К содержанию сборника «Современные проблемы археологии России».
Проблема специфики культурогенетических процессов в межгорных котловинах неоднократно поднималась различными исследователями. Микроклимат межгорных котловин обеспечивает неравномерность культурно-исторического развития этих территорий по сравнению с соседними регионами. Следствием этой неравномерности, при отсутствии значительных импульсов извне, чаще всего выступает процесс консервации археологической культуры и ее более длительного существования («доживания») относительно других ареалов.
Природно-климатические условия Кузнецкой котловины середины II — начала I тыс. до н.э. во многом сооответствовали современным. Климат степной и лесостепной зон котловины отличается большей мягкостью по сравнению с аналогичными территориями Западно-Сибирской равнины [Климат …. 1986]. Горы Салаирского
кряжа на западе и юго-западе и Кузнецкого Алатау на востоке и северо-востоке обеспечивают защиту от господствующих ветров, одновременно конденсируя на своих северных и северо-западных склонах максимальное количество осадков. В связи с этим в западной части котловины (бассейн среднего течения р. Иня) сформировался особый участок ковыльных степей, характеризующийся аридизацией климата и незначительным осадко-накоплением. Для него характерны более высокие среднегодовые температуры, небольшое количество осадков в теплый период года (до 300 мм) и низкий снежный покров (до 20 см) в сравнении с другими участками котловины и соседними территориями.
Начавшийся с наступлением суббореального периода в лесостепной и степной зонах Западной Сибири процесс болотообразования [Тенденции …, 1988], значительно усиливается в тепло-влажную климатическую фазу конца II тыс. до н.э. Современные исследования циклических климатических колебаний на территории Западной Сибири позволили выделить несколько климатических районов с однотипным ходом температуры и осадков. В один из таких районов объединяются юг Томской области, Кемеровская область и восточная часть Алтайского края. При тепло-влажной климатической фазе происходит понижение среднегодовой температуры относительно тепло-сухой фазы и увеличение количества осадков в весенне-осенний период и высоты снежного покрова [Шполянская, 1975, 1988]. Это приводит к заболачиванию речных пойм, интенсивно использовавшихся скотоводами и земледельцами.
Климат межгорных котловин менее подвержен климатическим колебаниям в связи с особенностями микроциркуляции атмосферы, созданием зоны «дождевой тени» с наветренной стороны гор и т.д. В связи с этим наименее подверженной процессам увлажнения оказалась западная часть Кузнецкой котловины, где сложились наиболее благоприятные условия для занятия земледелием и скотоводством в сравнении с соседними территориями Алтайского края и Новосибирского Приобья.
Во второй половине II тыс. до н.э. — начале I тыс. до н.э. степная зона на западе Кузнецкой котловины являлась самой освоенной в хозяйственном отношении. Именно здесь расположено большинство памятников андроновской и ирменской культур и постандроновского времени, известных на территории Кузнецкой котловины.
Для скотоводческих племен андроновской культуры территория среднего течения р. Иня оказалась наиболее благоприятной для интенсивного ведения хозяйства. Относительная изолированность от основных миграционных путей способствовала довольно длительному сохранению андроновской культуры практически в неизменном виде. Для андроновского комплекса могильника Танай 12 предложена дата конец II — рубеж II—I тыс. до н.э. [Ковтун, Горяев, 2001]. Это не противоречит датировке отдельных андроновских комплексов из более западных районов [Орлова, 1990], где, вероятно, также складывались условия изоляции. В этом случае андроновская культура непосредственно предшествовала ирменской и на каком-то хронологическом отрезке сосуществовала с населением постандроновского (для всех остальных территорий) времени. Постандроновские погребения могильника Танай 12 также датируются концом II — началом I тыс. до н.э. [Бобров, Горяев, 2000], при этом, за редким исключением, наблюдается локализация андроновских и постандроновских погребений в разных частях могильника.
Длительное существование андроновской культуры на территории Кузнецкой котловины может свидетельствовать о непосредственном участии ее населения в формировании ирменской культуры. Так как погребальный обряд является наиболее консервативной формой материальной и духовной культуры, то в пользу этого предположения может говорить наличие в ирменском могильнике Танай 7 курганов, сакральное пространство которых ограничено каменными оградами, ровиками, ямами [Бобров, Мыльникова, Мыльников, 2004]. Аналогии этому обычаю есть в андроновском комплексе расположенного рядом могильника Танай 12. Кроме того, погребальный обряд ранних ирменских могильников Танай 7, Журавлево 4, Титово имеет много общих черт с погребальным обрядом ирменской культуры.
Вполне возможно, что вторым компонентом в формировании ирменской культуры было местное постандроновское население. Можно утверждать о сосуществовании на территории Кузнецкой котловины культуры постандроновского времени и ирменской. В ирменском сооружении на поселении Танай 4а в предгорьях Салаирского кряжа зафиксированы случаи, когда корчажкинская керамика использовалась в качестве бута в столбовых ямках. Так же в некоторых хозяйственных ямах могли находиться одновременно фрагменты ирменских и корчажкинских сосудов. Процесс обратного влияния хорошо заметен по материалам корчажкинского поселения Танай 4 в предгорьях Салаирского кряжа. Известна небольшая серия сосудов, с типично ирменской формой и орнаментальной композицией, выполненной гребенчатым штампом. Встречены случаи использования на тулове сосудов заштрихованных равнобедренных треугольников с углами, отмеченными наколами — типично ирменский мотив. Кроме того, возможно проживание племен постандроновского времени и населения ирменской культуры на территории одного поселения. Так, по материалам памятника Калтышино 5 (Промышленновский район Кемеровской области) четко прослеживается планиграфическая локализация ирменской керамики в северной части поселения и постандроновской — в южной.
Выводы, сделанные по археологическим материалам, не противоречат данным антропологии. Отмечавшаяся европеоидность черепов андроновского населения характерна для могильников остепненных районов по притокам Оби. Сюда относится и бассейн среднего течения р. Иня [Дремов, 1997]. Попадая на эту территорию во время миграции на восток, андроновские племена надолго оседают и сохраняются в относительной изоляции. Большинство признаков индивидуальных данных измерений мужских черепов носителей андроновской культуры из могильника Танай 12 [Чикишева, Поздняков, 2003] не отличаются от признаков средних размеров мужских черепов андроновской культуры из северной лесостепи [Дремов, 1997], куда включены памятники Кузнецкой котловины, более чем на величину стандартного отклонения. Сделанный в последнее время вывод о неоднородности краниологической серии андроновской культуры Кузнецкой котловины [Чикишева. Поздняков. 2003] требует корректировки, так как в приведенных таблицах измерений черепов могильника Танай 12 присутствуют материалы из раннебронзовой и постандроновской серий. Кроме того, могила 1 с поведения Танай 4а предположительно относится к эпохе неолита. Таким образом, из 13 мужских и 13 женских черепов из Кузнецкой котловины только 9 и 11 соответственно принадлежат носителям андроновской культуры. Не исключена возможность того, что население, оставившее могильник Танай 12, относилось ко второй миграционной волне андроновской культуры на восток, давшей происхождение карасукской культуре и обеспечившей сходство культур карасукского круга [Громов, 1995].
Население ирменской культуры по антропологическим данным также имеет в своей основе местный верхнеобский андроновский компонент с монголоидной примесью, ослабевающей с севера на юг [Дремов, 1997]. Это может свидетельствовать о проникновении на территорию лесостепей носителей постандроновской культурной традиции, вступивших в контакты с сохранившимися андроновскими племенами.
Таким образом, межгорные котловины с их изолированностью и специфическим микроклиматом могли являться экологической нишей, обусловившей более длительное существование археологических культур в сравнении с остальным их ареалом и обеспечивавшей нелинейное развитие культурогенетических процессов.
Список литературы
Бобров В.В., Горяев B.C. Танай 12 — новый памятник эпохи бронзы в Кузнецкой котловине // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. — Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000. — Т. VI. — С. 226-230.
Бобров В.В., Мыльникова Л.H., Мыльников В.П. К вопросу об ирменской культуре Кузнецкой котловины // Арид¬ная зона юга Западной Сибири в эпоху бронзы. — Барнаул: Изд-во АлтГУ, 2004. — С. 4-34.
Громов А.В. Население юга Хакасии в эпоху поздней бронзы и происхождение карасукской культуры // Антрополо¬гия сегодня. — СПб.: Изд-во МАЭ РАН, 1995. — С. 130-150.
Дремов В.А. Население Верхнего Приобья в эпоху бронзы (антропологический очерк). — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1997.-260 с.
Климат и горные леса Южной Сибири / Поликарпов Н.П., Чебакова Н.М., Назимова Д.И. — Новосибирск: Наука, 1986.-225 с.
Ковтун И.В., Горяев B.C. Могильник Танай 12 и культурно-хронологические особенности андроновской статуарной и изобразительной традиций // Историко-культурное наследие Северной Азии. — Барнаул: Изд-во АГУ, 2001. — С. 53-63.
Орлова Л.А. Голоцен Барабы. Стратиграфия и радиоуглеродная хронология. — Новосибирск: Наука, 1990. — 125 с.
Тенденции развития болотообразовательного процесса / Лисс О.Л., Трофимов В.Т., Кашперюк П.И., Кудряшов В.Г. // Прогноз изменения природных условий Западной Сибири. — М.: Изд-во МГУ, 1988. — С. 5-20.
Чикишева Т.А., Поздняков Д.В. Население Западно-Сибирского ареала андроновской культурной общности по ан-тропологическим данным // Археология, этнография и антропология Евразии. — 2003. — № 3. — С. 132-148.
Шполянская Н.А. Прогноз развития вечной мерзлоты Западной Сибири в связи с вековыми колебаниями климата // Природные условия Западной Сибири. — М.: Изд-во МГУ, 1975. — Вып. 5. — С. 174-204.
Шполянская Н.А. Тенденции изменения при реализации «холодных» моделей климата // Прогноз изменения природных условий Западной Сибири. — М.: Изд-во МГУ, 1988. — С. 62-74.