Воронин Н.Н. Покров на Нерли

К содержанию журнала «Советская археология» (1958, №4)

(Новые данные раскопок 1954—1955 гг.)

1

Советские археологи за последнее десятилетие обогатили науку открытием десятков неизвестных замечательных памятников древней и средневековой архитектуры народов СССР. Много нового дало и археологическое исследование памятников, давно и широко известных и вошедших в историю искусства. Раскопочные работы по таким памятникам не раз меняли старое, устоявшееся, привычное представление об их первоначальном облике, порой вызывая изумление исследователей.

К числу таких всемирно известных памятников принадлежит храм Покрова на Нерли, созданный зодчими князя Андрея Боголюбского в 1165 г. (рис. 1). Полный сказочной поэтичности образ этого храма с его устремленными ввысь изящными формами и прозрачной системой резного убора сохраняется в памяти каждого видевшего эту подлинную жемчужину русского архитектурного гения.

Храм был посвящен празднику Покрова богоматери, учрежденному Андреем Боголюбоким и владимирским духовенством без согласия митрополита и патриарха. Основная идея праздника — покровительство и заступничество богоматери за Русь и, в особенности, за Владимирскую державу, за владимирского князя и поддерживавших его политику борьбы с дроблением Руси горожан. Эта идея была развита в созданных во Владимире в 60-х годах XII в. церковно-литературных произведениях 1, а княжеские зодчие воплотили ее в первом храме, посвященном русскому празднику Покрова. В этом здании все, от общего замысла до мельчайших деталей, настолько гармонично и целостно, что не возникало сомнений в том, что храм был изначально таким, каким мы видим его сейчас.

Однако с храмом Покрова на Нерли, как и с другими памятниками владимиро-суздальского зодчества, был связан один нерешенный вопрос — о ходе на его хоры. Сейчас в западном членении южной стены храма имеется первоначальный арочный проем, вводящий на хоры и перерезающий аркатурно-колончатый пояс (так как хоры здесь опущены; рис. 1). Нижняя часть проема заложена в позднейшее время кирпичом, и вход превращен в окно. Кладка проема выступает из плоскости стены одним рядом камня. Очевидно, первоначально к входу снаружи примыкал какой-то переход, предполагающий, в свою очередь, стоящую где-то рядом пристройку с лестницей.

Вопрос об этой пристройке привлекал внимание исследователей давно. В 1858 г. владимирский епархиальный архитектор Н. А. Артлебен произвел раскопки около юго-западного угла храма. Он открыл «у южной стены фундамент с закруглением к западной стене; в этом закруглении, вероятно, и была лестница, подобная боголюбовской (т. е, лестничной башне Боголюбовского дворца.— Я. В.). Цоколь этот (т. е. открытой пристройки.— Я. В.) складен обыкновенным в древности способом, т. е. с забуткой в середине булыжником… при отрытии земли найдены были на глубине от 1,5 до 2 ар. украшения какого-то здания, бывшего при церкви, а именно 3 капители, все разных величин и прекрасного стиля, несколько отличающихся от капителей церкви (разрядка здесь и ниже моя.— Я. В.), 3 тонкие каменные плиты 12 вер. ширины и 1 ар. вышины или около того, с изображением грифона и крылатых собак фантастической формы. По бокам плит высечены четверти, что показывает, что плиты вставлялись в пазы тумб и составляли какой-нибудь парапет. Все это указывает на существование значительного и изящного здания близ церкви» 2. В кратком виде эти сведения были повторены исследователем в особом примечании к его докладу, опубликованному в «Трудах I археологического съезда». Здесь он высказал предположение, что резные плиты принадлежали висячему переходу (так как против хода на хоры были найдены в земле «тесанные по арочному шаблону камни») и что «здание, в котором находилась лестница, было, как видно, от церкви отставлено» 3. В газетной заметке об этих исследованиях Н. А. Артлебена сообщалось, что в это же время был открыт «окружающий церковь с трех сторон терем (?)» и «обнаружилось основание терема, сложенное из тесанного белого камня, идущее на глубину аршина на два» 4. Эти сведения подтверждает В. Доброхотов, сообщающий, что ход на хоры храма шел «из боковых приделов» его, обходивших церковь с трех сторон и имевших «одинаковый вид с теми, какие находились при Димитриевском соборе… При юго-западном угле церкви, где виден ее древний выход (с хор.— Я. В.), придел состоял из более обширного квадратного отделения» 5.

Рис. 1. Церковь Покрова на Нерли. Общий вид с южной стороны

Рис. 1. Церковь Покрова на Нерли. Общий вид с южной стороны

Изложенные сведения местных авторов о галереях у Покрова на Нерли не привлекали внимания его позднейших исследователей. Я также полагал, что описанные владимирскими учеными галереи были результатом позднейшего строительства и играли роль «папертей»; равно позднейшими я считал и «паперти» Димитриевского собора. Вход же на хоры храма Покрова на Нерли я мыслил по аналогии с собором Боголюбовского дворца, т. е. в виде лестничной башни и перехода к арочному проему на хоры 6.

Проведенные мною в 1954—1955 гг. раскопки дали интереснейший материал для нового решения этого вопроса.

2

Раскопочные работы 1954 г. начались с участка у южной стены, против входа на хоры, исходя из предположения, что здесь могли сохраниться остатки аналогичной Боголюбовской лестничной башни. Однако была обнаружена не башня, а широкая белокаменная стена, шедшая параллельно стене храма. В связи с этим раскоп был продолжен на запад и восток, сделан также раскоп против западного портала и вдоль всей северной стены храма 7. В итоге выяснилось, что с северной, западной и южной сторон храма в земле лежат надложенные поздней кирпичной кладкой древние белокаменные основания галереи разной ширины с лопатками на внутренней стороне и с гладкой наружной поверхностью (рис. 2). Ширина галереи невелика — в среднем 2.5 м (несколько уже центрального нефа храма). У южной галереи три лопатки: две против пилястр храма по сторонам портала (восточная — 1,26 м, средняя — 1,96 м) и западная против угла храма —1,42 м. В юго-западном углу — лопатка, повернутая под углом 45°. Внутренняя облицовка западной галереи оказалась разобранной.

Рис. 2. План церкви Покрова на Нерли с галереями

Рис. 2. План церкви Покрова на Нерли с галереями

Рис. 3. Стык основания галереи с юго-восточным углом храма

Рис. 3. Стык основания галереи с юго-восточным углом храма

Раскоп против западного портала обнаружил лишь основание лопатки слева от портала. Размещение остальных лопаток определяет схематический чертеж оснований галерей, сделанный при их вскрытии H. А. Артлебеном в 1856 г. 8 (на рис. 2 они показаны пунктиром). На северной стене — две лопатки, почти равные по ширине (1,17 м и 1,21 м)-, против северо-западного угла храма лопатки нет. Толщина основания галереи также неодинакова: юго-восточного — 1.6 м, южного — 0,86 м, в юго-западном
углу основание расширяется до 1,69 м — 1,74 м, толщина западного — 0,92 м, северного и северо-восточного — 0,99 м. Сложенные из прекрасно тесаного крупного камня вышиной 39—42 см с заполнением внутренней полости бутом с очень тонкими швами, основания галереи примыкают к восточным углам храма впритык, оставляя оса- дочный шов (рис. 3). Забутка состоит из булыжника средней величины и обломков известняка на жирном растворе (весовое отношение извести и песка — 2 : 1) с примесью древесного угля 9.

Выяснилась и любопытная подробность кладки основания галереи. В уровне верх-них постелей квадров поверхность забутки оказывалась горизонтальной, как бы «затертой» в плоскости камня. При этом известковый раствор содержал тонкие (до 1 см) и прочно с ним связавшиеся прослойки сероватой глины. Видимо, когда данныи участок был сложен, по нему двигались каменщики, работавшие на смежном участке, или же забутка велась по мере выкладки белокаменной коробки и каждый ряд кладки последовательно забучивался и забутка выравнивалась. По четкости и совершенству техники кладки основания галереи идентичны кладке самого храма (рис. 4), хотя ряды кладки оснований храма и галереи не везде совпадают по уровню.

Рис. 4. 1 — основание северной галереи, 2 — деталь кладки

Рис. 4. 1 — основание северной галереи, 2 — деталь кладки

При первых же обсуждениях работ 1954 г. я встретил почти единодушные возражения оппонентов против трактовки открытых оснований как подземной части, опоясывавшей храм с трех сторон наземной галереи. Я понимал, что как моим товарищам, так и мне самому очень трудно отказаться от привычного облика прославленного памятника. Мои оппоненты предлагали различные решения вопроса о назначении открытых фундаментов (об этом будет сказано ниже), но главным доводом было предположение, что галереи окружили храм позднее, что первоначально он был задуман таким, каким мы его видим теперь, т. е. без галереи. Однако одновременность сооружения галереи и храма с бесспорностью доказывается установленной раскопками 1954 г. и, особенно, 1955 г. интереснейшей историей строительства церкви Покрова на Нерли.

Рис. 5. Раскоп у юго-западного угла храма. Слева — западный профиль, справа — фасад кладки фундамента и основания храма. 1 — гумус; 2 — песок; 3 — глина; 4 — песок с глиной, супесь; 5 — известь, известковый щебень; 6 — кирпичный щебень

Рис. 5. Раскоп у юго-западного угла храма. Слева — западный профиль, справа — фасад кладки фундамента и основания храма. 1 — гумус; 2 — песок; 3 — глина; 4 — песок с глиной, супесь; 5 — известь, известковый
щебень; 6 — кирпичный щебень

Храм стоит теперь среди равнинной нерльско-клязьминской поймы на пологом холме, подпрямоугольной формы, поднятом над летним зеркалом реки примерно на 6,02 м. Во время весеннего разлива храм остается на небольшом островке, едва выступающем над уровнем воды. При сильных же половодьях вода подходит к самым стенам здания и льдины порой бьют его цоколь. Казалось, что зодчие избрали естественный холм в устье Нерли и на нем поставили храм.

Однако раскопки 1954 г. выявили совершенно необычную конструкцию и мощность подземной части этого сравнительно небольшого и изящного здания. Раскоп у юго-западного угла храма (рис. 5) показал, что на глубину 3,70 м от плинта цокольного профиля (принятого за 0 для всех раскопов) вниз идет девять рядов великолепной «стенной» кладки из чисто тесанных блоков (высотой 38—46 см) с тонкими швами и с раскреповкой под базами фасадных пилястр. Кладка исключительно четкая с сильной перевязкой рядов. Ниже из плоскости кладки выступает платформа обычного фундамента из булыжника средней величины на тощем известковом растворе (весовое соотношение извести и песка — 1:5) с сильной примесью угля (от кусочков в 3 см3 до угольной крошки). Бутовый фундамент имеет глубину 1,60 м; его подошва лежит на глубине 5,30 м от плинта цоколя. Общая глубина скрытого в земле основания храма равна почти половине высоты фасада храма — от плинта цоколя до середины аркатурно-колончатого пояса.

Стратиграфия на этом участке была нарушена, так как пространство между основанием храма и галереи с западной и юго-западной сторон было в позднейшее время использовано для устройства хозяйственных подвалов, а затем засыпано песком и мусором. Поэтому загадка необычной конструкции основания храма не была разгадана.

Рис. 6. Раскоп в южном нефе храма. Слева — фасад кладки основания храма; справа — западный профиль. (Видна кладка основания столба и ленточного фундамента; в заполнении — две прослойки от двух этапов сооружения храма)

Рис. 6. Раскоп в южном нефе храма. Слева — фасад кладки основания храма; справа — западный профиль. (Видна кладка основания столба и ленточного фундамента; в заполнении — две прослойки от двух этапов сооружения храма)

При обсуждении материалов раскопок 1954 г. специалистами высказывались увлекательные предположения, что храм первоначально стоял на высоком «пьедестале» и имел высокие лестницы к порталам, что внутри его должна быть либо усыпальница-крипта, либо крытое сводами помещение для хранения ценностей и т. п. Это заставило провести в 1955 г. исследование внутри храма.

Раскоп в южном нефе храма против южного портала (рис. 6) показал, что все пространство от существующего пола до платформы бутового фундамента заполнено плотным совершенно стерильным темно-коричневым глинистым супесчаным грунтом, сходным по своей консистенции с береговыми супесями Нерли. В уровне платформы фундамента, в желтовато-зеленом суглинистом материковом грунте, обнаружены сгнившие кусочки веток и коры ивняка-тальника, покрывающего и сейчас нерльские берега. Следовательно, платформа фундамента лежала в уровне дневной поверхности, и место, где строился храм, было в 1165 г. почти равнинным пойменным берегом. В его грунт и был уложен обычный для владимирских построек этой поры бутовый фундамент храма, причем основания стен и столбов были перевязаны ленточным фундаментом (из хорошо подобранного, уложенного плашмя плоского булыжника), образовавшим прочный каркас основы здания.

Но зодчим надлежало поднять основания храма до отметки весеннего половодья, высоко заливавшего низменную пойму. Поэтому строители стали возводить на платформе фундамента геометрически четкие «стены» из чисто тесанного камня и, выведя их на четыре ряда кладки, засыпали внутреннее пространство чистым береговым грунтом и утрамбовали его. Этот момент строительства убедительно зафиксирован в стратиграфии засыпи тонкой прослойкой белокаменной крошки меж основа¬ниями стены и столбов. Она расположена на уровне четвертого ряда камня, т. е. на высоте 1,60 м, позволявшей каменщику вести первую «захватку» кладки без подмостей. Следующие четыре ряда кладки каменщики возводили, стоя на насыпном грунте заполнения внутренней площади храма. На уровне восьмого с низу ряда кладки этот грунт перекрыт более значительным слоем отесков камня, отложившимся в процессе возведения стен, столбов и сводов самого храма.

Таким образом, строители очень просто решили сложный вопрос обеспечения прочности постройки, заложенной в условиях затопляемой местности. Именно прием постепенной засыпки оснований храма плотным грунтом заставил мастеров возводить их из чисто тесанного камня. Это обеспечивало геометрическую четкость плана оснований и строгую вертикальность их поверхностей, что было бы почти невозможно при обычной бутовой кладке и ее постепенной засыпке.

Рис. 7. Раскоп у северо-восточного угла храма. Слева — фасад кладки основания храма; справа — западный профиль. (В заполнении видна строительная прослойка, свидетельствующая об единовременности сооружения оснований храма и галереи)

Рис. 7. Раскоп у северо-восточного угла храма. Слева — фасад кладки основания храма; справа — западный профиль. (В заполнении видна строительная прослойка, свидетельствующая об единовременности сооружения оснований храма и галереи)

Раскоп у северо-восточного угла храма (рис. 7) вскрыл совершенно аналогичную картину засыпки оснований храма с внешней стороны. Здесь также в грунте у платформы фундамента найдены кусочки истлевших веток тальника, отмечающие дневную поверхность 1165 г. В том же уровне четвертого снизу ряда регулярной кладки идет слой белокаменных отесков, отмечающий границу начала второй «захватки». Особенно существенно, что этот слой подходит к кладке оснований галереи. Это доказывает, что они возводились одновременно с основаниями самого храма. Основания галереи выполнены, как уже сказано, в той же самой технике кладки, что и основания храма, но, рассчитанные на меньшую нагрузку, они заложены несколько мельче: подошва бутового фундамента лежит на глубине 4,57 м от плинта храмового цоколя, т. е. заложена на 70—73 см выше, соответственно выше и уровень платформы фундамента (3,17 м).

Одновременно с возведением оснований храма и галереи и засыпкой их внутренней полости производилась подсыпка грунта и снаружи здания, постепенно образовавшая пологий искусственный холм.

Раскопки участка к северу от храма показали 10, что под стерильными намывными слоями песка и ила, в которых прослежено несколько поздних погребений, лежит древняя поверхность описанного насыпного искусственного холма. Его склон шел параллельно северной стене храма и против его северо-восточного угла закруглялся и поворачивал на юго-восток. Холм имел, видимо, довольно регулярную форму плоской усеченной пирамиды с мягко скругленными углами. Поверхность холма была предохранена от размыва вымосткой из туфовых и белокаменных плит, вдавленных в грунт и политых известковым раствором (рис. 8 и 9), Против северовосточного угла храма и галереи, где с их покрытий водометы сбрасывали дождевую воду, в вымостку были вмазаны тесанные из белого камня желоба. Два таких камня уцелели на месте. Несколько восточнее их, на повороте холма, сохранилось бутовое основание, возможно предназначавшееся для каменного креста или какого-либо изваяния. Вымостка холма тождественна по своей технике с мостовой дворцовой площади Боголюбовского замка. Она в нескольких местах была нарушена упомянутыми поздними погребениями.

Рис. 8. Северный раскоп. План вымостки северного склона холма

Рис. 8. Северный раскоп. План вымостки северного склона холма

Северная кромка замощенного холма шла параллельно северной стене галереи на расстоянии 6,0 м, его подошва — на расстоянии 9,30—9,50 м. Отметка горизонтальной площадки холма несколько ниже шва второго ряда камней цоколя храма (90 см). Длина склона к северу — 3,30—3,50 м, его общая высота здесь незначительна — всего
1,60 м. Далее к северу насыпь была почти горизонтальной, и. на ее поверхности сохранился лишь слой известкового раствора, на котором лежала исчезнувшая вымостка. Подобный же известковый слой был прослежен в разведочных шуфрах, на склоне холма против западного портала храма и к востоку от апсид. Здесь он также лежал на слое насыпного темно-коричневого супесчаного грунта. Верхняя кромка западного склона холма находилась всего в 2 м от наружного контура галереи, а обрез водного зеркала, судя по современному его положению, лежал в 14 м от верхней кромки склона; его падение на этом расстоянии равнялось 5,0—5,10 м. Этот склон был, конечно, также покрыт камнем до обреза воды. Можно думать, что от реки по склону холма были устроены каменные лестницы, подводившие к входам в галерею и храм. С южной стороны не сохранилось и такого слоя. Разрушенность облицовки холма с востока объясняется тем, что с этой стороны во время разлива его размывало течение Нерли, а с юго-запада — сильное течение Клязьмы. Здесь, против западного склона холма, дно старицы буквально завалено белокаменными и туфовыми плитами, сорванными со склона и сползшими в реку. Следовательно, в древности все склоны искусственного пирамидального четырехугольного холма, на котором возвышался храм, были прикры¬ты белокаменным панцирем 11.

В свете изложенных данных история постройки храма рисуется теперь следующим образом. Место его сооружения было, видимо, указано Андреем Боголюбским, строившим храм в память сына Изяслава, скончавшегося в 1165 г. от ран, полученных в победоносном болгарском походе 1164 г. Храм был построен в один сезон 1165 г. 12.

Рис 9 Северный раскоп. Общий вид вымостки холма с востока

Рис 9 Северный раскоп. Общий вид вымостки холма с востока

Его строили, видимо, те же мастера, которые сооружали Боголюбовский замок и дворец (1158—1165). Об этом свидетельствует, в частности, мастерство кладки, сходство известкового раствора с примесью угля и техника устройства вымостки. Участок пойменного берега, намеченный князем под постройку, примерно на 2,5 м возвышался над уровнем летнего зеркала реки, тогда как отметка разлива подымалась над уровнем этого участка еще на 2—3 м 13. Строители не отказались от выполнения исключительно сложного и опасного княжеского заказа. Они отрыли рвы для фундамента храма и его ленточных фундаментов и галереи в плотном слое пойменного мелкозернистого четвертичного песка с илистыми связующими линзами, заглубив рвы храма на 1,60 м (несколько выше летнего уровня реки) до черной туго-пластичной верхнеюрской глины с включениями вивианита и неминерализованной древесины, обнаружив хорошие знания строительной геологии 14. Далее они в два приема вывели из чисто тесанного камня высокие
основания стен и столбов храма и галереи до угметки разлива, дважды обсыпав их снаружи и внутри жирным илистым супесчаным грунтом с плотной утрамбовкой. Превосходная кладка оснований и прочность грунтового «корсета» гарантировали их устойчивость, так что зодчие не сделали никаких подземных арочных перемычек, дополнительно связывающих основания столбов и стен. Искусственный холм высотой 2,9—3 м был облицован белокаменной и туфовой вымосткой, предохранявшей его от размыва вешними водами. Существенно отметить, что два ряда кладки под плинтом цокольного профиля храма оставались над поверхностью Холма. Местами на этих рядах камня сохранилась поздняя окраска в северовато-стальной тон. Насыпь холма поднималась почти до нижнего шва второго ряда кладки цоколя. Таким образом, первоначально храм был выше на 0,80—0,84 м, и его основной объем был еще стройнее, чем теперь.

Такова строительная история Покрова на Нерли.

Обратимся к вопросу об открытой раскопками окружавшей храм галерее.

3

Белокаменная кладка основания галереи сохранилась на равную высоту. Выше всего она у юго-восточного угла, где ее верхний ряд лежит на уровне 0,86 м, т. е. доходит до нижнего шва второго ряда камня цоколя или, иначе, до дневной поверхности холма. На остальных участках она разобрана глубже: южная сторона — до 1,67 м, в юго-западном углу — до 2,82 м (последний ряд кладки) и до 1,63 м, западная сторона — до 1,34 м и северная—до 1,64 м. Таким образом, вся наземная часть галереи исчезла, и мы лишены твердых и бесспорных оснований для ее реконструкции.

Прежде всего надо сказать о широкой юго-западной части галереи. Не может быть сомнений в том, что она была связана с ходом на хоры. Внутри этой широкой части помещалась лестница, начинавшаяся в се-верном ее торце и оканчивавшаяся в ее восточной части, против арочного проема в южной стене храма. Несомненно, что юго-западная часть галереи поднималась до уровня хор. Следовательно, вход на хоры был решен своеобразно — не в виде лестничной башни, а в виде Г-образной «лестничной стены». Известно, что в ряде древнерусских храмов XII в. лестница на хоры помещалась в толще стены самого храма. Строители Покровской церкви повторили тот же прием, но они как бы «вынули» кусок стены с лестницей и поставили его рядом с храмом. Весьма вероятно, что к сводчатому перекрытию лестницы и относятся найденные здесь Н. А. Артлебеном «тесанные по арочному шаблону камни».

Сложнее решение вопроса об остальной части галереи. Я уже говорил, что при обсуждении этой темы большинство специалистов высказало мнение, что открытые основания не могли принадлежать галерее, так как формы храма законченны и совершенны, явно рассчитаны на их свободное обозрение и мысль о закрывающей храм галерее недопустима. Поэтому мои оппоненты предполагали, например, что на открытых раскопками основаниях шел всего лишь невысокий парапет до уровня цокольного профиля, так что храм оставался всесторонне обозримым. Мощность фундамента при этом объяснялась желанием зодчих дополнительно обеспечить прочность оснований храма. Другие, соглашаясь, что это была галерея, считали ее, однако, «позднейшей обстройкой» и «искажением» первоначального образа храма. Однако последнее возражение, как указывалось, отпало после раскопок 1955 г., показавших, что основания галерей закладывались одновременно с храмом.

Рис. 10. Борисоглебский собор в Чернигове XII в. Реконструкция архитектора Н.В. Холостенко

Рис. 10. Борисоглебский собор в Чернигове XII в. Реконструкция архитектора Н.В. Холостенко

Я считаю, что храм был опоясан именно галереей-гульбищем, связанной с лестничной стеной. Соображение, что храм без галереи «лучше» и что он не был рассчитан на его обноску одноэтажной обстройкой, легко отводится указанием на постепенную обстройку дворцового собора в Боголюбове примкнувшими к нему с обеих сторон переходами, причем каждая часть ансамбля обрабатывалась всесторонне, хотя было известно, что данная часть фасада заведомо будет закрыта пристройкой: у собора — переходом, у перехода — башней, у башни — снова переходом. Такова была совершенно «нелогичная», с нашей, современной, точки зрения, система работы владимирских мастеров. И если бы до наших дней сохранился только дворцовый собор Боголюбовского замка, а башню и переход реконструировал археолог, то и относительно этого памятника, несомненно, говорили бы, что собор «лучше» без пристроек. Однако эти одновременные пристройки — факт, и с ним приходится считаться.

Рис. 11. Дмитриевский собор во Владимире до уничтожения галереи и лестничных башен

Рис. 11. Дмитриевский собор во Владимире до уничтожения галереи и лестничных башен

Мощные фундаменты вокруг Покрова на Нерли были рассчитаны, конечно, не для установки легкого парапета. К тому же таких устройств вокруг храмов того времени мы пока не знаем. Предположение, что эти глубокие фундаменты имели смысл дополнительного обеспечения оснований храма, совсем невероятно, так как конструкция этих последних достаточно солидна, чтобы гарантировать здание от любых случайностей. Если бы обноска храма глубоко заложенными стенами имела это чисто инженерное значение, то они могли бы быть сложены в виде бутовой стенки. Однако они велись в той же технике, что и основания храма, т. е. с расчетом на выведение стен на поверхность. Напомню, что и насыпной холм был одет прочным панцирем — каменной вымосткой, так что храм совершенно не нуждался в дополнительных ин¬женерных устройствах.

В то же время мы знаем, что тип храма с галереями был характерным для XI—XII вв. от Десятинной церкви и Софийского собора в Киеве до ближайших современников Покрова на Нерли — Борисоглебского собора в Чернигове (рис. 10) и церкви во Вщиже. В последующие столетия галереи исчезают из архитектурной практики, возрождаясь вновь в XVI—XVII веках в виде папертей при храмах. Если в черниговском храме галерея была глухой, так как она служила усыпальницей 15, то во Вщиже галерея была открытой; такой ее и представил в своей интересной реконструкции Б. А. Рыбаков 16. Эту реконструкцию можно и должно детализировать и уточнить. Думаю, однако, что галерея Вщижской церкви строилась также одновременно с храмом и не была последующей обстройкой, как полагал Б. А. Рыбаков. Несомненно, изначальной галереей был опоясан и грандиозный Благовещенский собор 1186 г. в Чернигове 17. Поэтому я не вижу ничего неожиданного в том, что и храм Покрова на Нерли изначально был опоясан галереей. Вероятнее всего, она имела характер открытой аркады, гармонировавшей с общим строем форм храма.

Думаю, что в этом отношении Покров на Нерли был не одинок и в кругу владимиро-суздальского зодчества. В. Доброхотов очень метко сопоставил галереи Покрова с обстройками Дмитриевского собора, которые позднейшие исследователи (среди них и автор данной статьи) единодушно относили к его искажениям в XVI в. Внимательно вглядываясь в старые рисунки (рис. 11), убеждаешься, что «реставраторы» Николая I уничтожили не только древние двухчленные лестничные башни, но также древние, хотя и очень искаженные позднейшими ремонтами, белокаменные глухие галереи. Видимо, древними были и галереи не дошедшего до нас собора Рождественского монастыря во Владимире (1192—1195). Собственно галерея была создана и при обстройке Всеволодом III Успенского собора во Владимире; только здесь она была закрытой и «двух-этажной».

Если факт наличия галереи у Покрова на Нерли легко доказуем, то конкретная реконструкция ее облика, конечно, надолго останется предметом споров и гипотез. Тем не менее попытку такой реконструкции следует сделать.

Публикуемый ниже эскиз реконструкции Покрова на Нерли, как и вспомогательные чертежи (рис. 13—15), разработаны на основе данных раскопок 1954—1955 гг. совместно с архитектором Б. П. Дедушенко, детально изучившим и обмерившим памятник в 1947—1951 гг., и архитектором Я. Н. Трофимовым, осуществившим дополнительные изменения в реконструкции 18. Как сказано выше, я полагаю, что галерея имела характер открытой аркады, наилучше гармонирующей со строем форм самого храма. В этом направлении и разрабатывался эскиз реконструкции 19.

План храма с галереями, дополненный в части западной галереи по данным чертежа 1858 г. (рис. 2), показывает, что внутренние лопатки галереи согласованы с вертикальными членениями храма: они сделаны против фасадных пилястр храма по сторонам порталов. В части лестничной стены, представлявшей глухой массив, сделана широкая лопатка против юго-западного угла храма и угловая лопатка, повернутая под 45° к стенной плоскости. Эти лопатки, видимо, имели главным образом конструктивный смысл и, может быть, были связаны с устройством перекрытия галереи в части около входа на хоры; в то же время они членили глухую плоскость лестничной стены. Подобная угловой юго-западная лопатка была и в противоположном, северо-западном углу. Можно думать, что угловые пролеты аркады галереи здесь были также глухими, перекликаясь с глухим массивом лестничной стены и замыкая отвечающую тройному членению фасадов храма открытую трехпролетную часть западной галереи. Открытыми были и три пролета с северной стороны, замкнутые с запада глухой аркой.

Рис. 12. Камень от опоры аркады галереи

Рис. 12. Камень от опоры аркады галереи

Основание аркады галереи могло решаться двояко. Его кладка могла подниматься на два ряда камня над землей, достигая уровня плинта цоколя храма и образуя внешне аналогичный храму приподнятый сплошной цоколь. При этом решении под галереей возникал бы обход со сплошным «парапетом» в основании. Этот вариант мало вероятен, так как при этом вокруг храма образовался бы своеобразный «лоток», в котором задерживались бы осадки. Кроме того, такой цоколь галереи сокращал бы высоту опор аркады, делая их более грузными, противоречащими общему легкому строю форм самого храма. Поэтому более вероятно иное решение, при котором основание галереи лишь немного выступает над поверхностью земли, не образуя высокого парапета, закрывающего цоколь храма, и обусловливая большую высоту опор аркады. Таким образом галерея образовала крытый обход вокруг храма. Вероятно, он был вымощен, так же как и холм, белокаменными плитами, так как лишь немного поднимался над уровнем мостовой. К порталам же должны были подводить небольшие лестничные площадки.

Для суждения о характере самой аркады решающее значение имеет белокаменный фрагмент, найденный в контрольном шурфе к востоку от северо-восточного угла храма и галереи и не находящий, как и рельефы, открытые Н. А. Артлебеном, места в убранстве храма. Это камень с полуколонной 20 на одной стороне и частью крупного растительного мотива на смежной плоскости (рис. 12) 21.

Рис. 13. Схема реконструкции столба галереи

Рис. 13. Схема реконструкции столба галереи

Характер полуколонны, ее скошенность и размер не позволяют считать ее лицевой фасадной полуколонной, которая должна быть симметричной и более крупной. Это, бесспорно, элемент косяка проема типа портала, где полуколонка помещается в углу и должна быть сравнительно тонкой и асимметричной. Данный камень был крайним внутренним камнем проема, так как смежная с полуколонной плоскость занята началом развивавшегося далее на соседнем камне растительного побега. По аналогии с применением подобной угловой колонки в порталах и профилировке пилястр владимиро-суздальских храмов можно с уверенностью предполагать, что с другой, фасадной стороны помещалась более крупная полуколонна на плоскости фасада. На это указывает и наличие внутренних лопаток галереи. Как правило, во владимиро-суздальском зодчестве внутренним лопаткам отвечают лопатки или полуколонны фасадов. При этом отнюдь не обязательно, чтобы в основании этих членений-лопаток, или полуколонн, были соответственно выступы в кладке цоколя 22. Описанный камень входил в конструкцию опорного столба аркады. Схема его реконструкции представлена на рис. 13.

Что подобные полуколонны имели место в составе элементов декора галереи, подтверждает сообщение Н. А. Артлебена о находке им при раскопках у юго-западного угла храма трех капителей «прекрасного стиля, несколько отличающихся от капителей церкви» 23. На рис. 14 представлена схема реконструкции плана Покрова на Нерли с размещением столбов галереи. Эта схема убеждает в органичности замысла сооружения в целом и логической взаимосвязи плана храма и галереи.

Правомерность реконструкции опор галереи подтверждается и ближайшими аналогиями. Пилястр дворцового собора Боголюбовского замка имеет рядом с лопаткой, несущей полуколонну, угловую полуколонну 24. Проем входа в помещение дворцовой стражи под северным переходом к дворцу был обрамлен, видимо, одной угловой колонкой, подобной нашему фрагменту 25. Предлагаемая реконструкция опоры аркады оправдана и согласованностью ее с формами самого храма: опора характеризовалась теми же элементами вертикальности, перекликаясь с пучками вертикалей пилястр храма. В этой связи можно думать, что и орнаментация вертикальной плоскости арочного пролета должна реконструироваться не в виде расположенных друг над другом статичных изолированных растительных мотивов, как в убранстве Дмитриевского собора, а в виде единого развивающегося по вертикали, как бы растущего ввысь побега. Легкость опор и арок аркады, их вытянутые пропорции, гармонировавшие со строем форм самого храма, усиливались развитием по вертикали как бы «вышитого» растительного мотива.

Аркада завершалась горизонталью парапета. Он закрывал колончатый пояс храма — существеннейший элемент системы его фасада. Поэтому можно думать, что на парапете этот мотив был повторен. Это предположение подкрепляется ближайшей аналогией переходов к хорам в Боголюбовском дворце. Пояс галереи, скорее всего, имел колонки не «висячие», а врезанные в плоскость стены (как на переходах Боголюбовского дворца и на фасаде второго этажа лестничной башни). Здесь пояс приобретал значение как бы «балясин», перил деревянной постройки.

nerli-13

Однако размеры (высота) пояса не лимитировались высотой собственно парапета и уровня пола гульбища; при зависимости от величины парапета пояс образовал бы горизонтальную полосу коротких колонок, что резко противоречило бы устремленным вверх формам храма. Как на самом храме пояс был помещен безотносительно к уровню хор, так, помещая пояс на фасадах галереи, мастера могли не считаться с уровнем ее пола. Длинные и стройные колонки образовали ритм частых вертикалей, восполняя закрытый парапетом колончатый пояс храма. Возможно, что в оформлении фасада галереи была повторена и лента поребрика. Едва ли она была сплошной. Вероятнее, что она имела цезуры, вторя разрывам поребрика пилястрами на фасадах храма (ПЗ).

Подтверждением гипотезы о наличии в уборе парапета галереи колончатого пояса служит обломок фуста колонки пояса, аналогичный по размерам колонке храма; он найден вдавленным в разрушенном участке вымостки северо-восточного угла холма. Колонки апсиды жертвенника восточного деления северного фасада храма сохранились доныне неразрушенными. Следовательно, колонка могла принадлежать только галерее. Очевидно, что к этому же поясу принадлежал и найденный в восточном шурфе (против восточного торца северной галереи) обломок капители колончатого пояса, идентичный по рисунку капи¬телям пояса храма.

Сложнее вопрос о перекрытии галереи, образовавшем открытую площадку-балкон вокруг храма, на которую можно было попасть через стенную лестницу. Каков был характер перекрытия, мы не знаем. Это, во всяком случае, не было арочно-сводчатое перекрытие. Сопряжение арок со сложно профилированными фасадными пилястрами храма было трудно, осуществимо и потребовало бы глубоких вырубок для арочных пят; следов же таких вырубок нет. Поэтому я полагаю, что перекрытие было деревянным — на балках. В древнерусском зодчестве мы знаем случаи устройства хор не на каменных сводах, а на деревянном накате. В этом решении меня убеждает и то, что перекрытие могло примкнуть к стене храма лишь в единственном месте — узкой горизонтальной полосе меж консолями колончатого пояса и архивольтами порталов. Правда, здесь нет следов, гнезд балок. Следует, однако, вспомнить, что западные деления боковых фасадов Дмитриевского собора, где были целые арочные проемы входов на хоры, теперь так мастерски покрыты перенесенными с башен рельефами и прорезаны новыми сложно профилированными окнами, что если бы мы не знали точно (по натурным данным и источникам) о первоначальных дверных проемах, то мы бы никогда не поверила в их существование. На стенах Дмитриевского собора также нет никаких следов от арок или балок перекрытия окружавшей его галереи.

В пользу изложенной гипотезы говорит и то, что угловые лопатки, грани которых расположены под углом в 45° к смежным стенным плоскостям, не могли служить опорой для коробовых сводов. Как и другие лопатки, они свободно поднимались почти на всю высоту глухих стен. С внутренними лопатками галереи наиболее рационально как в конструктивном, так и в художественном отношении сочетается плоское перекрытие из дубовых брусьев-балок с деревянным накатом. Предлагаемая на рис. 15 схема конструкции этого перекрытие предусматривает систему, требующую минимального количества гнезд в стенах храма: их всего три — по одному в середине каждого фасада, куда заложены концы несущих балок. Вдоль стен храма и галереи уложены продольные балки, спирающиеся как на поперечные балки, так и на внутренние лопатки га-лереи; в ее восточных углах следует предположить закладку концов балок, в гнезда, а в западных углах концы балок опирались на угловые лопатки. Балки могли быть орнаментированы резьбой или росписью. Централь¬ные поперечные балки были приподняты по отношению к углам галереи, образуя необходимый для отвода осадков уклон пола гульбища к угловым, водометам (ПЗ).

Снаружи настил, вероятно, был изолирован от осадков. Эту задачу княжеские зодчие могли успешно разрешить, так как они обладали ре-цептом водонепроницаемого известкового раствора, который, в частности, обеспечил от проникновения мощных грунтовых вод пол Ростовского Успенского собора 1162 г. 26. Плотная заливка подобным раствором надежно изолировала деревянное перекрытие от влаги. Существенно, что при раскопках галереи как внутри нее, так и снаружи найдено несколько обломков поливных половых плиток, свидетельствующих о наличии май-оликового пола на гульбище. Обломки желтых и зеленых плиток найдены также и в слое, прикрывающем вымостку северной части холма. Учиты¬вая упругость деревянного перекрытия и возможность быстрого растрескивания известковой основы плиточного пола, мастера могли применить укладку плиток на глине, также хорошо обеспечивавшей водонепроницаемость покрытия. Однако при всем этом деревянная конструкция не была долговечной и должна была быстро обветшать, тем более, что после разрушения Боголюбовского замка сначала рязанскими войсками, а потом монголами храм Покрова на Нерли был, видимо, в длительном запустении.

Таким образом, консоли колончатого пояса храма, явно рассчитанные на свободное рассмотрение их снизу (вспомним, что их маски наклонены к зрителю), оказывались на уровне пола, и их смысл пропадал. Эта во-пиющая, с нашей точки зрения, «нелогичность» работы зодчих может быть лишь вновь сопоставлена с историей строительства ансамбля Боголюбовского дворца, о которой упоминалось выше. Там пояс колонок храма был прикрыт переходом, так что консоли оказались под его аркой, а наружный пояс северного торца перехода оказался внутри верхнего помещения лестничной башни. Таким образом, эта «нелогичность» строительства является на деле его своеобразной системой и не может служить возражением против существования галереи у Покрова на Нерли.

Пол галереи был ниже уровня пола хор. Поэтому к входу на хоры вела небольшая лесенка. Весьма вероятно, что ее марши шли не только прямо к двери, но и в стороны — к востоку и к западу, чтобы к двери можно было подойти с любой стороны. Возможно, что в связи с этим здесь и были сбиты колонки пояса (теперь они здесь новые — литые из раствора). Такая же лестница к хорам, ведшая с открытого перехода к храму, известна из рассказа Ипатьевской летописи о смерти князя Владимира Галицкого. Когда посол Изяслава Петр Бориславич был с бесчестием выгнан Владимиром, князь пошел по переходам на хоры дворцовой церкви Спаса к вечерне; отсюда — сверху — он увидел уезжавшего посла и выругался ему вслед. После вечерни «Володимир же поиде от божници и якоже бы на том месте на степени (разрядка моя.— Н. В.) идеже поругася Петрови, и рече: «оле те некто мя удари за плече» и не може с того места ни мало поступити, и хоте летети, и ту подъхытиша и под руце и несоша и в горенку…» 27. Из этого живого рассказа совершенно ясно, что перед входом на хоры была лестничная площадка и князь чуть не упал, когда его постиг удар, так что его едва успели подхватить. Такая лестница была, конечно, также деревянной.

4

Если галерея имела характер сквозной аркады, легкие пропорции которой созвучны строю пропорций самого храма, то массив лестничной стены резко контрастировал с ней: его фасады были глухими, их прорезывали узкие щелевидные окна, освещавшие лестницу на хоры. Можно думать, что этот контраст зодчие сохранили сознательно: особая обработка фасадов лестничной стены выделяла эту функционально особую часть здания. Здесь, видимо, не было фасадных полуколонн. В этом отношении фасад лестничной стены напоминал также глухой и строгий фасад северного перехода Боголюбовского дворца 28 и также более скупую, чем у храма, обработку фасадов башен и галереи Дмитриевского собора (рис. 11).

Лестничная стена, скорее всего, завершалась, как и галерея, парапетом. Вероятно, что он также был украшен колончатым поясом. В реконструкции здесь дан пояс иного типа, чем на парапетах галереи, — с колонками на консолях, как и на самом храме. Такое решение также оправдано аналогией с ансамблем Боголюбовского дворца, где лестничная башня, как и самый собор, в отличие от переходов, имеет пояс из колонок на консолях 29.

Над восточной половиной южной стены следует предполагать возвышающуюся надстройку-палатку, прикрывавшую щель внутристенной лестницы. Вопрос о характере ее покрытия может решаться двояко: оно могло быть прямолинейной двухскатной кровлей (по аналогии с горизонтальными перекрытиями переходов Боголюбовского дворца), или же палатка завершалась закомарой. В реконструкции принят последний вариант. Существенно, что в западном членении южного фасада храма не помещены две женские маски, которые проходят по всем остальным фасадам. Здесь зодчие, видимо, учли, что рельефы при взгляде снизу не будут видны из-за этой надстройки.

Рис. 16. Резной камень из раскопок Н. А. Артлебена. Барс.

Рис. 16. Резной камень из раскопок Н. А. Артлебена. Барс.

Весьма вероятно, что на парапете противоположного, северо-западного угла галереи, имевшего глухие арки, была звонница. Колокола упоминаются во Владимире в третьей четверти XII в. 30. Они были очень невелики и, как полагал Е. Голубинский, вешались на особых стенках, надстраивавшихся «на прилегавшие здания» 31. Звонница могла иметь характер легкой двух- или трехпролетной аркады, вторившей аркаде галерей. В то же время она вносила равновесие в композицию храма в целом, отвечая возвышавшейся над галереей с юга лестничной палатке, и придавала как бы «конструктивный» смысл прочным глухим аркам северо-западного угла, несшим звонницу. На
реконструкции звонница не показана ввиду отсутствия точных данных о ее характере.

Лестничная стена имела большие внутренние и внешние стенные плоскости, несомненно имевшие какой-то декоративный убор.

Думаю, что к их убранству и принадлежат рельефы, найденные при раскопках Н. А. Артлебена именно здесь, у юго-западного угла храма. Три из них сохранились полностью, один — фрагментарно; это парные рельефы. На одной паре изображены поднявшиеся в прыжке барсы (рис. 16; размеры 79 X 54 X 11 см и 79 X 51 X 12 см), на другой — грифоны (рис. 17; размеры — 59 X 47 X 11 см и 65 X 45 X 9 см). По словам Артлебена, у первой пары по
краям были вытесаны четверти, что и дало ему повод считать, что они были вставлены в парапет 32. Характерно, что рельефы изготовлены на плитах, не кратных нормальному размеру камня (38 X 42 см), т. е. обнаруживают ту же систему, что и рельефы закомар храма. Некратность величины рельефов ряду кладки скрадывала ее ритм и содействовала впечатлению высоты. Точно так же стиль стесанных рельефов совпадает со стилем резьбы храма; барсы сходны с рельефами главных закомар, грифоны своей более обобщенной трактовкой сближаются с рельефами боковых закомар. Следовательно, рельефы делались теми же мастерами, которые украшали резьбой и самый храм. Рельефы располагались, очевидно, попарно, образуя симметричные группы.

Рис. 17. Резные камни из раскопок Н. А. Артлебена. Грифоны

Рис. 17. Резные камни из раскопок Н. А. Артлебена. Грифоны

Четыре других рельефа, видимо небольшого размера (они, возможно, были той же величины, что и плиты с грифонами, изображенные нз рис. 17), не дошли до нас и известны лишь по рисунку Н. А. Артлебена, явно искажающему их стиль в сторону «классической», реальной трактовки мускулатуры, лап и пр. (рис. 18, а—г).

Рис. 18. Резные камни из раскопок Н. А. Артлебена

Рис. 18. Резные камни из раскопок Н. А. Артлебена

Кроме того, В. Прохоров издал в очень примитивном рисунке, сделанном по фотографии М. Н. Насткжова, резные камни, найденные «в развалинах около Покровской церкви» (рис. 18, (3) 33. Один из них (левый), видимо, маска-консоль, второй — явно трехмерная скульптура лежащего льва с характерной, в виде восьмерки, пастью, напоминающей как маски консолей Покрова на Нерли, так и маски дворцового собора в Боголюбове.

Все эти рельефы не находят места в системе убранства храма. Думаю, что их следует относить к убранству галереи и, прежде всего, больших плоскостей лестничной стены. Вопрос об их размещении может иметь самое разнообразное решение. Мы не знаем, сколько было таких рельефов; очень вероятно, что их было больше. Думаю, что рельефы меньшего формата (рис. 17 и 18) могли быть помещены и с внутренней стороны лестничной стены, где был вход на лестницу; в частности, они могли быть вставлены в верхней части лопаток, подобно тому как резные парные львы лежали в пятах арок княжеских храмов.

Что касается парных больших плит с изображением поднявшихся на задние лапы барсов (рис. 16), то их положение должно быть особым.

Рис. 19. Деталь миниатюры Федоровского евангелия

Рис. 19. Деталь миниатюры Федоровского евангелия

По своей иконографии и стилю фигуры барсов очень близки изображениям барсов на щитах св. Георгия (патрона Юрия Долгорукого) в рельефе Георгиевского собора в Юрьеве-Польском 34 и на щите Федора Стратилата в миниатюре ярославского Федоровского евангелия 1321—1327 гг. (рис. 19) 35. Различие двух названных изображений барсов с плитами из Покрова на Нерли состоит лишь в постановке задних лап зверя: в узком поле низа миндалевидного щита две лапы барса не уместились, и одна оказалась приподнятой. Значение данного изображения барса как эмблемы владимирской княжеской династии достаточно четко выяснено в науке 36. Таким образом, два интересующих нас рельефа имели особый смысл — это символы владимирской державы и ее воинской силы. Барс изображен ка двух парных рельефах в прямом и симметричном зеркальном изображении.

На особое значение рельефов с барсами указывает и их величина: она лишь на 5—6 см меньше фигур пророка Давида, занимающих в резном уборе храма центральное положение.

Как рельеф, изображающий Давида, так и плиты с барсами резал лучший мастер. Вероятно, что эти парные рельефы размещались на южном фасаде лестничной стены в ее верхней части. Следует помнить, что именно южной стороной храм был обращен к плывущим с низа судам послов и купцов. Сюда и смотрела суровая плоскость лестничной стены с ее барсами, перенесенными с княжеских боевых щитов.

Мы не знаем, применялась ли в обработке фасадов тонкая золоченая медь, как это было в постройках Боголюбовского замка и Владимирском Успенском соборе. При раскопках северной вымостки холма был найден юдин маленький кусочек медного листа с прикреплявшим его гвоздем. Можно почти уверенно говорить, что и здесь, как во Владимирском Успенском и дворцовом Боголюбовском соборах, «по комарам и около», т. е. над обрамленными прорезными из золоченой меди подзорами зако- -марами, были поставлены прорезные же из золоченой меди «поткы золо- ты», «кубкы» и «ветрила», усиливавшие впечатление легкости и стройности здания.

5

Таковы все фактические данные и гипотетические соображения, позволяющие реконструировать первоначальный облик храма Покрова на Нерли. Их словесное изложение гораздо проще, нежели любая попытка создать их графическое воплощение, так как любая реконструкция целого будет несравненно менее убедительна, чем сохранившаяся подлинная часть памятника. Это необходимо подчеркнуть, предлагая эскиз реконструкции первоначального облика Покрова на Нерли (рис. 20). В ней полностью использованы все изложенные выше данные для решения той или иной детали, многие из которых корректировались нами в процессе самого графического построения реконструкции 37 38. Она дает ясное и, на мой взгляд, близкое к истине представление о замысле композиции и своеобразном первоначальном облике прославленного памятника. Галереи и лестничная стена, казалось способные только резко противоречить привычному образу памятников, хорошо согласуются с общим строем форм храма — пропорции аркады лепки, а их пространство воздушно; строгость фасадов лестничной стены и глухие арки северо-западного угла галереи подчеркивают ажурность аркады. Вполне естественно, что новый облик храма Покрова на Нерли встретит много возражений, связанных с привычным представлением о нем, или с позиций «абсолютных» эстетических. критериев, тем более, что публикуемый эскиз реконструкции памятника, в целом никак не может быть конгениальным его подлинной части — сохранившемуся храму. Отражением этих естественных сомнений является примечание редакции к публикуемой реконструкции. Но рано или поздно с этим новым образом Покрова на Нерли придется «примириться» и ввести его в историю русского зодчества, так как в основном он — факт, и спорить можно лишь о деталях.

Рис. 20. Церковь Покрова на Нерли (Эскиз реконструкции).

Рис. 20. Церковь Покрова на Нерли (Эскиз реконструкции).

Предлагаемая реконструкция существенно меняет наше представление и об идейном содержании образа Покрова на Нерли.

В своем существующем виде образ скромного и стройного храма может быть сопоставлен с лирическими, если можно так выразиться, и фольклорными аспектами культа Покрова и девы Марии, как покровительницы владимирских людей и владимирского князя, которая «дары от бога, приняла… всех крестьян недуги исцелити, и от бед избавляти» 39.

Теперь перед нами встает существенно отличный образ Покрова на. Нерли. Столь же стройный, но более сильный, опоясанный торжественной аркадой и как бы прикрытый с юго-запада лестничной стеной, храм энергично вздымается к небу с одетого белокаменным панцирем холма, отражаясь в зеркале вод вместе с плывущими в небесной синеве облаками. Композиция храма отмечена ясно подчеркнутой торжественной ярусностью, столь характерной для древнерусского зодчества; в этом образе Покрова на Нерли больше царственности и торжественности, что соответствует представлениям церковной литературы XII в. о богоматери, как о «царице и владычице всех»; она — «царствию неразоримая стена, церкви неподвижный (т. е. твердый, прочный.— Н. В.) столп»; ее силой «даются победы и врази падають». В этом смысле весьма существенно, что житие князя Андрея связывало постройку храма с памятью о победоносном: походе 1164 г. владимирских полков на болгар. Его успех был тогда же истолкован как «чудо новое» взятой в поход иконы Владимирской богоматери 40. Храм и был якобы построен из «десятого камня», который возили для построек Владимира побежденные болгары. В то же время храм: был и памятником сыну Андрея Боголюбского Изяславу, погибшему от ран, полученных в битве с болгарами 41. Восстановленный нами первоначальный облик храма отвечает всем своим существом главному политическому аспекту культа Покрова — идее небесного патроната над деятельностью «владимирских самовластцев», пытавшихся порвать с гегемонией Византии, подчинить своей могучей деснице дробившуюся феодальную Русь и воинственных волжских соседей — болгар. Этому кругу идей отвечает такая деталь, как перенос княжеских барсов с воинского княжеского щита на южный фасад лестничной стены, который уподоблялся белокаменному щиту, прикрывавшему храм и вход на его хоры. Эта стена, видимо, и понималась буквально как «защита», «покров».

Храм поставлен не на случайном месте, и его «одиночество» в пустынной пойме кажущееся. Он высится при устье Нерли, у ворот Владимирской земли. Мимо него шли суда из Суздаля и Ростова, корабли иноземных послов и гостей с Волги и Оки. Возможно, здесь эти гости останавливались, чтобы присутствовать на богослужении; вспомним, что князь Андрей любил демонстрировать чужеземцам великолепие своих храмов и приказывал вводить их на хоры. Здесь лестница на хоры шла прямо от белокаменной плошадки холма (при храме не было дворца или иных зданий). Здесь, около устья Нерли, величавый язык архитектуры впервые говорил пришельцам о могуществе Владимирской земли. Храм Покрова, выросший среди равнинных пойм и гордо стоявший над бурными водами разливов, производил на современников, несомненно, впечатление «чуда». Он являлся как бы «архитектурным предисловием», за которым открывался белокаменный ансамбль Боголюбовского замка и далее стольного Владимира. Широта архитектурной мысли владимирского князя и его зодчих была сродни замыслам великого новгородского мастера Петра, создавшего на подступах к Новгороду соборы Антониева и Юрьева монастырей.

Сама постановка храма на белом холме отвечает образцам того же цитированного выше поэтического произведения XII в. «Службы на Покров». Его автор в первой же строфе песнопения вспоминает, что еще в древности «дивный пророче Исаия, будеть, рече, в последняя дни яве гора господня и храм господень на верх горы», а пророк Аввакум сравнивал богоматерь «с горой усыренной (т. е. побеленной, подобной по цвету творогу-сыру.— Н. В.) точащей верным целебную сладость» 42. Такая кажущаяся слишком прямой и «примитивной» связь литературы и зодчества отнюдь не случайна, а закономерна. В другой своей работе я показываю, что владимирские зодчие, осуществлявшие строительные планы Андрея Боголюбского, разрабатывая проекты своих построек, привлекали письменные источники, сообщающие о прославленных зданиях библейской древности, в частности текст Георгия Амартола о храме Соломона в Иерусалиме 43. Конечно, они должны были быть в курсе литературного творчества владимирских церковных витий, работавших над прославлением нового праздника в честь богоматери, которой приписывали «чудо» болгарской победы.

Новый облик храма Покрова на Нерли теснейшим образом связывается с событиями 60-х годов XII в., с идеями и образами владимирской литературы, посвященной культу Покрова. Писатели и зодчие разрабатывали одну тему и создавали в слове и камне родственные произведения. Возможно также, что их творчество взаимно обогащалось: литературные образы будили фантазию зодчих, а созданное зодчими рождало или оттачивало литературные образы.

В плане истории древнерусского зодчества Покров на Нерли в его реконструированном нами виде приобретает еще большее, чем раньше, значение. Во-первых, он позволяет утверждать, что «паперти» Дмитриевского и, вероятно, Рождественского соборов во Владимире являлись в основе древними галереями (в Дмитриевском соборе аркада галереи была закрытой). Во-вторых, нельзя не отметить, что в Покрове на Нерли — последнем памятнике строительства Андрея Боголюбского — расширяется применение резного камня в форме коврового растительного узора на плоскостях проемов аркады, имеющее большое значение для последующего развития владимиро-суздальской пластики. В-третьих, тип храма с галереей и ясно выраженной яруоностью композиции еще прочнее связывает владимирское зодчество с русской традицией XI в. и архитектурой XII в. и еще более ослабляет возможность говорить о владимиро-суздальском зодчестве как о «русском варианте романского стиля».

Когда же началось разрушение окружавших храм древних аркад галереи и исчезли последние следы лестничной стены? На эти вопросы также можно ответить с относительной точностью.

Существен, прежде всего, характер стратиграфии над белокаменной вымосткой холма, изученный в процессе проведения северного раскопа. Слой состоит в основном из двух зон. Непосредственно над вымосткой лежит сравнительно тонкий черный слой жирного перегноя, достигающий в горизонтальной части холма толщины 5—10 см; по склону к северу он быстро утолщается до 0,50—0.90 м. Немногочисленные находки XII—XV вв. связаны только с нижней зоной этого слоя. Это обломки майоликовых плиток пола галереи, курганной керамики, железного серпа, рыболовные глиняные грузила и крючки XII—XIII вв.; вместе с ними найдены фрагменты красной лощеной керамики XIII—XIV вв. Выше слой почти стерилен и носит характер насыпного или намывного. Основу слоя составляют горизонтальные линзы песка с темной гумированной верхней зоной. Наиболее ранние находки — обломки черней лощеной керамики (не ранее начала XVI в.). Таким образом, можно предполагать, что разрушение памятника началось рано; его, возможно, следует связать сначала с налетом войск Глеба рязанского, а затем с монгольским нашествием. Во всяком случае, часть колотых майоликовых плиток от разбитого пола галереи лежала почти непосредственно на вымостке или в ее выбоинах. Стратиграфия, изученная раскопками у Покрова на Нерли, в общих чертах аналогична стратиграфии двора Боголюбовского замка. Там также ранний тонкий слой черного перегноя прикрывал мостовую, и над ним следует сравнительно мощный слой позднейших отложений XV—XVIII вв. Оба памятника переживали, видимо, одинаковую историю длительного запустения и постепенного разрушения зданий.

Когда же была уничтожена галерея? Надо думать, что ее разрушение началось вскоре после постройки. Прежде всего перестал действовать ход на хоры через лестничную стену, так как деревянные перекрытия галереи быстро обветшали. В связи с этим позднее арочный проем хода превратили в окно, заложив его снизу кирпичом. Кирпич закладки имеет размеры 8 X 12 X 28 см и отличается от кирпича упоминавшейся кладки над белокаменными основаниями галереи (размер кирпича 8 X 12 X X 25 см). Эта кирпичная кладка, особенно хорошо сохранившаяся с южной стороны, является остатком стенок поздней паперти, окружавшей храм. Соотношение кирпичной стенки с древней свидетельствует о том, что строители паперти прекрасно знали направление древней кладки и уверенно шли по ее периметру. При этом они были не очень добросовестны: сохраняя и облицовывая древнюю забутку, они оставляли внутри новой стенки и местами наросший над бутом культурный слой. С западной стороны пространство между основаниями храма и галереи было освобождено от древнего заполнения супесчаным грунтом и превращено в хозяйственный подвал с кирпичными сводами, пяты которых были врублены в кладку основания храма (см. рис. 5).

Можно думать, что именно строители паперти и разобрали древнюю разрушавшуюся галерею. Датировать момент разборки галереи и сооружения кирпичной паперти точнее позволяют находки и стратиграфия.

В примыкающих к кладке слоях наблюдается постоянное непосредственное соседство верхней зоны кирпичных осколков с нижней из белокаменного щебня. В этом слое у юго восточного угла галереи найдена серебряная монета «московка» времени Алексея Михайловича 44. В кирпичном щебне над основанием северной галереи были найдены обломки зеленых изразцов и один обломок красного изразца с растительным орнаментом. При ремонте храма в 1858—1860 гг. под его престолом и полом были найдены вещи XVII в.— медные кувшины, подсвечник, ключи, а при разборке кирпичных закладок меж закомар храма был вынут обломок надгробной плиты с надписью XVII в. 45.

Во второй половине XVII в. Покровский монастырь получил ряд значительных пожалований на сенокосы и рыбные ловли. Наряду с грамотами на эти угодья в архиве храма еще в XVIII в. хранилась «грамота в столбце святейшего Питирима патриарха об освящении церкознем 7181 [1673] году сентября 6 дня», а также уставная грамота монастырю 1677 г. 46 Все эти данные позволяют утверждать, что в начале 70-х годов XVII в. происходили крупные ремонтные работы, во время которых храм получил четырехскатную кровлю. Тогда же были отломаны и обветшавшие древние галереи, на основании которых была устроена кирпичная паперть со сводчатым подвалом в южной части меж основанием храма и галереи. Устройство кровель паперти было причиной разрушений аркатурно-колончатого пояса храма. После этих работ храм и был освящен в 1673 г.

Новая кирпичная паперть конца XVII в. просуществовала недолго. Монастырь у церкви Покрова запустел, а в 1764 г. был упразднен, и на его здания начали смотреть как на источник строительного материала. В 1784 г. игумен Боголюбова монастыря Парфений просил разрешения «Покровскую церковь разобрать и по близости места расстояния перевезть в оной Боголюбов монастырь для употребления в новостроющиеся святые врата». Однако сломка храма, разрешенная невежественным владимирским епископом Виктором, не состоялась лишь потому, что подрядчики назначили слишком высокую цену за разборку древнего здания 47.

Кирпичная паперть была разобрана, видимо, несколько позднее — в 1803 г., когда по храму были проведены некоторые ремонтные работы. Южный портал был заложен и превращен в окно. У северного и западного входа в храм были сделаны кирпичные крыльца с навесами на двух колоннах; они изображены на рисунке Ф. Солнцева 48, а основания западного входа были прослежены нашими раскопками. Тогда же была сделана существующая луковичная глава храма 49, скрывшая первоначальное шлемо-видное покрытие 50.

Но и после разборки паперти древние кладки галереи и лестничной стены местами еще сохранялись и не были закрыты наросшим культурным слоем. Об этом свидетельствуют приведенные выдержки из работ местных историков и краеведов XIX в. Так, В. Доброхотов видел выступавшие над поверхностью земли камни кладки лестничной стены. Он же принял за остатки огромного здания каменную вымостку холма, которая также была еще не скрыта под толщей земли. Таким образом, описанная выше и почти стерильная верхняя зона культурного слоя принадлежит, как я и говорил, к очень поздней поре. Возможно, что частично она является результатом планировочных работ времени экспедиции академика Ф. Солнцева и Н. А. Артлебена (1858—1860). В эти годы толща культурного слоя, наросшего внутри храма до середины вы¬соты порталов, была срыта и вынесена наружу.

Думаю, что ко времени этих работ (середина XIX в.) следует относить и появление с северной стороны от храма кирпичных «святых ворот» с колокольней наверху. До 1784 г. здесь стояли деревянные святые ворота со звонницей, разобранные на топливо для кирпичных сараев Боголюбова монастыря 51. Кирпич существующей колокольни частично сходен с кирпичом паперти XVII в. вокруг храма; цоколь ворот сложен из белого камня; в их фасады были вставлены описанные выше рельефы, найденные при раскопках Н. А. Артлебеном; детали — аркатура, штуковые маски — подражают владимиро-суздальским. В этом «святые ворота» у Покрова на Нерли сходны с пристроенным тем же Н. А. Артлебеном к владимирскому Успенскому собору теплым Георгиевским храмом. Все это позволяет относить проект колокольни и ее постройку к деятельности Н. А. Артлебена. Видимо, он не оставил в земле и найденные им остатки кирпичных и белокаменных кладок галереи, а выбрал их на значительную глубину. Существенно, что очень глубоко и ровно выбрана кладка именно ближайшей к воротам северной галереи и внутренняя облицовка западной (где был подвал), тогда как более удаленные от колокольни южная галерея и лестничная стена сохранили даже кирпичную кладку. Доказательством того, что разборка облицовки западной галереи и засыпка подвала между нею и основанием храма были произведены именно в это время, является находка на дне засыпи при раскопках обломков граненого стеклянного стакана. Об этой работе помнили старожилы еще в XX в., рассказывая, что здесь был открыт «подземный ход», тут же засыпанный 52.

В 1877 г. в результате варварского ремонта здания, предпринятого церковниками без ведома органов охраны памятников и архитектора Н. А. Артлебена, облик храма был сильно искажен. Выехавший на место А. С. Уваров писал, что «приступлено к полной переделке церкви». Были сбиты остатки древних фресок в барабане и куполе 53. «Сверх того,— писал Уваров,— безобразными подделками изваяний заменяли утраченные и даже в своем усердии помещали их там, где их не было; а так же обвязали всю церковь снаружи железными связями, что по состоянию церкви совсем не требовалось» 54.

В этом же году четырехскатная кровля была заменена позакомарной, при этом; под шарообразно вспученным у барабана покрытием был скрыт первоначально выступавший наружу сложенный из туфа и облицованный белым камнем постамент барабана, а его окна были укорочены кирпичной закладкой на 36 см 55. Такова позднейшая история Покрова на Нерли.

К содержанию журнала «Советская археология» (1958, №4)

Notes:

  1. О владимирской литературе 60-х годов XII в. автор готовит специальную работу
  2. Н. А. Артлебен. Пояснительная записка к проекту реставрации церкви Рождественского монастыря (рукопись из бумаг К. Н. Тихонравова, переданная его внуками автору).
  3. Тр. I АС., т. I, М., 1871, стр. 299.
  4. Владимирские Губернские ведомости, 1859, № 25.
  5. В. Доброхотов. Древний Боголюбов город и монастырь с окрестностями. М., 1852, стр. 79.
  6. Н. Воронин. Памятники Владимиро-Суздальского зодчества XI—XIII вв. М., 1945, стр. 33.
  7. Раскопы около храма приходилось вести с большой осмотрительностью, чтобы возможно меньше разрушать холм. Поэтому я отказался от сплошного раскопа на склоне у западного фасада, наиболее близкого к воде, а также не доводил раскопа у стен храма до материка, за исключением раскопа у юго-западного угла храма, доведенного до подошвы фундамента.
  8. Архив ЛОИИМК. Разряд 1, архит. 13, №№ 110, 111.
  9. Приводимые в статье анализы исполнены химиком-технологом М. П. Янтиковой.
  10. Раскопки на участке к северу от храма были начаты с целью проверить любопытное свидетельство В. Доброхотова, который писал: «Шагах в 11 от с.-в. угла (храма.— Я. В.) видны еще основания из белых и из диких камней какого-то, вероятно, древнего здания: длина его до 5 саж., но ширину без раскопки земли определить невозможно» (В. Доброхотов. Ук. соч., стр. 84).
  11. В. Доброхотов писал, что в 1848 г., «когда при продолжительных летних жарах озеро значительно понижалось, подле самого берега, против церкви, видимы были черные дубы, высовывавшиеся со дна озера в прямом стоячем положении» (В. Доброхотов. Ук. соч., стр. 68). Если описываемые автором дубы не были остатками частых в Клязьме стволов естественных дубов, то весьма вероятно, что это остатки ряжей, крепивших подошву искусственного холма под храмом и какой-либо пристани.
  12. По словам позднего жития Андрея Боголюбского, князь «оную церковь единым летом соверши» (В. Доброхотов. Ук. соч^ стр. 70).
  13. Разливы рек в древности достигали меньшего подъема, чем теперь. Обилие лесов замедляло таяние снегов и половодье сходило постепенно. Об этом говорит и закономерность расположения разнообразных археологических памятников по отношению к берегам рек: более древние лежат на нижних террасах пойм, более поздние — поднимаются выше.
  14. Определение грунта сделано геологом А. А. Добролюбовым.
  15. Исследования Н. В. Холостенко.
  16. Б. А. Рыбаков. Стольный город Чернигов и удельный город Вщиж, в сб. «По следам древних культур. Древняя Русь». М., 1953, стр. 119—120; А. С. Уваров. Древний храм на Вщижском городище. Сборник мелких трудов, т. I, М., 1910, стр. 387.
  17. Б. А. Рыбаков. Древности Чернигова. МИА, № 11, 1949, стр. 76, 82, рис. 45.
  18. Ниже, где я привожу соображения Б. П. Дедушенко, изложенные в его пояснительной записке к реконструкции, они отмечены сокращенным обозначением в скобках — (ПЗ).
  19. Б. П. Дедушенко считает в равной мере законным и вариант закрытой галереи, хотя указывает, что нижние окна западного фасада храма, освещавшие пространство под хорами, требовали светлой галереи-аркады (ПЗ).
  20. Называем так условно, так как колонка меньше полуокружности.
  21. На торцовой части камня сохранились следы графьи — грубой наметки каменотеса, работавшего над этим блоком.
  22. Ср., например, упомянутые обстройки Дмитриевского собора.
  23. Н. А. Артлебен. Пояснительная записка…
  24. Н. Н. Воронин. Основные вопросы реконструкции Боголюбовского дворца. КСИИМК, вып. XI, 1945, стр. 83, рис. 35.
  25. Там же, стр. 82.
  26. Наши раскопки 1954 г.
  27. ПСРЛ, т. II, СПб., 1908, стб. 462, 463.
  28. Н. Н. Воронин. Основные вопросы…, стр. 82, и рис. 36.
  29. Можно предположить и иной вариант обработки фасадов лестничной стены, з именно, слепыми арками, как у пилона северного перехода Боголюбовского дворца. Однако это решение плохо вяжется с горизонталью парапета.
  30. Когда епископ Федор наложил интердикт на Владимир «не бысть звонения… по всему граду» (ПСРЛ, т. II, стр. 552).
  31. Е. Голубинский. История русской церкви, т. I, ч. 2, М., 1904, стр. 152,153, 158.
  32. Так изображен камень в «Атласе» к «Трудам первого археологического съезда», При установке этих резных камней в фасады новой колокольни чертверти, видимо, быля стесаны.
  33. В. Прохоров. Археологический обзор древнейших архитектурных памятников во Владимире и Суздале. «Христианские древности», вып. 3, СПб., 1875, стр. 40, прим.
  34. А. А. Бобринский. Резной камень в России. М., 1916, табл. 34, рис. 20.
  35. А. И. Некрасов. Возникновение московского искусства. М., 1929, стр. 139, рис. 74.
  36. Его же. О гербе суздальско-владимирских князей. «Сборник в честь А. И. Соболевского», Л., 1927, стр. 406—409.
  37. От редакции. Редакция не считает реконструкцию удачной.
  38. В реконструкции перекрытие углов постамента под барабаном показано не в виде двускатных кровелек, а в виде покрытой свинцом кривой, концентричной дуге подпружной арки (предложение Д. П. Сухова). Глава представлена шлемовидной по данным исследований А. И. Власюка. См. А. И. Власюк. Первоначальная форма купола церкви Покрова на Нерли. Сб. «Архитектурное наследство», т. II, М., 1952, стр. 67—68.
  39. Здесь и ниже цитирую составленную во Владимире в 60-х годах XII в. «Службу на Покров» по пергаменному сборнику XIV в. собрания рукописей Гос. исторического музея. Синод. III, № 431.
  40. Сказание о чудесах Владимирской иконы божией матери. С предисловием. В. О. Ключевского. СПб., 1878, стр. 12.
  41. В. Доброхотов. Ук. соч., стр. 70.
  42. Интересно, что вода в озере-старице у Покрова на Нерли до недавнего времени считалась у местных деревенских богомолок «святой» и «целебной». Вода старицы пополняется не только разливом, но и обильными и холодными донными ключами, так что в древности холм под храмом, возможно, и реально «точил» воду, которой приписывали «целебную сладость».
  43. Н. Н. Воронин. Литературные источники в творчестве древнерусских зодчих. Труды отдела древнерусской литературы, т. XIII, М.— Л., 1957, стр. 36S—367.
  44. Определение В. Л. Янина.
  45. Архив ЛОИИМК, фонд Археологической комиссии, 1860, № 9; Владимирские Губернские ведомости, 1859, № 25.
  46. Н. В. Малицкий. Покровский упраздненный монастырь на р. Нерли. Из прошлого Владимирской епархии, вып. III, Владимир, 1912, стр. 14.
  47. Н. В. Малицкий. Ук. соч., стр. 18—19.
  48. С. Строганов. Димитриевский собор во Владимире на Клязьме. М., 1849, табл. XXXI.
  49. Владимирский Обл. Гос. Архив, фонд Боголюбова монастыря, № 7.
  50. А. И. Власюк. Ук. соч.
  51. Н. В. Малицкий. Ук. соч., стр. 19, 20.
  52. Владимирские Епархиальные ведомости, 1916, № 20—21, стр. 362.
  53. Их примитивные зарисовки сохранились в рисунках Ф. Солнцева.
  54. Древности. Труды МАО, т. VII, вып. 1, М., 1877, протоколы, стр. 19. Грубые подделки 70-х годов, однако, вводили в заблуждение новейших исследователей. См; А. И. Некрасов. Из владимиро-суздальских впечатлений. Среди коллекционеров, 1924, № 3—4, стр. 33.
  55. А. И. Власюк. Ук. соч., стр. 68.

В этот день:

Дни смерти
1994 Умер Игорь Николаевич Хлопин — отечественный археолог, доктор исторических наук, специалист по археологии Туркменистана.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014