Якубовский А.Ю. ГАИМК-ИИМК и археологическое изучение Средней Азии за 20 лет

К содержанию 6-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

(Извлечение из доклада «Итоги археологического изучения Средней Азии», читанного 27 V 1940)

В начале нашей Великой социалистической эпохи в 1919 г. было положено основание Российской Академии истории материальной культуры; заведующим Разрядом Средней Азии был назначен акад. В. В. Бартольд.

Во вновь организованную Академию истории материальной культуры В. В. Бартольд пришел с большим знанием фактов и пониманием непосредственных задач, стоящих перед археологией Средней Азии. Более того, товарищ и друг Н. Я. Марра по научно-исследовательской работе, он прекрасно понимал, чем должна быть археология как одна из исторических дисциплин. В некрологе, посвященном Н. И. Веселовскому, В. В. Бартольд полемизирует с последним по вопросу о месте археологии в системе исторического знания. Для Н. И. Веселовского археология — самостоятельная наука, которую можно ставить рядом с историей. Для В. В. Бартольда это положение категорически неприемлемо.

[adsense]

„Едва ли правильно, — пишет он, — такое сопоставление истории и археологии, как двух самостоятельных, хотя и связанных между собой наук. Археология, как дисциплина, посвященная одной из категорий источников, именно вещественных памятников, составляет неразрывную часть единой исторической науки; только посредством изучения источников всех категорий может быть выполнена задача истории, причем это изучение, конечно, может быть результатом не только единоличного, но и коллективного труда» 1.

В. В. Бартольд прекрасно понимал, какие исключительные перспективы сулит серьезно поставленное археологическое изучение Средней Азии. Ему было лучше, чем кому-либо, известно, что Средняя Азия, сыгравшая в древности и средневековье огромную роль в истории человечества, хранит на своей территории памятники мирового значения — развалины городов, древних крепостей, прекрасных по своей архитектуре зданий и других предметов старины. Ему было ясно, что, на ряду с Ираном и Кавказом, археологическая работа в Средней Азии в XX в. сможет привлечь к себе в такой же степени мировое внимание, как в свое время это было с раскопками в Египте и Месопотамии.

Дореволюционная археология оставила в области изучения прошлого Средней Азии не малое наследство. В основе ее лежали: работа В. А. Жуковского по изучению развалин Ст. Мерва, до сего дня остающаяся одной из лучших книг по изучению восточного города, Труды Археологической комиссии по изучению архитектурных памятников Самарканда и г. Туркестана, работы Русского комитета по изучению Средней и Восточной Азии и Туркестанского кружка любителей археологии, выразившиеся не только в предварительном описании ряда ценнейших археологических памятников Средней Азии, но и в исследовании путем раскопок, правда, проведенных не всегда на высоте требований современной археологии. Руководителем и вдохновителем лучших из этих работ был, как известно, В. В. Бартольд.

Основанием Российской Академии истории материальной куль¬туры, возглавленной Н. Я Марром, Великая Октябрьская социалистическая революция открыла перед всей страной, в частности и перед Средней Азией, широкие перспективы археологического изучения.

В 1920 г. В. В. Бартольд совершает научную командировку в Ташкент, Самарканд и Бухару, чтобы на месте ознакомиться с состоянием дела археологического изучения Средней Азии или, как тогда чаще всего говорили, Туркестана.

Отчет о командировке в Туркестан в 1920 г. написан В. В. Бартольдом весьма оптимистично. Приехав в Среднюю Азию (тогда Турк-республика) в самый разгар больших ремонтных проектов, согласно которым чуть ли не все крупные памятники Самарканда предполагалось ремонтировать, В. В. Бартольд ознакомился в Ташкенте и Самарканде с идеей, которой он очень сочувствовал и которую следующим образом формулировал в своем отчете: „раскопки должны предшествовать если не всяким ремонтным работам, то осуществлению всяких более сложных реставрационных проектов». 2 Как и в дореволюционные годы, В. В. Бартольд оказывал большое влияние на направление и характер археологических работ в Средней Азии.

Для производства больших ремонтно-реставрационных и археологических научно-исследовательских работ необходимо было учреждение, которое обладало бы специальными средствами и знающими работниками. Декретом Совнаркома Туркреспублики от 23 V 1921 г. вводилось положение о „Комитете при Наркомпросе по делам музеев и охраны памятников старины, искусства и природы» (Туркомстарис) с местопребыванием его в Ташкенте и с образованием при нем специальной Самаркандской комиссии.

Первой крупной работой в Средней Азии после Октября была экспедиция, возглавленная архитектором А. П. Удаленковым и направленная на изучение архитектурной группы Шах-и Зинде в Самарканде.

Экспедиция эта была создана соединенными усилиями Главмузея и РАИМК. В экспедиции участвовало 8 сотрудников, в том числе известный художник Петров-Водкин. В программу экспедиции входили следующие основные задачи: 1) консультация по вопросам охраны и ремонта памятников, 2) подробный археологический обмер всей архитектурной группы Шах-и Зинде, на основании которого можно было бы провести анализ архитектурных форм, конструкции и строительных приемов. Однако экспедиция за время, которое она провела на месте (4 месяца), смогла выполнить только археологический обмер Шах-и Зинде. За 4 месяца удалось тщательно обмерить всю верхнюю группу, два безымянных мавзолея по западной стороне коридора и всю среднюю группу. Для нижней удалось полностью осуществить только планы фасадов и разрезы двух мавзолеев. Раскопок, связанных с потребностями археологического изучения памятников, экспедиция не производила. Это была ошибка, ибо, отказавшись от раскопочного приема, она поставила себя в условия, когда ее работники давали научное описание памятника в его настоящем состоянии, а не в том, в каком он был по окончании постройки. В работах экспедиции А. П. Удаленкова не получил осуществления как раз тот самый принцип, который проводил в своем упомянутом выше отчете о командировке в Туркестан в 1920 г. В. В. Бартольд. Подводя итоги экспедиции 1921 г. в Самарканд и отмечая ее недостатки, мы вместе с тем должны подчеркнуть, что ее материалы (чертежи, рисунки, кальки и т. д.) представляют большую научную ценность.

Начиная с экспедиции А. П. Удаленкова 1921 г., РАИМК в течение ближайших лет, в лице своего Разряда Средней Азии, возглавляемого В. В. Бартольдом, была в постоянном контакте как с среднеазиатскими учреждениями по охране памятников, так и с местными археологами. Можно сказать с абсолютной уверенностью, что вплоть до самой смерти В. В. Бартольда не было ни одного серьезного научного археологического начинания, которое прошло бы мимо его компетентого суждения.

В. В. Бартольд, как руководитель Разряда Средней Азии ГАИМК и фактический вдохновитель археологических работ в самой Средней Азии, прекрасно понимал, что архитектурными памятниками, тем более архитектурными памятниками одного Самарканда, ограничить задачи археологического изучения Средней Азии нельзя. Вот почему В. В. Бартольд выдвигает как в самой ГАИМК, так и среди работников Туркомстариса, превратившегося в 1925 г., в связи с национальным размежеванием в Средней Азии, в Среднеазиатский комитет (Средазкомстарис), задачи изучения наиболее крупных городищ, не исследованных или мало исследованных до сего времени. В первую очередь выдвигаются два района, игравшие в средние века в жизни Средней Азии огромную роль, а именно Хорезм и культурные когда-то земли по нижнему течению Сырдарьи, а также такие примечательные в археологическом отношении места, как Шахрисябз и Узгент.

В 1926 г. Разряд Средней Азии командировал меня в Шахрисябз в целях изучения исторической топографии этого города и его архитектурных памятников.

Под непосредственным руководством В. В. Бартольда мною были предварительно собраны все письменные свидетельства о Кеше-Шахрисябэе, дабы не повторять часто совершаемых археологами ошибок, когда письменные свидетельства привлекаются после археологического исследования, как это было между прочим и с изучением развалин Ст. Мерва у В. А. Жуковского. Поездка в Шахрисябэ принесла свои плоды. В ГАИМК привезено было немалое количество снимков с Ак-Сарая (остатки дворца Тимура) и с целого комплекса зданий, в который входят мечеть Улугбека, развалины мечети Тимура и мавзолеев, связанных с именем шахрисябзского шейха Шемс ад-дин-Кулаля.

Мне представляется, что прочитанный осенью того же 1926 г. доклад на тему „Шахрисябз при Тимуре” если не решил, то во всяком случае правильно поставил наиболее важные вопросы исторической топографии Шахрисябза, а также если не окончательно определил, то во всяком случае помог определить наиболее важные из развалин вышеуказанного комплекса построек.

После 1926 г. в Шахрисябзе производились работы архитектором Б. Н. Засыпкиным и работниками Узкомстариса. Однако в последних работах затрагивались вопросы чисто архитектурного характера и только походя, попутно они касались некоторых деталей из области исторической топографии. Работы в Шахрисябзе должны быть продолжены
нами если не непосредственно, то во всяком случае местными среднеазиатскими работниками. Особое внимание должно быть обращено на развалины дворца Тимура Ак-Сарай — памятника мирового значения. В Средней Азии это единственный из дворцов средневековья, дошедший до нашего времени, и произвести раскопки на его территории — одна из важных и благодарных задач.

Параллельно с работой в Шахрисябзе Разряд Средней Азии подготовлял поездку в долину нижнего течения Сыр-дарьи, где в домонгольскую эпоху и некоторое время после нее лежали культурные земли и города, богатство которых выросло, главным образом, на торговле с кочевниками. Начало изучению развалин этого района положено было еще в 1867 г. одним из талантливых востоковедов XIX столетия П. Лерхом. 3

Объектом исследования намечены были развалины Сугнака — города, имевшего весьма интересную историю. С одной стороны, он был столицей Белой орды в XIII—XV вв., с другой, он так тесно связал в себе кочевую степь с земледельческими оазисами, что на его истории можно было прекрасно изучить все характерные черты взаимодействия их обоих.

Подготовленная предварительным собиранием материала в письменных источниках поездка в Сугнак дала даже больше того, что от нее ожидали. Городище Сугнака оказалось весьма интересным и лишний раз показало, как много значит археологический материал для истории города. Письменные свидетельства здесь так хорошо переводились на вещественные остатки, что когда участнику этой экспедиции, автору настоящего сообщения, пришлось писать отчет и подготовлять к печати статью „Развалины Сугнака“, 4 он чувствовал большую удовлетворенность и сознание, что научной поездкой 1927 г. действительно продолжено дело, начатое еще П. И. Лерхом.

После Сугнака автору удалось в том же году выполнить работу по краткому археологическому описанию городища старого Узгента и по фотосъемке его замечательных архитектурных памятников XII в. Фотоснимки Сугнака и Узгента составили неплохую коллекцию, которая из Разряда Средней Азии и перешла в фототеку ГАИМК.

Более всего, однако, В. В. Бартольд интересовался состоянием городища и памятников одного из крупнейших городов Средневековья — Ургенча, который достиг своего высшего развития в XIII—XIV вв., когда он входил вместе с северным Хорезмом в состав Золотой Орды. Главные занятия Разряда Средней Азии были направлены на хорезмийскую проблематику. Темами бесед, сообщений и даже докладов были вопросы, так или иначе связанные с Хорезмом. В существовавшем тогда Ленинградском научно-исследовательском историческом институте в 1928 г. мной был прочитан доклад на тему „О значении Хорезма в истории культурной жизни Средней Азии и юго-восточной Европы». Последней теме В. В. Бартольд придавал важное значение, так как вся его предшествующая исследовательская работа приводила его к мысли о большой роли, которую Хорезм сыграл именно в жизни хазарского, кыпчакского (половецкого) и особенно золотоордынского Поволжья. Экспедицию в Хорезм на городище Куня-Ургенч удалось совершить летом 1928 г. и продолжить ее в 1929 г. В 1928 г. она была проведена совместно с Средазкомстарисом, в 1929 г. совместно с Туркменкультом. Во второй экспедиции от ГАИМК принимали участие Н. Б. Бакланов и безвременно умерший молодой ученый А. А. Некрасов. За два года был собран обильный подъемный материал, сделаны все необходимые фотоснимки как по городищу, так и по развалинам богатейших архитектурных памятников, произведены необходимые их обмеры и сделаны на месте — путем наблюдений и сопоставлений памятников с письменными свидетельствами — выводы чисто топографического характера, в частности по такому важному вопросу, как вопрос о перемещении Ургенча монгольского периода на новое место по сравнению с временем хорезмшахов. Археологическое наблюдение со всей убедительностью показало, что город после монгольского разгрома возродили на старом месте. Благодаря работам этих двух экспедиций удалось опубликовать, правда небольшую, книжку „Развалины Ургенча», 5 которая по существу впервые ознакомила научный мир с прекрасными памятниками богатейшего и культурнейшего города Ургенча — столицы домонгольского и монгольского Хорезма. Мавзолей, быть может ханака, выстроенная повидимому Тюрабек-ханым, женой правителя Хорезма Тимур-Кутлука, во времена Узбек-хана (1312 — 1340), оказался одним из самых лучших по своей мозаичной изразцовой декоровке зданий на мусульманском феодальном Востоке. Изумительной и единственной является мозаичная отделка купола мавзолея Тюрабек-ханым изнутри.

Экспедиция в Ургенч открыла широкие перспективы для решения ряда вопросов в области культурного взаимодействия Хорезма и Поволжья, Хорезма и Мавераннахра, Хорезма и Ирана, а также Закавказья, не говоря уже о дальневосточных влияниях на самый Хорезм. Все эти важные и интересные вопросы удалось правильно поставить, но отнюдь, конечно, не решить, ибо для окончательных ответов необходимо было иметь много фактов из других областей. Однако после экспедиций в Ургенч можно было считать прочно решенными вопросы о влиянии Хорезма, и в частности Ургенча, на материальную культуру и искусство Поволжья в эпоху Золотой Орды, особенно двух Сараев и Булгара. Убедительные доказательства этого и были приведены в двух моих работах: „К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая Берке» 6 и „Столица Золотой Орды — Сарай Берке». 7

Параллельно с изучением Ургенча в 1928 и 1929 гг. экспедициями было обследовано еще одно замечательное городище — Миздахкан, лежащее между Аму-дарьей и Ургенчем в 25 км от последнего. Здесь оказались настолько примечательные памятники, как, например, цитадель явно домонгольского происхождения, по всей вероятности X в., и здания монгольского и домонгольского времени, что без привлечения их нельзя теперь решать многих вопросов. Насколько мне известно, руководитель и вдохновитель наших работ по исследованию Ургенча и Миздахкана 8 был удовлетворен результатами исследования, носящего во многом предварительный и осведомительный характер. Вспоминаю, что когда после наших с Н. Б. Баклановым сообщений В. В. Бартольд подводил итоги хорезмской работы, он особо подчеркнул, что последняя, строго говоря, еще только начинается.

[adsense]

Параллельно с развертывающейся работой в ГАИМК В. В. Бартольд со вниманием продолжал следить за делом археологического изучения Средней Азии в самой Средней Азии и руководить им. Более всего его интересовала работа В. Л. Вяткина, человека, который отдал изучению памятников Самарканда и, особенно, городища Афрасиаб всю свою жизнь. К сожалению раскопочные работы, проводившиеся В. Л. Вяткиным чуть ли не систематически из года в год, не сопровождались ни строго продуманной фиксацией раскапываемых объектов, ни публикацией отчетов, вследствие чего, как показало дальнейшее, после смерти В. Л. Вяткина никто не смог разобраться как следует в оставшихся от него разрозненных клочках бумаги, на которых велись его археологические записи. А между тем, всем, кто соприкасался с ним и с его работой, хорошо были видны его исключительные знания в области истории вещественных памятников Самарканда, да и всей Средней Азии. Не оправдала надежд и вышедшая в январе 1928 г. его книга „Афрасиаб», 9 в которой далеко не полностью отразились большие знания покойного археолога.

В изучении хорезмской проблемы принимал деятельное участие молодой талантливый, ныне уже покойный, ученый А. А. Некрасов, последний по времени ученик В. В. Бартольда.

Несколько позже, чем в Ленинграде, начинается археологическое изучение Хорезма московскими работниками ГАИМК. Начало работ было здесь положено научным сотрудником М. В. Воеводским, который в 1934 г. на средства Средазгипровода провел археологическое изучение левобережного Хорезма. В плане археологической разведки экспедицией было пройдено около 500 км и осмотрено 9 древних городов и крепостей. Большой интерес представляет изучение развалин Земахшара и его района.

Экспедиция обратила особое внимание на изучение керамики не только с точки зрения точности ее датировок или выявления ее художественных достоинств, но и самой техники гончарного производства в Хорезме в раннее средневековье. 10

После трехлетнего перерыва, работы по изучению Хорезма возобновились в 1937 г. Под руководством С. П. Толстова и при участии археолога А. И. Тереножкина была направлена археологическая экспедиция в правобережный Хорезм. Экспедиция эта в течение двух лет (1937—1938) работала на территории Кара-Калпакской АССР на средства Узкомстариса, Государственного Эрмитажа и Центрального музея Кара-Калпакской АССР. Выбор хорезмского правобережья обусловливался прежде всего тем обстоятельством, что на основании сведений из письменных источников, сообщавших о полном запустении некоторых районов правобережья к XIV в., здесь можно было надеяться найти целые участки с остатками раннемусульманского и даже домусульманского прошлого. Надежды работников экспедиции целиком оправдались, за два года работы найдены интереснейшие памятники, начиная от бронзового века (конец II тысячелетия до н. э.) и до VIII в., до времени завоевания Хорезма арабами.

Главные работы Хорезмской экспедиции были проведены в районе мертвого оазиса, одним из крупнейших памятников которого является Беркут-кала. Здесь на площадке, не превышающей 20 кв. км, расположено более 60 укрепленных домов, относящихся ко времени V — VIII вв. Участникам экспедиции удалось раскопать крупный замок Тешик-кала, принадлежавший какому-то хорезмскому аристократу, и две укрепленных усадьбы, помеченных на археологической карте номерами 4 и 34.

Археологическая экспедиция в правобережный Хорезм 1937— 1938 гг., проведенная под руководством С. П. Толстова, внесла в науку много нового материала, давшего возможность не только поставить ряд важнейших вопросов древней истории Средней Азии, но отчасти и установить направление, в котором они в ближайшее время будут решаться. 11

Главные из этих вопросов имеют значение не только для местной хорезмской истории, но и для истории древней Средней Азии в целом. Вопросы эти следующие: 1) о роли древнего Хорезма в культурной жизни юго-восточной Европы и остальных областей Средней Азии; 2) о древнехорезмской письменности, интересными памятниками которой являются древние хорезмские монеты; 3) о социальной природе укрепленных хорезмских усадеб, целый заповедник которых найден А. И. Тереножкиным в 1937 г. в Беркуткалинском мертвом оазисе.

Последний вопрос имеет тем большее значение, что он дает новый серьезный аргумент для решения вопроса об определении социального строя Хорезма и Согда в V—VII вв., как строя рабовладельческого. В 1939 г. Хорезмская экспедиция под руководством С. П. Толстова продолжала свои работы на значительно расширенной территории. В поле зрения экспедиции этого года входит, главным образом, левый берег Хорезма.

В 1936 г. начинаются серьезные работы по археологическому изучению Семиречья. На средства Казахстанского филиала Академии Наук СССР, Комитета наук при СНК КирССР и ИИМК в 1936 и 1938 гг. производились работы по изучению памятников прошлого в бассейне рек Таласа и Чу, под руководством ст. научного сотрудника ИИМК А. Н. Бернштама. Работы эти являются продолжением, известной двухлетней археологической поездки В. В. Бартольда в 1893 — 1894 гг. в Семиречье. 12 Только через 42 года вновь были серьезно поставлены вопросы, выдвинутые сначала Лерхом, 13 а потом В. В. Бартольдом в отчете об упомянутой поездке. Центром внимания этой экспедиции в 1936 и 1938 гг. было археологическое изучение Тараза. Уже в 1936 г. удалось окончательно подтвердить предположение В. В. Бартольда, что древний Тараз надо искать на территории современного Аулие-ата, ныне Джамбула. Раскопками, проведенными на территории шахристана в его северо-восточном углу было вскрыто, пять культурных слоев (V в. н. э. — XIX в. н. э.). Наиболее богатым оказался третий слой, дающий материал XI—XII вв., чем особо, подчеркивается расцвет Тараза при караханидах. Находки в более древних слоях, среди которых особенно выделяется сосуд с сирийской надписью и варварское подражание римскому солиду V в., не только подтверждают, но и дополняют наши сведения из письменных источников о культурных связях Тараза с Передней Азией в древности и раннем средневековье. Экспедиция под руководством А. Н. Бернштама проделала большую работу и по изучению Таразского района. Здесь ею было установлено местоположение ряда населенных пунктов и городов, известных из письменных источников. В верховьях Таласа в КирССР был обследован так наз. гумбаз Манаса. Сотруднику экспедиции А. М. Беленицкому удалось прочесть надпись на памятнике, из которой следует, что здесь находится могила Кенизек-Хатун. Мавзолей возведен ее отцом в конце XIV или в начале XV в. В верхнем Таласе обследовано было также несколько городищ, из которых некоторые удалось отожествить с известными в средние века городами Шельджи, Куль, Сус, и др.

В том же районе экспедиция вскрыла несколько курганов с катакомбами, где обнаружены были интересные предметы (стрелы, часть лука, колчаны и др.), характеризующие культуру кочевников I в. до н. э. — II в. н. э.

В долине р. Чу экспедиция внимательно осмотрела городище Ак-Пешин, причем ее наблюдения склоняются в пользу давно высказанного предположения В. В. Бартольда, что развалины города Бала-сагуна, игравшего большую роль в политической и культурной жизни караханидов и каракитаев в XI и XII вв., находятся в районе „башни Бураны“, куда и входит упомянутое выше городище Ак-Пешин.

В 1939 г. археологические работы ИИМК в братских среднеазиатских республиках развернулись особенно широко. Продолжались работы в Семиречье, в долинах рек Таласа, Чу, и было проведено предварительное обследование почти совсем неизученной в археологическом отношении долины р. Или. Главное внимание участники экспедиции 1939 г. обратили на памятники кочевого быта эпохи ранних кочевников III в. до н. э. — II в. н. э. — раскопки Берккаринского и Кенкольского могильников. 14

Экспедиция не только собрала в могильниках прекрасный археологический материал, частично уже выставленный в Эрмитаже (предметы Кенкольского могильника), но и установила, повидимому, местоположение в местечке Дунгене Каратальского района города Кыялыка и близ с. Чингильды — города Эквиуса. Успешные археологические работы, проведенные в Семиречье, являются значительным шагом вперед по сравнению с прекрасным для своего времени, упомянутым выше отчетом В. В. Бартольда. В 1939 г. проведена была также археологическая Зарафшанская экспедиция ИИМК и Государственного Эрмитажа под моим руководством. Одна партия этой экспедиции продолжила работу Г. В. Григорьева на Тали-Барзу и Кафыр-кале в окрестностях Самарканда, другая провела обследование городища Пейкенд, находящегося в песчаной степи в 9 км от станции Якатут Ашхабадской ж. д. В обоих пунктах экспедицией проведены раскопки, собраны интересные вещественные материалы, сделаны исторически важные наблюдения.

ГАИМК — ИИМК не только сам посылал археологические экспедиции или организовывал их совместно с другими научными учреждениями (Государственный Эрмитаж, Узкомстарис, Туркменский институт истории, Казахстанский филиал Академии Наук СССР, Комитет наук КирССР и др.), но и поощрял участие своих научных работников в экспедициях других учреждений.

В 1934 г. Государственным Эрмитажем совместно с Узкомстарисом была осуществлена экспедиция под моим руководством в древний Бухарский район для обследования: 1) остатков Кампыр-дувала — оборонительной стены, ограждавшей в древности культурный Бухарский оазис; 2) городищ по известной в древности Самаркандской дороге на участке между железнодорожными станциями Кызыл-тепе и Катта-курганом. Экспедиция эта собрала большой материал как для выяснения истории Кампыр-дувала в древности вплоть до X в., когда он перестал существовать, так и для описания городищ Тавависа, Хазары, Дабусии и Арбинджана и других населенных пунктов по левому берегу Зарафшана. Среди других памятников этой экспедицией была открыта замечательная постройка на колоннах, древнейшая в Средней Азии мечеть в Хазара, относящаяся ко времени не позже начала X в., а по всей вероятности, к IX в. или даже к концу VIII в.

В 1934 г. научный сотрудник Г. В. Григорьев по поручению и на средства Узкомстариса провел работу по обследованию археологических остатков близ Каунчи в Янгиюльском районе УзбССР. Богатый материал этих раскопок позволил автору поставить вопрос о культуре живших в этих местах саков.

Еще более интересны трехлетние работы Г. В. Григорьева 1936—1938 гг. в Тали-Барзу, в 6 км на юг от Самарканда.

Это замечательное городище, представляющее, по всей вероятности, остатки известного в древности Ривдада, соперника Самарканда, дало 6 культурных слоев — от первой половины I тысячелетия до н. э. и до VIII в. н. э.

Наиболее интересными по богатству материала являются слои „ахеменидский“ и „эллинистический». Ценность работ на Тали-Барзу не только в том, что здесь вскрывается весьма интересное древнее поселение — укрепленная резиденция местного владетеля, перерастающая в город, но и в том, что раскопки на Тали-Барзу позволяют иметь точно датированные типы керамики, благодаря чему можно установить более точные датировки для памятников из других мест древнего Согда.

Нельзя не отметить, наконец, выдающееся открытие ст. научного сотрудника ИИМК А. П. Окладникова, работавшего в 1938 г. на средства Узкомстариса в долине Сурхан-дарьи, где им впервые для Азиатской части СССР была обнаружена палеолитическая стоянка с остатками неандертальца.

Работники Сектора Средней Азии, ведя археологическую работу, в большинстве своем являлись историками, решающими важные вопросы прошлого Средней Азии на основе сочетания письменных источников, вещественных памятников и данных языка. Подводя итоги пройденному пути, следует подчеркнута, что перед Сектором Средней Азии сам ход развития советской исторической науки поставил три крупных проблемы: 1) сложение и развитие дофеодального и феодального города Средней Азии; 2) дофеодальная культура Средней Азии, которая все больше раскрывается как культура рабовладельческого общества; 3) этногенез народов Средней Азии. За двадцать лет работы по археологическому исследованию Средней Азии работники ИИМК не только собрали большой фактический материал, но и в десятках напечатанных трудов значительно продвинули разработку ряда вопросов, помогающих разрешению вышеуказанных проблем.

ГАИМК — ИИМК стремился работать в контакте с научными учреждениями братских среднеазиатских республик, памятуя, что обмен опытом только поднимает на новую высоту нашу советскую науку. Более всего эту связь ИИМК удалось осуществить с Узкомстарисом, который за те же 20 лет проделал огромную работу по археологическому изучению Узбекистана и охране его памятников старины. Узкомстарисом много сделано как в области изучения дофеодального и феодального города, главным образом, на материале развалин Термеза, так и по изучению дофеодальной культуры Узбекистана — вспомним замечательные находки остатков дворца Бухар-худатов в Варахше, имеющие в полном смысле слова характер мирового открытия.

Вместе с ростом социалистической культуры в братских советских республиках Средней Азии, а также успешным освоением богатого культурного наследия народов, их населяющих, все большее значение приобретает археологическая работа, поскольку она, с одной стороны, обогащает культурные ценности этого наследия новыми находками и открытиями, а с другой, на основе нового материала вместе со всеми другими источниками ставит и решает вопросы истории культуры народов Средней Азии.

Notes:

  1. ЗВО РАО, т. XXV, стр. 352.
  2. ИРАИМК, II, стр. 3-4.
  3. П. Лерх. Археологическая поездка в Туркестанский край в 1867 г. СПб., 1870.
  4. Сообщ. ГАИМК, II, 1929, стр. 123—159.
  5. Изв. ГАИМК, т. VI, вып. 2, 1930.
  6. Изв. ГАИМК, т. VII, вып. 2—3, 1931.
  7. Гос. Эрмитаж. Серия: Феодализм на Востоке, отд. вып., 1932.
  8. А. Ю. Якубовский. Городище Миздахкан. ЗКВ, V, 1930, стр. 551—581.
  9. В. Вяткин. Афрасиаб — городище былого Самарканда. Археологический очерк. Ташкент, 1928.
  10. М. В. Воеводский. Сообщение о работах Хорезмской экспедиции 1934 г. (рукопись архива МОИИМК).—М. Voyevodsky. Summary Report of Khvarizm Expedition. Bull, of Amer. Inst, for Iran. Art and Archaeol., т. V, № 3, 1938, стр. 235—244.
  11. С. П. Толстов. Монеты шахов древнего Хорезма и древнехорезмский алфавит. ВДИ, № 1—2, 1938. Там же в отделе „Хроника» информация о работах Хорезмской экспедиции.
  12. В. Бартольд. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью 1893—1894 гг. СПб., 1897.
  13. П. Лерх. Археологическая поездка в Туркестанский край в 1867 г_ СПб., 1870.
  14. А. Н. Бернштам. Археологические работы в Семиречье в 1939 г. Краткие чсообщ. ИИМК, IV, 1940.

В этот день:

Дни смерти
1984 Умер Андрей Васильевич Куза — советский археолог, историк, источниковед, специалист по древнерусским городам.
1992 Умер Николас Платон — греческий археолог. Открыл минойский дворец в Закросе. Предложил хронологию базирующуюся на изучении архитектурных комплексов (дворцов) Крита.
1994 Умер Сайрус Лонгуэрт Ланделл — американский ботаник и археолог. В декабре 1932 года Ланделл с воздуха обнаружил древний город Майя, впоследствии названный им Калакмулем, «городом двух соседних пирамид».

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014