Проблемы реконструкции социально-экономической жизни населения Сибири эпохи бронзы (середина II — середина I/ конец первой трети I тыс. до н.э.) являются сложнейшими, и вряд ли в ближайшее время они будут успешно решены. Это обязывает автора воздержаться от очень рискованных попыток предложить собственный опыт таких реконструкций. Лучше следовать за очевидными археологическими фактами.
Фактор неравномерности, асинхронности развития регионов Северной Евразии
При знакомстве с археологией бронзового века этого региона становится очевидной, проявившаяся еще в период мезолита, а затем неолита и ранней бронзы неравномерность в темпах развития материальной культуры разных областей региона, а на этой основе и различия в формах хозяйствования населения этих областей. Приведем некоторые факты.
Достаточно высокий уровень развития производящих видов хозяйства южных степей и лесостепей Западной Сибири и несравненно слабое развитие этих видов хозяйства в Забайкалье.
Бурные темпы развития и внедрения бронзы во все сферы деятельности в Западной Сибири и Саяно-Алтайского нагорья не сопоставимы с замедленными темпами этого же процесса в Восточной и Северо-Восточной Сибири, и даже в Забайкалье и Приморье. Вероятно, эти различия в темпах внедрения бронзы в каждом конкретном случае имели свои причины: отдаленность области от древнейших центров металлургии (Забайкалье, Приморье), наличие в изобилии высокосортного каменного сырья, что сдерживало поиски других видов сырья, в частности металла (Восточная Сибирь). Обращает на себя внимание еще и то обстоятельство, что асинхронность не проступает в самих системах различающихся сообществ. Так, земледелие в Приморье возникает в экономике неолита, где еще нет металла, но это общество нельзя назвать хоть в какой-либо мере отстающим в своем развитии от общества юга Западной Сибири или Саяно-Алтайского нагорья.
До второй половины II тыс. до н.э. доживает население ымыяхтахской культуры. Поздние этапы этой культуры синхронны периоду бурного развития самусьско-ростовкинского и карасукского бронзолитейного дела. Более того, за полярным кругом в районе Южного Таймыра ымыяхтахское население вступает в прямые контакты с группами населения Западной Сибири, создавшими бронзолитейное дело на Таймыре, и это, как-будто, не вызывает каких- либо заметных изменений в жизни ымыяхтахских пришельцев: они остались невосприимчивыми к новшествам, связанным с бронзолитейным делом. Таких фактов можно привести еще много.
Возможно, правы те исследователи, которые причины этих процессов видят в различии природно-географических условий областей регионов. Но это самое общее объяснение, лежащее на поверхности. Нельзя ли помимо этого обозначить и еще одну: способность той или иной общности людей наиболее рационально адаптироваться к природно-географической среде тех мест, куда она оказалась занесенной историческими судьбами, решая проблемы своего существования теми средствами, которыми они располагали. Понимая эту проблему таким образом, мы неизбежно приходим к необходимости объяснения причин исторического прогресса или отставания или регресса в развитии народов. Население Сибири эпохи бронзы несомненно продемонстрировало весьма условный характер таких исторических понятий.
Общественное разделение труда
1000 лет (середина II — середина I тыс. до н.э.), приходящиеся на период развитой и поздней бронзы, характеризуется первым крупным общественным разделением труда.
Как и другие регионы Евразии, Сибирь знала первое крупное общественное разделение труда, процесс охвативший весь мир. Этот процесс в условиях Сибири протекал своеобразно и по формам, и по темпам, и по масштабам. Первое крупное общественное разделение труда обусловлено закономерным процессом специализации в производстве населения разных областей и регионов. На территории Сибири и Дальнего Востока оно проявилось в конце III — первой половине II тыс. до н.э. в виде специализации степного и в меньшей степени лесостепного населения, в первую очередь в области скотоводства. Утвердившееся в это время скотоводство в степях на протяжении нескольких сот лет становится все более значимым занятием в экономике населения этой зоны Сибири. Однако на протяжении всего II тыс. до н.э. скотоводство в Сибири, степях Казахстана, Монголии, а также на юге Дальнего Востока не стало важнейшей отраслью экономики. Оно существенно дополнялось традиционными охотой, рыболовством и земледелием с общей тенденцией к усилению роли скотоводства. Только с переходом степного населения к кочевым формам скотоводства можно говорить об утвердившихся позициях этой формы хозяйства как главной, основной в экономике южных областей. Это значит, что к этому времени завершается процесс первого крупного общественного разделения труда.
Как и в других регионах Евразии, в Сибири не существовало обществ, знавших только скотоводческое хозяйство. Оно всегда сочеталось и с земледелием, которое складывалось в отдельных ограниченных регионах (в горных долинах, поймах рек, по берегам озер, где были необходимые почвенно-климатические условия, пригодные для земледелия) и существенно дополняло хозяйственный комплекс. У степного населения не исчезли, разумеется, и охота, и рыболовство.
Таким образом, в условиях Сибири произошла специализация скотоводов, вследствие чего они выделились из среды охотников и рыболовов. В результате здесь сложились два крупнейших хозяйственно-культурных массива: с одной стороны — охотничье-рыболовческий мир, с традиционным укладом не только в области экономики, но и вследствие этого в культурном мире, а с другой — скотоводческий мир, с новым, нетрадиционным хозяйственным укладом.
Наметившаяся тенденция к специализации хозяйственной жизни андроновского населения в зависимости от природно-географических условий дает себя знать и позднее. Так, в пределах Верхнего Приобья и Алтая исследователи обнаруживают три хозяйственно-культурных типа:
1. Южные районы лесостепного Алтая — сочетавшие скотоводство, охоту и рыболовство. Иногда преобладает мясная охота над пушной.
2. Западный, (степной) Алтай, с ярко выраженным скотоводством, с подсобной ролью охоты и, возможно, земледелием.
3. Барнаульско-Бийский район и южная часть Новосибирского Приобья, с многоотраслевым хозяйством, где главная роль принадлежит скотоводству, и с повышением удельного веса земледелия.
Первое крупное общественное разделение труда в таежных обществах проходило по пути специализации на пушной охоте, что хорошо прослеживается в ряде археологических комплексов. Аналогично следует расценивать и специализацию некоторых общин на рыболовческом хозяйстве с элементами уже регулирования движения рыбьих потоков, заготовки рыбы. Это хорошо известно на памятниках Западной Сибири и Приамурья.
Первое крупное общественное разделение труда проявилось и в ходе горнодобывающего и бронзолитейного производства. Развитие горнодобывающего и бронзолитейного производства во II — нач. I тыс. до н.э. позволяет предположить известную степень их специализации, которая коснулась как горнодобывающего, так и бронзолитейного производства. Переход к бронзолитейному производству потребовал от населения совершенно новых знаний и навыков. Оно было принципиально иным в сравнении с камнеобрабатывающим. Мастер по обработке камня не мог стать литейщиком, не будучи специально к тому подготовленным.
Конечно, горнодобывающее производство эпохи бронзы в известной степени базировалось на традиционных знаниях мастеров по добыче камня. В этом производстве необходимы знания местности, особенности складок, горных пород, закономерностей их залеганий. Вполне естественно, что горняки эпохи бронзы в какой-то мере продолжали занятия своих предшественников, добытчиков камня. Надо иметь в виду, что горнодобыча эпохи неолита в Сибири не была столь специализирована, как в Европе или других районах Евразии, где функционировали шахты по добыче высокосортных пород камня.
С возникновением и развитием горнометаллургических областей горное дело стало специализироваться, что потребовало людей со специальными знаниями, навыками, орудиями производства. Чаще всего это не находило универсального применения (ни в охоте, ни в рыболовстве, ни в земледелии и скотоводстве). В этой сфере производства были заняты люди, которые обладали специфическими знаниями и умениями, не всегда доступными другим членам общины.
Горнодобывающее производство в отличие от других производств обладает таким качеством, как внесезонность. Им можно заниматься в любое время года. Это значит, горняки могли с успехом пасти скот, убирать урожай, ловить рыбу, охотиться в то время года, когда это наиболее эффективно. Во все другие дни года они добывали руду и плавили металл. В силу этого мы вряд ли можем предположить, что горняки занимались только горнодобывающим делом. Скорее всего, это был этап высокой степени домашнего ремесла без окончательного выделения специалистов-горняков в ремесленную группу.
Ни в одном андроновском или карасукском комплексе мы не обнаруживаем поселений горняков. Если они и есть в Джезказгане или на Алтае, то характер жилищ временный, свидетельствующий о кратковременном пребывании здесь жителей в период добычи руды и плавки металла.
Горно-металлургические области в силу своей специфики — добычи металла, качества, которого были лишены другие районы, превратились в специализированные районы, жители которых поставляли металл в различные районы, иногда удаленные от них на тысячи километров.
Население горно-металлургических областей постепенно превращалось в горняков, которые окончательно не оторвались от традиционных производств здешнего населения, но тем не менее оно существенно отличалось от всех остальных соседних групп. Вероятно, здесь можно говорить о процессе, близком по своей природе первому крупному общественному разделению труда. В ходе этого процесса, как и в ходе специализации земледельческих и скотоводческих областей, складываются группы общин, которые выступают как участники такого разделения труда.
Суть этой специализации состоит в том, что одновременно с выделившимися сравнительно небольшими горно-металлургическими областями, население которых владело сырьем для бронзолитейного производства, существуют обширные районы, население которых таким сырьем не располагало.
Глубина специализации, обособления горно-металлургических областей от остального мира достигает такого уровня, что за их пределы регулярно поступают большие партии металла, обеспечивающие сложение бронзолитейных центров: среднеиртышского, среднеобского, васюганского и других. Известно, что такой процесс охватил практически все общества степи и лесостепи Евразии.
И горнодобывающее, и металлургическое производство, как и бронзолитейное дело, обусловили специализацию внутри общин: в ходе этого процесса выделяются мастера того и другого производства. В сущности, это были уже ремесленники, живущие за счет своего очень специфического труда. Первое крупное разделение труда обособляет в сфере производств целые области, районы, регионы со своим специфическим хозяйством. Это происходит в ходе обособления общин горно-металлургических областей. Своеобразие первого крупного общественного разделения труда на базе горно-металлургического производства состоит в том, что одновременно выделяются ремесленники горняки и литейщики, то есть одновременно начинаются процессы второго крупного общественного разделения труда. Вряд ли можно говорить о появлении ремесла в полном смысле этого слова, но совершенно очевидно, что сложились необходимые предпосылки его оформления. Все описанные процессы хорошо выявляются по материалам юга тайги, лесостепи и степи, а также Саяно-Алтая и Приморья.
Специализация отдельных областей Северной Евразии в хозяйственной жизни усилила обменные связи, которые были обеспечены сложением различных транспортных коммуникаций. В развитии этой сферы жизни общества Сибири эпохи бронзы существенную роль играли в первую очередь транспортные пути в степях, которые входили в общую международную сеть коммуникаций (Кожин П.М., 1990).
К середине II тыс. до н.э. сложился Великий нефритовый пояс, протянувшийся по лесостепи от Восточной Сибири до Волго-Камья. По нему распространялись изделия из нефрита Саян (кольца, диски, застежки, украшения), которые получили широкое распространение на западном участке этого пути: от Енисея до верховий Волги. Эти нефритовые изделия сопровождались бронзовыми: кельтами, копьями Самусьско-ростовкинского типа, ножами и некоторыми другими формами. Восточный участок пути (из Прибайкалья в шан-иньский Китай) также изобилует подобными изделиями (История Хакассии.., 1993, с. 26, 27). Этот пояс прослеживается по таким памятникам, как сейминско- турбинские памятники Поволжья и Прикамья, самусьско-ростовкинские Западной Сибири.
В связи с таким явлением, как Великий нефритовый пояс, уместно обратить внимание на некоторые интересные факты археологии. Так, Восточная Сибирь (Забайкалье) и Приморье имеют памятники, где выявлена печатно-гребенчатая и отступающе-накольчатая орнаментация, которая является восточным ареалом такой западносибирской орнаментации. Вряд ли это случайно. Это не кажется случайным еще и потому, что в Приморье во II тыс. до н.э. известны каменные вильчатые втульчатые наконечники копий, которые можно рассматривать как подражания самусьско-ростовкинским в камне. Есть подобные же и каменные кельты. В обоих случаях изделия втулок не имеют: и ’’втулка” наконечника копья, и «втулка” кельта цельнокаменные. Нам не ясно назначение подобных изделий, тем более, что бронзолитейное дело на Дальнем Востоке было хорошо развито.
Немаловажными были коммуникации в прибрежных приморских районах (Охотское море, Камчатка, Чукотка), где лодки были хорошо известны; с их помощью можно было преодолевать довольно большие расстояния.
Общественные институты и социальная структура
Разнообразие культурных общностей эпохи бронзы предполагает и разнообразие социальных институтов и социальных структур в разных областях и районах. Казалось бы, для рассматриваемого времени у народов Сибири характерно существование родоплеменного строя. Однако попробуем рассмотреть этот вопрос, принимая в расчет конкретную историческую обстановку Северной Евразии в древности.
В первую очередь, мы должны отметить, что изложенная в свое время Л. Морганом и Ф. Энгельсом структура родоплеменного строя, которую мы до недавних пор принимали как идеальную теоретическую модель, требует уточнений. Они сводятся к тому, что Л. Морган и Ф. Энгельс дали описание этой системы, особенно в период ее расцвета, в статическом состоянии, априорно исходя из того, что родоплеменная организация состоит из людей, связанных
Зооморфные и антропоморфные изображения в камне, глине, дереве и бронзе эпохи бронзы. По М.Ф. Косареву и В.И. Мошинской
Основные сюжеты наскальных рисунков Восточного Урала и Западной Сибири. По С.В. Студзицкой
Петроглифы с изображениями колесниц: на Алтае (А), в Туве (Б) и в Казахстане (В)
кровными узами разной степени, но при обязательном наличии таких связей. JI. Морган и Ф. Энгельс отлично понимали очевидную условность такой схемы, ее теоретический, идеальный характер, что продемонстрировали на анализе родовой организации ряда европейских народов. В родоплеменной системе этих народов обнаруживается множество своеобразных черт, которые позволяют говорить, в каждом конкретном случае, об известном и неизбежном отступлении от классического, скорее теоретического и идеального варианта ее.
В истории населения древней Сибири очень важную роль играли миграции, начиная со времени первоначального проникновения сюда человека. В ходе перманентного расселения обитателей Сибири по северу Азиатского материка такие оформляющиеся структуры как род, фратрия, племя, постоянно подвергались деформации как у материнской части населения (племени, из состава которого вышла, выпала, выделилась, мигрировала родовая или подобная группа), так и у той, в чью среду внедрялась эта мигрирующая группа. Такую группу мы не можем рассматривать как родовую, так как, уходя из системы материнской, она должна еще найти себе брачного партнера, и только тогда она приобретет статус рода. В этом случае возникает дуально-родовая организация, составные части которой (оба врачующихся коллектива) за редкими исключениями принадлежат разным в прошлом племенным структурам. Возникновение такой новой дуально-родовой организации, естественно, приводит к перестройке всей родоплеменной организации и того местного сообщества, из состава которого появился брачный партнер для пришедшей группы.
Подобная ситуация, повторяющаяся из поколения в поколение, в конечном счете порождает такую социальную структуру, которая будет далека от обычной родоплеменной организации. Составные элементы этой системы будут только внешне (структурно) напоминать родоплеменную, но не более того.
В основе этой организации должны быть: 1) сохранение по мере возможностей традиций родовой, кровной связи; 2) хозяйственно-территориальные связи, основанные на том, что каждый хозяйственный коллектив обитает в той нише, пределы которой обеспечивают нормальную жизнедеятельность. Эти принципы должны лежать и на уровне семейно-родовой ячейки, и на уровне территориально-племенной. В пределах такой системы будут перманентно возрождаться нормы жизни, общежития, которые всегда существуют при низком уровне жизни.
Возможно, что эти процессы протекали у сибирских групп населения и в эпоху бронзы. Они были более динамичны в тех случаях, когда миграции охватывали широкий круг населения (лесостепь, степь, юг тайги, прибрежные восточные районы). В тех же районах, где миграционные процессы шли медленно или на время вообще замирали, такие социальные изменения не столь очевидны. Общества со слабой динамикой социальных процессов не обязательно расселялись где-то в глубине материка или далеко на севере. Они могли быть и на юге, в горных районах, где сильнее изолированность групп населения.
Вряд ли в эпоху развитой и поздней бронзы на территории Саяно-Алтая, где расселялись многочисленные этнокультурные образования, была возможна устойчивая родоплеменная организация. Наверное, будет правильно назвать такое общество безродовым. В силу этого мы сознательно избегаем употребления таких понятий, как племя, род, народ, не имея уверенности в том, что такие понятия уместны применительно к условиям древней истории Сибири.
Интересны материалы этой эпохи, имеющие отношение к духовной жизни и мировоззрению племен, населяющих Сибирь. Эти материалы представлены многочисленными петроглифами, мелкой и монументальной антропоморфной и зооморфной пластикой, богатыми коллекциями керамических орнаментов. Все это позволяет нам представить богатый духовный мир эпохи. Мы обратимся к его характеристике ниже, но сейчас заметим, что многие черты мировоззрения сибирских народов начали оформляться в эпоху бронзы.