Козенкова В.И. Серебряный голос верности (к столетию Евгения Игнатьевича Крупнова) // РА, 2004, № 1, с. 167-172.
Вставай Архо, бери лопату
Вперед, вперед во мглу веков
Гремите гулкие раскаты
Неутомимых голосов.
Д.Г. Редер
из “Археологического гимна” 30-х годов
В марте 2003 г. в Государственном Историческом музее собрался большой форум археологов, посвященный 120-летию научной деятельности патриарха русской и советской археологии Василия Алексеевича Городцова. При осмотре экспозиции архивных материалов, подготовленных к конференции, мое особое внимание привлекла групповая фотография. На ней был изображен B. А.Городцов в кругу своих учеников 30-х годов. Многих из этих, уже известных в науке людей, я помнила еще по первым моим шагам в археологии.
Но особое место в моей научной биографии принадлежало статному, черноволосому, красивому молодому человеку, стоявшему в последнем ряду снимка рядом с Б.А. Рыбаковым, — Евгению Игнатьевичу Крупнову. Я когда-то видела это фото в семье Крупновых, с которой была связана близким знакомством на протяжении более 40 лет, особенно после безвременной кончины Евгения Игнатьевича в сентябре 1970 г.
16 марта 2004 г. ему исполнилось бы 100 лет. Последние десять лет жизни Евгения Игнатьвича для меня — результативная полевая и научная деятельность под его руководством в составе Северо-Кавказской Археологической экспедиции (СКАЭ) Института археологии. Остальные 30 лет после кончины Е.И. Крупнова — большая дружба с его верным и любимым другом — его вдовой Валентиной Михайловной Подгорновой-Крупновой. Именно у нее, в ее комнате, мы каждый год в день смерти Евгения Игнатьевича рассматривали вместе многие и многие фотографии, запечатлевшие наиболее яркие вехи его жизни, их совместной жизни.
О Евгении Игнатьевиче как о большом заслуженном ученом и общественном деятеле, как об отзывчивом и сердечном человеке опубликованы обстоятельные статьи и очерки (Мунчаев, 1964. C. 3-7; Кузнецов, 1973. С. 1-7; Чернецов, 1973. С. 8-18; Козенкова, 1994. С. 191-196; Мунчаев, 2000. С. 139-143; 2002. С. 26-31). В этом кратком memoria захотелось коснуться другой стороны его жизни, не менее важной в определении судьбы, чем внешние реалии. Эта сторона — счастливый и многолетний брак с единственной женщиной: любимым другом, деятельной, компетентной и заинтересованной помощницей в главном деле, матерью его детей, верной хранительницей памяти о нем долгие годы, вплоть до собственной кончины в январе 2003 г. Об этом как-то не принято писать в научном журнале. Но здесь особый случай, вполне уместный в рамках знаменательной даты.
Есть супружеские пары, о которых говорят: две половинки нашли друг друга. Именно таким бесценным подарком для молодых Евгения и Валентины оказалась археологическая экспедиция B. А. Городцова, где и произошли их встреча и первое знакомство. Казалось бы, разные во многом люди. Она — коренная москвичка со столичным менталитетом, ироничная, внешне сдержанная, но тем не менее с каким-то притягательным светским шармом и добросердечностью. И он, родившийся в Моздоке, на Северном Кавказе, как говорится, из простонародья, с широко распахнутой душой ко всем, кто с ним соприкасался. Всю жизнь импульсивный и динамичный в любом деле, за которое брался. Будь то идея, или организация экспедиции, или просто добывание стройматериалов и продуктов при обустройстве археологического лагеря. И тем не менее среди оригинальных и блиставших острословием и умом, заядлых спорщиков и певцов, студентов участников городцовской экспедиции, таких как Б.А. Рыбаков, Д.А. Крайнов, C. В. Киселев, Д.Г. Редер, Б.Н. Граков и многих, многих других, она потянулась к нему. А он в кругу таких ослепительных красавиц как Т.С. Пассек, Л.А. Евтюхова, О.А. Кривцова, Е.Н. Горюнова разглядел именно ее.
Все, кто хотя бы раз попадал в ауру этой счастливой пары, понимали, что это — редкая гармония душ: по тому как они понимали друг друга без слов, как заинтересованно относились к настроениям, вкусам и делам друг друга. Вспоминаю экспедицию 1961 г. Раскопки поселения в Сержень-Юрте в Чечне. Вечером после знойного, трудного дня занимаемся с Анной Александровной Ирусалимской камералкой, а Евгений Игнатьевич здесь же за столом что-то пишет в дневнике, а потом, прервавшись, зачитывает нам открытку, присланную ему Валентиной Михайловной из Венеции, где она была в это время в туристической поездке. На крошечном поле открытки лаконично, емко и эмоционально она делится всем, что увидела в Италии. И еще тогда меня поразила удивительная цельность и свежесть чувств этой в общем-то уже немолодой пары.
Валентина Михайловна не стала археологом, хотя какое-то время работала в ГИМе, однако на долгие годы сохранила дружеские связи времен молодости и те неписаные устои, “городцовские” устои, воспринятые вместе с Евгением Игнатьевичем: методичность в любом деле, верность и постоянство в обретенной дружбе. Это единство взглядов также скрепляло их союз, служило залогом долгих личных отношений, сложившихся с некоторыми людьми еще в молодые годы, особенно с Б.А. Рыбаковым, Д.А. Крайновым, Н.В. Пятышевой.
У Евгения Игнатьевича всю жизнь был обширный круг друзей и знакомых, причем не только среди коллег-археологов из Москвы, но и в кругу историков, биологов, нефтяников, литераторов и музейных работников Кавказа. И, конечно, в этот круг входили более десятка его учеников из разных республик Кавказского региона. И всех их встречало в доме широкое гостеприимство и щедрое радушие хозяйки и хозяина. Дом встречал любого гостя ослепительной чистотой интерьера (причем явно не сиюминутно нанесенной) и изысканным столом с ослепительно белой хрустящей скатертью и красивой посудой. И это не было довольством напоказ, а органичный стиль жизнь. А в центре стола обязательно штоф с как будто живой веточкой полыни, опущенной в сладковатую водку. Кажется этот напиток назывался — “семеновкой” — по имени известного кавказского историка и этнографа Л.П. Семенова, изобретателя рецепта этого питья. Профессор Л.П. Семенов был первым учителем Е.И. Крупнова по исследованию родного края и руководителем его первых археологических экскурсий в высокогорные районы Осетии и Ингушетии в конце 30-х годов XX в.
Делать людям маленькие праздники — это вообще было любимым занятием Евгения Игнатьевича. Вспоминая годы экспедиции, не могу не отметить его постоянное внимание к окружающим. Все мы, начальники отрядов СКАЭ, очень любили, когда Евгений Игнатьевич, последовательно объезжая все объекты раскопок, появлялся в каждом отряде и несколько дней жил в археологическим лагере (рис. 1-2). Не припомню ни одного случая, чтобы он появился без какого-либо подарка. Как правило, это были либо горы конфет, высыпавшиеся на общий стол, или торт из Грозного, или что-нибудь еще вкусненькое, что скрашивало нашу повседневную еду, а иногда какое-нибудь хорошее вино. Хотя в те далекие годы в экспедиции, по крайней мере в СКАЭ, спиртным не злоупотребляли, может быть, потому, что и сам начальник не был пристрастен к выпивке, причем без каких-либо назиданий в адрес других. О приезде главного начальника как-то очень быстро узнавал весь аул Сержень-Юрт. И вечером “на огонек” в археологический лагерь, который располагался долгие годы в так называемом “дорожном доме”, а точнее в дорожной Станции постройки конца XIX в. на горном тракте Крепость Грозная — Крепость Ведено в Веденском ущелье, приходили местные старейшины и вообще уважаемые люди села, чтобы узнать новости и поговорить о наболевшем. Евгений Игнатьевич никогда не избегал этих встреч. Вспоминаю, что несколько таких общений было в местном сельском клубе. Особенно запомнилась его встреча с жителями Сержень-Юрта после заграничной поездки в 1963 г. по странам Ближнего Востока в связи с присуждением ученому международной премии известного общественного деятеля и писателя Ливана — Саида Акля. Много Евгений Игнатьевич рассказывал и о поездках в Сирию, Турцию, Ирак и Югославию. В научной поездке в Югославию в 1965 г. посчастливилось принять участие с Е.И. Крупновым и мне. Это было незабываемое путешествие группы археологов Института археологии Москвы и его отделения в Ленинграде. В течение месяца мы знакомились с археологическими памятниками на территории Сербии, Словении, Хорватии и на побережье Далмации. В этой поездке Евгений Игнатьевич был душой нашего археологического братства: неутомимым, веселым и непритязательным. Мы не только осматривали археологические памятники в Белграде, Сплите, Дубровнике, Загребе, но и встречались с местными специалистами и обменивались опытом (рис. 3). Опытом, заложенным, по большому счету, школой В.А. Городцова, верность принципам, которой была верна и Валентина Михайловна Подгорнова-Крупнова.
Все годы после кончины Евгения Игнатьевича она поддерживала самые тесные связи со всем кругом археологического братства, живо интересовалась новостями в археологии, новыми книгами из этой области. Все, кто приезжал в Москву с Кавказа, непременно бывали в гостях в этом теплом доме. В.И. Подгорнова-Крупнова вела обширную переписку с коллегами и учениками Евгения Игнатьевича, поддерживала отношения с музейными работниками Северного Кавказа, в особенности с Чечено-Ингушским краеведческим музеем, с сотрудниками которого сохранялись долгие годы дружеские отношения. Многие археологи-кавказоведы посылали оттиски своих научных статей и многочисленные вырезки из местных газет со статьями и заметками о Е.И. Крупнове, а также с упоминанием археологических исследований в регионе.
Огромную работу Валентина Михайловна предприняла по квалифицированной разборке и сортировке обширного архива Е.И. Крупнова. Мне пришлось помогать ей в этом деле, но помощь относилась больше не к трудоемкой части работы, а касалась консультаций по идентификации фамилий авторов некоторых писем. Научная библиотека Е.И. Крупнова была безвозмездно передана семьей Е.И. Крупнова Чечено-Ингушскому научно-исследовательскому институту истории, языка и литературы. Но, к великой горечи всех, кто был знаком с ее бесценным содержанием, вся она дотла сгорела в Грозном в огне чудовищной и безответственной войны в Чечне в 1994 г.
Уникальные фотографии конца 20-30-х годов XX в., времени молодости Евгения Игнатьевича, запечатлевшие многочисленные поездки по Северному Кавказу, были переданы его вдовой в фонды alma mater — Историческому музею. Тщательно приведены в порядок и переданы в архив Института археологии РАН рукописное и эпистолярное наследие ученого. Эпистолярная часть архива отражает неоспоримый факт огромной тяги очень многих людей к Евгению Игнатьевичу, обусловленной подлинным, а не формальным интересом к адресатам. И они это чувствовали. Частый и обстоятельный обмен письмами и открытками — это целая область, характеризующая заинтересованный тон и культуру его душевного настроя в общении с самыми разными людьми. Доброжелательный стиль писем Евгения Игнатьевича привлекал его постоянных респондентов, заставлял не только писать о деле, но и делиться своими личными переживаниями; излагать не только деловые просьбы, но и просить советов при решении жизненных проблем. Архивные рукописные черновики, написанные таким знакомым неподражаемым, кудреватым, “веселым” почерком, с исключительно правильным правописанием, показывают, с какой серьезностью и продуманностью относился Евгений Игнатьевич к ответам на присланную корреспонденцию, особенно когда письма требовали выдержанного, бережного отношения к человеку, несмотря на обидный тон присланного послания. Даже в манере этих ответов звенит серебром верность “лицейскому братству” школы В.А. Городцова. Полевые исследования СКАЭ охватывали огромную территорию многих республик Северного Кавказа и вовлекали в свою орбиту большое число разных по характеру и миропониманию местных специалистов историков. Отвечая на излишне амбициозное письмо одного из таких местных специалистов, который написал, что принимать участие в работе экспедиции его “обязывает служба, начальство и, наконец, даже руководство нашего Обкома КПСС…”, Евгений Игнатьевич спокойно и нелицеприятно заметил: “Было бы правильнее, на мой взгляд, сказать, что Вас должны обязывать прежде всего долг специалиста и подлинный интерес к археологии… Подберите в этом году больше людей, сообразуясь со средствами, но надо, чтобы выделенные люди действительно были полезными в работе, а не балластом для экспедиции”.
Такой же обязательностью была пронизана в последние годы жизни и вся деятельность Валентины Михайловны Подгорновой-Крупновой не только в сохранении памяти о Евгении Игнатьевиче, но и в сохранении традиций и принципов ее археологической молодости. Е.И. Крупнов похоронен на Новодевичьем кладбище, совсем недалеко от места погребения своего учителя Василия Алексеевича Городцова. Каждую осень, пока были силы, Валентина Михайловна в день смерти мужа посещала кладбище, чтобы привести в порядок могилу, очистить от нападавшей листвы цветник, вымыть обелиск… И каждый раз она звонила мне по телефону и взволнованно сетовала в каком небрежении находится могила В.А. Городцова. И это не были просто бесплодные разговоры. Неоднократно эта почти 90-летняя женщина находила силы для переговоров с руководством нашего Института, с руководством ГИМа, побуждала к этому делу и меня. И в конечном счете она добилась твердого обещания от директора Исторического музея А.И. Шкурко, что, несмотря на отсутствие средств, вызванных долгосрочным ремонтом и разрухой последних лет, могила В.А. Городцова будет приведена силами музейщиков в порядок.
И это обещание выполнено.
С неизменным, я бы сказала, с профессиональным вниманием относилась Валентина Михайловна и к работе уже более 30 лет. Постоянного оргкомитета по проведению Крупновских чтений — конференции по археологии и древней истории Северного Кавказа. В 2004 г. она в двадцать третий раз состоится в Москве. Неоднократно В.М. Подгорнова-Крупнова непосредственно принимала участие в работе самой конференции в разных республиках северокавказского региона. Именно тогда мне пришлось особенно тесно общаться с этой душевной, необыкновенно эрудированной женщиной. Валентина Михайловна неизменно присутствовала на заседаниях от начала до конца, а вечером мы обсуждали прослушанные доклады. Особенно запомнилась поездка в 1974 г. в город Моздок, на родину Евгения Игнатьевича. Здесь силами Северо-Осетинского научно-исследовательского института истории, экономики, языка и литературы и местного городского музея прошли IV Крупновские чтения в связи с 70-летием ученого. В память о своем знаменитом земляке местные власти приняли постановление о присвоении одной из улиц имени Е.И. Крупнова. Запомнились многие проникновенные выступления при открытии памятной доски на доме, где родился Е.И. Крупнов (рис. 4). И главной в прозвучавших выступлениях была благодарность за неиссякаемую энергию, которую прилагал ученый к укреплению сотрудничества кавказоведов разных национальностей в деле процветания любимой науки о древнейшем прошлом родного края. Сейчас особенно больно думать об этом после нелепых и чудовищных террористических актов, потрясающих Северный Кавказ, в том числе и родину Евгения Игнатьевича — город Моздок.
До конца жизни и Евгений Игнатьевич, и его верная половинка, Валентина Михайловна (рис. 5), держали во всем высокую нравственную планку, соблюдая завет В.А. Городцова “всегда быть готовым к добрым делам, полезным обществу и самому себе”. Этим словам учителя они были верны до последнего часа в служении любимому делу, дому и близким.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Козенкова В.И. Евгений Игнатьевич Крупнов (к 90-летию со дня рождения) // СА. 1994. № 1.
Кузнецов В.А. Евгений Игнатьевич Крупнов // Кавказ и Восточная Европа в древности. М., 1973.
Мунчаев P.M. К 60-летию Евгения Игнатьевича Крупнова // СА. 1964. № 1.
Мунчаев P.M. Крупнов Евгений Игнатьевич (1904—1970) // Институт археологии: история и современность. М., 2000.
Мунчаев P.M. К истории археологического изучения Чечни (из итогов работ Северокавказской экспеди¬ции в 1957-1968 гг.) // Культура Чечни. История и современные проблемы. М., 2002.
Чернецов А.В. Список печатных работ Е.И. Крупнова // Кавказ и Восточная Европа в древности. М., 1973.