
17 Цитирую по А. Н. Пыпину. Указ. соч., стр. 76.
18 М. Макаров. Письмо к редактору. «Вестник Европы», ч. CXIII, 1820, стр. 306—310; А. Бояркин. Городище на р. Сарре. Там же, стр. 311; А. Глаголев. Записка о городищах, курганах и других старинных насыпях в Тульской губ. «Вестник Европы», ч. CXIV, стр. 184—191; М. Макаров. Другая записка для г-на Доленги-Ходаковского. Там же, стр. 191—204.
19 М. Макаров. Письмо к редактору, стр. 306—310.
20 М. Макаров. Краткая записка о некоторых достопамятностях Резанских и Пронских. «Труды Общества любителей российской словесности», ч. 16. М., 1819, стр. 122. О заслугах М. Н. Макарова в области науки см. М. К. Азадовский. История русской фольклористики. М., 1958, стр. 126—129.
21 Сочинения, письма и бумаги В. Н. Каразина, стр. 589, 590
22 Письма митрополита Киевского Евгения Болховитинова к В. Г. Анастасевичу. РА. 1889, № 6, стр. 209.
23 В. А. Францев. Польское славяноведение конца XVIII — первой четверти XIX столетия. Прага, 1906, стр. CXLV.
24 М. П. Погодин. Древняя русская история до монгольского ига, т. III. М., 1871.
25 Ходаковский. Сопки. РИС, т. VII, 1844, стр. 369, 373.
28 Отрывок из путешествия Ходаковского по России. РИС, т. III, кн. 2, 1839, стр. 148. Ср. позднейшие описания сопок: Н. Н. Чернягин. Длинные курганы и сопки. МИА, № 6, 1941, стр. 96, 97, табл. XII; С. Н. Орлов. Новые сведения о сопках волховского типа в районе Старой Ладоги. СА, 1958, № 1, стр. 236—239.
27 Разные известия. «Северный архив», № 10, 1822, стр. 314, 315.
28 Ходаковский. Сопки, стр. 377.
29 РА, 1889, № 7, стр. 326.
30 Отрывок из путешествия…, стр. 153.
31 В. А. Францев. Указ. соч., стр. CXXXII.
32 См. о нем В. И. Срезневский. В. В. Пассек и его письма к И. И. Срезневскому. PC, 1893, № 5 и № 9; А. И. Герцен. Былое и думы. Собр. соч., т. 8. М., 1956, стр. 136—144.
33 Н. П. Барсуков. Указ. соч., стр. 71, 72 (письма Пассека к Погодину).
34 В. Пассек. Курганы и городища Харьковского, Валковского и Полтавского уездов. РИС, т. III, кн. 2. М., 1839, стр. 202.
35 Э.И. Эйхвальд. О чудских копях. ЗРАО, т. IX, вып. 2. СПб., 1857.
36 Н. П. Барсуков. Указ. соч., стр. 72.
37 В. Пассек. Указ. соч., стр. 207, 208.
38 Там же.
89 Н. И. Веселовский. Современное состояние вопроса о «каменных бабах» или «балбалах». ЗООИД, т, XXXII, 1915, стр. 439.
40 А. С. Уваров. Меряне и их быт по курганным раскопкам. М., 1871.
К содержанию книги А.А. Формозова «Очерки по истории русской археологии» | К следующей главе