К содержанию 181-го выпуска Кратких сообщений Института археологии
В августе 1981 г. исполнилось 125 лет со дня открытия первого признанного наукой неандертальца — знаменитого неандертальца из Неандерталя — костные остатки которого были случайно обнаружены в пещере Фельдгофер, расположенной в 12 км к востоку от г. Дюссельдорфа. По счастливому стечению обстоятельств, найденные кости были переданы школьному учителю К. Фульротту, который первым, пожалуй, оценил значение попавших в его руки остатков и, совместо с X. Шаафхаузеном, опубликовал их 1. Думается, что не будет большим преувеличением сказать, что данная находка всколыхнула научный мир, а Фульротт оказался своего рода Колумбом, открывшим путь в доселе неведомые области знания 2.
Однако должно быть прекрасно известно, какие «муки» претерпел неандерталец на пути к признанию и пониманию его роли в процессе эволюции: от «рахитичного недоумка» до вполне сапиентного предка современного человека, и, видимо, нет нужды вновь возвращаться к этой истории. Здесь хотелось бы остановиться на археологическом аспекте темы и, с одной стороны, показать, что путь признания культурно-исторической роли неандертальца, как создателя, вероятно, первых преднамеренных погребений, был не менее труден и тернист, чем путь признания его роли в антропогенезе, а с другой, — обрисовать общее состояние источников по этой проблеме.
В настоящее время вряд ли найдется историк, который серьезно бы сомневался в существовании преднамеренных неандертальских погребений. Но еще 30 лет назад на страницах журнала «Советская этнография» по этому поводу развернулась дискуссия между М. С. Плисецким и А. П. Окладниковым. Причем, первый отрицал сам факт наличия неандертальских погребений, а второй, пользуясь в основном теми же источниками, что и первый, доказывал их существование 3. И дело здесь не столько в установках противников и не столько в характере самих источников, в целом достаточно скудных и малочисленных, и трудно, или наоборот, чересчур уж легко поддающихся всевозможным интерпретациям, сколько в том печальном факте, что данный источник (по каким-то, в основном не поддающимся разумным объяснениям, причинам), с самого начала и по сей день, остается источником, чрезвычайно плохо документированным, имеющим огромное количество, увы, уже невосполнимых информационных лакун. В то же время, неандертальские погребения оказались таким бесценным источником на пути к решению проблем развития общественных отношений, что сразу же привлекли и, по-видимому, всегда будут привлекать внимание большого числа специалистов (и не специалистов). Вот тут то, вероятно, и сыграли свою роковую роль пробелы в информации. И действительно, нет фактически ни одной работы по данной тематике, в которой не приводилось бы описаний хотя бы нескольких неандертальских погребений и не давалась бы их интерпретация. Но самое удивительное заключается в том, что если интерпретации различных авторов весьма часто совпадают друг с другом, то описания погребений (одних и тех же) — практически никогда. Другими словами, неандертальские погребения за неполные сто лет, прошедшие со дня их открытия, превратились из источника информации в источник спекуляции, который, из-за некритичного отношения к материалу, грубых ошибок, самых невероятных измышлений и недоразумений, кочующих из работы в работу, разрастался наподобие снежного кома и создал такой «информационный шум», полностью снять который, пожалуй, уже не представляется возможным.
Но вернемся к истокам. Первые, по всей вероятности, преднамеренные погребения, о которых имеются некоторые сведения, были обнаружены М. Лоэ и М. Пюи в июле 1886 г. в Бельгии, во время раскопок площадки перед гротом Спи. К этому времени неандерталец и его сравнительная древность были уже признаны большинством авторитетов. Обнаруженные остатки, опубликованные М. Лоэ совместно с Ж. Фрэпоном были расценены как неандертальские, а геологический и археологический контексты стоянки не позволяли сомневаться в их древности, причем эти находки впервые позволили отождествить неандертальца с мустьерским культурным комплексом, а не с ашельским, как предполагалось до этого времени. 4 Что же касается индивидуумов, обнаруженных в Спи, то авторы публикации сочли, что люди эти погибли под обвалами. При этом возможные указания на преднамеренный характер погребений (если таковые, конечно, существовали) были оставлены ими без внимания, так как раскопщики полагали, что неандертальский человек обладал слишком примитивной психикой, чтобы интересоваться судьбой усопших…
Данная находка долгое время оставалась единственной в своем роде и только находками начала XX в. во Франции (Ле Мустье и Ля Шапель-о-Сен) была ознаменована эпоха так называемого «Большого Открытия Неандертальца». Но находка в Ля Шапель-о-Сен, благодаря наибольшей полноте и наилучшей сохранности и авторитету раскопщиков (А. и Ж. Буиссони и Л. Бардон) стала наиболее известной. Именно это открытие произвело сенсацию в тогдашнем научном мире, поделив его, еще не менее чем на 50 лет, на два лагеря: сторонников и противников существования среднепалеолитических погребений. Возникшая полемика была не менее ожесточенной, чем полемика, связанная с признанием самого неандертальца, ибо рушились устоявшиеся представления, опиравшиеся на мнение таких авторитетов, как, например, Г. Мортилье, который считал, что палеолитический человек вообще не обладал чувством религиозности и не мог поэтому иметь погребальной практики 5. Подобную точку зрения высказывал тогда и знаменитый палеонтолог М. Буль, посвятивший трехтомную монографию изучению костных остатков из Ля Шапель-о-Сен 6. Возможно, придерживались этого мнения и некоторые французские археологи, так А. Мартен, обнаружив в 1911 г. в слое № 3 стоянки Ля Кина, костяк женщины, посчитал ее утопленницей, занесенной туда потоком 7. Однако новая серия находок в Ля Ферраси (1909—1921 гг.) 8 в значительной степени укрепила позицию сторонников существования преднамеренных неандертальских погребений, а открытия последующих лет сделали ее непоколебимой…
Но вернемся к находкам из Спи. К сожалению, об этих материалах имеется весьма скудная информация, что, по-видимому, связано с несовершенством методики раскопок, а главное, с несовершенством фиксации обнаруженных остатков. Всю опубликованную документацию составляют: краткое словесное описание и схематический разрез отложений площадки перед гротом. Планы, фотографии и даже схемы расположения обнаруженных костяков отсутствуют. Из описания следует, что: «Найденные человеческие остатки принадлежали двум индивидуумам, первый скелет (Спи 2 — мужчина в возрасте 25 лет — Ю. С.) был найден в 6 м к югу от входа в грот, другой (Спи 1 — мужчина (?) в возрасте 35 лет.— Ю. С.) в 8 м от той же точки и в 2,5 м от первого. Нам удалось уточнить положение Спи 1. Он лежал поперек оси пещеры, головой на восток и ногами на запад. Он лежал на боку с рукой (кистью — main), прижатой к нижней челюсти». Относительно положения второго костяка определенно ничего не известно. Более того и антропологическая сторона исследования была не на высоте: из всего добытого костного материала для изучения были, по-видимому, выбраны только относительно хорошо сохранившиеся кости — черепа, челюсти, один (?) крестец, а остальная часть костных остатков была отнесена к категории неопределенных обломков. Эти обломки перешли в частную коллекцию семьи Лоэ, где в начале они оказались труднодоступными для специалистов, а к 50-м годам нашего века и вовсе утерянными 9. Данное обстоятельство затруднило, во-первых, определение пола обнаруженных индивидуумов, для одного из которых он так и не был установлен с достаточной точностью, а, во-вторых, только спустя 60 лет, среди уцелевших обломков были выявлены кости третьего индивидуума, который оказался ребенком, вероятно, находившимся в паре с одним из взрослых 10.
Хорошо известно, каким «недобросовестным» исследователем был тогдашний торговец древностями О. Хаузер. Нет почти ни одного автора, писавшего о неандертальских погребениях, который не отметил бы «ужасающих условий», в которых Хаузер производил раскопки, обвиняя его во всех смертных грехах, вплоть до фальсификации находок. Однако справедливости ради следует сказать, что о неандертальском погребении, принадлежавшем 16—18-летнему юноше и открытом 7 марта 1908 г., во время раскопок О. Хаузера в Нижнем Гроте Ле Мустье, известно гораздо больше, чем о многих других погребениях, раскопанных гораздо позднее. И тем более о втором погребении из этого же грота, обнаруженном Д. Пейрони в 1914 г., от которого сохранилось лишь краткое словесное описание могильной ямы и ее схематическое изображение. В этой яме был найден костяк годовалого (?) ребенка (тогда же, по-видимому, и утраченный, о положении которого не сказано ни единого слова 11. К чести же О. Хаузера надо сказать, что он работал довольно профессионально: существуют добротные по тому времени планы вскрытой им стоянки, наложенные на планы местности, есть и схематические разрезы. Опубликованы относительно подробные описания находки, из которых можно узнать, при каких обстоятельствах был обнаружен костяк. Там же описывается и его положение при частичном и полном вскрытии (10—12 августа 1908 г.), произведенном уже антропологом Г. Клаачем; имеются фотографии и прорисовки части обнаруженных остатков. Более того, О. Хаузер был, видимо, первым археологом, пригласившим компетентную комиссию, состоявшую из членов Франкфуртского антропологического конгресса, с тем, чтобы она присутствовала при окончательном вскрытии погребения 12. Уже на основании изложенного, данный источник может считаться сравнительно полноценным и, после соответствующей критики, может быть использован при изучении погребальных обрядов неандертальцев, а не отбрасываться за недоброкачественностью, как это происходило до сих нор.
3 августа 1908 г., недалеко от с. Ля Шапель-о-Сен, в пещере Бонневаль, братья А. и Ж. Буиссони и Л. Бардон вскрывают еще одно неандертальское погребение. Оно было совершено в яме и принадлежало мужчине в возрасте 40—45 лет. Так вот, эти очень добросовестные, по общему признанию, исследователи (по непонятным причинам,— со ссылкой на какие-то неясные обстоятельства) оставляют гораздо меньше информации о погребении, в частности графической и фотографической, чем проклинаемый всеми торговец древностями. Составляются только схематический план и два разреза пещеры через погребение со схематическим изображением положения костяка в могильной яме, и 4 фотографии, на трех из которых снята пещера и подступы к ней, а на одной — часть человеческого черепа в момент его расчистки (в лаборатории?). Этим документация исчерпывается, а две основных авторских публикации, в силу наличия в них разночтений, порождают две разные версии относительно числа и характера находок, связанных с погребением 13. Таким образом, самое известное и, казалось бы, наиболее добротно раскопанное и хорошо опубликованное погребение, оказывается источником недостаточно информативным.
С 1909 г. и, можно сказать, по сей день, продолжаются открытия, связанные с раскопками Большого Навеса Ля Ферраси и изучением его материалов 14.
Первый скелет в Ферраси был открыт Д. Пейрони и Л. Капитаном 19 сентября 1909 г. Он принадлежал мужчине примерно 45 лет, имел относительно хорошую сохранность и был достаточно полно зафиксирован: имеется описание положения погребенного и фотография скелета, сделанная на месте уже после его расчистки (графическое изображение костей, правда, отсутствует, хотя имеется схематичный рисунок костяка, сделанный А. Брейлем, присутствовавшим на раскопках). На общем, крайне схематическом и во многом расходящемся со словесными описаниями плане стоянки, местоположение первого скелета обозначено овалом, который можно принять (как, впрочем, это зачастую и делается) за контур могильной ямы, хотя ничего определенного о ней не сказано. Второй костяк был обнаружен год спустя (сентябрь 1910 г.). Он также принадлежал взрослому субъекту — женщине в возрасте 25—30 лет — но имел гораздо худшую сохранность. Информация об этом погребении более скудная, чем о предыдущем, а фотография, сделанная в процессе расчистки, показывает только чрезвычайно сильную согнутость костей ног в коленных суставах. Чертежи отсутствуют. На общем плане место костяка также обозначено овалом, а по поводу погребения сказано, что покойник был «положен на очаг без предварительно выкопанной ямы», хотя, по сообщению Л. Бардона, присутствовавшего при вскрытии погребения: «В Ферраси заметили только небольшое углубление участка земли под двумя первыми скелетами» 15.
Третий костяк, найденный уже в бесспорной могильной яме (8 августа 1912 г.), принадлежал ребенку десятилетнего возраста. Он плохо сохранился. О положении скелета или уцелевших костей ничего не говорится; фотографии и чертежи отсутствуют, на общем плане изображен контур могильной ямы, имеющий подовальную форму. Четвертый костяк был обнаружен тогда же в аналогичной яме. «Описан» и отмечен на плане таким же образом, как и предыдущий. Принадлежал новорожденному. Остатки еще одного индивидуума, оказавшегося доношенным зародышем, были, спустя почти 60 лет, выявлены Ж.-Л. Хеймом среди костей погребенного 4 (теперь обозначаются как 4а и 46).
Погребение пятого индивидуума (зародыш 7—8 месяцев) было открыто 26 апреля 1920 г. Существует относительно подробное описание погребального сооружения, которое представляло собой могильную яму, полностью перекрытую насыпью. Поза погребенного или расположение обнаруженных в могиле костей не описаны. На схематическом изображении придонной части ямы имеется рисунок трех скребел, которые были там обнаружены лежащими плашмя и одинаково ориентированными. Фотографии и чертежи отсутствуют.
Шестое погребение, открытое 1 июня 1921 г., принадлежало ребенку в возрасте около 3 лет. Это самое знаменитое погребение в Ферраси, где череп, лишенный лицевой части и нижней челюсти, находился в той же могильной яме, но в 1,25 м от посткраниального скелета, под известняковой плитой с чашевидными углублениями. Костяк располагался в самой узкой и глубокой части ямы в скорченном положении; был ориентирован восток—запад, ногами к западу. Других подробностей не сообщается, указывается только, что прямо на костяке находились два скребла и один остроконечник. Фотографии и чертежи отсутствуют. На общем плане погребение обозначено ямкой с выступом, имеющей подовальную форму и ориентированной восток—запад. Кроме этого, опубликовано схематическое изображение самой ямы, где она уже имеет трапециевидную форму и ориентирована север—юг, и плиты в ней с указанием местоположения черепа и посткраниального скелета, но без прорисовки костей. Остатки восьмого индивидуума Ферраси были обнаружены во время раскопок А. Дельпорта в августе 1973 г., на небольшом расстоянии от погребения 5. Они принадлежали ребенку в возрасте около двух лет. В антропологическом отношении эти остатки были изучены Ж.-Л. Хеймом и частично опубликованы, а археологическая сторона открытия в печати еще широко не освещалась.
Открытиями в Ферраси как бы замыкается круг находок, очерчивающий период «Большого открытия неандертальца». А из всего вышесказанного следует, что общее состояние данных источников во многом оставляет желать лучшего, в особенности с точки зрения содержащейся в них информации, касающейся тафологической стороны вопроса. При этом данные памятники составляют 1/3 всех неандертальских погребений, которые в настоящее время считаются преднамеренными. Но чтобы не создалось впечатления, что только «старые» источники выглядят сейчас неполноценными, стоит привести несколько примеров.
1. Из десяти погребений, раскопанных Т. Мак Коуном в Схул в 1929—1930 г., только четыре почему-то удостоились графической и фотографической фиксации 16.
2. Погребение в Регурду, открытое Р. Констаном в 1957 г. и сопредельный с ним «медвежий комплекс», исследованный впоследствии Е. Бонифеем, до сих пор не имеют подробных публикаций.
3. Интереснейшее погребение из Рок де Марсаль, найденное Ж. Лафилем в 1961 г., тоже пока не получило должного отражения в литературе.
4. Шестеро из девяти индивидуумов, вскрытых Р. Солецки в Шанидаре, в конце 50 — начале 60-х годов, остались, можно сказать, совершенно не зафиксированными 17.
5. Остатки, вероятно, разрушенного погребения, открытого Ю. Г. Колосовым на стоянке Заскальная VI в 1972 г., все еще ожидают монографического исследования и т. д.
По иронии судьбы, число подобных примеров не бесконечно, так как в конечном счете ограничено числом известных на сегодняшний день неандертальских погребений. Это обстоятельство и привело, по-видимому, к той ужасающей неразберихе, которая создалась в литературе, предоставив удивительно плодородную почву для появления всяких «фантазий на тему…». Причем, искаженные до неузнаваемости описания погребений появляются и в самых солидных исследованиях, не говоря уже о научно-популярной литературе.
Так, например, объявляется, что в Тешик-Таше был обнаружен череп ребенка, а в Пеш де ль Азе — целое детское погребение, тогда как все было наоборот 18.
Или сообщается, что яма погребения Ле Мустье 2 была перекрыта тремя известняковыми блоками, тогда как в действительности перекрыта соседняя с погребением яма, не содержавшая человеческих остатков 19.
85
Погребенный в Ля Шапель-о-Сен или вовсе лишается инвентаря, или снабжается (заботливыми авторами) самым что ни на есть обильным инвентарем, в том числе и пресловутой бычьей ногой, кстати, до сих пор с триумфом путешествующей из одного компилятивного сочинения в другое, а однажды даже превратившейся в целую «четверть быка» 20, данную покойнику в качестве напутственной пищи, и это еще не самое удивительное ее превращение, так как в другом месте ногу быка сменили его рога и т. д.
В заключение хочется отметить, что если бы с самого начала фиксация костных остатков неандертальцев и окружающей их обстановки происходила более обстоятельно, с полным представлением всех обнаруженных свидетельств, а информация, заимствованная из первоисточников не искажалась бы от издания к изданию, то, возможно, и не возникла бы проблема признания самого факта существования погребальной практики у неандертальцев или, по крайней мере, его не пришлось бы никому доказывать в течение 50 лет.
К содержанию 181-го выпуска Кратких сообщений Института археологии
Notes:
- Fuhlrott С., Schaaffhausen П. Correspondenzblatt des naturhistorischen Vereins der preussischen Rheinlande und Westphalens.— Verhandlungen des naturhforschenden Vereins der preussischen Rheinlande. Bonn, 1857, N 14. ↩
- Koenigswald G. H. R. Introduction.— In: Hundert Jahre Neanderthal. Utrecht, 1958, p. V. ↩
- Плисецкий М. С. О так называемых неандертальских погребениях,— СЭ, 1952, № 2; Окладников А. П. О значении захоронений неандертальцев для истории первобытной культуры.— СЭ, 1952, № 3; Плисецкий М. С. Еще раз о так называемых неандертальских погребениях.— Советская антропология, 1957, т. I, № 1. ↩
- Fraipont 7., Lohest М. La race humaine de Neanderthal ou de Canstadt en Belgique.— Archives de Biologie. Gent, 1887, t. 7. ↩
- Mortillet G., de. Le Prehistorique. Origine et Antiquitee de l’Homme. Paris, 1885. ↩
Boule M. L’Homme fossile de la Chapelle-aux-Saints.— Annales de Paleontologie. Paris, 1911—1913, N 6—8. ↩- Martin H. Sur un squelette humain trou- ve en Charent.— Comptes Rendus heb- domadaires des Seances de l’Academie des Sciences. Paris, 1911, t. 153. ↩
- Peyrony D. La Ferrassie.— Prehistoire. Paris, 1934, t. 3. ↩
- Genoves S. The Problem of the Sex of Certain Fossil Hominids, with Special Reference to the Neandertal Skeletons from Spy.— The Journal of the Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland, 1954, vol. 84, p. I, II. ↩
- Vallois H., Movius H. Catalogue des Hommes Fossiles. Alger, 1952, p. 41. ↩
- Peyrony D. Le Moustier. Ses gisements, ses industries, ses couches geologi- ques.— Revue anthropologique. Paris, 1930, t. 40, N 4—6. ↩
- Klaatsch H., Hauser 0. Homo mousteriensis Hauseri.— Archiv fur Anthropologie. Braunschweig, 1909, t. 7; Hauser O. Le Perigord Prehistorique. Bu- gue, 1911. ↩
- Смирнов Ю. А. Погребение в Ля Ша¬пель-о-Сен и проблема «информационного шума» в археологии,— ВА, 1979, № 61. ↩
- Heim J.-L. Les Hommes Fossiles de la Ferrassie.— Archives de l’lnstitut de Pa-leontologie Humaine. Paris, 1976, t. I, memoire N 35. (B 1981 г. опубликована монография А. Дельпорта.— Del- porte H. Le grand abri de la Ferrassie, Fouilles 1969—1973.— Etudes Quaternaires, Memoire, N 7). ↩
- Bardon L., Bouyssonie A. La station mousterienne de la «Bouffia» Bonneval a la Chapelle-aux-Saints.— Anthropologie. Paris, 1913, t. 24, p. 631. ↩
- Garrod D. A. E., Bate D. M. A. The Stone Age of Mount Carmel. Oxford, 1937, vol. 1. ↩
- Solecki R. Shanidar. The First Flower People. New York, 1971. ↩
- Токарев С. А. Ранние формы религии. М., 1964, с. 159; Harrold F. A survey and formal analisis of Middle and Upper Paleolithic burials from Europe and Southwest Asia. Chicago. Illinois, 1974, p. 7. ↩
- Heim J.-L. Les Neanderthaliens en Perigord.— In: La Prehistoire Franfaise. Paris, 1976, p. 582. ↩
- Goury G. Precis d’archeologie prehistorique. Origine et evolution de l’Hom- me. Paris, 1927. Цит. по: Замятин С. H. Очерки по палеолиту. М.; Л., 1961, с. 36. ↩