К содержанию книги «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси» | К следующей главе
Важным внутренним хронологическим рубежом ранней истории Скандинавии является начало 890-х гг., разграничивающее «раннюю» и «среднюю» эпоху викингов. В 890 и 891 гг. норманны потерпели два крупных военных поражения во Франции и Германии. Экспансия викингов заметно пошла на убыль: лишь упорные локальные войны позволили дружинам Хрольва Пешехода, Роллона, закрепиться в Нормандии. Формально признав вассальную зависимость от французского короля Карла Простого, в Англии Альфред Великий стабилизировал отношения с датчанами, подчинившими северную часть страны; Германия, где складывалась Оттоновская империя, выдвигалась в качестве наиболее серьезного и деятельного противника, успешно противоборствующего с норманнами и стремящегося подчинить своему политическому влиянию, по крайней мере, датских конунгов.
Ограничению внешней экспансии норманнов способствовало не только сопротивление, которое смогли в конечном счете организовать феодальные державы Запада. Более важное значение, видимо, имели процессы, развернувшиеся внутри скандинавских стран. Экономический, социальный, военно-политический потенциал, созданный в течение ранней эпохи викингов (790-890), стал основой активной политики конунгов наиболее развитых областей — именно тех, где находились крупнейшие вики, авторитетные древние святилища, сложилась эффективная военно-территориальная организация, — в течение нескольких десятилетий решивших весьма важную задачу государственного строительства: объединение племенных территорий. В Дании, как уже отмечено, эта задача была решена в правление конунга Горма Старого (ум. ок. 940); в Норвегии с 890-х гг. (битва при Хаврсфьорде) методично подчиняет себе конунгов мелких «фюльков» Харальд Косматый (после объединения страны, по преданию, впервые остригшийся и именуемый с тех пор Харальдом Прекрасноволосым); в Швеции успехов по объединению страны добивается конунг Эйрик Энундсон (ум. ок. 882).
Эти короли, впервые возглавившие объединенные государства в конце IX — начале Xвв., воплощали определенный социальный тип «конунга-реформатора». Действуя последовательно и целенаправленно, они создавали основу новой структуры управления, построенной как вассальная иерархия: конунг-ярлы-херсиры (позднее — лендрманы, «ленники»); они располагали квалифицированной военной силой (постоянных дружин, вобравших лучшие кадры викингов) и контролировали военное ополчение бондов, сбор с них податей и даней — опираясь при этом на существующую уже административно-территориальную сеть, а следовательно, и на систему культовых центров (поэтому все эти конунги остаются язычниками и верховными языческими жрецами). Им приходилось противоборствовать и взаимодействовать с различными социальными силами: родовитой племенной знатью, общинным самоуправлением бондов, дружинами викингов; действуя то силой, то компромиссами, но неизменно последовательно, методично, конунги-реформаторы добились главного: интеграции племенных областей. Создание «государственных территорий» Дании, Норвегии, Швеции стало своего рода реализацией результатов внешней экспансии и стимулированного ею внутреннего социально-экономического развития. К 940 г. процесс образования северных государств далеко еще не завершился, но уже прошел свою начальную стадию.
[adsense]
Специфика этого процесса в Скандинавии заключалась, по наблюдению Ф. Энгельса, в том, что без резкой ломки здесь традиционная «родовая организация переходила в территориальную и оказалась поэтому в состоянии приспособиться к государству» (Эн¬гельс, 21:150). Племенной управленческий аппарат, к которому генетически принадлежали конунги-реформаторы, их методичными усилиями преобразовывался в раннегосударственный. Управленческие, военные, сакральные функции конунгов, закрепленные за ними в «варварском» обществе, позволяли им с наибольшим успехом реализовать раскрывающиеся в эпоху викингов новые социально-экономические возможности. Традиционные поступления в пользу конунга-вождя, дары, ритуальные пиршества-кормления (вейцла), судебные штрафы составляли изначальную прерогативу родовой знати, возглавлявшей племенные «фюльки». Но с подчинением в конце IX — начале X вв. конунгам наиболее развитых из этих «фюльков» племенной знати других областей происходит некоторое перераспределение, и начинается концентрация этих поступлений в распоряжении формирующейся центральной, королевской власти. Одновременно прослеживается рост и столь же традиционных, земельных владений конунгов («Уппсальский удел» и т. п.), проявившийся в распространении по различным областям каждой из скандинавских стран сети королевских усадеб, «хусабю», становившихся новыми административными, фискальными и экономическими центрами, исключенными из племенной юрисдикции и непосредственно подчиненными центральной власти. Образуется своего рода «домениальный фонд» королевских земель. Опираясь на этот фонд, конунги начинают распоряжаться все более уверенно и племенными землями, контроль над которыми осуществлялся в виде вейцл и даней.
Концентрируя отторгнутые (хотя бы частично) у старой знати права на племенные поступления, конунги создавали качественно новый, единый государственный фонд средств, обеспечивавший существование и деятельность «протофеодальной» военной касты, королевской дружины. Опираясь на обеспеченную таким образом постоянную военную силу, конунги постепенно повышали «интенсивность эксплуатации», изымая понемногу, но неизменно возраставшую часть экономического потенциала бондов, остававшуюся ранее в их распоряжении: это медленное расширение королевских прав на «дани-подати» субъективно воспринималось общественным сознанием именно как ущемление традиционных прав бондов, «отнятие одаля». Изъятием части средств королевская власть существенно сужала возможности самодеятельности бондов (и прежде всего — дружин викингов, опиравшихся, в конечном счете, на ресурсы бондов, и отчасти — родовой знати). Ограничивалась на протяжении X века и деятельность поставленного под государственный контроль, возглавленного представителями королевской администрации (лендрманами и ярлами) и превращавшегося в воинскую повинность народного ополчения-ледунга.
Наряду с обеспечением королевской дружины, составившей ядро формирующегося господствующего класса, конунги получают возможность и для других видов государственного строительства: сооружения монументальной фортификации вроде «Датского вала», воздвижения крепостей, прокладки и обеспечения новых коммуникаций (дорог, мостов, каналов на волоках и пр.), основания новых, находящихся под преимущественным королевским контролем городов.
Складывающаяся система характеризовалась в первые десятилетия известным «равновесием сил»: подавив и подчинив старую племенную знать, конунги не просто заместили в каждой из локальных областей ее позиции своими «мужами», но нередко — оставили в качестве ленников представителей старой местной аристократии:
«Хроллауг конунг взошел на курган, на котором конунги обычно сидели. Он велел поставить на нем престол конунга и сел на этот престол. Затем он велел положить подушку на скамейку, на которой обычно сидели ярлы, скатился с сиденья конунга на сиденье ярла и назвался ярлом. После этого он отправился навстречу Харальду конунгу и передал ему все свои владения. Он вызвался стать его человеком и рассказал ему о том, что только что сделал. Харальд конунг взял меч и привесил ему на пояс. Затем он привесил щит ему на шею. Он сделал его своим ярлом и возвел на престол. Он сделал его ярлом фюлька Наумудаль» (Сага о Харальде Прекрасноволосом, 8) (Снорри Стурлусон 1995: 45).
Знатные семьи, не желая подчиниться королевской власти, покидали страну: одновременно со становлением государственности в Норвегии и других скандинавских странах происходило заселение Исландии (в основном с 890 по 930 г.). Хавдинги и бонды, поселившиеся здесь, сохранили догосударственное «тьоудвельди», народовластие, и сформировавшаяся административно-территориальная система была тесно связана с языческими культами и верованиями; эта «консервация» догосударственного уклада определила уникальный расцвет древнесеверной культуры исландского «века саг» и последующих столетий, вплоть до XIII в. (Стеблин-Каменский 1967: 16 -33). Но подобные «очаги» догосударственных порядков тлели, по существу, и в каждом из «фюльков», согласившихся подчиниться конунгам. Племенная знать, хавдинги при случае могли объединиться против притязаний королевской власти, если они казались чрезмерными, с «могучими бондами», а если нужно — и с дружинами викингов, во множестве базировавшихся на островах атлантического побережья Скандинавии.
Первые государственные образования, охватившие территорию каждой из скандинавских стран, оставались внутренне нестабильными. Длительные войны со своими родовитыми противниками вынужден был вести во второй половине X в. шведский уппсальский конунг Эйрик Бьёрнсон, прозванный Победоносным. В Норвегии после смерти Харальда Прекрасноволосого в течение многих десятилетий шли междоусобицы его потомков и наследников. Показательно при этом, что претенденты на престол порою достаточно отчетливо осознавали опасность, в качестве возможных источников сопротивления и опоры племенного сепаратизма, языческих святилищ и культов. Если конунг Хакон Добрый до конца своего правления ограничивался осторожными, робким и и безуспешными попытками ввести христианство в Норвегии, то сменившие его у власти племянники, сыновья Эйрика Кровавая Секира (как и Хакон в молодости, в свое время изгнанного из страны), «приняли христианство Англии. Когда они, однако, пришли к власти в Норвегии, им не представлялось возможности крестить людей в стране. Но они всюду, где только могли, разрушали капища и мешали жертвоприношениям, чем вызвали ненависть к себе» (Сага о Харальде Серая Шкура, 2) (Снорри Стурлусон 1995:89). Распри эти закончились тем, что один из знатных противников королевской династии, трандхеймский ярл Хакон воспользовался военной поддержкой датчан и стал править страной от имени датского конунга.
Дания оставалась в то время наиболее развитой, населенной и богатой из скандинавских стран. Датские вики в X в. переживают расцвет, конунги еллингской династии основывают новые города и «королевские усадьбы», намечается сеть «магнатских усадеб» королевских вассалов, управляющих отдельными регионами страны. Во второй половине X в. при конунге Харальде Гормссоне по всей стране были возведены единообразные «круглые крепости» Аггерсборг, Фюркат, Дреллеборг, Ноннебакен в Оденсе; вместе с «Датским валом», реконструированным в 955-968 гг., они составили развитую военно-административную систему; всю страну пересекала общегосударственная магистраль, «Ратный путь».
Эти энергичные меры позволяли не только укрепить внутреннюю прочность королевской власти в стране. Они были необходимы и для того, чтобы Дания могла успешно противостоять нараставшему немецкому давлению на Шлезвиг. С провозглашением в 919 г. саксонского герцога Генриха — королем (919-936) начинается подъем Саксонской державы, подчинившей своей власти не только германские герцогства Баварию, Швабию, Франконию, Лотарингию, но и ряд славянских полабских княжеств, а также Чехию; в конце правления Генриха I он предпринял успешные наступления на венгров и датчан: после крещения южноютландского конунга Кнуба, в 934 г. была создана Датская марка, подчиненная немецкому королю пограничная область. Преемник Генриха, Оттон I (936-972) продолжал политику военного давления на датчан, действия королевского маркграфа Германа Биллунга энергично поддерживал гамбургско-бременский архиепископ (Санчук 1975:46—47).
Под германским давлением конунг Харальд Синезубый, сын Горма, принял христианство и согласился утвердить его в качестве государственной религии. «Отта кейсар и конунг датчан встретились на Марсей (остров, куда датское войско отступило после военного поражения. — Г. Л.). Тогда святой епископ Поппо стал проповедовать христианскую веру Харальду конунгу…. Тут Харальд конунг крестился со всем датским войском» (Сага об Олаве. сыне Трюггви, 27) (Снорри Стурлусон 1995:114). В 947 г. в Дании было учреждено три епископата, и назначены подчиненные гамбургско-бременскому архиепископу, датские епископы — Хорит в Слиазвихе (Хедебю), Лиафдаг в Рипе, Регинбронд в Орхусе (Adam. II, 4). Адам Бременский сообщает также, что Поппо был направлен позднее с миссией в Швецию (около 965 г.); в Дании, согласно тому же автору, склонился к христианству и был крещен шведский конунг Эйрик Победоносный, что, однако, не привело к укреплению в Швеции позиций церкви (Adam, II, 35.38).
Христианизация Дании продвигалась значительно более успешно: «Когда Харальд сын Горма конунг датчан принял крещение, он разослал по всей своей державе повеление: все люди должны креститься и обратиться в правую веру. В поддержку этого повеления он применял силу и наказания там, где без этого его повеление не выполнялось» (Сага об Олаве, сыне Трюггви, 53) (Снорри Стурлусон 1995:123). Несмотря на периодически обострявшуюся «языческую реакцию» (как при сыне Харальда, Свейне Вилобородом), в целом церковь действовала все более успешно; к концу эпохи викингов, во времена архиепископа Гамбургско-Бременского Адальберта (ум.1072) Адам Бременский мог перечислить поименно девять датских епископов: Ратольф — в Шлезвиге, Отто — в Рибе, Христиан — в Орхусе, Хериберт — в Виборге, Магнус и Альберих — на о. Вендель, Эйльберт — на островах Гельголанд и Фюн, Вильгельм — на о. Зеланд, Эгино — в Сконе (Adam, III, 77).
Все девять епископских резиденций Дании Х-ХII вв. локализованы К. Рандсборгом: 7 из них обладали статусом укрепленного города (civitas, по Адаму Бременскому), в каждом при этом действовал, по крайней мере какое-то время, королевский монетный двор; 3 из 9 были крупными морскими портами. Достаточно тесно датская церковь к концу эпохи викингов была связана с административной системой сложившегося Датского государства.
Преемственная связь этой системы с административными центрами дохристианской эпохи не вызывает сомнений. Не только Хедебю, Рибе, Орхус были сложившимися центрами уже к началу X в. Виборг, один из епископатов XI в., возник и развился как «тинговый город», центральное языческое святилище Дании. Такими же культовыми центрами языческой поры были Оденсе на о. Фюн, Роскильде в Зеландии. Из числа новообразованных центров наибольшее развитие получил основанный Кнутом Могучим в Сконе королевский город Лунд (ок. 1020 г.), где была выстроена крупнейшая на Севере деревянная церковь Господа.
Наиболее показательны изменения, произошедшие в главном политическом центре языческой Дании, королевской резиденции Еллинге, где сохранились памятники языческого святилища, несомненно связанного с посмертным культом конунга Горма и его жены Тюры. Центральным объектом святилища был погребальный курган высотой 8,5 м, где в просторной камере были похоронены Горм и Тюра; насыпь была окружена выстроенной из массивных, редко поставленных гранитных валунов, огромной ладьевидной оградой (достигавшей, судя по сохранившимся фрагментам, может быть 250 м в длину). Позднее, видимо при Харальде Гормссоне, южная часть этой ограды была перекрыта мемориальной насыпью, столь же монументальной, что и королевский курган; в пространстве между насыпями поставлена деревянная церковь (около 1100 г. замененная каменным храмом), а перед нею установлен знаменитый «камень Харальда» с изображением Христа и текстом, который называют «метрическим свидетельством о крещении Дании».
Политическая декларация этого текста объединена с религиозной, и обе выражены дублирующими друг друга, христианскими и вполне языческими символами. Образ Христа дополняет и усиливает хорошо знакомый язычникам образ Большого Зверя, украшавший в те же времена штевни боевых кораблей и королевские стяги. Авторитет церкви и авторитет королевской власти, опирающейся на хорошо организованную воинскую силу, дополняют и поддерживают друг друга.
[adsense]
Для рядового языческого сознания ассоциативная связь между Христом и конунгом имела, видимо, большее значение, нежели сравнительное сопоставление христианских догматов с нормами и мифами языческой религии:
«— Ведь конунг сказал, — говорили они, — и притом так, что мы все могли это слышать, что сегодня ночью родился хавдинг (Иисус Христос. — Г. Л.), в которого мы отныне должны верить, если мы сделаем так, как повелел нам конунг» (Сага о людях из Лаксдаля, 40) (Исландские саги 1972: 349).
Вера в бога — производна от верности конунгу:
«…Я буду на стороне конунга… А если мне для этого нужно поверить в какого-то бога, то чем Белый Христос хуже любого другого бога? Так что я предлагаю креститься, если конунгу это так важно, мы пойдем в бой вместе с ним» (Сага об Олаве Святом, 204) (Снорри Стурлусон 19.95: 348-349).
Христианская церковь, прежде всего в наиболее развитых областях скандинавских стран, там, где сравнительно стабильным становится положение городов и других торгово-ремесленных центров, связанных с внешним миром, где сложные взаимодействия старых и новых социальных сил, прежде всего конунгов с их администрацией и военной силой, перерастают рамки традиционных племенных отношений и где в силу этого создаются постоянные предпосылки для утверждения христианства (под воздействием и внутренних, и, не в последнюю очередь, внешних факторов), христианская церковь возникает и существует, главным образом, как один из компонентов складывающейся государственности. Но тем самым христианская религия для конунгов, утверждающих эту государственность, становится одним из действенных орудий их политики. И внешней, позволяющей стабилизировать отношения с феодально-христианскими соседними державами; и внутренней, дифференцированной по отношению к различным социальным силам.
«Олав конунг объявил народу, что он хочет сделать христианами всех людей в своей державе. Первыми подчинились этому те, кто раньше обещал ему свою поддержку. Это были самые могущественные из тамошних людей, а все другие последовали их примеру. Так все люди на востоке Вика были крещены. После этого конунг отправился на север Вика и потребовал, чтобы все люди приняли крещение, а тех, кто противился, он подвергал жестоким наказаниям, некоторых убивал, других велел покалечить, а еще других изгонял из страны» (Сага об Олаве, сыне Трюггви, 53) (Снорри Стурлусон 1995: 133).
Норвежские конунги, со времен Олава Трюггвасона (995-1ООО) стремясь добиться независимости Норвегии от власти датских королей (опорою которых оказывались видные представители языческой племенной аристократии, как ярл Хакон), сделали христианство важным оружием в борьбе с племенным сепаратизмом. Собственно, они повторяли тот же стереотип действий, который полустолетием ранее в Дании применил Харальд Гормссон: принятие крещения из рук конунга было актом установления политической зависимости. Не редко — под прямым воздействием военной силы, ведущим к установлению королевского господства над той или иной областью страны: «Олав конунг предложил ярлу, чтобы сохранить жизнь, креститься, принять праведную веру, стать его человеком и ввести христианство на Оркнейских островах. Олав взял заложником его сына» (Сага об Олаве Святом, 96) (Снорри Стурлусон 1995: 242), и таким образом население Оркнейского архипелага вошло в состав Норвежского королевства. Формы политического давления могли быть разнообразными, от военной угрозы до блокады торговых поездок: «Все эти люди намеревались отчалить летом в Исландию, но конунг запретил им всем выезд из Норвегии, потому что они не хотели принять его веру, как он того желал» (Сага о людях из Лаксдаля, 40) (Исландские саги 1972: 344). Экономические, военные, идеологические факторы тесно переплетались, направленные к единой цели — стабилизации государственного строя в пределах всей доступной притязаниям конунга «государственной территории»:
«К тому времени Олав конунг обратил в христианство все части страны, где жило большинство населения. Он тогда установил также законы по всей стране. Он подчинил себе тогда и Оркнейские острова, как уже об этом раньше было сказано. Он посылал своих людей и заручился дружбой многих людей в Исландии, Гренландии и на Фарерских островах. Олав конунг послал в Исландию лес для строительства церкви, и эта церковь была построена на полях, где собирается тинг. Он прислал и большой колокол, который и сейчас там» (Сага об Олаве Святом, 124) (Снорри Стурлусон 1995: 275).
Сохранение порядков, введенных и установленных конунгом, характеризовало и степень прочности королевской власти в той или иной области страны:
«Олав конунг подробно расспрашивал о том, как соблюдается христианство в стране. Он узнал, что чем дальше на север в Халогаланде, тем меньше там знакомы с христианством, а в Наумудале и во Внутреннем Трандхейме тоже далеко не все обстоит хорошо» (Сага об Олаве Святом, 104) (Снорри Стурлусон 1995: 251).
Для норвежских конунгов христианизация страны была средством, позволявшим решать сложные задачи как внутренней, так и внешней политики. В меньшей степени взаимодействие внутри- и внешнеполитических факторов ощущалось в Швеции, по сравнению с Норвегией, более стабильной и замедленной в своем развитии (особенно — в позднюю эпоху викингов). Современник Олава Трюггвасона, шведский король Олав Шётконунг (995-1020), сын крещеного конунга Эйрика Победоносного, предпринял, правда, попытку искоренить язычество и даже пытался разрушить Уппсальский храм; но ему разрешили лишь построить церковь в своих собственных владениях; был также основан первый епископат, на юге страны, в Скара, где в 1013 г. был посажен первый шведский епископ, Торгаут (Adam, II, 57).
Швеция той поры была сравнительно благополучной аграрной страной. Адам Бременский отмечал, что она исключительно плодородна, «земля ее производит множество зерна и меда, и она превосходит другие страны в животноводстве. Многочисленны здесь необходимые для обитателей реки и леса, и всюду страна изобилует также чужеземными товарами. Можно сказать поэтому, что шведы ни в чем не нуждаются. Все, что относится к суете мирской, то есть золото, серебро, великолепные лошади, бобровые и куньи меха, предмет наших вожделений, для них ничего не стоят». При этом и в XI в. значительная часть этих ценностей была обязана своим происхождением активности дружин викингов:
«Много здесь имеется золота, привезенного из разбойничьих морских походов. Эти морские разбойники, которых они именуют “викингами”, мы же [немцы] — “аскоманами”, дают притом конунгу данов дань, чтобы можно было им продолжать свои походы против варваров; во множестве живут они по берегам этого моря. Но потому случается, что они злоупотребляют предоставленной им свободой, не только против врагов, но и против своих. Не знают они верности никакой по отношению друг к другу и без сострадания продают один другого, захватив как несвободного слугу своему другу либо варварам» (Adam, IV, 6).
Грабежи викингов на Балтике дополнялись торговыми операциями на Востоке, где шведы продолжали пользоваться Путем из Варяг в Греки Древней Руси. В позднюю эпоху викингов (980-1066) заметно меняется соотношение трансконтинентальных восточноевропейских водных путей и связанных с ними центров: возрастает роль Волховско-Днепровской магистрали (собственно, Пути из Варяг в Греки), находящейся под полным контролем Киевской Руси. После походов Святослава, в 960-х гг. уничтожившего булгаро-хазарские центры, снижается значение Волжского пути; в связи с этим быстро приходит в упадок Бирка, жизнь в «вике на Мелар» замирает не позднее 980-х гг. Последовательное и преемственное развитие урбанизации в Швеции вновь прерывается, а следовательно, ослабевает и действие факторов, связанных с раннегородскими центрами. На первое место в торговых связях выдвигается о. Готланд, экономика крестьянских усадеб поглощает значительную часть монетного серебра, судя по кладам, поступающего и с Востока, и все возрастающим потоком — с Запада; правда, связи Готланда с Русью сохраняют устойчивый характер до конца эпохи викингов и позднее: крупнейший из готландских кладов, в Бурга-Луммелунда, был зарыт владельцем большой, вотчинного облика, усадьбы (исследование ее продолжается); в кладе, депонированном ок. 1140 г., свыше 10 кг серебряных вещей и слитков, более 3200 монет (в основном немецких) и 30 новгородских серебряных гривен (на 12 из них — русские надписи).
Древняя Русь, «Восточный путь» был для шведов источником не только материальных ценностей. Вместе с импортированными изделиями художественного ремесла в скандинавское искусство проникали орнаментальные мотивы, художественные и мифо-эпические образы; некий общий фонд эпических сюжетов и форм складывался, по наблюдению Е. А. Рыдзевской, в варяжской среде на Руси и проникал оттуда в скандинавскую культуру (Рыдзевская 1978: 159-238). В начале XI в. выявляются следы воздействия определенных импульсов христианской культуры, складывавшейся в Восточной Европе. В двух могилах на Готланде найдены типично киевские «писанки», глиняные раскрашенные пасхальные яйца; еще две — в культурном слое Сигтуны (королевского города, сменившего Бирку на оз. Мелар), фрагмент писанки в Лунде также, несомненно, попал на юг Скандинавии из Киевской Руси.
Киевская Русь, «Гарды» скандинавских саг, была важнейшим связующим звеном между Северной Европой и христианско-феодальной цивилизацией Средиземноморья, Византии. Именно на Руси нормы и ценности новой, средневековой формации принимали ту, стадиально близкую, форму, воспринять которую наиболее было способно северное общество. Импульсы из «Миклагарда», «Кьярова дома» — Константинополя, преобразованные в Киеве, при дворе «конунга Гардов», великого князя киевского, достигали порою дворов и дружин северных конунгов. В позднюю эпоху викингов усиливаются династические связи между Киевским и скандинавскими государствами. Дочь шведского конунга Олава Шётконунга Ингигерд становится женой великого князя Ярослава, великой княгиней Ириной; одна из дочерей, Елизавета Ярославна, — женою последнего норвежского «конунга-викинга» Харальда Хардрады. При дворе Владимира, а затем Ярослава не раз находили убежище, в Ладоге — Альдейгьюборге, Новгороде — Хольмгарде, Киеве — Коенугарде, изгнанные из страны норвежские конунги Олав Трюггвасон, Олав Толстый (Святой), Магнус Олавссон, Харальд Хардрада.
В сагах «Хеймскринглы» двор «конунга Ярицлейва» не раз предстает средоточием могущества великого государя, где северные изгнанники не только получают приют и помощь, но порою вновь утверждаются в идеях величия государственной власти, провиденциального королевского назначения, а если оно потребует — и христианской жертвенности. Здесь происходят (впрочем, вполне реалистические) «чудеса», узнавания, видения. Определяются ключевые повороты жизни и судьбы строителей норвежской государственности, и самого знаменитого из них — Олава Святого. Потерпев поражение в Норвегии, он прибыл на Русь:
«Ярицлейв конунг хорошо принял Олава конунга и предложил ему остаться у него и взять столько земли, сколько Олаву конунгу было надо для содержания его людей. Олав конунг принял приглашение и остался там… Приехав в Гардарики, Олав конунг предался глубоким размышлениям и раздумьям о том, как ему быть дальше. Ярицлейв конунг и его жена Ингигерд предлагали Олаву конунгу остаться у них и стать правителем страны, которая называется Вульгария. Она составляет часть Гардарики, и народ в ней некрещеный (Волжская Булгария; Ярослав, незадолго до этого основавший на Волге княжеский город Ярославль, очевидно, замышлял дальнейшее расширение политической власти Киевской Руси над Поволжьем. — Г. Л.). У конунга была также мысль сложить с себя сан конунга и поехать в Йорсалир [Иерусалим] или другие святые места и принять обет послушания» (Сага об Олаве Святом, 181, 187) (Снорри Стурлусон 1995:335,340-341).
Скандинавия средней эпохи викингов (890-980) оставалась ареной динамичной борьбы неустойчивых еще идейно-политических сил, и ее исход зависел от сложного взаимодействия разнообразных, внутренних и внешних, факторов. Начатая западными миссионерами ранней эпохи викингов проповедь в северных «виках» не дала желаемых результатов там, где она не подкреплялась в дальнейшем мощным военно-политическим давлением, как оттоновской державы — в Дании, где основанные в середине X в. епископаты оказались вполне жизнеспособными. Зато в Швеции, такого давления непосредственно не испытывавшей, а в конце X — начале XI в. ослабившей или переориентировавшей и систему торговых связей с внешним миром, утверждение церковной организации задержалось еще более чем на столетие. В Норвегии же, втянутой в противоборство с Датской державой, эстафету христианской проповеди подхватили наиболее активные в строительстве самостоятельной государственной организации «конунги-викинги». Их деятельность опиралась не на ранние города (роль которых здесь была сравнительно слабее), но на созревшую и развернувшуюся в условиях экспансии викингов военно-дружинную организацию, стремившуюся утвердить себя в новом качестве — раннегосударственного аппарата и господствующего класса средневекового общества.
К содержанию книги «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси» | К следующей главе