Вопрос об археологической культуре киммерийцев

Постепенно развивавшиеся археологические сведения о степных районах Причерноморья вызывали к жизни разные представления об археологических культурах, связанных с киммерийцами. До раскопок В. А. Городцова в бывшем Изюмском и Бахмутском уездах (1901 — 1903 гг.)[ref]В. А. Городцов. Результаты археологических исследований в Изюмском уезде Харьковской губернии, 1901 г. «Труды XII археологического съезда», т. I. М., 1905, стр. 174 — 340; его же. Результаты археологических исследований в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии, 1903 г. «Труды XIII археологического съезда», т. I. М., 1907, стр. 211 — 365.[/ref], давших возможность хронологически разграничить погребения с окрашенными и скорченными костяками, существовала склонность всех их называть киммерийскими.

[adsense]

После открытий В. А. Городцова и других ученых положение изменилось. Была установлена последовательность ямной, катакомбной и срубной культур, а также погребений в насыпях курганов и на горизонте. Уже сам Городцов установил близость последних двух типов погребений по керамике и ритуалу к срубной культуре, но считал их результатом новой миграции. К вопросу о киммерийской принадлежности той или иной из этих культур долго не возвращались. Снова он был поднят тем же В. А. Городцовым в 1928 г.[ref]В. А. Городцов. К вопросу о киммерийской культуре. «Труды секции археологии РАНИОН», т. II. М., 1928, стр. 46 — 60.[/ref]. В. А. Городцов считал, что киммерийцы населяли Северное Причерноморье до скифов, отсюда их культура — культура начала I тысячелетия до н. э. Им, однако, не были выделены ни поселения, ни погребения, которые можно было бы считать киммерийскими. Этот автор выделил целый ряд бронзовых предметов и некоторые формы лощеной керамики, относящиеся к предскифскому времени на территории Северного Причерноморья, которые он и связывал с культурой киммерийцев. Эти формы представлены отдельными видами плоских тесел, кельтами с овальной втулкой и двумя ушками, листовидными черешковыми кинжалами, крюкастыми серпами, удилами и склепанными из горизонтальных полос котлами на ножке (рис. 73). В. А. Городцов склонен считать киммерийской черную и бурую лощеную керамику, в особенности грушевидно раздутые книзу «корчаги», так как он нашел их под основанием вала большого Бельского городища скифского времени. Конечно, неверно этот исследователь считал киммерийцев организованными в сильное государство и распространял их культуру от устьев Дуная до Киева, Харькова, Полтавы, Валуек и Северо-Западного Кавказа. Железных изделий этого времени он не знал, считая, что на них не обращали внимания при раскопках и они не попадали в музеи.

Рис. 73. Бронзовые вещи Киммерийской культуры, выделенные В. А. Городцовым: 1 — котел, 2 — удила, 3 — серп, 4 — кинжал, 5 — кельт, 6 — тесло

Со времени раскопок В. А. Городцова все росло и росло число вещей степных типов, относящихся к поздней бронзе, и все ближе находится им параллелей на западе — в Румынии, Венгрии и Болгарии — и на востоке не только в степном, но и в горном Кавказе. В результате этого появились новые теории, приведшие на западе к представлению об особой роли киммерийцев и их походов в сложении целого ряда культур, в частности гальштатской. Все чаще и чаще выделяют «фрако-киммерийские» бронзовые предметы. Наконец, вместо прежних тенденций видеть в предметах с Кавказа, близких к гальштатским, результаты миграции есть попытка превращать придунайский гальштат в киммерийскую культуру, относя к ней сходные параллели на территории Причерноморья и Кавказа[ref]T. Hanсar. Hallstatt und der Ostraum. (Ein Beitrag zur Klдrung des Kimmerier Problems). Сб. «Гаврил Кацаров», т. I. София, 1950, стр. 265 — 274.[/ref]. В число таких киммерийских памятников в изобилии попадают вещи исконно кавказской кобанской культуры, в значительной мере относящиеся ко времени до твердо зафиксированных исторически походов киммерийцев на Кавказ и через Кавказ в VIII— VII вв. до н. э. Суждения подобного рода проистекают всякий раз из хронологического и территориального расширения понятия киммерийского начала далеко за пределы того, что дано историческими сведениями. Такое расширение было бы допустимо при наличии в руках этих археологов полного культурного комплекса, а не нескольких групп тожественных или аналогичных предметов.

Иногда суждение о принадлежности той или иной культуры киммерийцам и в наши дни строится на произвольном отказе от северопричерноморской и даже крымской локализации киммерийцев, несмотря на прочность этого положения в греческой письменной традиции, на том якобы основании, что более ранние переднеазиатские источники знают киммерийцев только в Закавказье и в Передней Азии. Греки-де в этом случае переносили свои чисто мифические представления о местах жительства киммерийцев на крайнем севере в суровые, с их точки зрения, причерноморские земли СССР. Так поступил Л. А. Ельницкий[ref]Л. А. Ельницкий. Киммерийцы и киммерийская культура. ВДИ, 1949, № 3, стр. 14 — 26.[/ref]. Он вообще склонен лишать большую часть античной письменной традиции о скифах и киммерийцах северопричерноморских корней и связей, считая ее перенесенной отчасти с Кавказа, отчасти из Малой Азии. Так, например, все данные Геродота о расположении племен на север и восток от Скифии он переносит на Кавказ. Отсюда приписывание киммерийцам кобанской культуры, время расцвета которой якобы совпадает с «экспансией» киммерийцев к югу и юго-западу — в пределы Урарту, Ассирии и Малой Азии в VIII и VII вв. до н. э. Между тем каковы бы ни были споры археологов о датировке могильников кобанского типа, их общие хронологические рамки от конца II тысячелетия до н. э. до начала сарматского времени в основном теперь не вызывают сомнений. Для такого построения, кстати, ничем археологически не подтвержденного, потребовалось не только изъять киммерийцев, вопреки Геродоту и другим источникам, из приазовских и крымских степей, но еще и допустить, что племена на Кавказе остались, а имя их там бесследно исчезло. Мы останавливаемся на этой гипотезе потому, что указанные тенденции односторонней гиперкритики лежат в основе всех популярных работ Л. А. Ельницкого, посвященных любой теме о скифах, киммерийцах и Северном Причерноморье.

Два других авторитетных исследователя, В. Д. Блаватский и М. И. Артамонов, критически подходя к сообщениям Геродота и других античных писателей, локализуют киммерийцев: первый на Керченском полуострове и частично на Тамани, а второй — в Причерноморье вообще, на Керченском полуострове и особенно в Прикубанье[ref]В. Д. Блаватский. Киммерийский вопрос и Пантикапей. ВМУ, 1948, № 8, стр. 9 — 18; М. И. Артамонов. К вопросу о происхождении скифов, стр. 43— 47; его же. Третий Разменный курган у ст. Костромской. СА, т. X. М.—Л., 1948, стр. 161 — 182; А. А. Иессен. К хронологии «больших кубанских курганов». СА, т. XII. М.—Л., 1950, стр. 157 — 200.
[/ref]. М. И. Артамонов предполагает, что катакомбная культура дожила до самого предскифского времени, по крайней мере в Прикубанье. Киммерийской же в его представлении является и культура больших кубанских курганов, дожившая, по его мнению, почти до самого конца VII в. до н. э. В Прикубанье М. И. Артамонов видит центр формирования киммерийцев и плацдарм экспансии их во всех направлениях, особенно в Переднюю Азию. Позднее А. А. Иессен убедительно доказал неправильность мнения о доживаний больших кубанских курганов бронзового века до начала скифо-меотской эпохи и датировал окончание культуры этих курганов серединой II тысячелетия до н. э. Само существование собственно катакомбной культуры на Северо-Западном Кавказе лишь предположение, поскольку там есть своя особая прикубанская культура, лишь кое в чем повлиявшая на катакомбную и пополнившая ее племена своим антропологическим типом. Таким образом, рассматривать всю территорию Прикубанья как прародину киммерийцев оказывается неправомерным, и мысль М. И. Артамонова не может быть в этой части принята.

В. А. Городцов выделил, как говорилось, группу предметов из Северного Причерноморья, относящихся к концу бронзового и началу железного веков, то есть ко времени существования киммерийцев. Его понимание этой культуры было сочувственно принято советскими учеными и не повлекло решительных возражений, хотя с самого начала неполнота археологического комплекса была очевидна. Среди северокавказских материалов А. А. Иессен выделил кельт с ушками и двулезвийный нож с плоским раскованным перекрестием или с упорцем под черешком, рассматривая их как признаки проникновения на Кавказ степных причерноморских форм. Несколько иначе он подошел к вопросу о крюкастых серпах и наконечниках копий с коротким листовидным пером и цельнолитой, довольно длинной втулкой. Он показал распространение их в Семиградье, Северном Причерноморье и в Прикубанье и отметил, не определяя места происхождения таких форм, самостоятельное развитие их на каждой из этих территорий, что не мешало их взаимному проникновению. А. А. Иессен в отличие от В. А. Городцова не рассматривал проникновение указанных форм на Кавказ как доказательство нахождения там киммерийской культуры[ref]А. А. Иессен. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки в конце медно-бронзового века. МИА, № 23. М.—Л., 1951, стр. 75 — 124.[/ref].

Иначе смотрит на это Е. И. Крупнов[ref]Е. И. Крупнов. Киммерийцы на Северном Кавказе. МИА, № 68. М., 1958, стр. 176 — 195.[/ref]. Он полностью принял определение культуры по В. А. Городцову и расширил круг распространения соответствующих степных вещей, включив в него восточную часть Северного Кавказа. Он добавляет ряд кельтов, двулезвийных кинжалов, или ножей «срубного» типа с плоским перекрестием, и «киммерийского» с упорцем под черешком, несколько десятков бронзовых серпов и копья. Касаясь серпов и копий, Е. И. Крупнов готов согласиться с параллельным местным их развитием, но больше видит здесь степное влияние из Причерноморья. Касаясь тесел с выступами по бокам, этот автор признает их закавказское происхождение. Некоторое дополнительное развитие этих форм на Северном Кавказе едва ли можно подкреплять, как он считал, влиянием степи, так как тесла с выступами становятся характерными для степи не в эпоху бронзы, а в эпоху железа, уже в самом конце предскифского периода. Плоские же тесла без закраин обычны для культур Заволжья и потому не могут служить свидетельством киммерийского влияния. Совершенно правильно рассматриваются бронзовые удила и псалии как материал для установления связей Кавказа со степью. Техника клепаных «киммерийских» котлов и кубков с зооморфными ручками также трактуется как свидетельство связи со степью. Это, конечно, так, но с середины II тысячелетия до н. э. такая техника распространена от Италии и всего Средиземноморья до глубин Передней Азии. Черно- и буролощеная керамика также распространена и, в частности, в VIII — VII вв. до н. э. в виде грушевидных А острореберных «корчаг» от культур гальштата на Западе до Северного Кавказа. Совершенно так же, как по отношению к серпам н копьям, здесь приходится видеть не конвергентное появление, а развитие этой формы, являющееся результатом «моды», возникшей скорее всего в гальштате. Сходство здесь не менее, чем сходство серпов и копий. Е. И. Крупнов видел во всех сведенных им явлениях реальное доказательство пребывания киммерийцев «на всем Северо-Западном Кавказе», а не только культурное соприкосновение и проникновение нескольких форм вещей.

[adsense]

Комплекс вещей, рассматриваемых как «киммерийская» культура на Кавказе, кроме серпов, копий и корчаг, пышно развивавшихся на месте, невелик по количеству и слишком неполон по составу, чтобы определять его как культуру: здесь нет данных ни о могилах, ни о поселениях, ни о достаточном количестве оружия, ни об украшениях, ни об утвари — словом, ни о чем, что составляет сколько-нибудь полное понятие археологической культуры. К тому же в рассматриваемых вещественных группах наблюдается очень большой хронологический разнобой: ножи срубного типа хотя и являются прототипами «киммерийских» с упорцем, но относятся ко времени от середины II тысячелетия до его конца, а, скажем, грушевидные «корчаги» — к последним двум-трем векам рассматриваемого времени. Пребывание киммерийцев на Кавказе в течение какого-то промежутка времени несомненно. Но это пребывание относится лишь к VIII в. до н. э. и только к его второй половине, когда они уже угрожали северным границам закавказской территории Урарту и находились, конечно, не на Северо-Западном Кавказе, а гораздо южнее. До этого времени, как мы видели по греческим древнейшим историческим данным, их походы устремлялись через Фракию и Боспор. Конечно, и тогда набеги могли быть, но только на соседние территории Северного Кавказа. Распространение немногих указанных выше групп вещей так называемого киммерийского комплекса в течение почти 1000 лет следует относить по преимуществу за счет культурных взаимосвязей населения Украины, Крыма и Предкавказья. Влияние, идущее с Северного Кавказа, может быть, было более сильным, как это уже довольно давно показал А. А. Иессен[ref]А. А. Иессен. Прикубанский очаг…, стр. 122 — 123.[/ref]. По его данным, северокавказский экспорт и влияние на территорию Северного Причерноморья определились еще в начале II тысячелетия до н. э., но были невелики. Они значительно расширились в первой половине I тысячелетия до н. э., причем в экспорт входили вещи и прикубанского и кобанского происхождения. В VIII — VII вв. до н. э. в Северное Причерноморье стали в значительном количестве проникать формы северокавказских удил и уздечных наборов определенного типа, бронзовых и железных наконечников стрел, бронзовых и железных кинжалов, отдельные бронзовые северокавказские топоры и даже закавказского происхождения бронзовые удила, связанные с общими урарто-ассирийскими образцами. Граница этого влияния достигла Киева, Любен, Полтавы, Воронежа[ref]А. А. Иессен. К вопросу о памятниках VIII— VII вв. до н. э. на юге Европейской части СССР. СА, т. XVIII. М., 1953, стр. 49—110; Е. И. Крупнов. Жемталинский клад. М., 1952, стр. 19, табл. V, 4.[/ref]. Примечательно, что в эпоху сильной экспансии киммерийцев через Кавказ, то есть в VIII и VII вв. до н. э., удила и псалии северокавказского типа широко и быстро распространились с Кавказа в степь.

Итак, мы встретились с двумя направлениями в определении принадлежности киммерийцам той или иной культуры. Первое заключается в том, что киммерийцам в связи с их походами приписываются культуры или группы вещей гальштатского облика. Второе, принципиально более верное направление принадлежит В. А. Городцову; оно заключается в выделении группы степных северопричерноморских вещей, относящихся ко времени от рубежа II—I тысячелетий до н. э. и до VII в. до н. э. включительно. Это связано с тем, что киммерийцы появились на исторической сцене Переднего Востока в конце VIII в. до н. э., за одно-два поколения до скифов, с которыми они во второй половине VII в. до н. э. то боролись, то действовали сообща. Скифы появились несколько раньше, чем говорят источники VIII и VII вв. до н.э. Однако киммерийцы, по исторической традиции, все же предшественники какой-то части скифов на будущей скифской территории северопричерноморских степей. Может быть, к ним относится и традиция о походах амазонок через Дунай, вплоть до Аттики и Трои. Поэтому, следуя общепринятому делению, мы будем называть киммерийской эпохой время от рубежа II и I тысячелетий до н. э. до начала собственно скифской эпохи, то есть до второй половины VII в. до н. э. Однако, указывая на принципиальную правильность подхода В. А. Городцова к вопросу об определении киммерийской культуры, мы уже отметили неполноту этого комплекса для выделения такой культуры. Поэтому попытаемся определить, какая культура в полном виде соответствует понятию киммерийской на ее определяемой по греческим источникам северопричерноморской, приазовской и крымской степной прародине.