К содержанию 211-го выпуска Кратких сообщений Института археологии
Не подлежит сомнению, что белорусский язык является одним из восточнославянских и сформировался на основе древнерусского языка. Еще в 1822 г. известный славист К. Ф. Калайдович на основе изучения старобелорусских (западнорусских) текстов и современного белорусского языка установил между ними преемственную связь, подчеркнув общность происхождения белорусов и русских (Калайдович, 1822, с. 67-80). Особенно очевидно это стало после публикации западнорусских актовых документов (Акты…, 1846-1853). Эта точка зрения получила признание в научных изданиях большинства филологов и историков последующего времени. В середине XIX в. увидела свет первая монография по истории Белоруссии, в которой демонстрируется неразрывная связь истории и культуры белорусов с населением Древней Руси (Турчинович, 1857). Тогда же началось этнографическое изучение Белоруссии, выявившее с самого начала общую подоснову культуры и быта белорусов и других восточнославянских народов (Шпилевский, 1858; Шейн, 1887-1902). Наконец, капитальным исследованием белорусского языка и его исторического развития, выполненным Е. Ф. Карским, было надежно определено место белорусов среди восточнославянских народностей (Карский, 1903-1922).
В письменных источниках какой-либо конкретной информации о происхождении белорусов нет. В исторической литературе сложилось мнение, согласно которому основной причиной, нарушившей древнерусскую этноязыковую общность и приведшей к образованию белорусов, стало включение западной части древнерусских земель в состав Литовского государства.
Последователем этой точки зрения был и В. О. Ключевский (1956, с. 284-294, 335). Под ее влиянием оказался и Е. Ф. Карский, впервые на научной почве попытавшейся разобраться в проблеме становления белорусского этноса.
На основе анализа комплекса языковых данных этот исследователь показал, что начало сложения белорусской этноязыковой общности относится к XIII-XIV вв., а окончательное оформление произошло в последующие столетия. Е. Ф. Карский считал, что белорусы сформировались как результат скрещения восточнославянских племен — дреговичей, радимичей, полочан и кривичей и частично неславянских — ятвягов и голяди. Сближение их началось в период феодальной раздробленности Древней Руси, а сплочение в единую народность обусловлено распространением на будущие белорусские земли литовского владычества в XIII-XIV вв. Балтские лексические элементы в белорусском языке, по представлениям Е.Ф. Карского, относятся ко времени вхождения западнорусских земель в состав Великого Литовского княжества.
В разное время в литературе высказывались и иные мнения. Согласно А. А. Шахматову, язык белорусов, сформировавшийся на общерусской основе, в отличие от великорусов характеризуется некоторыми «ляшскими» особенностями. Исследователь объяснял участие в генезисе белорусов радимичей, которых считал «ляшским» племенем (Шахматов, 1899, с. 324- 384; 1916). Совсем несерьезными представляются утверждения о принадлежности белорусов к польскому этносу (А. Рыпиньский, С. Линде).
Высказывались догадки и о том, что древнерусские племена, локализуемые на этнографической территории белорусов, жили обособленно от остальных восточных славян. Историк и этнограф В. Ластовский таковыми считал кривичей и дреговичей, полагая, что основную роль в становлении белорусов сыграли кривичи и созданное ими Полоцкое княжество. Он утверждал, что предков белорусов звали волотами, вельтами (Ластовсю, 1910). По представлению П. А. Расторгуева, первоначальное ядро белорусов, составили дреговичи и радимичи, которые будто бы исстари характеризовались чертами, свойственными белорусскому языку (Расторгуев, 1918-1920, с. 244-251). Эти и им подобные мнения, не имеющие под собой серьезного обоснования, ныне представляют исключительно историографический интерес.
Историки XX в., в той или иной степени затрагивавшие проблему становления белорусов, продолжали считать, что этот процесс консолидации части восточнославянских племен в белорусскую народность обусловлен вхождением западных областей Руси в состав Литовского государства. К политическому фактору некоторые исследователи добавляли экономический, предполагая (без каких-либо оснований) активизацию экономических связей основной массы населения Белоруссии в XIII-XV вв. (Пичета, 1946, с. 5-6; 1961, с. 595-632; КанстанцшаПу, 1946; Пьянкоу, 1948).
Ситуация существенным образом изменилась во второй половине XX в., когда археологией было накоплено достаточно материалов, чтобы подключиться к решению проблемы происхождения белорусов (Седов, 1967, с. 112-129; 1969, с. 105-120; 1970, с. 1962-190). Достоверно установлено, что древним населением этнографического ареала белорусов были балты, в языковом отношении близкие к славянам. На древней балтской территории в раннем железном веке выделяются три группы (Седов, 1970, с. 11-62; 1980, с. 14-21; Sedov, 1992). Срединную часть современной Белоруссии заселяли племена культуры штрихованной керамики, ареал которых охватывал также восточную Литву и юго-восточную Латвию. Это было ядро балтов. Прямыми потомками их являются литовцы и латыши. С запада к этому ареалу примыкали земли западных балтов (предки средневековых пруссов, ятвягов, галиндов и куршей), представленных культурой западнобалтийских курганов (области, примыкающие к Балтийскому морю от нижней Вислы до р. Вента). Восточные области древней балтской территории заселяли племена близких между собой культур — днепро-двинской, юхновской (деснинской) и верхнеокской культур. Это — днепровские балты, растворившиеся позднее в восточнославянском этносе.
В Среднем Поднепровье в начале железного века получила распространение милоградская культура, принадлежавшая также балтам. Во II в. до н.э. ее сменила зарубинецкая культура, этническая атрибуция которой дискуссионна. Ее приписывают и славянам, и балтам, и бастарнам, и скифам. Более вероятной представляется мысль о принадлежности зарубинецких племен окраиннобалтскому диалекту, близкому к говорам западных балтов и занимавшему некоторое промежуточное положение между ними и славянами. В дальнейшем носители этой культуры мигрировали в верхнеднепровские земли и достигли бассейна верхней Оки (мощинская культура), где источниками фиксированы под именем голядь. В южной части Днепровского левобережья потомки зарубинецкого населения смешались с ираноязычными жителями и в III—V вв. н.э. были представлены киевской культурой (голтескифы Иордана).
Балтская атрибуция древностей раннего железного века на будущей территории белорусов устанавливается прежде всего археологическими методами — эволюционная преемственность между ними и достоверно славянскими культурами раннего средневековья отсутствует. А языковая принадлежность носителей этих культур надежно подтверждается лингво-топонимическими материалами — на всей территории их распространения отчетливо выделяется мощный пласт древней балтской гидронимии, на который наслоился раннеславянский слой (Buga, 1924, s. 22-35; Vasmer, 1932, s. 637-666; 1941; Топоров, Трубачёв, 1962).
Начиная с периода великого переселения народов, будущая территория белорусов постепенно осваивается славянами. В конце IV — V в. в лесной полосе Восточно-Европейской равнины расселяется крупный массив среднеевропейского населения, принесшего сюда серию ранее неизвестных вещей, более совершенные типы серпов, жернова и культуры ржи и овса. В римское время население Висло-Одерского бассейна было полиэтничным, поэтому в составе переселенцев могли быть славяне, пруссо-ятвяги, летто-литовцы и германцы. Последующая история показывает, что доминирующим в составе среднеевропейских переселенцев были славяне, а иные племена в течение веков были ассимилированы ими. Аборигенное население (балтское в Подвинье и Верхнем Поднепровье, финноязычное в Ильменско-Псковском регионе и междуречье Волги и Клязьмы) при этой миграции, как свидетельствует археология, в основном не покинуло мест своего обитания. Все культуры раннего железного века в областях, затронутых миграционными потоками, исходившими из Средней Европы, прекращают свое развитие. На новых местах проживания среднеевропейцы в контакте с местным населением создают новые культуры, генетически не связанные с древностями раннего железного века (Седов, 1999, с. 91-117).
Одним из новообразований, имеющим непосредственное отношение к предыстории белорусов, является тушемлинская культура (IV-VII вв. н.э.). Она сформировалась в Смоленском Поднепровье и Полоцко-Витебском Подвинье в областях, заселенных прежде частью носителей культуры штрихованной керамики, частью племенами днепро-двинской культуры. Население тушемлинской культуры составили местные балты и среднеевропейцы. О наличие славянского этнического компонента говорят находки браслетообразных височных колец, не свойственные балтским племенам и ставшие в X-XIII вв. важнейшим этнографическим маркером восточнославянских племенных образований. Тушемлинскую культуру, таким образом, следует рассматривать как метисную, славяно-балтскую. Не исключено, что в ее ареале развивалось двуязычие. Сказать же, как конкретно протекали здесь этноязыковые процессы пока невозможно.
В VIII в. в Смоленском Поднепровье и Полоцком Подвинье наблюдается новый прилив славянского населения (из ареала псковских длинных курганов), результатом чего стало формирование культуры смоленско-полоцких длинных курганов, которую можно определенно считать кривической. В материалах этой культуры проявляются и славянские, и балтские элементы. Однако можно предполагать в это время активизацию процесса славянизации балтов, так как курганные древности IX-X вв. демонстрируют доминирование славянского (древнерусского) этноса в Смоленской и Полоцкой землях. Впрочем, процесс ассимиляции еще не завершился. Балтские элементы все же затухающе фиксируются в курганных материалах XI-XIII вв. По-видимому, островками балты проживали среди массы славянского населения и в период расцвета Древнерусского государства, что документируется и письменными источниками (Соболевский, 1911, с. 1051-1054).
В V-VI вв. славяне другой диалектно-племенной группы, характеризуемые пражско-корчакской культурой, заселяют правобережные земли Среднего Поднепровья. К IX в. из среды этих славян складываются известные по летописям волыняне, древляне, поляне и дреговичи (Седов, 1982, с. 90-122). В IX-XI вв. наблюдается широкая инфильтрация волынян и дреговичей на север в среду балтского населения. Дреговичи заселяют области левых притоков Припяти и в бассейне Свислочи встречаются с кривичскими колонистами. Волыняне осваивают Среднее Побужье (куда проникли и группы древговичей) и достигают южных районов Понеманья. В то же время славяне с юга поднимаются вверх по Днепру, а бассейн Сожа заселяют радимичи.
Безусловно, что те части кривичей, дреговичей и радимичей, которые заселяли древний балтский ареал и последующую территорию формирования белорусов, приняли участие в их генезисе. В то же время потомки других частей кривичей и дреговичей, проживавшие вне этого ареала, вошли в состав великоруссов и украинцев, поэтому мысль о каком-то своеобразии этих племен несостоятельна.
Аборигенное балтское население при миграциях славян в основной массе не покидало мест своего обитания. Большой разницы в уровнях развития экономики, культуры и социальных отношений между балтами и славянами не было. Взаимоотношения между ними носили преимущественно мирный характер. И те, и другие были земледельцами, а участков для пахотных земель было предостаточно. В результате на будущей этнографической территории белорусов складывается балто-славянский симбиоз. Этому способствовало то, что славяне и балты на бытовом уровне могли объясняться между собой. Ассимиляционные процессы на первых порах были слабыми и в разных регионах могли иметь неодинаковые направления. Однако процесс физической ассимиляции населения все же начался, имели место и брачные связи между пришлыми и местными жителями. Вскоре на Восточно-Европейской равнине создается мощное государство, строится множество городов, быстро формируется яркая древнерусская культура, ведущее место в которой принадлежит славянам. Это стало решающим в завершении процесса славянизации балтов.
Специфику культуры IX-XII вв. сельского славяно-балтского населения этнографической территории белорусов характеризуют курганные древности (Седов, 1970, с. 77-171). В целом они заметно выделяются среди остальной массы восточнославянских курганов. Еще Л.Нидерле подметил, что славянские захоронения характеризуются безынвентарностью и малоинвентарностью. Умерших погребали (в период господства обряда трупосожжения клали на погребальные костры) головами на запад, лицом навстречу лучам восходящего солнца. Таков был языческий ритуал древних славян.
На территории формирования белорусов наряду с доминирующей западной ориентировкой в древнерусских курганах встречаются погребения, обращенные головами к востоку. Это — явное наследие местного балтского похоронного ритуала. В тех же курганах найден целый ряд предметов, не свойственных восточнославянским захоронениям. Таковы шейные гривны типов, весьма распространенных среди летто-литовских древностей; звездообразные (лучистые) пряжки, украшения, оформленные на концах в виде змеиных головок, костяные привески в виде уточек и другие. Предметы балтских типов встречаются в курганных захоронениях как с восточной, так и с западной ориентацией. В отдельных погребениях, положенных головами к востоку, обнаружены типично славянские украшения. Очевидно, метисация населения к этому времени зашла слишком далеко. Наличие среди древнерусских курганов белорусской этнографической территории названных элементов можно рассматривать только как наследие балтской культуры.
Таким образом, археология достаточно определенно свидетельствует, что на белорусской этнографической территории в отличие от других зе¬мель Руси восточнославянское население формировалось в условиях славяно-балтского симбиоза. И это не могло не отразиться на его языковом развитии. Согласно изысканиям Е.Ф.Карского, свыше 80% белорусских лексем имеет общие корни со словами балтских языков. Особенно много таких слов в сельскохозяйственной, рыболовческой и бортнической терминологии. Балтское субстратное воздействие проявляется не только в словарном фонде белорусского языка, но также в его фонетике и морфологии (Я. Розвадовский, К. Буга, В. Вондрак, Я. Станкевич, Ю. Шерех, Т. П. Ломтев и др.).
Специфические особенности белорусского языка фиксируются в основном в памятниках письменности XIV-XVI вв., но впервые выявляются в договорной грамоте Смоленска с Ригой и Готским берегом 1229 г., то есть до вхождения западнорусских земель в состав Литовского государства. Следует решительно отказаться от мысли, что оформление днепро-двинско-неманского славянства в отдельную этноязыковую общность обусловлено включением его территорий в состав этого государства. Политический фактор никак не мог быть основой возникновения новых языковых явлений, хотя в XIV-XVI вв. и имел немаловажное значение.
Археологические данные дают все основания считать, что особенности, свойственные белорусскому языку, стали зарождаться в днепро-двинско-неманском ареале в условиях славяно-балтского симбиоза. В период древнерусской государственности носителями этих диалектных явлений, нужно полагать, было сельское население. В городах, в особенности таких крупных как Полоцк, Смоленск, Минск, Гродно, население которых в большей степени было затронуто древнерусской культурной и языковой интеграцией, эти диалектные особенности проявлялись, видимо, весьма и весьма слабо, поэтому они и не фиксируются письменными документами XI-XII вв.
Во второй половине XIII — XV в. ситуация коренным образом изменилась. Жители западнорусских земель оказались в политическом, экономическом и культурном отношениях оторванными от других областей Руси. Жизнь в городах западнорусских земель на первых порах хиреет, часть их вообще прекратила существование. Высокоразвитая древнерусская культура в пределах Литовского государства прекратила свое развитие. Постепенно восстанавливаемая городская жизнь была уже не общерусской, а ориентировалась на Литву. Теперь множество элементов отличало ее от культуры Новгорода Великого и Северо-Восточной Руси и эти различия со временем усиливались.
В условиях изоляции западнорусского населения его диалектные особенности, порожденные славяно-балтским симбиозом, стали развиваться. Историческая специфика западнорусского ареала создала предпосылки и для зарождения новых региональных инноваций в фонетике и грамматике, для распространения балтских лексем. Началось самостоятельное языковое развитие днепро-двинско-неманского славянства, приведшее к становлению отдельного восточнославянского языка.
Теория становления белорусского этноса в условиях внутрирегионального славяно-балтского взаимодействия прежде всего обосновывается данными современной археологии. Вместе с тем, она находит подтверждение в материалах лингвистики. В современном белорусском языке согласно «Диалектологической карты русского языка в Европе», составленной Московской диалектологической комиссией (Опыт…, 1915; Дурново, 1924), выявляются две основных группы говоров — северно-белорусская и южно¬белорусская. Образование их невозможно объяснить никакими иными мотивами, кроме отдаленного влияния разных субстратов. Южнобелорусская диалектная зона территориально соответствует части ареала культуры штрихованной керамики, затронутого славянским расселением. Днепровские балты стали основой севернобелорусской диалектной зоны (Седов, 1999, с. 272-274).
В течение двух тысячелетий (до XI в.) на территории проживания белорусов господствовал обряд трупосожжения, поэтому антропология не располагает какими-либо надежными материалами для решения рассматриваемой проблемы.,
В 60-70-х годах XX в., когда для освещения этногенеза белорусов мною впервые были привлечены археологические материалы (Седов, 1963, с. 27-31; 1966, с. 301-309), положение о влиянии балтского субстрата на формирование этого этноса в Белоруссии оказалось нежелательным. Научная конференция по этногенезу белорусов, в которой предполагалось участие ученых Москвы, Ленинграда, Минска, Вильнюса и Киева, была запрещена (Этногенез…, 1973). И позднее публиковались работы, в которых данные археологии и топонимики игнорировались, становление белорусского этноса обуславливалось сближением населения западной части Руси в результате развития торговых связей и роста товарно-денежных отношений в границах Великого княжества Литовского (Гринблат, 1968; Бондарчик, 1976, с. 63-69; Пилипенко, 1981, с. 59-64; Этнагаф1я, 1985, с. 43—119). В том же контексте В. К. Бондарчиком изложена проблема зарождения белорусов в последней монографии, посвященной этому этносу, в которой достижения современной археологии не принимаются во внимание (Белорусы, 1998, с. 60-64).
Не выдерживает критики и новая гипотеза М. Ф. Пилипенко (Пшпенка, 1994), согласно которой предками белорусов были не кривичи, дреговичи и радимичи, расселившиеся на древней балтской территории, а отличные от них этнографически гипотетические «белорусцы», заселявшие двинско-днепровский регион, и «полищуки», жившие на Припяти. Весьма неконкретно изложена этногенетическая история белорусов А. Рогалевым. Он полагает, что зарождение этнических и языковых черт белорусов обусловлено политическими и экономическими факторами — вхождением части древнерусского населения в состав Литовского государства, но и не исключает, что предками белорусов были балты, и даже финно-угры и иранцы (Рогалев, 1994).
Для археологов положение об участии балтского компонента в формировании белорусской этноязыковой общности представляется несомненным. Не считаться с археологическими материалами уже нельзя. Впереди — детальная разработка обстоятельств славяно-балтского взаимодействия по данным археологии (Мядзведзеу, 1998, с. 10-15).
ЛИТЕРАТУРА
Акты…, 1846-1853. Акты, относящиеся к истории Западной России. Т. I-V. СПб. Белорусы, 1998. М. Серия «Народы и культуры».
Бондарчик В.К., 1976. До проблеми етногенезу белоруав i критика теорп «балтского суб¬страту» // Народна творчють та етнограф1я. Кш’в. № 1.
Гринблат М.Я., 1968. Белорусы. Очерки происхождения и этнической истории. Минск. Дурново Н.Н., 1924. Введение в историю русского языка. М.; Л.
Калайдович К.Ф., 1822. О белорусском наречии // Труды Общества любителей русской сло¬весности при Московском университете. Ч. I. Кн. 1.
Канстанцжау Ф., 1946. Аб пахаджанш беларускага народа. Мжск.
Карский Е.Ф., 1903-1922. Белорусы. Т. I—III. Варшава.
Ключевский В.О., 1956. Сочинение в восьми томах. Т. 1. М.
Ластовсю В.Ю., 1910. Каротк’ая псторыя Беларусь Вшьня.
Мядзведзеу А., 1998. Да пытання аб паходжанш беларусау (па дадзеных археалогп i моваз- науства) // Пстарычна-археалапчны зборшк. № 13. Мжск.
Опыт…, 1915. Опыт диалектологической карты русского языка в Европе, с приложением очерка русской диалектологии. Составили Н.Н.Дурново, М.Н.Соколов и Д.Н.Ушаков. М. Шлшенка М.Ф., 1994. Узшкновенне Беларусь Навая канцепцыя. Мжск.
Пичета В.И., 1946. Образование белорусского народа // ВИ, № 5-6.
Пичета В.И., 1961. Белоруссия и Литва XV-XVI вв. М.
Пьянкоу А.П., 1948. Пахаджанне беларускага народа. Мжск.
Расторгуев П.А., 1918-1920. Белорусская речь в ее современном и прошлом состоянии // Курс белорусоведения. М.
Рогалев А., 1994. Белая Русь и белорусы (в поисках истоков). Гомель.
Седов В.В., 1963. Гидронимика и археология средней полосы Восточной Европы //Тезисы докладов на заседаниях, посвященных итогам полевых исследований 1962 г. М.
Седов В.В., 1966. О происхождении белорусов //Древности Белоруссии. Минск.
Седов В.В., 1967. К происхождению белорусов (Проблема балтского субстрата в этногене¬зе белорусов) // СЭ, № 2.
Седов В.В., 1969. Еще раз о происхождении белорусов // СЭ, № 1.
Седов В.В., 1970. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М.
Седов В.В., 1980. Балты и славяне в древности (по данным археологии) // Из древнейшей истории балтских народов (по данным археологии и антропологии). Рига.
Седов В.В., 1982. Восточные славяне в VI—XIII вв. (Археология СССР). М.
Седов В.В., 1999. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М. Соболевский А.И., 1911. Где жила Литва? // Известия АН, серия VI. СПб.
Топоров В.Н., Трубачев О.Н., 1962. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднеп¬ровья. М.
Турчинович О., 1857. Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен. СПб. Шахматов А.А., 1899. К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей // ЖМНП, № IV. СПб.
Шахматов А.А., 1916. Введение в курс истории русского языка: Ч. 1. Исторический процесс образования русских племен и наречий. Пг.
Шейн П.В., 1887-1902. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо- Западного края. Т. I. СПб., 1887; Т. И. 1892; Т. III. 1902.
Этнаграф1я…, 1985. Этнаграф1я беларусау. Пстарыяграф|я, этнагенез, этшчная псторыя. М1нск.
Этногенез… 1973. Этногенез белорусов. Тезисы докладов на конференции по проблеме «Этногенез белорусов» 3-6 декабря 1973 г. Минск.
Buga К., 1924. Die Vorgeschichte der Aistischen (Baltischen) Stamme im Lichte der Ortsnamenforschung // Streitberg Festgabe. Leipzig, 1924. Buga K. Rinktiniai raStai. T. 3. Vilnius, 1961, psl.
Sedov V., 1992. Balti senatne. Riga.
Vasmer М., 1932. Beitrage zur historischen VOlkerkunde Osteuropas: 1. Die Ostgrenze der baltischen Stamme // Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften. Philosophisch- historische Klasse. Berlin.
Vasmer М., 1941. Die alten BevOlkerungsverhaltnisse Russlands im Lichte der Sprachforschung // Preussische Akademie der Wissenschaften. Vortrage und Schriften. Heft 5. Berlin.
К содержанию 211-го выпуска Кратких сообщений Института археологии