Воронин Н.Н. Тверский кремль в XV веке

К содержанию 24-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

Топография древней Твери до настоящего времени совершенно не изучена, хотя ряд местных историков и ставил перед собой эту задачу. Хронологическим пределом, до которого удавалось проникнуть исследователям был XVII в., точнее 1616 г., когда, в связи с опустошившим город пожаром, была составлена дозорная книга, впервые сообщающая более или менее связные данные о топографии Твери.[ref]Дозорная книга г. Твери 1616 г. Тверь, 1890.[/ref] Затем следовали писцовая книга Потапа Нарбекова 1626 г.[ref]Выпись из тверских писцовых книг П. Нарбекова. 1626 г., г. Тверь. Тверь, 1901.[/ref], переписи М. Н. Чирикова 1677 г.[ref]Церкви и монастыри в г. Твери в 1677 г. по переписи М. Н. Чирикова. Тверь, 1889.[/ref] и Иллариона Шишкова 1685—1686 гг.[ref]Писцовая книга Иллариона Шишкова 7193—7194 гг. Рукопись Тверского музеи.[/ref] На основании этих источников и строились исследования по древней топографии Твери Н. Н. Овсянникова, В. Колосова и других местных историков.

[adsense]

С появлением в печати записок Эрика Пальмквиста, содержащих в числе сопровождающих их рисунков план Твери, в руках исследователя оказался первый графический источник, казалось бы облегчающий работу над писцовыми материалами. Однако при ближайшем рассмотрении план Пальмквиста немногим расширил знание тверской топографии,[ref]Ю. В. Готье. Известия Пальмквиста о России. «Археологические известия и заметки», 1899; М. В. Рубцов. Тверь в 1674 г. по Пальмквисту. Тверь, 1902.[/ref] так же как и слишком общие рисунки двух других иностранцев: Мейерберга[ref]Альбом Мейерберга, СПб., 1903, Лист 14, рис. 42.[/ref] и Олеария.[ref]А. Олеарий. Описание путешествия в Московию. СПб., 1906.[/ref]

Кроме перечисленных источников, исследователям тверской старины был хорошо известен памятник, дающий, как увидим ниже, наиболее раннее и документальное изображение тверского Кремля. Мы имеем в виду хранившуюся в тверском Спасо-Преображенском соборе икону князя Михаила Ярославича и его матери Ксении, поддерживающих руками миниатюрную кремлевскую панораму — «град Тверь» (рис. 21). Почти каждый автор, писавший о Твери, упоминал об этом изображении, но ни один из них не попытался сделать его предметом специального изучения и извлечь из него все возможные данные, как это было сделано с аналогичными иконографическими памятниками Новгорода и Пскова. Подлинной иконы нам увидеть не удалось, так как мы не могли найти ее следов в коллекциях Тверского музея. В своих суждениях о ней мы пользуемся весьма несовершенным ее воспроизведением по рисунку С. Измайлова, гравированному Э. Лилье и приложенному к сочинению А. Соколова[ref]А. Соколов. Святой благоверный великий князь Михаил Ярославович тверской. Тверь, 1864.[/ref]. Этот рисунок с достаточной точностью передает иконографию памятника. Издатель, интересовавшийся этим рисунком, как иконой «святого» князя тверского, естественно, не придал должного значения изображенной здесь кремлевской панораме. В объяснении к рисункам он пишет: «Снимок с образа св. благ. кн. Михаила и матери его Ксении имеет достоинство замечательной древности. Благочестивой любознательности не безинтересно видеть здесь изображение древней крепости г. Твери. На плане виден собор, построенный в. к. Михаилом; напротив алтаря соборного, как можно заключить по описаниям. Афанасьевский монастырь (где ныне гаупт-вахта). Там же виднеются бывшие палаты великокняжеские с церковью святого Михаила и двор Владычный с крестовою церковью, и др. храмы, бывшие в городской крепости».[ref]А. Соколов. Святой благоверный великий князь Михаил Ярославович тверской. Тверь, 1864.[/ref] Подлинник, по словам Соколова, — 11 вершков длины и 9 вершков ширины хранился в соборной ризнице.[ref]А. Соколов. Ук. соч., стр. IV[/ref] В одной из своих работ Н. Овсянников отзывался об этой иконе как о произведении XVI в., основываясь главным образом на том, что собор еще покрыт «по кружалам», т. е. до перестройки в 1634—1635 гг.[ref]Н. Овсянников. Указатель тверской старины. Тверь 1903, стр. 31.[/ref] А. К. Жизневский, напротив, относил икону к «поздним строгановским письмам» X в., также не аргументируя своего заключения.[ref]А. К. Жизневский. Тверские древности. «Вестник общества древнерусского искусства». 1874, Смесь, стр. 6.[/ref] При отсутствии самого памятника, пользуясь лишь его репродукцией, можно сказать, что определение Жизневского гораздо ближе к истине. Но замечание Овсянникова позволяет уточнить более позднюю дату иконы: Спасский собор имеет здесь еще луковичные металлические главы. Из дозорной же книги Твери 1616 г. мы узнаем, что после большого пожара 1612 г. «верхи у храму были наделаны деревянные».[ref]Дозорная книга г. Твери 1616 г. Тверь, 1890, стр. 13.[/ref] Следовательно, это изображение не может быть отнесено позже, чем к началу XVII в.

Рис 21. Изображение Тверского кремля на иконе XV в.

Однако можно поставить вопрос и иначе. Если отвлечемся от данной иконы Михаила и Ксении, которая очевидно была не единственной в своем роде, подобно тому как в Пскове был ряд икон местного святого князя Всеволода-Гавриила, то в первую очередь возникает вопрос о времени появления подобных церковных изображений основоположника «Тверского града» князя Михаила Ярославича и его матери. «Повесть» о его кончине в Орде в 1318 г., составленная, повидимому, очевидцем события и являющаяся, по признанию исследователей, одним из лучших памятников древнерусской агиобиографии, подверглась в середине XV в. в Твери переработке, превращавшей полусветскую повесть в житие святого.[ref]Н. Серебрянский. Древнерусские княжеские жития. М., 1915, стр. 250—256.[/ref] В это время была создана литературная почва для прославления и двух других героев тверской истории — князей Александра Михайловича и Михаила Александровича;[ref]ПСРЛ, XV, стр. 463—470.[/ref] однако, в связи с обострением московско-тверских отношений дальше их местного почитания в Твери дело не пошло.[ref]Н. Серебрянский. Ук. соч., стр. 257.[/ref] В XIV—XV вв. Москва уже значительно пополнила русский пантеон своими святыми и реликвиями,[ref]Канонизация митрополита Петра (1339); перенесение иконы Владимирской богоматери в Москву (1395); Сергий Радонежский (1422); митрополит Алексей (1481).[/ref] поэтому церковно-политическая деятельность в Твери первой половины XV в. была как бы ответным усилением церковного авторитета соперницы Москвы. Возможно, что в связи с церковным прославлением князя Михаила в первой половине XV в. появился и посвященный ему придел в Спасском соборе.

Можно думать, что в эту же пору, наряду с агиографической литературой, тверские иконописцы начали создавать иконные изображения князя Михаила. Для этого в их распоряжении имелся портрет князя и его матери княгини Ксении на миниатюре рукописи Амартола, исполненной по заказу самого князя Михаила (в 1294) мастером Прокопием. Возможно, что именно этот оригинал и дал повод изобразить на иконе святого князя вместе с его матерью, не пользовавшейся церковным почитанием;[ref]Любопытно, что работа над этой рукописью Амартола была продолжена тверскими мастерами во второй половине XIV в. Д. В. Айналов. Миниатюры древнейших русских рукописей… Краткий отчет о деятельности Общества древней письменности и искусства за 1917—1923 гг.. Л., 1925, стр. 11—35.[/ref] в иконописном же подлиннике он представляется единолично[ref]Н. Барсуков. Источники русской агиографии. СПб., 1882, стр. 371.[/ref]. В этой парной композиции сказалась не только вероятная сила «образца», но и определенный идейный религиозно-политический смысл. В летописной тверской традиции княгиня Ксения выступала вместе со своим сыном как строительница главного собора Твери и видная фигура ранней тверской истории. На иконе они оба держат тверской «град», как бы подъемля его кверху и поручая его судьбу божественному покровительству. В этом смысле культ князя Михаила играл ту же роль небесного патроната, какую в Новгороде играла икона Знамения, во Владимире — культ богоматери, в Пскове — культ князя Всеволода-Гавриила. Таким образом, можно предполагать, что и кремлевская панорама иконы может по своей иконографии восходить к тому же раннему времени, когда сложился и самый тип данной иконы Михаила и Ксении.

[adsense]

Обратимся к описанию кремлевской панорамы (рис. 21). На переднем плане изображена крепостная бревенчатая стена с пятью башнями, из которых три «воротные» — проездные с фланкирующими их «стрельницами» по бокам; башни покрыты шатровыми кровлями, стрельницы — на два ската. Хотя две башни — средняя и правая — не имеют обозначения бревен, они покрыты той же коричневой краской, что и весь «город», т. е. они, несомненно, деревянные.[ref]У Пальмквиста в северо-восточной части Кремля показано три каменных башни, гак же как и на противоположном его конце. В го же время Пальмквист пишет, что «в настоящее время (т. е. в 1674 г.) фортификация состоит из одних только деревянных стен, большей частью обрушившихся, но, по всей вероятности, царь прикажет здесь возвести каменную стену, с башнями, потому что, пока посольство находилось в Москве, одни городские ворота с частью стен уже были возведены из камня, и говорили, что местный архиепископ будто бы взялся за свой счет построить три круглые башни, дабы более расположить царя к укреплению всей крепости» (пит. по статье Линдемана в Трудах II тверского областного археологического съезда, стр. 353). Действительно, в 1674 г. архиепископ Иосаф строил каменную проездную башню «домовою казною» (Писцовая книга Шишкова; Рубцов. Ук. соч., стр. 22). Тогда у Пальмквиста показана неверно и эта единственная каменная башня; она была против моста через ров. Остальные «каменные башни» Пальмквист показал, видимо, «авансом», основываясь на уловленных им слухах. Иконный рисунок ближе к истине, чем кажущийся точным «план» шведского шпиона.[/ref] Внутри Кремля деревянными показаны только два здания: высокая бревенчатая шатровая колокольня (шести- или восьмигранная) и небольшая церковь с полусферическим куполом и луковичной главкой в левой части Кремля. Остальные постройки показаны каменными.[ref]Овсянников писал, что «на этой иконе… написан старый собор с некоторыми окружающими его зданиями, церквами и княжеским дворцом. Все строения вокруг него каменные» (Тверь в XVII веке. Тверь, 1889, стр. 93). Можно сомневаться в точности изображения на иконе и сама она, быть может, давала искаженное представление о первоначальных красках и результате наслоений грязи а, может быть, и записи. Однако ниже мы постоянно проверяем данные иконы показаниями других источников.[/ref] Это две церкви: Спасский собор с боковыми приделами Введения и Дмитрия и высокая многоярусная церковь справа от него. По бокам этой центральной части ансамбля видны фасады каменных построек гражданского характера; из-за их правой группы видны два высоких шатра. Такого же типа, но более низкий фасад иконописец поместил перед собором, закрыв им низ храма; жилое это здание или ограда — сказать трудно, хотя над входов по сторонам изображены два окна или бойницы. Такова немногосложная композиция иконного «тверского града».
Насколько можно пользоваться изображением Кремля для топографических целей, показывает анализ изобразительных приемов его автора. Прежде всего обращает на себя внимание кремлевская стена с пятью симметрично расположенными башнями. В центре и по бокам художник поместил проездные башни с воротами и фланкирующими их «стрельницами», по бокам средней — две глухие башни. Если полагать, что весь Кремль, как и Спасский собор, изображен с восточной стороны, то здесь действительно было бы видно пять башен (по Пальмквисту), причем лишь одна правая (северная) была бы проездной — это Владимирские ворота, замененные в 1674 г. каменной башней.[ref]Рубцов. Ук. соч.. стр. 22.[/ref] Но в целом тверской Кремль имел действительно три проездные башни; кроме Владимирской, выходившей на северо-восток, на юг — к Тьмаке — обращались Тьмацкие ворота, и на северо-запад — к Волге — выводили Волжские ворота. Двое из этих ворот упоминаются летописью при описании осады Твери московской ратью в 1375 г.,[ref]ПСРЛ, XI, стр. 24; XV, стр. 434—435.[/ref] третьи — Владимирские — известны впервые по упоминанию 1408 г. о Владимирском мосте через ров.[ref]ПСРЛ, XV, стр. 474.[/ref] Есть глухое указание, что в 1391 г. «во Тфери доспеша ворота у святого Васильа», но были лч это четвертые ворота ророда, по отсутствию упоминаний о них в дальнейшем,— судить трудно.[ref]ПСРЛ, XI. стр. 125.[/ref] Таким образом, сличая панораму с планом Пальмквиста, можно притти к заключению, что иконник изобразил, так сказать, символическую стену тверского Кремля, перенеся трое его ворот на один условный фасад, чем придал ему определенную для средневекового восприятия конкретность, но лишил это изображение стены всякого значения для анализа топографии тверского Кремля.

Следует принять во внимание и другое возможное толкование панорамы, согласно которому стена Кремля изображена со стороны сухого рва, так что справа оказывается башня Волжских ворот, в центре — Владимирская башня, а слева — предполагаемые Васильевские («у святого Василья») ворота. При этом панорама приобретает реальное значение для исторической топографии Твери.[ref]Доклад аспиранта Э. А. Рикмана. Топография Тверского Кремля в XII—XV вв. на секторе славяно-русской археологии в феврале 1948 г. Э. А. Рикман обратил внимание на неправильность ориентировки плана Пальмквиста, на котором север отклонился примерно на 45° к востоку. Но это влечет за собой признание, что Пальмквист неверно ориентировал здания в Кремле.[/ref]

Что касается расположения зданий внутри кремлевской стены, то и здесь мы вправе относиться к его реальности и топографической точности с большой осторожностью. Однако в общей группировке основных ансамблей иконник относительно правильно выдержал их соотношения при взгляде на Кремль с востока: собор с его колокольней расположен почти в центре, а здания княжеского двора — справа от него, т. е. в северной части изображения, как это и было в действительности.[ref]Рубцов. Ук. соч., стр. 32.[/ref]

Иначе приходится отнестись к изображению отдельных зданий и деталей ансамбля. Как показывает специальное исследование, иконное изображение собора передает его двухпридельную композицию относительно верно.[ref]Н. Н. Воронин. Тверское зодчество XIII—XIV вв. ИОИФ, 1945, № 5.[/ref] То же можно сказать и относительно других памятников Кремля.

Однако кажущийся схематичным и иконописным пояс кремлевской стены при ближайшем рассмотрении имеет интересные реальные подробности. Проездные башни изображены с боковыми фланкирующими ворота «стрельницами», которые упоминаются в летописном рассказе об осаде Твери московской ратью в 1375 г.: москвичи во время штурма «у Тматских ворот мост и стрельницы зажгоша».[ref]ПСРЛ, XI, стр. 24.[/ref] Повидимому, в панораме Кремля отобразился его очень ранний облик: осада 1375 г. имела дело с укреплениями, созданными еще в 1369 и 1373 гг. князем Михаилом Александровичем в связи с обострявшимися отношениями с Москвой[ref]ПСРЛ, XI, стр. 12 и 19.[/ref]. Эти укрепления усиливались в 1387 и 1391 гг., перестраивались в 1394 г.,[ref]ПСРЛ, XI, стр. 93. 125, 156.[/ref] а с 1414 г. начинается ряд опустошительных пожаров: в этом году погорел весь Кремль, в 1443 г.— треть Кремля, в 1449 г. возобновленную стену подожгли у Волжских ворот «Ростопчины дети Иванко до Степу ря»; в 1465 г. снова сгорела половина Кремля.[ref]ПСРЛ, XV, стр. 486. 492. 494, 496.[/ref] Повидимому, стены немедленно возобновлялись, хотя летопись и не отметила этих работ. Кремлевская панорама иконы представляет, таким образом, очень ценный источник для истории крепостной архитектуры Твери XIV—XV вв.

Большой интерес представляет также изображение огромного деревянного шатрового столпа-колокольни, стоящего рядом с собором Спаса и доминирующего над всеми зданиями города. Мы имеем единственное упоминание о постройке колокольни в Твери в 1407 г. «Того же лета во Тфери заложена бысть колоколня около старые великым князем Иваном Михайловичем Тферским в Петрово говенье».[ref]ПСРЛ, XI, стр. 198; XV, стр. 473.[/ref] Четырьмя годами раньше, в 1403 г. «слит бысть колокол святому Спасу благовестник князем Иваном Михайловичем и бысть глас его красен».[ref]ПСРЛ, XI, стр. 188; XV, стр. 470—471.[/ref] Несомненно, что эти два факта взаимно связаны и что здесь идет речь о сооружении колокольни при соборе для вновь слитого «благовестника», т. е. большого колокола. О сооружении «старой» колокольни летописи не упомянули: повидимому, этой постройке не придавалось никакого значения. Новая же колокольня и отливка колокола привлекли внимание летописца. Князь Иван Михайлович (1399—1425) стремился следовать заветам своего отца в деле укрепления политического авторитета Твери[ref]Борьба с удельными князьями кашинскими и холмскими, сложные политические взаимоотношения с Литвой, Москвой и татарами. См. Экземплярский, II, стр. 497—503.[/ref] и укрепления Тверского княжества новыми постройками: в Старице он строил вместе с отцом каменные храмы (1396—1403).[ref]ПСРЛ, XV, стр. 457, 470.[/ref] Сооружение новой звонницы в Кремле имело, несомненно, большой политический смысл. В 1339 г. Иван Калита снял колокол у тверского Спаса и увез с собой на Москву;[ref]ПСРЛ, X, стр. 211.[/ref] возможно, что тверской собор долгое время стоял без звона. Князь Иван Михайлович делает новый большой колокол «красного» звона и строит новую колокольню. Что панорама Кремля изображает именно эту постройку князя Ивана, свидетельствует ее как бы демонстративный масштаб, заставляющий вспомнить, с одной стороны, огромную рубленую вежу посреди стольного города Даниила Галицкого — Холма, а с другой, столетием позднее, столп Ивана Великого в Московском Кремле. Повидимому, подобное же архитектурно-композиционное и идейное значение имела и колокольня тверского Спаса, созданная князем Иваном в обстановке напряженной борьбы за самостоятельность Твери. Возможно, что она горела во время тверских пожаров XV в., но несомненно, что она, так же как и Кремль, вырастала вновь. Писцовые книги конца XVI в. знают церковь «Ивановскую, что во Твери под колоколы»,[ref]ПКМГ, ч. I, отд. 2, стр. 159.[/ref] а в 1616 г. Дозорная книга упоминает «колоколницу болшую».[ref]Дозорная книга, стр. 27.[/ref] На изображении Твери в альбоме Мейерберга мы видим очень тонкий и высокий «столп», увенчанный луковичной главой с крестом, но отстоящий довольно далеко от собора. Повторим еще раз, что в иконной панораме Твери «столп» князя Ивана Михайловича занимает подчеркнутое и масштабно-преувеличенное место.

Обратимся к другому, не менее интересному зданию Кремля.

Против алтарей Спасского собора, к северо-востоку от него, изображена многоярусная церковь, которая не находит себе места в числе известных по летописным данным памятников тверской архитектуры. Храм Афанасьевского монастыря, построенный в XIII в. за алтарями собора, был, как позволяют заключить источники, деревянный, на панораме же изображен каменный храм. На изображении Твери у Олеария[ref]А. Олеарий Описание путешествия в Московию. СПб., 1906, стр. 26.[/ref] мы находим в центре города, повидимому, эту же самую церковь, с ее характерной и своеобразной ярусной композицией. Видеть в этом изображении старый Спасский собор совершенно невозможно, так как это был большой пятиглавый собор с двумя придельными храмами. Собора вообще на гравюре Олеария нет; можно думать, что он видел Тверь, когда старый собор был уже разобран, а новый еще не построен.[ref]Олеарий был в Твери в 1634 г., а новый собор был построен в 1634—1635 гг. Отметим, что вид Твери по немецкой гравюре XVII в., приложенной к изданию Герберштейна, представляет собой зеркальное повторение гравюры Олеария. Ср. Герберштейн. Записки о московитских делах. СПб., 1908, стр. 116 и А. Потапов. Очерк древнерусского гражданского зодчества. «Древности» МАО, XIX, табл. I, рис. 1.[/ref] Отсутствие других храмов на гравюре не должно удивлять, так как они разрушились после пожара 1612 г. Таким образом, можно утверждать, что изображенная на иконе многоярусная церковь — не плод фантазии иконописца, но реальное здание, еще существовавшее во времена Олеария, построенное, повидимому, до начала XVII в.

В Дозорной книге 1616 г. мы впервые встречаемся с упоминанием каменной церкви Ивана Милостивого, находящейся в соседстве с храмами Михаила и Бориса и Глеба при княжеском дворце, собором Спаса и большой соборной колокольней;[ref]Дозорная книга 1616 г.. стр. 13 и 27.[/ref] в конце XVI в. писцовые книги даже объединяют колокольню и ц. Ивана («Ивановская, что во Твери под колоколы»).[ref]ГЖМГ, ч. I, отд. 2, стр. 159.[/ref] Эта связь построек прекрасно совпадает с положением на панораме многоярусного безымянного храма, который мы и назовем церковью Ивана Милостивого. Значительно сложнее вопрос о ее дате.

По справедливому замечанию А. Н. Вершинского, топография тверского Кремля и группировка его зданий сложилась в основном в XIV— XV вв.; позднейшее время — вплоть до XVII в.— не вносило новых существенных изменений в его облик.[ref]А. Н. Вершинский. Возникновение феодальной Твери. «Проблемы истории докапиталистических обществ». № 9—10,. 1935, стр. 120—121.[/ref] Поэтому в первую очередь следует выяснить — не могла ли церковь Иоанна появиться в это время. Как мы видели, в 1407 г. князь Иван Михайлович построил в Кремле огромный рубленый столп соборной колокольни, с которой позже стали связывать и церковь Иоанна. Не могла ли быть построена им и эта последняя, тем более, что на эту мысль наводит и ее посвящение соименному князю святому? Однако, кроме постройки церкви Николы в Старице и колокольни в Твери, летописи больше не говорят о строительной деятельности князя Ивана вплоть до 1421 г., когда им производится ремонт (или перестройка) собора Федоровского монастыря. Но это еще не может опровергнуть сделанное нами предположение. Исследователями было отмечено, что с 1413 по 1421 г. князь Иван «как бы исчезает со страниц летописей».[ref]Экземплярский, II, стр. 503.[/ref] Являлось ли это результатом позднейшей редакционной работы над тверскими записями или следствием каких-либо иных причин,— но этим молчанием о деятельности князя может быть объяснено и отсутствие записи о постройке им нового каменного храма в тверском Кремле. В этом смысле любопытно, что запись 1421 г. открывается сообщением о строительных работах, предпринятых князем в Федоровском монастыре,[ref]ПСРЛ, XV, стр. 488.[/ref] которые могли быть не эпизодом, но звеном в ряду работ. Возможно, что после постройки колокольни с церковью Иоанна «под колоколы», т. е. в ее ниж¬нем ярусе, этот престол был вынесен в особый новый каменный храм. Его датой мы считаем, таким образом, 1413—1420 гг. Его ярусная композиция, кажущаяся необычной для этого раннего времени, находит аналогию в единственном сохранившемся тверском памятнике этого типа — церкви в с. Городне второй четверти XV в.

Правая часть Кремля занята изображением каменных великокняжеских палат в виде высоких зданий с прямолинейными, видимо, двускатными кровлями. Расположение палат к северу от собора отвечает их месту на плане Пальмквиста. Над кровлями палат возвышаются, уменьшаясь как бы в перспективе, три шатровых верха: два из них отмечены церковными главками. О постройке двух каменных храмов при дворце известно из источников — это церкви Бориса и Глеба (1433—1438) и Михаила Архангела (1432—1455).[ref]ПСРЛ, XV, стр. 490—491; 494—495.[/ref] Однако «палатная церковь святого Михаила», повидимому еще деревянная, уже существовала в 1399 г. во дворе князя Михаила Александровича;[ref]ПСРЛ, XV (Рог.), стр. 171.[/ref] едва ли шатры над кровлями дворца принадлежат каменным храмам,— вероятнее предполагать, что это еще старые деревянные храмы при дворе тверских князей. Рядом с шатровым столпом колокольни 1407 г. эти храмы не могут вызвать особых сомнений.

Наконец, последний храм с купольным верхом, но показанный деревянным, изображен в крайнем левом углу Кремля. У нас нет никаких данных для определения имени и даты этой постройки.

Все изложенные выше результаты анализа изображения тверского Кремля на иконе Михаила и Ксении приводят нас к определенным выводам: 1) оно имеет вполне документальный характер, представляя реально существовавшие здания; 2) их состав и характер позволяет утверждать, что явно поздняя икона в этой своей детали следует схеме, сложившейся, повидимому, уже в ранних иконах Михаила и Ксении этого типа в первой половине XV в.; 3) данные этого изображения Кремля могут послужить существенным источником для характеристики тверского зодчества XIV—XV в. и кремлевского ансамбля той поры, а Еместе с тем являются драгоценным документом для истории русского зодчества того времени в целом.

К содержанию 24-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры