К содержанию журнала «Советская археология» (1973, №1)
Бронзовый пояс из Закавказья. На основании ряда исследований, опубликованных за последние годы [1], можно утверждать, что бронзовым поясам, получившим широкое распространение в Закавказье в начале I тысячелетия до н. э., принадлежит одно из ключевых значений в объяснении главных особенностей экономической и духовной жизни указанной эпохи. Пояса эти несли конкретную функцию магического смысла, будучи неразрывно связаны с раннеземледельческими представлениями и обрядовыми действиями. Вместе с тем, как это неоднократно подчеркивалось рядом авторов, при общности средств символики, приемов и мотивов. каждый из этих поясов служит выражением вполне конкретных понятий, рожденных местными условиями.
Последнее обстоятельство придает исключительное значение раскрытию смысла каждой системы и изображения, имеющих свое собственное содержание и несущих определенную функцию, которая является воплощением идеи наивно олицетворяющего объяснения главных действующих факторов производительности сельскохозяйственного труда. Наиболее отчетливо удалось проследить это на примере группы Самтаврских бронзовых поясов [2], в чем сказались плодотворные результаты комплексного подхода к материалу, с учетом его историко-этнографического, экономического и историко-художественного аспектов.
В настоящей статье предпринимается попытка рассмотрения с указанных позиций другой важной группы — Закавказских поясов из Азербайджана на конкретном примере пояса, хранящегося в коллекциях Государственного Эрмитажа (№ 1836). Пояс включен в материалы раскопок Реслера; время и местонахождение его точно не известно (рис. 1). По сохранившимся фрагментам пояс был реконструирован Б. Б. Пиотровским. Размеры пояса: ширина — 15 см, длина — 76 см. Цвет бронзовой пластины золотистый, без патины. На полукружных концах три равноотстоящие круглые отверстия, очевидно для шнуровки. Имеются древние латки и следы стягивания трещин.
Уже было замечено, что композиция поясных изображений в своеобразной символической знаковой форме воссоздает конкретный ландшафт, служа своего рода топографической картой определенного земледельческого района [3]. Характерно, что для соответствующих «обозначений» широко используется общепринятая и весьма распространенная раннеземледельческая символика. На всех поясах есть ромбы, треугольники, шахматные сетки, спирали, точки и др. Как известно, они представляют условные изображения: земля, горы, обрабатываемые земельные участки, водные артерии, семена или растения [4].
Конечно, при этом не исключается существование различных вариантов комбинаций, видоизменений указанных форм, что, однако, нисколько не меняет самого существа, т. е. земледельческой символики, хотя и отражает определенные локальные особенности, характерные для данного хозяйственного уклада и географической среды. С таким именно случаем мы, видимо, имеем дело на рассматриваемом поясном изображении, где присутствуют все перечисленные выше знаки-символы. Однако бросается в глаза преобладание в них символов, указывающих на горный пейзаж. Например, иначе никак нельзя понять столь подчеркнутое выражение элементов треугольника, составляющих орнамент пояса. Вершины его, расположенные в два ряда, образуют непрерывную линию зигзага. Основанием для треугольника служат две ладьеобразные фигуры и общая точечная обводка — в один ряд у края пояса и в два ряда, обращенная к внутреннему полю.
Образный сюжет известного красно-глинянного расписного сосуда из Шахтахты, относящийся к более ранней эпохе (II тысячелетие до н. э.), передает «шествие» горных козлов как бы между вершинами гор, расположенных подобно приведенному выше орнаменту (рис. 2). Однако зигзаг-орнамент на
бронзовом поясе графически воспроизводит знак, символизирующий воду [5] хотя и хранит мотив «шествующих» горных козлов. Что же касается фигур «ладьи», помещенных у оснований треугольников — гор, то не лишено основания считать их водохранилищами, колодцами, высеченными в скалах (как в Алинджакалах), или же, следуя известным параллелям из жизни горных племен Закавказья и современного Иранского Азербайджана, они могут обозначать водопои искусственные или естественные, обкладываемые камнями или керамикой.
Древний мастер придал важное значение и другому орнаменту. С этой целью вся средняя часть пластины заполнена спиральной вязью в три ряда, между которыми помещены точечные сегменты, близкие к треугольным фигурам. Знак спирали, символ воды [6], с чередующимися фигурами ромбов и треугольников, встречается не только на азербайджанских поясах, но и в грузинских орнаментальных и сюжетных поясных композициях. Этот комплекс, схематически приближаясь к шахматному орнаменту, как правило, увязывается с известным значением «обрабатываемых земельных участков» [7]. Заполнение фигур и рядов в подобных сюжетах точками являлось одним из символов растительности [8].
С магическим значением основной идеи — обеспечением хозяйства необходимыми водными ресурсами, надо полагать, связано появление и другого орнамента, составленного в виде «полудуг» [9]. Орнамент этот функционирует как самостоятельно, так и в сочетании с другими элементами. Подобный орнамент появляется на уровне земледельческих культур с примитивным искусственным орошением, оставаясь необходимым компонентом во всех последующих декоративных композициях, характерных не только для азербайджанских поясов. В дальнейших декоративных решениях он продолжает выступать в прямом значении воды, как это показано на фрагментах рисунка сасанидского блюда и грузинской фреске храма Светис-Цховели в Мцхета (рис. 3, 7, 8).
Итак, в орнаментальной композиции пояса выявлены следующие символы воды: «зигзаг», «спираль», «полудуги» и «ладья». Эти четыре специфических знака, объединенных общей идеей сюжета, вводят нас в круг основных забот земледельца и помогают найти ключ к оригинальным и характерным фигурным изображениям, воссоздающим на первый взгляд какие-то фантастические образы. По четырем углам поясного поля одинаково повторено изображение существа, имеющего петушиный хвост, грифонообразную голову и когтистые ноги. Далее, если смотреть слева направо, мы видим с одинаковой последовательностью как в верхнем, так и в нижнем ряду изображение пар грифонообразного существа и ритона, быка и ритона, ритона и быка, направленных в противоположную сторону, а затем одного грифонообразного существа и отдельно ритона.
Если образ быка в основном повторяет аналогичные изображения на поясах Ходжалы, а также Самтавро и Ахталы, то три остальные фигуры представляют собой нечто определенно новое. На поясах из раскопок Белька, описанных Р. Вирховым [10], которые до сих пор считаются типичными для декора азербайджанских бронзовых поясов, встречаются изображения, полностью согласующиеся с традиционным древневосточным образом грифона. В нашем же случае указанием на элементы этого образа служат как будто только головы с характерными ушами и носом. Между тем древний мастер явно преднамеренно передал с достаточной точностью и тщательностью характерный общий облик, в одном случае петушиный, в другом орлиный, подчеркнув в последнем мощный взмах крыла. В данном случае можно считать, что мы имеем дело с грифонообразными модификациями, но в их, так сказать, первоначальном виде, когда перед нами выступает реальный прообраз, сам по себе чем-то значительный для древнего мастера и его среды, но в то же время наделенный какими-то особыми атрибутами. Подобный прием совмещения по принципу агглютинации различных животных признаков в едином образе принято объяснять приданием дополнительных свойств основному образу [11]. Это явление характерно для большей части азербайджанских, самтаврских, армянских и других поясных композиций.
Археологически и этнографически Азербайджан и прилегающие к нему районы Закавказья и современного Иранского Азербайджана доносят до нас много интересных сведений о представлениях и ритуальных действиях, связанных с петухом — птицей, наделенной многими народами рядом сверхъестественных свойств. Петух почти неизменно фигурировал в земледельческих культах и был связан с астральными представлениями [12]. Изображением петуха часто украшается керамика как в Азербайджане, так и в соседней с ним Кахетии. Известно оно на других бронзовых поясах Азербайджана и на печати, найденной в Мингечаурском могильнике. Часто эта птица появляется в тематике Сасанидского искусства. Присутствие изображения петуха на рассматриваемом поясе будет тем более понятно, если мы вспомним, что вообще происхождение этой птицы неразрывно связано с Мидией [13], играющей, как известно, важную роль в генезисе и формировании азербайджанского народа [14]. Кстати сказать, уже само это обстоятельство помогает нам в определении племенной принадлежности создателя рассматриваемого нами пояса.
Но прежде, чем продолжать разговор на эту тему, нужно затронуть еще одну, пожалуй самую главную особенность рассматриваемого пояса. Как уже указывалось, на поясе в разных сочетаниях и самостоятельно
Рис. 3. Орнамент «полудуг», появление которого совпадает с древнейшей искусственной ирригацией.
1 — Джейтунская культура (неолит); 2 — Средняя Азия (Дашлыджи, IV тысячелетие до н. э.); 3 — Приурмийский р-н (III тысячелетие до н. э.); 4 — орнаментальные ряды «полудуг» на исследуемом поясе, расположенные рядом с изображением ритона; 5 — их реальное осмысление, предполагаемое на основе древнеармянской ирригационной системы, воспроизведенной автором по описанию Н. Я. Марра и Я. И. Смирнова; 6 — орнамент «полудуг», явление, характерное для азербайджанских поясов; 7 — Сасанидское блюдо; 8 — графическое воспроизведение фрески храма Светис-Цховели (Грузия); орнамент рядов «полудуг» в поздних декоративных решениях, выступающий как прямое значение воды
изображается ритон. Это пока единственное, известное нам его изображение. Ритоны, как известно, были широко распространены в прошлом, особенно у народов, занимающихся скотоводством с большим или меньшим преобладанием земледелия. С рогом вообще, а с ритоном в частности издревле связана символика изобилия даров природы (греческий «рог изобилия»). Есть основание предполагать, что в данном контексте это понятие имеет более конкретный и, возможно, именно свой первоначальный смысл: изобилия сохраняемой и используемой в утилитарных целях влаги, воды. На это, в частности, указывает расположение ритона близко к схематическим изображениям водных артерий. Такое изображение было повторено, правда в иных олицетворениях, на поясе из погребений № 281 Мцхета-Самтавро [15].
Нетрудно предположить, что подобный изобразительный прием на исследуемом поясе мог возникнуть из потребности наиболее полно и убедительно передать основную идею, постоянную заботу ирригационного хозяйства — обеспечение водой. В осуществлении этого важного производственного процесса в воображении современников могли возникнуть различные и, на наш взгляд, фантастические представления, каким мог, в частности, явиться удивительный образ ритона, культ которого с древнейших времен окрашен ореолом почитания. Видимо, это и породило в представлении древних земледельцев идею образного сопоставления ритона с таким жизненно важным объектом, как водохранилище или головной канал в сложной системе искусственно орошаемого хозяйства. Такое реальное осмысливание образа ритона возникает также при сравнении с древней гидрографией Армении, где, если следовать описанию Н. Я. Марра, водоснабжение Араратской долины, обеспечивающее процветание городов, садов и пашен, осуществлялось рекой Азат, получающей воду и направляющей ее с помощью грандиозного сооружения — бассейна на Гехамских горах, так называемого Агмаганского озера и арыка Семи братьев (схематическое сравнение с рисунком ритона показано на рис. 3, 4, 5). С культом воды и именно с древней ирригационной системой Армении и Южной Грузии связаны и другие не менее удивительные образы: гигантские каменные рыбы — «вишапы» [16], каменные бабы, древний обычай изготовления и бросания куклы в воду в обряде «Лазароба» [17].
Нельзя не учитывать тот факт, что ритон показан в основном совместно с быком, а с культом быка на Кавказе связаны различные земледельческие представления. Например, в древнегрузинской изобразительной практике, прослеженной на поясах из Самтавро, быку приданы атрибуты сельскохозяйственного инструментария, передающие основные земледельческие циклы, в которых он выступал в образе быка-пахаря, быка-сеятеля и быка-собирателя урожая [18]. Предполагается, что и в данном случае об-
раз быка связан с теми же основными земледельческими представлениями. Однако на этот раз наше внимание привлекает его странный декор, мало согласующийся с обычными орнаментальными решениями, а скорее напоминающий схематические начертания условных обозначений.
Художник не пытается придать разновидность и растительному орнаменту, как это делали самтаврские и другие азербайджанские мастера, а воспроизводит его только точками, что еще больше усиливает впечатление схематизма условного декора. Подобное восприятие может оказаться верным, если увязать его опять-таки с условиями искусственно орошаемого хозяйства, попытаться усмотреть в этих начертаниях схематическую передачу оросительных каналов. В несколько иных олицетворениях, характерных для ряда азербайджанских поясов из раскопок Белька, аналогичное решение несут декоративные элементы большинства образов,, которые сочетают в своем орнаменте точки-семена, растения и ряды «полудуг».
«Орошение» на исследуемом поясе образно воссоздает последовательность земледельческого процесса, вплоть до вызревания и получения «обильного урожая»: по мере приближения к плечам и к шее животного «каналы», а затем голова быка заполняется точками, условно обозначая посевы, всходы, зерно, урожай. Подобная декоративная символика — украшать голову быка растительными элементами, листьями, ветками, колосьями — надолго сохранилась как в храмово-культовой архитектуре» так и в этнографических пережитках, связанных с обрядами дней «первого плуга», «сева и выгона скота», «сбора урожая» и т. д. То же можно сказать и о древней изобразительной символике мастеров бронзовых композиций, где с образом быка связаны главнейшие процессы земледельческих циклов. Иллюстрацией этому являются пояс из Ходжалы и другие азербайджанские пояса [19], а также изображение быка на известной Мидийской вазе, где улавливается не только стилистическая близость, но и тот же внутренний смысл (рис. 4)
Переходя к следующим компонентам поясной композиции, нельзя не обратить внимания на частое появление образа орла, опять-таки совместно с ритоном. Известно, что орел был наиболее почитаемой птицей, как в соседнем Урарту, так и во всей Передней Азии. Приведенный выше (рис. 2) красноглиняный расписной сосуд из Шахтахты (II тысячелетие до н.э.) воспроизводит шествие горных козлов между треугольниками — горами, вершины которых увенчивались головами орлов. Естественно, что выгон скота и переход его на горные пастбища были связаны с различного рода опасностями: нападением хищников, обвалами, как это показывает сам сюжет шахтахтинского сосуда. Поэтому логичнее всего предположить, что в образном сочетании орла-горы воспроизводилось горное божество — оберег (подобно касситской богине Шималии). С умножением поголовья скота интересы скотоводства заставляют видеть в образе орла божество-покровителя, не только отвращающего враждебные силы, но и обеспечивающего скот водопоем и кормами. Видимо, это и заставило в композиции бронзового пояса увязать это горное божество с ритоном — символом воды, орошения, аналогично тому как это было сделано ранее с изображениями быка и ритона, обеспечивающих получение урожая. Отсюда понятно, что образ ритона сосредоточил в себе производственные процессы, связанные со сложной системой горного водоснабжения, а также с предгорной и равнинной ирригацией в смешанном хозяйстве. Здесь мы встречаемся со своеобразным проявлением обожествления процессов труда, его инструментария и сооружений, которое раскрылось рядом зооморфных и фантастических образов, что прослежено на примере грузинских поясов из Самтавро [20].
Возвращаясь к композиции исследуемого пояса, нельзя не заметить разницу в передаваемом сюжете правой и левой стороны. Спиральные отрезки делят композицию на две самостоятельные части. Полагают, что спиральные отрезки — условное обозначение определенного периода времени [21]. В средней части этих отрезков помещены рисунки сомкнувщихся «полудуг» — знака воды, искусственно отделенной от своего русла. Но раскрываемому сюжету можно предположить земледелие с сильно развитым скотоводством, связанное с ведением яйлажного хозяйства, что естественно определяло два календарных периода: перегона скота на летние пастбища в горы и возвращения их на равнину или предгорье. Думается, поэтому художник и делит композицию спиральными отрезками, символизирующими эти два периода. В противном случае трудно объяснить такое кажущееся несоответствие знаков левой и правой стороны композиции. В первом случае характерны ромбические и треугольные фигуры, обозначающие участки обрабатываемой земли, питаемые ирригацией (в обозначении «полудуг»). Правая сторона как бы постепенно затопляется водой, в конце показана ненадобность искусственного орошения: головной канал-ритон бездействует; видимо, это время паводка, обилия влаги, а возможно, и зимний период.
Поэтому можно предположить, что этот пояс, как и все закавказские пояса, был предметом культового облачения жреца, который надевал его во время торжественного служения: в дни «первого плуга», выгона и пригона скота, вызывания дождя или его прекращения и др.
Следует остановиться на одной особенности изображений на поясе, заметно выделяющейся среди многих других поясных рисунков Закавказья своей композицией. На поясах из Самтавро, например, изображения строятся в один или два ряда, подобно фризу. Внутри них разворачивается определенный, различной сложности сюжет, причем изображаемое действие имеет свое развитие, выявляя в конечном счете общий образ всей композиции в целом. Пояса из Азербайджана подобно найденным Бельком и Ивановским, большей частью сплошь заполнены различными фигурами и кажутся своеобразным декоративным панно.
В рассматриваемом нами поясе представлены как бы вполне самостоятельные группы, напоминающие скорее не сюжетно-декоративные композиции, а изображения, близкие к иероглифическим формообразованиям. Это накладывает свой отпечаток на характер исполнения в целом, лишая их той художественной образности, которая свойственна названным выше другим закавказским поясам. Уникальность этого пояса весьма затрудняет его полную расшифровку. Видимо, одного собственно азербайджанского материала для этого недостаточно. Как уже указывалось выше, некоторые изобразительные компоненты пояса допускают возможность проведения прямых параллелей с синхронным Мидийским археологическим материалом.
Орнамент на керамических и бронзовых изделиях. Большинство изделий из керамики, кости и металла, относящиеся к предметам быта, труда, вооружения, а также одежда и украшения древних, покрывались линейно-геометрическими и сюжетными рисунками, связанными с зооморфной и антропоморфной тематикой [22].
Анализ декоративных мотивов, проведенный в художественно-семантическом плане, с учетом данных археологии, истории, этнографии, позволил восполнить в той или иной степени пробел в области дешифровки этих изображений [23]. Для данного исследования наибольший интерес представляют дошедшие до нас бронзовые изделия периода поздней бронзы и раннего железа (XI—VII вв. до н. э.) — времени развития различных видов ремесел и расцвета декоративно-прикладного искусства.
Прежде всего следует обратить внимание на особый характер декоративных мотивов, в которых замечается вполне закономерный порядок обращения древних художников к определенным видам животных и птиц и к столь же определенному кругу знаков и орнаментов. В этом усматривается вполне сформировавшаяся художественная традиция условно-символической системы, отражающая средствами искусства представления и взгляды своих современников. В процессе изучения древних знаков и орнаментов в связи с историей письменности, религии и искусства содержание некоторых из них получило свое научное обоснование [24]. Наиболее ярко это проявилось в различного рода орнаментальных композициях, благодаря чему некоторые декоративные мотивы получили вполне определенный смысл.
Нетрудно заметить, что орнаментальные композиции, как правило,, строятся по принципу выделения определенных знаков, из которых основными следует считать: солярные, зигзаги и волнистые линии, а также спиральные соединения по принципу «бегущей волны» (рис. 5, 1, 5Г рис. 6, 4, 5, 6, 8, 11).
Три последних декоративных мотива, как и другие, о которых уже говорилось раньше, принято считать символами воды [25]. Для древних земледельцев, понимавших животворное значение воды, без которой немыслимо было их существование, вода составляла постоянный источник забот и волнений. Отсюда понятен «драматизм» сюжетов, целиком завися
щих от явлений природы, сцен молений (со сложенными в мольбе или воздетыми к небесам руками), красочно изображенных на ранней керамике Египта, Ирана, Кавказа, Триполья и др. (рис. 6, 1, 2, 3). Поэтому круг изобразительной магии насыщен орнаментами из знаков воды, среди которых на Кавказе наибольшее значение получили зигзаг и спираль.
Мотив спирали появился задолго до бронзового века. На основании ряда исследований установлено, что спираль является одной из производных от знака солнца, огня, с унаследованным принципом движения [26]. Повсеместное значение этого солярного знака стало характерным явлением для Кавказа. На территории Грузии, начиная со II тысячелетия до н. э., этот знак на керамике интересно трансформируется, варьируя в парных решениях (см. рис. 6, 4, 5, 6), среди которых наиболее устойчивую форму приобретает спиральный знак со связывающей «скамеечкой» [27].
Эта схема передает изображение глаз, в связи с чем интересно вспомнить известное изображение древнеиранского божества (рис. 6, 76), египетский рисунок, передающий прямую тождественность с солнцем (рис. 6, 7а), имя хеттского солнечного божества Телепина («далеко светящий», глаз) [28], абхазское название солнца — а-мра или то же микрокосмическое солнце — глаз-свет, зрение [29] и, наконец, грузинское слово «мзе» (солнце), «мзера» (смотреть). Такое приобщение к космогоническому мировоззрению заставляет видеть в этой спиральной паре весьма важный смысл образного воспроизведения определенного понятия.
В связи с этим можно двойной солярный знак понимать как условную передачу солнечного пути, начатого от его зенита — центра, в направлении разворачивающейся спирали, откуда солнце, отправляясь к закату, исчезает за горизонт — в виде «скамеечки»; вновь поднимается с ее противоположного конца, следуя направлению заворачивающейся спирали снова к зениту. Подобное поведение солнечного светила расценивается как обычный суточный круговорот. Очевидно, такие же наблюдения и выводы еще до древних земледельцев были и у их предшественников; получили же они подобное графическое воспроизведение как возникшая потребность в исчислении не только суточного, но также месячного и годичного циклов. Свидетельство этому не только древний изобразительный материал [13], но и древнейшие религиозные верования, сохранившиеся в мифологии и фольклоре, связанные с идеей солнечного умирающего и воскресающего божества. На Кавказе только во II тысячелетии спиральная фигура модернизируется, иначе говоря, выступает на бронзе в том виде, в каком она была принята у египтян, хеттов и др. Видоизменяясь, фигура принимает и новое смысловое значение (см. рис. 6, 8а, б). Совершенно очевидно, что этому предшествовал, как указывалось выше, период вариаций солярных орнаментальных решений на керамике (см. рис. 6, 4а, б, в; 6а, б). Теперь новое графическое воспроизведение упростило процесс «разворачивающейся» и «заворачивающейся» спирали, в парной фигуре со связывающей «скамеечкой» (рис. 6,5), тем более что в «бегущей» спиральной вязи (см. рис. 6, 86) можно выделить и парное соединение (рис. 6, 8а). Известно, что повторение усиливает магическое действие (подобно композициям словестных трудовых песен) [31]. Орнамент также построен по принципу ритмичного повторения определенного комплекса знаков, ярким примером чему служит «бегущий» спиральный орнамент — общепринятый символ воды.
Удивительное явление! Казалось бы, со временем орнамент отошел от первоначального смысла и изменил свое значение. Но не так просто в это поверить. Уже только потому, что за знаком спирали неизменно сохраняется его солярная символика, следует предположить, что в изменении смысла участвует другой элемент орнамента, а именно косая линия, соединяющая спирали. Попробуем доказать это. Представим, что «косая» является фрагментом какого-то «бегущего» орнамента. Рассмотрим ее как часть от целого: «косая» линия может быть воспринята как элемент зигзагообразного орнамента, символа воды. Тогда попытаемся одну из сторон ломаных линий зигзага заменить спиралью… и перед нами образуется вязь спирального орнамента (см. рис. 6, 96). Для того чтобы убедиться в правильности нашего построения, возьмем другой орнамент (рис. 6, 9в), имеющий то же значение, построенный по тому же принципу с той лишь разницей, что спираль-солнце заменяет один из его синонимов — кружок с точкой [32].
Отсюда возникает предположение, что знаки, составляющие спиральный орнамент, наделяют его способностью действовать в двух направлениях: выступать и солнечным и водным символами. По-видимому, во II тысячелетии на всем Кавказе прочно утвердился магический знак в виде «бегущего» спирального орнамента, содержащий «животворящее» тепло и влагу. Кроме того, утверждение этой фигуры, независимо от того, будет ли она «замкнутой» или «бегущей», напоминает о постоянном страхе перед угрозой нарушения этого «единства». Орнамент становится как бы единым символом, магическим требованием «равновесия» жизненных сил в природе, следы нарушения которого следует видеть в многочисленных мифах народов, отразившихся в сюжете о потопе, пленении солнца (замтении), рождении луны и др. Отсюда «равновесие» надо понимать как в широком смысле, в связи с возможностью разного рода катастроф, так и в узкоутилитарном, отвечающем интересам земледельца [33].
Труд земледельца ставит под угрозу и чрезмерная жара, и излишняя влага. Возникает необходимость магического воздействия в нужном для земледельца направлении. В этом отношении спиральный орнамент подобен песне, когда ее поют в ожидании дождя: «Не хочу больше сухих комьев земли, а хочу грязи», а в ожидании солнца: «Не хочу больше грязи, хочу сухих комьев земли» [34].
Для большинства районов Кавказа и Закавказья характерно жаркое, порой засушливое лето. Множество сохранившихся в народе древних сказаний, поверий и обрядов связывается вызыванием дождя [35]. Это не могло не отразиться и на изобразительной магии. Орнамент приобретает значение в зависимости от многократного повторения его с целью магического воздействия, связанного с увлажнением полей, вызыванием дождя и т. д. Б. Б. Пиотровский в свое время обратил на это внимание, указав, что спиральный орнамент показан большей частью совместно с изображением собаки [36] (рис. 6, 12); последняя семантически определяется как существо, «выходящее» из мира воды [37].
Все приведенные факты позволяют предположить, что спиральный орнамент в эпоху поздней бронзы уже не связан с солярной магией. Но это неверно. Спираль продолжает оставаться солнечным символом, выступая в прямом его значении, о чем свидетельствуют рисунки на различных предметах декоративно-прикладного искусства, вплоть до нашего времени (рис. 6, 16а, б). Магическое значение спирального орнамента в земледельческой тематике огромно: действуя самостоятельно и вкупе с различными знаками и символами, он часто становится декором зооморфных (рис. 6, 11) и антропоморфных фигур; является одним из главных компонентов сюжетных композиций и определяет функции различных изображений (рис. 6, 10). Показательны в этом отношении гравированные рисунки пластин бронзовых поясов из Мцхета-Самтавро [38].
Древние мастера сочетали смысловое значение спирали с ее декоративными свойствами. Подчеркивая ее динамичность, они создавали все возможные вариации. Особый интерес в связи с этим приобретает гравированный рисунок на бронзовом поясе из Самтавро (рис. 6, 13). Здесь спиральная вязь переплетается как по горизонтали, так и по вертикали, образуя сплошную ромбовую клетку. Заштрихованные пунктиром клетки намечают в свою очередь контур больших ромбов, разместившихся по всему поясному полю. Пунктирные ромбовые клетки ассоциируются с «шахматным» орнаментом — земледельческим символом со значением «обрабатываемых полей» [39] (рис. 6, 17 а, б). На одном из поясов из Самтавро (рис. 6, 14) ряды спиральных полосок расположены вертикально, как бы имитируя потоки дождя. Здесь помимо магического действия «бегущей» спиральной вязи, орнамент в целом выступает по принципу «подобное вызывает подобное».
Иная картина на другом бронзовом поясе из Самтавро (рис. 6, 15). Здесь спиральный орнамент расположен концентрически по всему поясному полю. Если спиральный орнамент предыдущего пояса имитировал дождь, то композиция этого орнамента воссоздает солнце. Такая реставрация древнего солнечного символа в виде спирали встречается еще на одном сюжетном поясе из Самтавро. На нем изображена собака, хвост которой закручен в виде спирали, с отходящими солнечными лучами (рис. 6, 16а).
«Прочитанные» сюжеты бронзовых поясов Грузии и Азербайджана отражают хозяйственную функцию воды — ее применение для естественного и искусственного орошения [40]. В связи с этим напомним смысловое содержание знаков квадрата, треугольника и «шахматного поля», являющихся производными от ромба, которые читаются как «земная твердь», «гора», последняя символизирует «обрабатываемые поля» [41] (рис. 6, 17).
Композиции бронзовых поясов Самтавро показали, что расположение спирального орнамента, как правило, увязывается с ромбами, квадратами и «шахматными полями» (рис. 6, 17, 1, 2), указывая на равнины, луга. В большинстве же случаев декоративные мотивы подчеркивают применение воды как в виде природных источников, так и отходящих от них сети, а иногда и целой системы оросительных каналов (рис. 5, 17а; 6, 12).
С фигурой треугольника, как указывалось раньше, связано понятие гор, горного хозяйства; к нему, как правило, примыкают зигзаг и волнистая линия — знаки древнего происхождения. Повсеместно они связывались с водой. У многих народов Кавказа и Закавказья [42] сохранилось множество поверий и преданий, приписывающих змее ряд сверхъестественных способностей: вызывание дождя, сохранение влаги, охранение содержимого в сосудах и др. (рис. 5, 1в). Различные вариации древнейших знаков, производных от змеи, с присущим им универсализмом вошли в четкие художественно-декоративные традиции поздней бронзы и стали в дальнейшем изобразительным принципом кобанских пряжек, на которых, с нашей точки зрения, происходят удивительные змеиные трансформации. На кобанских пряжках наряду с реалистической змеей (рис. 5, 1а, в) изображается извивающаяся, подобно горной реке, змея, у которой вместо головы треугольник, «читаемый» в значении горы (рис. 5, 3). Подобную символику имеют и другие кобанские фигурные пряжки (рис. 5, 2, 3, 4). Эти удивительно сходные изобразительные явления дают основание усмотреть в условном воспроизведении отражение вполне реальных понятий их создателей. «Прочесть» их помогает несколько иной изобразительный характер одной фигурной пряжки (рис. 5, 2). Зрительно рисунок воспринимается двупланово: нижняя часть пряжки сохраняет очертания извилистой реки; верх решен иначе — три сгиба спины и голова змеи превратились в вершины, облекаемые треугольными шапками. Подключая к змее-воде атрибут в виде гор-треугольников, художник подчеркивал этим ее отношение к горному, скорее к высокогорному хозяйству. Сравним это изображение с изображением на пряжке плоскостного решения (рис. 5, 4 а), где плавно извивающаяся змея, с атрибутом треугольника вместо головы, помещена на спиральном поле, заставляя усматривать в скрещении этих символов выражение равнинного и предгорного хозяйства.
Приемы образной символики, используемые на предметах декоративно-прикладного искусства поздней бронзы, способствуют воссозданию «географии». Это свойство, как указывалось, проявилось особенно четко в сюжетах бронзовых поясов Кавказа и Закавказья, что помогло уловить локальный характер ландшафта в передаваемом хозяйстве. Именно с этой позиции следует подойти и к другой серии предметов в художественно- сематическом плане, на наш взгляд, тесно связанных с рассматриваемыми пряжками.
Речь идет о хорошо известных на Кавказе привесках, изображающих баранью голову со спирально расходящимися рогами (рис. 5, 6 а). По нашему мнению, между привесками и пряжками существует явная близость (рис. 5, 2а, б, За, 6а, б, в, г, 7а) — скрещение символов воды и горы (змеи и треугольника) показывает горное, а иногда (рис. 5,26) высокогорное хозяйство. Облик бараньей головы создается тем же способом, т. е. сочетанием двух змей-символов воды с нарочито подчеркнутой на них штриховкой, также знаком воды. Очевидно, что полученный таким способом реальный образ барана указывает на превалирующее значение овцеводства в данном высокогорном хозяйстве. Можно предположить, что в этом же плане следует рассматривать часто встречающиеся варианты подобных привесок, например (рис. 5, 66 в, г, 7а), где соединение змей образует угол в виде бараньей головы. Так же воспринимается изображенная в виде зигзага привеска (рис. 5, 6 в) и зигзаг на пряжках (рис. 5, 46, 5а, б). Сходные элементы встречаются и на другой категории пряжек (рис. 5, 56, 76, 8а, 6), среди которых следует отметить семантику «чистого поля» в сочетании с зигзагом и бараньей головой. В последнем случае представляется возможным трактовать овцеводческое хозяйство, предполагающее использование равнинных и высокогорных пастбищ.
Тот же мир символики представлен и за пределами Кавказа: в Египте (рис. 5, 11а, 6, в, 12а, б, 13а, в, 14а) ; в иных олицетворениях подобная Сймволика, передающая образ «рогатого» (обожествленного) Саргона, су¬ществовала в Месопотамии (рис. 5, 15) образ орла с крыльями-горами, с ниспадающими с них потоками воды известен в Передней и Средней Азии (рис. 5, 146) . Специальные функции воды подчеркиваются и другими орнаментальными знаками. Из них следует напомнить о знаке «полудуг», часто встречающихся на керамике ранних земледельцев Средней Азии, Месопотамии, Египта (рис. 5,17а, б).
Содержание этого знака достаточно полно отражено в сюжете азербайджанского пояса эпохи поздней бронзы. В ходе художественно-семантического исследования выяснилось, что этот знак символизировал орошение, т. е. отражал функцию воды, искусственно отведенной от своего естественного русла (рис. 5,17а). На том же поясе был «прочтен» и другой знак воды, встречающийся преимущественно в орнаментальных мотивах, относящихся к горно-скотоводческому хозяйству. Речь идет о геометрических фигурах «ладьеобразного» типа (рис. 5, 18а, б), чаще всего встречающегося в сочетании с зигзагом, углами, треугольниками. Напомним, что в разбираемом сюжете пояса вскрылась сущность этого знака, указывающего на водопои для скота. Такой же знак дан в рельефе на энеолитической керамике Имирис-Гора в Грузии [43], там он показан в сочетании с вертикальными полосками (рис. 5, 18а). Частые вертикальные или наклонные отрезки ассоциируются с дождем. Многочисленные изображения их нередко служат атрибутами животного мира, указывающими на связь с водой, как это воспроизводилось на поясах Самтавро [44] (рис. 6,12, 5, 16а, 18).
Нельзя не указать на знаки «полуовалов», встречающиеся на керамике и бронзовых изделиях конца II и начала I тысячелетий до н. э. (рис. 5, 1, 7в). Следуя выводу Б. А. Рыбакова [45], аналогичную образную символику имели древние трипольцы, воспроизводя в этих рисунках «груди и соски, источающие молоко — дождь» — благодатную влагу на поля земледельцев. На Бешташенских поясах (Грузия) эти «полуовалы» даны несколько иначе, показывая почти реально нависающие тучи и плывущие облака (рис. 5,17в).
Проведенным исследованием в свете художественно-семантического анализа удалось раскрыть основное содержание хозяйственной символики зигзага-воды и спирали-солнца, которые магически сочетают идею «равновесия» двух начал, определяющих ритм всего земледельческого цикла.
N. Е. Ourouchadzé — A PROPOS DE LA SÉMANTIQUE DES ARTS DÉCORATIFS DE L’ANCIEN CAUCASE ET L’ANCIENNE TRANSCAUCASIE
Résumé
En se basant sur les recherches des ceintures en bronze protectrices de Samtavro, qui était effectuées par l’auteur, la tentative est faite d’étudier dans un groupe impor¬tant de ces objets provenant de la Transcaucasie (notamment de l’Azerbaïdjan). A titre de spécimen l’auteur prend une ceinture conservée dans la collection du Musée d’Etat de l’Ermitage sous le numéro 1836.
Aux ceintures de bronze, très communes en Transcaucasie au debut du 1er millénai¬re avant notre ère, on attribue une des valeurs principales permettant d’expliquer les particularités les plus importantes de la vie économique et spirituelle de l’époque en question.
Il ne faut pas démontrer une fois de plus car il va de soi que ces ceintures étaient chargées de la fonction concrète d’un sens magique car elles étaient étroitement liées aux croyances et aux actions rituelles des anciens agriculteurs. En plus, la composition des images figurants sur la ceinture reconstitue, sous forme des symboles particuliers, un paysage concret et représente ainsi une sorte de carte topographique d’une région agricole déterminée. Dans la composition ornementale de la ceinture étudiée on distingue quatre symboles différents de l’eau: «zygzag», «barque», «spiral», «demi-arcs» qui dé¬signent non seulement des objets essentiels de preoccupations des laboureurs-éleveurs, liés à l’alimentation en eau et à l’obtention d’une récolte abondante mais leur caractère spécifique permet de trouver la clef à l’interprétation de ces figurations originales et caractéristiques. Certaines d’elles laissent percevoir les rapports à la Médie qui joua un rôle important dans la génèse et la formation du peuple azerbaïdjan.
L’étude des signes et des ornements sur la ceinture révélant des fonctions diverses de l’eau montrent que l’agriculture basée sur l’arrosage naturel par précipitations et sur l’irrigation est d’une origine très ancienne. L’analyse des motifs décoratifs permet¬tent de ressortir les traits particuliers locaux propres à une économie concrète, en sig¬nalant parfois la prédominance de l’élevage sur l’agriculture. L’analyse artistique et sémantique permet de dégager une signification principale de la symbolique «économi¬que» d’un zigzag (l’eau) et d’un spiral (le soleil) qui réunissent de façon magique l’idée de «l’équilibre» de ces deux phénomènes de la nature qui déterminent la marche de tout le cycle agricole.
En somme, l’analyse sémantique ci-mentionnée des décorations figurant sur des objets caucasiens de l’âge du bronze tardif montre un niveau de vie économique relati¬vement élevé où les économies propres à des régions de plaines, piémonts, montagnes et hautes montagnes se combinaient d’une façon particulière.
1. Дж. Халилов. Бронзовые пояса, обнаруженные в Азербайджане. Сб. «Материальная культура Азербайджана». IV, Баку, 1962; Б. Техов. Бронзовые пояса Центрального Кавказа. ИЮОНИИ АН ГрузССР, XIII, Цхинвали, 1964; Т. Касаманлы. Погребение с бронзовым поясом из Хачбулага. СА, 1965, № 2; А. Каландадзе. Чабарухский и Пассанаурский клады. Тезисы докладов 1-й научной сессии Душетского краеведческого музея, Тбилиси, 1965; С. Есаян. Погребение № 4 Астхиблурского могильника, ИФЖ АН АрмССР, 1, 1967.
2. H. Е. Урушадзе. Бронзовые пояса из Самтаврского некрополя как памятники древнегрузинского прикладного искусства. Канд. дис., Тбилиси, 1970.
3. H. Е. Урушадзе. Бронзовый пояс из Самтавро, «Сабчота хеловнеба», 12, 1969 (на груз. яз.).
4. Б. А. Рыбаков. Религия п миропонимание первых земледельцев юго-западной Европы (IV—III тысячелетия до н. э.), VII междунар. конгресс доисториков и протоисториков. Доклады и сообщения археологов СССР. М., 1966, стр. 107—112; его же. Космогония и мифология земледельцев энеолита, СА, 1965, 1, 2 стр. 29, 30; А. К. Амброз. О символике крестьянской вышивки архаического типа. С А, 1966, 3, стр. 22.
5. П. И. Мещанинов. Орнамент сузских чаш первого стиля. ИГАИМК, 5, Л., 1927: его же. Змея и собака на вещевых памятниках Кавказа. ЗКВ, 1, стр. 241—256; П. Уварова. МАК, VIII, стр. 336.
6. Б. А. Рыбаков. Ук. соч., стр. 36, 37.
7. А. К. Амброз. Ук. соч., стр. 22.
8. Это было прослежено автором в процессе художественно-семантического анализа Самтаврских поясов из погребений № 281, 211 и изложено в ряде статей, опубликованных в журнале «Сабчота хеловнеба» за 1968—1970 гг., а также в статье H. Е. Урушадзе. Опыт семантического анализа бронзового пояса из Мцхета-Самтавро. СЭ, 1971. 6.
9. Термин принадлежат В. М. Массону. В. М. Массон. Средняя Азия и Древний Восток. М.— Л., 1964.
10. R. Wirсhоw. Gräberfeld von Koban im Lande der Osseten, Kaukasus. Berlin, 1883.
11. M. И. Артамонов. Происхождение скифского искусства. СА, 1968, 4, стр. 35—36.
12. В. В. Бардавелидзе. Древнейшие религиозные верования и обрядовое графическое искусство грузинских племен. Тбилиси, 1957, стр. 218.
13. И. Лурье, К. Ляпунова, И. Матье, И. Пиотровский, Н. Флитнер. Очерки по истории техники Древнего Востока, М., 1940, стр. 43.
14. И. А. Дьяконов. История Мидии. М.— Л., 1969, стр. 124.
15. H. Е. Урушадзе. Опыт семантического анализа…, К подобным изображениям относятся ассиро-вавилонские, урартские и греко-ионийские сюжеты; бараноптицу Артамонов видит в навершиях скифских жезлов.
16. Н. Я. Марр, Я. И. Смирнов. Вишапы. Тр. ГАИМК, 1, Л., 1931; Л. М. М еликсет-Беков. Вишапы и вишапоиды в Грузии. Тбилиси, 1947.
17. Г. Гегешидзе. Древняя ирригация Грузии. Тбилиси, 1967, стр. 28.
18. Н. Урушадзе. Значение и место бронзового пояса из Самтавро как памятника древнедекоративного искусства Грузии. СА, 1970, 1.
19. Дж. Халилов. Бронзовые пояса, обнаруженные в Азербайджане, табл. VI, V.
20. Подробно в опубликованных нами статьях в журналах «Сабчота хеловнеба», 3, 8. 1967; 8, 12, 1968; 12, 1970 (на груз, яз.); СА, 1970, 1; СЭ, 1971, 6.
21. Б. А. Рыбаков. Космогония и мифология, стр. 38.
22. Б. А. Куфтин. Урартский «колумбарий» у подошвы Арарата и куро-аракский энеолит. ВГМГ, XIII Б, Тбилиси, 1943, стр. 24 сл.; Б. Б. Пиотровский. Искусство Урарту. Л, 1962; Ш.Я. Амиранашвили. История грузинского искусства. Тбилиси,. 1957; Г. С. Читая. Мотив древа жизни в лазском орнаменте. ИИЯИМК, X, 1947.
23. H. Е. Урушадзе. Бронзовые пояса из Самтаврского некрополя как памятники….
24. A. Hein. Kreuze, Hakenkreuze und andere urmotivische virbeornament. «Amerika», Vein, 1891.
25. H. Я. Mapр. Средства передвижения, орудия самозащиты и производства в доистории. Л., 1926; его же. Язык и письмо. Л, 1937; И. И. Мещанинов. Змея и собака на вещевых памятниках Кавказа, стр. 241—256; Б. Б. Пиотровский. Археология Кавказа. Л, 1949, стр. 90; Б. А. Рыбаков. Космогония и мифология земледельцев энеолита, стр. 36; Н. Я. Марр. Термин «скиф». ЯС, I, Пг., 1921, стр. 12; его же. Сб. «Вепхистскаосани и Висрамани». Тбилиси, 1966, стр. 351.
28. В. Р. Кабо. Происхождение и ранняя история аборигенов Австралии. М., 1969, стр. 300; А. Амброз. Раннеземледельческий культовой символ. СА, 1965, 3, стр. 14.
27. Б. А. Куфтин. Археологические раскопки в Триалети. Тбилиси, 1941, стр. 110.
28. И. А. Джавахишвили. История грузинского народа. Тбилиси, 1928 (на груз. яз.). стр. 159.
29. Б. А. Куфтин. Материалы археологии Колхиды. 1, Тбилиси, 1949, стр. 83.
30. Б. А. Куфтин. Археологические раскопки в Триалети, стр. 110; М. И. Шахнович. Первобытная мифология и философия. Л., 1971, стр. 79.
31. Н. Я. Марр. Сб. «Вопросы Вепхисткаосани и Висрамиани», стр. 26, 27.
32 В. В. Бардавелидзе. Ук. соч., стр. 196; А. Амброз. Ук. соч., стр. 14.
33. Нарты. М., 1957, стр. 21, 84, 101, 120, 191 сл.; М. Джанашвили. Грузинское предание об Амиране СМОМПК, XXXII, 1903.
34. Дж. Рухадзе. Аграрные культы. Село Акура Тбилиси, 1964, 132.
35. М. Джанашия. Поверья грузин Телсвского уезда. СМОМПК, 17, Тифлис,. 1893; его. же. Сванские сказания. Там же, 32, Тифлис, 1903; Народные сказки, собранные в Кахетии и Пшави Т. Разикашвили, Тифлис, 1909 (на груз, яз.); М. Я. Чиковани. Народный грузинский эпос о прикованном Амиране. М., 1966.
36. Б. Б. Пиотровский. Ук. соч., стр. 90.
37. И. И. Мещанинов. Змея и собака…, стр. 249.
38. H. Е. Урушадзе. Орнаментированные и гладкие пояса из Самтаврского некрополя, «Сабчота хеловнеба», 1970, 12 (на груз. яз.).
39. Б. А. Рыбаков. Космогония и мифология земледельцев энеолита, стр. 12; В. М. Массон. Средняя Азия и Древний Восток, стр. 280.
40. H. Е. Урушадзе. Орнаментированные и гладкие пояса…
41. А. К. Амброз. Ук. соч., стр. 14.
42. И. И. Мещанинов. Змея и собака…, стр. 243.
43. Из раскопок экспедиции, руководимой А. И. Джавахишвили и О. Д. Джапаридзе, 1970.
44. H. Е. У рушадзе. Бронзовый пояс из Самтавро. «Сабчота хеловнеба», 3, 1969 (на груз. яз.).
45. Б. А. Рыбаков. Ук. соч., стр. 64.