Щиты

К оглавлению книги «Доспех, комплекс боевых средств IX—XIII вв.» | К следующей главе

И повеси щит свой в вратех, показуа победу.

Повесть временных лет
под 907 г.

Тема о раннесредневековых русских щитах не блещет богатством обстоятельных наблюдений. Этому есть свое оправдание. Ни одного целого щита X—XIII вв. у нас до сих пор не найдено и не сохранилось. Поэтому писать о вещах, давно и почти полностью исчезнувших, действительно трудно.

Остатки древних щитов были обнаружены во время крупных раскопок приладожских, гнездовских и черниговских курганов. ¹ По своей точности и тщательности выделяется описание одной из этих находок, произведенное В. И. Сизовым. ² Он правильно отметил, что употребление в Гнездове щитов как оборонительного оружия «было в обычае». ³

Почти полное отсутствие вещественных памятников побуждало исследователей все настойчивее использовать письменные и изобразительные данные. Именно к этому прибег Л. Нидерле, собирая сведения о древнеславянских щитах. Он отнес появление у славян щитов с металлическими деталями к каролингской эпохе и точно подметил распространенность в XI—XII вв. прикрытий миндалевидной формы. ⁴ Xарактерно, что свое изложение о древних щитах Нидерле иллюстрировал умбонами из русских курганов. ⁵

Так или иначе касались вопроса о щитах все то, кто изучал русское оружие. Например, А. В. Арциховский показал, что господствовавшие на Руси миндалевидные щиты были по форме не норманскими, а общеевропейскими; он же отметил важное значение щита как части доспеха и как военного символа. ⁶ Историей русских щитов преимущественно по иконографическим и сфрагистическим источникам занимался М. Г. Рабинович. ⁷ Этот путь оказался весьма плодотворным. Технику изготовления щитов, а вернее их сохранившихся металлических частей, реконструировал Б. А. Колчин. Он выяснил, как ковались умбоны (из одного куска металла); однако общий итог его наблюдений звучит весьма неутешительно: «Достоверных сведений об устройстве, формах и приемах применения древнерусского щита мы почти не имеем». ⁸

В отношении рассматриваемой темы хотелось бы преодолеть столь пессимистический вывод. История щитов X—XIII вв. не является такой уже непознаваемой. Более того, если заново привлечь имеющиеся источники, ее можно представить не вскользь и не скороговоркой, а довольно подробно. Археология располагает ныне остатками 23 щитов, ⁹ кроме того, имеется около 300 изображений щитов (в основном на миниатюрах), или современных домонгольской эпохе, или восходящих к ней. Помимо известных лицевых сборников (Радзивиловская летопись и Сильвестровский список Сказания о святых Борисе и Глебе) используются такие источниковедчески еще мало известные иллюстрированные произведения, как Симоновско-Xлудовская псалтырь около 1270 г., ¹⁰ Тверской Амартол около 1300 г. ^ис. 51; 52; 58-61), ¹¹ Лицевая псалтырь 1397 г. ¹² Много ценных изображений щитов содержит Сфрагистический альбом Н. П. Лихачева. ¹³

Подспорьем в изучении отечественного материала являются сведения о щитах европейских соседей. Здесь следует отдельно назвать диссертацию Г. Никеля, специально посвященную средневековым кавалерийским щитам Запада. ¹⁴ Автор установил развитие и смену формы щитов и связал это с тактикой рыцарской борьбы. По Никелю, именно выдвижение конницы и привело к появлению собственно всаднических миндалевидных щитов, повысивших боевые свойства западноевропейского пикинера. Сделав это важное заключение, автор все свое внимание сосредоточил на изобразительных и вещественных памятниках (на Западе, например, сохранились 4 деревянных щита XII—XIII вв. ) и при этом, кажется, довольно скупо использовал письменные. Сравнительная польза работы Никеля заключается в том, что изложенные им факты помогают в ряде случаев обнаружить сходство в развитии защитного доспеха на западе и востоке Европы.

Как только источники начинают упоминать об оружии древних славян, они обязательно называют и их щиты. У славян щиты, по-видимому, появились раньше шлемов и кольчуг, т. е. на первых порах являлись главным защитным средством. В описаниях их называют прекрасными, большими и прочными. ¹⁵ С появлением защитной одежды значение щитов не уменьшилось. Различные источники раннекиевского периода говорят о щитах более пространно, чем сообщения последующего времени. В эпоху создания раннефеодальной Руси щит наряду с мечом и копьем является необходимой воинской принадлежностью и получает значение победоносного государственного военного символа. Именно в этом смысле впервые упоминает русская летопись о щите, повешенном Олегом на ворота Константинополя.

Значение щита подчеркивается тем, что на нем клянутся воины-язычники и его вместе с мечом и броней преподносят в качестве государственного подарка замиренному печенежскому князю. ¹⁶ Летописи и хроники постоянно отмечают щит в составе вооружения киевского дружинника; последний не расстается с ним во время походов, далеких скитаний, разбойничьих набегов, корабельных плаваний и придворных церемоний. ¹⁷ Закрытая («наподобии стены») щитами фаланга Святослава оказалась способной противостоять византийским всадникам. В бою воины шли на врагов, «щитом прикасаясь к щиту» ¹⁸, а отступая — откидывали их за спину. ¹⁹ Лев Диакон отметил, что щиты русских были «крепкие и для большей безопасности длинные, до самых ног». ²⁰ Таково первое известие о внешнем виде русских щитов. Очевидно, что эти большие длинные щиты, как и их предшественники эпохи великого переселения народов, были приспособлены в первую очередь для пешей борьбы. ²¹

Об устройстве щитов раннекиевского времени можно судить по археологическим данным. Почти все раннесредневековые русские щиты (19 из 23), а вернее их остатки, найдены в курганах X в, По сообщению Ибн-Фадлана, при погребении (от богатого руса в щиты ударяли палками, ²² однако в могилах такой вид защиты большая редкость. ²³ По могильным остаткам нельзя судить о степени распространенности щитов в войске. Это связано не только с ценностью самого предмета, но, вероятно, и с обрядовыми особенностями, допускавшими помещение щита лишь в могилы знатнейших. ²⁴ Действительно, части щитов в большинстве встречены в комплексах с полным набором вооружения (мечи, копья, топоры, стрелы, иногда брони, шлемы и стремена, удила и т. п. ).

Присутствие деревянного щита в могилах и городищенских слоях определяется умбоном — выпуклой металлической бляхой. ²⁵ Она придавалась щиту для парирования удара и защиты кисти держащей руки. Какие же части еще относились к щиту и какова была его форма? Единственный раз, когда удалось проследить очертания щита, он оказался круглым (в поперечнике до 1 м) с умбоном в центре. В. И. Сизов сумел точно установить конструкцию этого щита и даже его красную окраску (№№ 8, 9, Гнездово): «В области лежавшего когда-то щита найдено много (20, — А. К. ) железных скрепок или обоймиц в виде железных, согнутых вдвое пластинок с пробоинами или гвоздиками на концах, ²⁶ служивших для скрепления краев щита и прекрасно сохранивших внутри кусочки дерева; эти-то кусочки дерева представляют часто косые слои, которые обЪясняются явно тем, что доски, из которых щит состоял, имели на краях закругления, соответствующие окружности круга». ²⁷ Там же, кроме того, найдены крючки, на которых крепились ремни для ношения щита. ²⁸ Таким образом, перед нами круглый, красного цвета щит с умбоном в центре и оковками по краю. ²⁹ Аналогичные боевые прикрытия были, видимо, широко распространены; много их в Бирке, а в Латвии (Тирский торфяник, IX в.) и Норвегии (Гокстад, ок. 900 г. ) найдены даже два целых. ³⁰ По конструкции и размерам они близки к гнездовскому и, кроме того, позволяют уточнить конструкцию последнего. Щиты были плоскими, составлялись из нескольких дощечек и обтягивались кожей. В центре пропиливалось круглое отверстие, которое снаружи закрывалось умбоном. На противоположной стороне щита «от края до края» прикреплялась планка (иногда рейки), средняя часть которой служила для захвата рукой. ³¹ Умбон соединялся со щитом несколькими заклепками (до 2 см дли¬ной и тоньше ладейных). ³² На двух приладожских умбонах (№№ 1 и 4) сохранились необычно длинные (4. 5 см) заклепки. Они, очевидно, скрепляли одновременно край умбона, щитную доску и планку-рукоять.

В целом нетяжелый щит X в. был годным для конного и пешего воина и использовался на больших пространствах в Восточной и Северной Европе. О том же свидетельствуют и найденные у нас умбоны, в большинстве, вероятно, происходящие от круглых щитов вроде гнездовского. По форме они делятся на два типа: сферо-конические и полушаровидные (рис. 10, 11). ³³

Полушаровидные умбоны получили распространение в эпоху Меровингов и в дальнейшем они типичны как для Руси, так и для ряда североевропейских стран. ³⁴ Полушаровидных умбонов (тип I, №№ 2, 3, 5 и сл.; рис. 10; 28, 1, 2) у нас 13; большая часть их происходит из погребений второй половины X в. и совершенно схожа с находками из Бирки и Туны. ³⁵ Наиболее поздним в этой группе является умбон из Белой Вежи (№ 20; рис. 28, 3), относящийся, вероятно, к XI в. От своих предшественников он отличается тем, что увенчан небольшим шпилем. Точно такие же умбоны, судя по ковру из Байо, укреплялись на круглых щитах. ³⁶

Только в Приладожье в курганах конца X в. обнаружены два умбона сфероконической формы (тип II, №№ 1 и 4; рис. 10). Аналогичные встречены в Норвегии, Швеции и Финляндии и всюду датируются 950—1050 гг. ³⁷ Для Норвегии Я. Петерсен считал умбоны данного типа восточными по происхождению. ³⁸ Уточнить место изобретения этих форм пока трудно; хочется связать их с распространением в X в. конических и сферо-конических шлемов, поверхность которых была лучше приспособлена для соскальзывания встречного удара.

На примере археологических материалов факт существования в X в. круглых щитов с полушаровидными умбонами является установленным. Дальнейшая история круглых щитов прослеживается по изобразительным данным. Их рисунки на раннесредневековых памятниках не единичны. По высоте эти щиты достигают половины, трети (а к XV в. четверти) человеческого роста. Некоторые из них украшены равноконечными крестами, розетками, радиальными кругами, линиями, точками, вообще несложными узорами ³⁹ и один раз фигурой орла (рис. 61, 5). ⁴⁰ Центральная часть иногда напоминает умбон. На Ковалевских фресках (ок. 1380 г. ) очень декоративные щиты украшены масками. ⁴¹ Когда круглые щиты изображаются в профиль, они овальны, а чаще воронковидны (рис. 29, 1). Эта особенность, неизвестная у щитов X в., бывших плоскими, выступает
в XI в., а для XIII—XIV вв. она вполне очевидна. ⁴² На шиферном рельефе XI в. из развалин церкви св. Ирины в Киеве, ⁴³ изображающем борьбу человека и зверя, детально показана оборотная сторона щита с двумя ремнями (или веревками) для его держания (рис. 30). «Мягкая»
рукоять предназначена здесь для захвата только кистью руки, что напоминает аналогичную систему держания в щитах IX—X вв. Таковы данные об устройстве круглого щита, дополняющие археологические наблюдения.

Распространение круглых щитов угадывается по миниатюрам, которые передают и современные им, и более древние вещи военного быта (в последнем случае имеется в виду копирование более ранних документов). В XV в. небольшие круглые щиты господствовали, а в лицевых произведениях конца XIV—XV в. (Лицевая псалтырь 1397 г., Радзивиловская летопись) они также преобладают и особенно типичны для конницы. Чем древнее миниатюры, тем меньше на них круглых щитов (в Тверском Амартоле — 8, в Симоновско-Хлудовской псалтыри — 1), что, видимо, также
соответствует действительному положению дел.

Относительно других изображений XI—XIII вв., передающих круглые щиты, заметим, что некоторые из них либо связаны с византийским искусством, либо восходят к цареградской традиции. ⁴⁴ Часто круглые щиты выступают в композициях,
где сильны религиозно-церковная архаика и каноничность ⁴⁵ (фрески Нередицы ок. 1199 г.; «Святослав крест» ок. 1234 г. из Юрьева-Польского; некоторые печати XI—XIII вв. ). Касаясь изображения круглого щита на одной русско-греческой печати первой половины XI в. (печать протопроэдра Евстафия), Н. П. Лихачев справедливо отметил, что «этот вариант византийского изображения щита (он дан боком, — А. К.) послужил образцом для многих русских печатей». ⁴⁶ Действительно, в Византии круглые щиты долгое время были главным типом индивидуальной защиты ⁴⁷ и лишь во второй половине XII в. были заменены (очевидно, по европейскому образцу) прикрытиями другой формы. ⁴⁸ Итак, круглые щиты некоторых русских художественных памятников часто свидетельствуют лишь об иноземном культурном влиянии. Спорадическое употребление круглых щитов позже X в. все же можно допустить. Подтверждают нашу мысль уже упоминавшийся беловежский умбон и некоторые изображения на печатях и предметах местного народного искусства. ⁴⁹

Таким образом, круглые щиты археологически являются наиболее древними. ⁵⁰ Распространенные в X в., эти щиты в последующие три столетия стали, по-видимому, редкими. Уменьшение популярности круглых щитов и очевидная замена их прикрытиями других форм связаны с дифференциацией родов войск и изменением способов ведения боя.

Выше говорилось, что во второй половине X в. русские пользовались продолговатыми и длинными щитами, привлекшими внимание греческого очевидца. О преобразовании защитных средств в это же время свидетельствует, возможно, и появление умбонов сферо-конической формы. Все эти факты можно сопоставить с распространением около 1000 г. во всей Европе миндалевидных щитов. Миндалевидный щит — западноевропейское изобретение; он был воспринят во многих странах в связи с выдвижением кавалерии как главного рода средневековых войск. ⁵¹ В течение более чем двухсот лет он являлся главнейшим сродством защиты средневекового рыцаря, надежно закрывая его от плеча до колона (чего, по-видимому, прежний круглый щит не обеспечивал). Много таких щитов детально представлено на ковре из Байо, отчего они и получили неудачное название — «норманские». Речь идет, однако, об общеевропейской конструкции, которой владели и русские.

Единственный раз миндалевидное прикрытие описано русским переводным источником в следующих словах: «Щит же долг, яко минет ребра коневи». ⁵² Гораздо богаче по своей сохранности и представительности «изобразительная жизнь» этих щитов. Для XI — начала XIII в. они столь обычны, что можно (и при отсутствии самих вещей) заметить некоторые особенности их устройства и применения.

[adsense]

Древнейшие русские изображения миндалевидных щитов относятся к эпохе Ярослава; ⁵³ можно привести также несколько примеров середины и второй половины XI в. ⁵⁴ В последующее время эти прикрытия получили распространение на печатях, образках, рельефах и рисунках (рис. 29, 2). ⁵⁵ Миндалевидных щитов всегда больше (соотносительно с другими формами) на тех миниатюрах, которые по времени ближе к домонгольскому периоду. Таковы, например, три четверти всех щитов, представленных в Симоновско-Xлудовской псалтыри и Тверском Амартоле (рис. 58; 59; 60; 61). На рисунках эти щиты закрывают верхнюю половину туловища пеших и конных воинов (в бою и при передвижении), плывущие ладьи, ⁵⁶ лагерь заночевавших войск (рис. 61, 1). Высота миндалевидных щитов достигала от половины до трети (чаще всего) человеческого роста; они, вероятно (как и их предшественники) изготовлялись из дерева, обтянутого кожей. ⁵⁷ У классического щита рассматриваемой формы, плоского или чуть изогнутого по длинной оси, отношение высоты к ширине как 2: 1. ⁵⁸ Миндалевидный щит в романской Европе, до третьей четверти XII в. довольно большой и массивный, был призван закрыть бойца в первую очередь от копейного тарана. ⁵⁹ Кажется, что русские щиты не были столь велики, как на Западе, но и их для облегчения бросали во время бегства. ⁶⁰ Удерживали такое прикрытие локтем и кистью руки, продетыми через несколько ремней. ⁶¹ Полагался также ремень через шею, позволявший в случае необходимости откинуть шит за спину и рубить мечом двумя руками. В бою щит придвигали к телу, а если и отставляли, то на расстояние полусогнутой руки.

К концу XII в. в связи с усилением брони миндалевидный щит несколько уменьшился, утратил умбон и, возможно, другие металлические части. ⁶² Около 1200 г. щит из пассивного средства зашиты постепенно становится более подвижным и удобным для манипулирования в бою. Нечто подобное происходило и на Руси, где в находках XII—XIII вв. почти совершенно неизвестны умбоны и металлические оковки ⁶³ и учащаются изображения небольших миндалевидных щитов. ⁶⁴ На миниатюрах Радзивиловской летописи щит не только прижимают к телу, его выдвигают вперед, подставляют под вражеское оружие, что 6ы ослабить или отбить удар «налету» (рис. 31). ⁶⁵ Есть основания отнести возникновение этих приемов еще к домонгольской поре.

Из летописных известий видно, что щиты были блестящими, сверкающими: «Щите же их яко зоря бе». ⁶⁶ Они имели не только боевое, но декоративно-художественное назначение.

Видимая извне поверхность щита ярко раскрашивалась, и не только в красный цвет. На многих рисунках щитное поле имеет цветные каемки, полосы, заостренные овалы. По-видимому, не ранее XII в. на щитах появляются эмблемы и символы. Например, кресты (в том числе голгофский), возникновение которых Н. П. Лихачев объяснял византийским влиянием. ⁶⁷ Не случайно, что на печатях и рельефах кресты фигурируют на щитах святых воинов. ⁶⁸ Поле миндалевидного щита, освобожденное от умбона, все явственнее начинает служить геральдическим целям. Именно на щитах этой формы возникли многие рыцарские гербы (собственно боевой и гербовой щит совпали). Наиболее ранним известным примером такого рода является щит св. Георгия (осмысляется как патрональное изображение великого владимирского князя Георгия Всеволодовича) на рельефе Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (ок. 1234 г. ) с высеченным на нем львом или барсом — эмблемой Владимирской династии (рис. 47). ⁶⁹ Лов представлен в геральдической позе, он олицетворяет силу и власть. Самому же гербу, однако, еще предстояло сложиться. «Владимиро-суздальская гербовая эмблематика к 30-м годам XIII в. переживала только начальный период своего оформления. Она, видимо, еще не приобрела настолько серьезно политического значения, чтобы перейти, например, на печати
князей». ⁷⁰

Линию «владимирского герба» продолжает щит со львом, изображенный на миниатюре Федоровского евангелия 1321—1327 гг. ⁷¹ Очень детально выписанный щит (рис. 20) с фигурной каймой и бегущим зверем держит Федор Стратилат, в образе которого усматривают князя Федора Ростиславовича Черного (умер в 1299 г. ), также представителя Владимирского дома. ⁷²

Среди первых символических фигур на щитах были и птицы. На одной миниатюре Тверского Амартола великан Голиаф закрыт щитом с изо сражением орла. Налицо геральдическая эмблема в духе XIII в. (рис. 61, 6). ⁷³

Миндалевидные щиты держались на Руси вплоть до XIV в., т. е. дольше, чем на Западе, а в книжной иллюстрации, на иконах, фресках, печатях они изображались до конца XVI в. ⁷⁴ В московский период это был лишь «изобразительный архаизм», обусловленный подражанием или копированием с более ранних образцов.

Со второй четверти XIII в. миндалевидные щиты приобретают все более треугольные очертания. ⁷⁵ Округлый верхний край щита становится все прямее. Объясняется это тем, что у нас и на Западе появился шлем, полностью закрывавший голову, и щитом уже не нужно было закрывать лицо и подбородок воина. ⁷⁶ Одновременно с этим произошло некоторое укорачивание щита, связанное с удлинением кольчуги до колен. ⁷⁷

[adsense]

Дальнейшая эволюция приводит к появлению треугольного щита (рис. 29, 3). Наиболее древние треугольные щиты изображены на Сигтунских, или Магдебургских, вратах XII в. — военном трофее новгородцев. ⁷⁸ Вероятно, в XIII в. появились эти прикрытия на Руси, оставались они и веком позже. ⁷⁹ Показателен современный эпохе, раскрашенный «в елочку» щит со срезанными краями (черта, известная по ряду памятников) на миниатюре Симоновско-Xлудовской псалтыри, передающей борьбу Давида и Голиафа (рис. 57, 1). Треугольные щиты с перегибом вдоль длинной оси достигали половины человеческого роста и носились пехотинцами и особенно конными предводителями, выступающими впереди собственного отряда. ⁸⁰ Производными от них явились трапециевидные щиты, имеющиеся на рисунках, змеевиках, печатях и иконах XIV—XV вв. ⁸¹ Такова та эволюция раннесредневековых щитов, где главное место принадлежит миндалевидной форме. ⁸²

Итак, на Руси в X—XIII вв. распознаются щиты трех основных общеевропейских форм: круглые, миндалевидные и треугольные. Господствующим в XI—XII вв. был особенно типичный для всадника миндалевидный щит. По сравнению с образцами романской Европы ого развитие отличалось, по-видимому, большей постепенностью, устойчивостью и умеренными размерами. На Руси, видимо, не сложилось резкой и обязательной разницы между щитами, которые употребляли пехотинцы и всадники, не возникли у нас и специальные отряды щитоносцев. Все это объясняется особенностями русского военного дела, не испытавшего такого утяжеления техники и такой войсковой специализации, которые принес западным рыцарям XII в.

Щит XI—XIII вв. относился к распространенному снаряжению профессиональных воинов (возможно, использовали его и простолюдины); в источниках при описании полностью экипированного воина о нем упоминали после меча и копья. «Скепание» щитов сопровождало ход битвы, а их потеря обозначала разгром одной из враждующих сторон. Щит оберегался законом, а в военном обиходе сложились выражения «стояти за щитом», «держати щит», «взять на щит», т. е. взять, отдать в добычу и т. п. ⁸³ Эти и другие сви¬детельства говорят о важности щита как средства защиты, знака и эмблемы командира, государственного победоносного символа, наконец, цен¬ного, сверкающего изделия.

О производстве щитов, в частности в Новгороде, можно судить лишь по именам мастеров Гаврилы и Микифора, названных щитниками. ⁸⁴ Существовала в Новгороде и Щитная улица, что указывает на развитую специализацию данной отрасли военного ремесла, сочетавшего труд столяра, кожевника, кузнеца и художника. О местном изготовлении этой части вооружения хорошо сказал писатель позднего средневековья Юрий Крижанич: «Имеем дома материал: древо, кожи, клей и можем за малу цену, а со многою пользою щиты делать». ⁸⁵

К оглавлению книги «Доспех, комплекс боевых средств IX—XIII вв.» | К следующей главе