Савинов Д.Г., Бобров В.В. Титовский могильник: (К вопросу о памятниках эпохи поздней бронзы на юге Западной Сибири) // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. — Новосибирск: Наука, 1978. — С. 47 — 62.
Исследование памятников эпохи поздней бронзы на юге Западной Сибири имеет уже свою историю. Раскопки их начались сравнительно недавно (немногим более 20 лет прошло с открытия М. П. Грязновым поселения Ирмень-1, фактически положившего начало их изучения), но, пожалуй, нигде в археологии Сибири не высказано столько мнений по поводу одного и того же материала, как в этой области.
В свое время М. П. Грязнов выделил 10 вариантов карасукской культуры на территории от Минусинской котловины до Центрального Казахстана и отметил, что «лесостепные племена, обитавшие по pp. Оби и Томи, составляли особую группу карасукских племен. Население лесостепных районов реки Оби, как показали раскопки в Ирмени, отличаются от карасукских племен степных районов по этнографическим признакам (бытовая утварь, форма орудий и украшепий, орнаментальное искусство) 1». Применительно к памятникам Верхней Оби М. П. Грязнов заменил название «карасукская культура» термином «карасукская эпоха», но по-прежнему писал «о томском, новосибирском, верхнеобском и других вариантах карасукской культуры» 2. Вслед за М. П. Грязновым и другие исследователи — Г. А. Максименков 3, А. И. Мартынов 4, Т. Н. Троицкая 5 — стали относить вновь открытые памятники эпохи поздней бронзы на юге Западной Сибири к различным вариантам карасукской культуры, сложившимся на базе предшествующей аидроновской. Эта точка зрения представлена в работах обобщающего характера 6.
В 1955 г. Н. Л. Членова на том же материале выделила самостоятельную ирменскую культуру, отличную, по ее мнению, от карасукской и андроновской и территориально соответствующую томскому, новосибирскому и верхнеобскому вариантам карасукской культуры по классификации М. П. Грязнова. Эта культура имела «смешанное андроновское и лесное происхождение», но «испытала на себе какое-то влияние карасукской культуры, причем скорее всего не прямое, а многостепенное — от одной области к другой» 7. В наибольшей степени это влияние сказалось на памятниках предгорного Алтая, которые Н. Л. Членова рассматривает как локальный вариант ирменской культуры 8. В целом ирменская культура, по Н. Л. Членовой, — это одна из ряда родственных культур в пределах выделяемой ею широкой карасукской общности предскифскогс времени (или карасукской эпохи) 9.
Мнения исследователей, согласных с Н. Л. Членовой о выделении самостоятельной ирменской культуры, расходятся в решении вопроса о ее происхождении. М. Ф. Косарев сначала вообще отрицал участие андроновского населения в формировании ирменской культуры, выделяя в ней три компонента: местный (еловский), северный таежный и карасукский 10. Позднее М. Ф. Косарев отказался от своей прежней точки зрения «о полнейшем неучастии андроновцев в сложении культуры позднего бронзового века бассейна Верхней Оби» и пришел к выводу о существовании во II тыс. до н. э. на юге Западной Сибири нескольких андроидных культур, одна из которых (еловская) затем переросла в ирменскую 11. В отличие от М. Ф. Косарева В. И. Матющенко считает еловские и ирменские памятники последовательными этапами развития одной культуры, которую он называет еловско-ирменской. Сложение этой культуры, по его мнению, происходило «в результате взаимодействия в основном двух компонентов: самусьского и андроновского, где главным был самусьский». В этом же процессе принял участие и юго-восточный компонент, который является составным в карасукской культуре и своим появлением восходит к афанасьевско-окуневскому времени 12. Непосредственным источником карасукского влияния на ирменскую культуру В. И. Матющенко считает не Минусинскую котловину, а район Верхней Оби, памятники которого обнаруживают наибольшее сходство с карасукскими 13. Эту же точку зрения ранее высказывал и В. А. Посредников 14.
Термин «карасукская эпоха» при определении памятников эпохи поздней бронзы лесостепной полосы Западной Сибири употреблял и С. В. Киселев. В это время, писал он, «на Оби, в противоположность Енисею, осталось господствующим старое андроновское население. Однако его культура подверглась весьма сильному воздействию с востока», которое С. В. Киселев связывал с «продвижением населения из Минусинской котловины через Ачинские степи и сравнительно ровный таежный район Мариинска (к северу от отрогов Кузнецкого Алатау) до ннзовьев Томи» 15.
Э. А. Новгородова, четко очерчивая границы распространения памятников собственно карасукской культуры, так же предлагает называть выделенные М. П. Грязновым 10 вариантов карасукской культуры (исключая, очевидно, минусинский) «позднеандроновскими или предскифскими культурами» 16.
Таким образом, наметились три основные тенденции в решении вопроса о происхождении культуры эпохи поздней бронзы в южных районах Западной Сибири: считать ее карасукской (сложившейся на основе андроновской культуры), позднеандроновской (но с карасукскнм влиянием) или самостоятельной ирменской (в качестве компонентов здесь также называются андроновская и карасукская культуры).
Вопрос о датировке рассматриваемых памятников не вызывает особых затруднений. Различные варианты карасукской культуры (по М. П. Грязному и его последователям), ирменская культура (по Н. Л. Членовой и М. Ф. Косареву) или ирменский этап еловско-ирменской культуры (по В. И. Матющенко) датируются началом I тыс. до н. э. (X—VIII вв. до н. э. по М. П. Грязнову; IX—VII вв. до н. э. по М. Ф. Косареву; X—VIII — начало VII вв. до н. э. по В. И. Матющенко и Т. Н. Троицкой; VIII—VII вв. до н. э. по Н. Л. Членовой).
Были предприняты также попытки выделения локальных вариантов ирменской культуры. Н. Л. Членова, считая, что ирменская культура «достаточно однородна», выделяет несколько окраинных ее вариантов, в том числе северо-алтайский 17. В. И. Матющенко разбивает всю территорию распространения памятников ирменской культуры на 9 районов (Бийский, Барнаульский, Ирменско-Ордынский и др.) 18.
Следует отметить, что, несмотря на сравнительно хорошую степень изученности памятников ирменской культуры (по данным М. Ф. Косарева 1963 г., их насчитывалось более 20 19; по данным Н. Л. Членовой 1970 г.— около 60 и по ее же данным 1973 г.— 95) 20, отдельные районы распространения ирменской культуры исследованы еще недостаточно и, главное, неравномерно. Так, на территории Кемеровской области до недавнего времени были известны только немногочисленные находки на городище Маяк 21 и совершенно не исследованы могильники ирменской культуры.
Погребения позднего бронзового века на территории Кемеровской области впервые открыты А. И. Мартыновым па р. Иня (Тарасово. Пьяново. Ивано-Родионово), выделившим их в новый инской вариант карасукской культуры. «Характерными чертами инского варианта карасукской культуры, по определению А. И. Мартынова, являются: сооружение могил на уровне древней поверхности, разнообразные типы погребальных сооружений (деревянная рама, каменный ящик и, по-видимому, земляные или дерновые ограды), преимущественное положение погребенного на правом боку головой на ЮЗ, своеобразные формы керамики и предметов сопроводительного инвентаря 22.
Новый памятник, значительно дополняющий наши представления о культуре населения эпохи поздней бронзы в бассейне р. Иня, был раскопан в 1975 г. около пос. Титово Промышленновского района Кемеровской области. У населения поселка это место известно под названием Узкая Грива. С одной стороны, оно ограничено крутым берегом Титовского озера, с другой — низким заболоченным займищем, вероятно, также в прошлом представляющем собой акваторию. Высота Узкой Гривы над уровнем озера — около 8 м, длина — приблизительно 600 м и ширина в наиболее узкой части — до 50 м. На ней цепочкой в направлении С3 — ЮВ расположены 6 хорошо различимых на поверхности курганов в виде земляных насыпей с равномерно пологими склонами. То обстоятельство, что в настоящее время через Узкую Гриву осуществляется связь пос. Титово с разъездом Тарсьма по железнодорожной ветке Ленинск-Кузнецкий — Новосибирск, в значительной степени предопределило плохую сохранность курганных насыпей. Поверхность Узкой Гривы сплошь прорезана дорогами, постоянно меняющими свое направление во время весенней распутицы. Этими дорогами разъезжены или снесены все юго-западные полы сохранившихся курганов. Несомненно, больше курганов было в южной части могильника. В несколько лучшем состоянии находятся курганы на северном конце цепочки.
Всего на Титовском могильнике в 1975 г. было раскопано 4 кургана (№№ 1—4), содержащие 14 погребений. Внешне исследованные курганы представляют собой эллипсообразные в плане, сильно расплывшиеся земляные насыпи размером 12—18 м в направлении СЗ — ЮВ н высотой 0,5—1 м над уровнем современной поверхности. Состояние большинства курганов Титовского могильника, где сохранились лишь северо-восточные полы курганных насыпей, определило методику их раскопок. Сначала исследовалась площадь под разрушенными юго-западными полами курганов, зачищалась вертикальная стенка в направленин СЗ — ЮВ (плоскость разреза), а затем вскрывалась оставшаяся северо-восточная часть насыпи. Внутренняя структура насыпей однообразна: гумус (0,1 м), сероокрашенная мелкая плотная супесь (0,1—0,5 м), слой погребальной почвы (0,5—0,6 м), материк (0,6 м и ниже) 23. Под каждой курганной насыпью находилось несколько погребений (от 2 до 6), однако первоначальное количество могил в каждом конкретном случае было, несомненно, большим. Исследованные могилы оказались свободно разбросанными по площади курганов и не соприкасались друг с другом. Это дает основание предполагать, что в прошлом они были отмечены на поверхности какими-то специальными надмогильными сооружениями, скорее всего земляными оградами, следы которых не сохранились. Вместе с тем вряд ли в данном случае можно рассматривать сами земляные насыни как результат разрушения этих оград. Этому противоречат удаленность могил друг от друга, сравнительно ровная поверхность насыпей, нахождение наивысшей точки курганов по центру оси расположения могил и равномерная пологость склонов. Все раскопанные курганы оказались непотревоженными, и разрушение некоторых из них следует относить за счет современного состояния могильника. Однако часть потревоженных захоронений, вероятно, связана с обрядом вторичного погребення. Ввиду того, что большинство известных ирменскнх памятников было ограблено или разрушено еще в древности, описание титовских погребений дается полностью.
Курган 1. Размер насыпи в направлении СЗ — КВ — 18 м, высота сохранившейся части насыпи — 1 м. По центру кургана на глубине 0,3 м найден отдельно лежащий череп лощади. В кургане исследовано 5 погребений. Кроме того, одно погребение в каменном ящике, совершенно разрушенное дорогой, находилось в юго-восточной части кургана.
Погребение 1. Произведено в каменном ящике прямоугольной формы размером 0,7 X 1,2 м, с высотой стенок — 0,45 м, ориентированном сторонами (с небольшими отклонениями) по странам света. Северная сторона ящика несколько заужена. Стенки его сложены из небольших плит, поставленных на ребро. Одна большая плита, ныне расколотая и частично опустившаяся внутрь погребения, служила перекрытием. Предполагаемый ее размер — 0,8 X 1,4 м (рис. 1, а). В ящике похоронена молодая женщина в возрасте 18—20 лет 24. Дно ящика — грунтовое, на уровне погребенной почвы, глубина — 0,5 м. Положение погребенной на правом боку, головой на ЮЮЗ. Руки сложены перед грудью, ноги подогнуты.
Малые берцовые кости и кости стопы не сохранились. На черепе с левой стороны находились 3 бронзовые пуговицы с перемычкой на оборотной стороне, вероятно, детали налобного украшения (рис. 2, 12—11). Около локтя — бронзовое кольцо с несомкнутыми разведениями концов (рис. 2, G). В северо-восточном углу ящика — кости птицы, по-видимому, тетерева (рис. 1, а. 3).
Погребение 2 — грунтовое 25, на уровне погребенной почвы. Его глубина — 0,4 м. Похоронена женщина в возрасте 30—35 лет. Положение погребенной на боку, головой на ЮЗ. Руки сложены перед грудью, ноги сильно подогнуты так, что бедренные кости расположены под прямым углом относительно туловища, а малые берцовые почти прижаты к ним (рис. 1, б). В головах у погребенной находился раздавленный глиняный сосуд (рис. 2, 17), отдельные фрагменты керамики обнаружены также около рук и на костях стопы. На левой руке найдены 2 пластинчатых кольца с рубчатой поверхностью (рис. 2, 8, 9). Под черепом — обломок бронзовой гвоздевидной серьги (рис. 2, 8).
Погребение 3. Также грунтовое, на уровне погребенной почвы. Глубина могилы — 0,4 м. Сохранились в нетронутом положении малые берцовые кости стопы; остальные кости не сохранились или разрознены. Южная часть могилы разрушена. Судя по положению костей ног, погребенный лежал на правом боку, головой на ЮЗ. Предметов сопроводительного инвентаря не найдено (рис. 1, е).
Погребение 4 — грунтовое, на уровне погребенной почвы. Глубина могилы — 0,3 м. Скелет ребенка (2—2,5 года) лежал на правом боку, головой на ЮЗ. Кости черепа разошлись, лицевая часть черепа повернута вверх. Кости рук и ребра сдвинуты, ноги сильно согнуты в коленях (рис. 1, г). Из предметов сопроводительного инвентаря найдены 2 бронзовых кольца (рис. 2, 10, 11) и обломок керамики.
Погребение 5. В деревянной раме, поставленной на уровне материка. Глубина могилы — 0,6 м. Рама одновенцовая, прямоугольной формы со слегка вогнутыми длинными сторонами, размером 1 х 1,8 м. Ее ориентировка — углами по странам света. На короткой северной стенке хорошо видны следы обработки. Перекрытие из продольно положенных плах, просевших внутрь рамы. Дно грунтовое (рис. 4, б). В раме похоронена женщина в возрасте 25—30 лет. Положение погребенной на правом боку, головой на ЮЗ. Руки сложены перед грудыо. Ноги согнуты в коленях. На лучевых костях находились 2 массивных бронзовых браслета с шишечками на концах (рис. 2, 1, 2). С двух сторон черепа — гвоздевидные серьги (рис. 2, 4, 5) и здесь же — крупная бронзовая пронизка (рис. 2, 15). У локтя лежала еще одна пронизка (рис. 2, 16), а около стопы — обломок бронзового кольца (рис. 2, 7).
Курган 2. Насыпь длиной 14 м расположена в направлепии СЗ—ЮВ. Высота сохранившейся части насыпи — 0,8 м. В кургане сохранились остатки 2 погребений.
Погребение 1 — грунтовое, на материке; глубина — 0,7 м. Южная часть его разрушена. Сохранились только малые берцовые кости скелета и кости стопы. Судя по их размещению погребенный лежал на правом боку в скорченном положении, головой на ЮЗ. На месте коленного сустава найдена бронзовая пуговица (рис. 4, 7). На некотором расстоянии справа, но на том жо уровне лежал обломок бронзового проволочного браслета со спиральным окончанием, очевидно, выброшенный из могилы (рис. 4, 6).
Погребение 2. Грунтовое, на уровне погребенной почвы; глубина — 0,4 м. Южная часть могплы разрушена. Сохранились берцовые и бедренные кости, стопа, обломки таза. Судя по их положению, погребенный лежал па правом боку с подогнутыми ногами, головой на ЮЗ. Предметов сопроводительного инвентаря не найдено.
Курган 3. Насыпь длиной 13 м расположена в направлении СЗ—ЮВ. Высота сохранившейся части насыпи — 0,5 м. В кургане исследовано 3 погребения.
Погребение 1 — грунтовое, на уровне погребенной почвы; глубина — 0,2 м. Похоронен мужчина в возрасте около 40 лет. Погребенный лежал на правом боку, головой на ЮЗ. Руки сложены перед грудыо. Положение ног такое, как в могиле 2 кургана 1. Верхняя часть скелета разрушена — сдвинуты кости рук и отдельные позвонки. От черепа сохранились два обломка нижней челюсти (рис. 3, а). С погребенным обнаружен следующий сопроводительный инвентарь: на берцовых костях сьерху находился глиняный сосуд (рис. 4, 8), на лучевых костях — гладкий пластинчатый браслет (рпс. 4р, 1). а около челюсти — бронзовое кольцо с несомкнутыми концами (рис. 4, 2).
Погребение 2. Произведено в деревянной раме, поставленной на уровне материка; глубина — 0,4 м. Рама одновенцовая, ориентированная углами по странам света. Ее ширина — 0,9 м. Половина рамы с южной стороны не сохранилась. Перекрытие составлено из продольно положенных плах. Дно грунтовое (рис. 3, б). Внутри рамы находились разрозненные человеческие кости и обломок бронзового ножа (рис. 4, 5).
Погребение 3. Произведено в деревянной раме, поставленной на уровне материка; глубина — 0,3 м. Рама одновенцовая, ориентирована по странам света. Ее размеры — 1 х 1,5 м. Перекрытие состояло из 5—6 продольно положенных плах. Порерх него находились крупные куски бересты. Дно грунтовое. В раме похоронен мужчина в возрасте 25—30 лет. Положение погребенного на правом боку, головой на ЮЗ. Руки сложены перед грудью, ноги подогнуты. Отдельные кости сдвинуты с первоначальных мест (рис. 3, в). У правой кисти находился бронзовый нож (рис. 4, 5), а слева на черепе — бронзовая гвоздевндная серьга (рис. 4, 4).
Курган 4. Насыпь размером 12 м в направлении СЗ — ЮВ. Высота сохранившейся части насыпи — 0,6 м. В кургане находилось 4 погребения.
Погребение 1 — грунтовое, на уровне погребенной почвы, глубина — 0,2 м. Пол и возраст погребенною не определены. Положение на правом боку, головой на ЮЮЗ. Руки сложены перед грудью, кисти соединены вместе. Ноги подогнуты. Верхняя часть скелета сохранилась плохо — нет ребер, смещены лопатки, отсутствует череп (рис. 5, а). Выше рук погребенного находился глиняный сосуд (рис. 6, 17), на фалангах пальцев надето 10 проволочных колечек (рис. 6, 2—5), рядом маленький обломок бронзового браслета. Справа от места, где должен располагаться череп, — бронзовая пронизка (рис. 6, б).
Погребение 2. Грунтовое, на уровне погребенной почвы; глубина — 0,3 м. Похоронена женщина в возрасте 20—25 лет. Положение погребенной на правом боку, головой на ЮЗ. Правая рука согнута в локте и обращена в сторону туловища, левая положена перед грудью. Ноги подогнуты (рис. 5, а). Справа от черепа найдена бронзовая пронизка (рис. 6, 9), слева от таза — обломок бронзового ножа (рис. 6, 14).
Погребение 3. Грунтовое, на уровне погребенной почвы; глубина — 0,4 м. На глубине 0,2 м над местом погребения найден глиняный сосуд (рис. 6, 16). Скелет ребенка (2—2,5 года) лежал на правом боку, головой на ЮЗ. Руки сложены перед грудью, ноги подогнуты. Кости черепа разошлись, и лицевая сторона черепа повернута вверх (рис. 5, в). Выше рук погребенного находился раздавленный глиняный сосуд (рис. 6, 15). С двух сторон от черепа — бронзовые кольца (рис. 6, 10—13).
Погребение 4. В деревянной раме, поставленной на уровне погребенной почвы; глубина — 0.15 м. Рама одновенновая, ориентирована углами по странам света. Размер рамы — 0,9 X 1,6 я. Перекрытия нет. Дно грунтовое. В раме похоронен мужчина в возрасте 40—45 лет. Положение погребенного на правом боку, головой на ЮЗ. Руки сложены перед грудью, ноги согнуты в коленях (рис. 5, г). В углу рамы перед лицом погребенного находился бронзовый нож (рис, 6, 1). Около лучевой кости левой руки — 2 бронзовых кольца (рис. 6, 7, 8).
По характеру намогильного сооружения захоронения Титовского могильника можно разделить на три типа: 2 погребения в каменных ящиках (в том числе одни полностью разрушенный), 4 погребения в деревянных рамах и 9 грунтовых погребений. Погребения в каменных ящиках составляют характерную особенность памятников эпохи поздней бронзы в бассейне р. Иня (13 случаев). Отдельные захоронения в каменных ящиках известны в Томском Приобье (Томский могильник, мог. 8) 26, и на Алтае (Суртанка, курган 29) 27, но здесь это единичные случаи. В тоже время каменные ящики, как известно, являются распространенным типом погребения Минусинской котловины этого времени. Конструкция инских и минусинских ящиков в основных чертах совпадает Различие заключается в том, что минусинские (карасукские) ящики помещались в грунтовых ямах, а ирменские — на поверхности земли. Однако в курганах 2 и 4 Пьяновского могильника на Ине каменные ящики опущены в материк на 15—30 см, следовательно, глубина ямы (от уровня древней поверхности) здесь составляла 35—50 см, т. е. почти во всю высоту стенок каменного ящика. Это позволяет предполагать, что инские ящики были поставлены в грунтовые ямы, как и минусинские.
Захоронения в деревянных рамах обычны для ирменских памятников и обоснованно считаются здесь наследием андроновской культуры.
К сожалению, плохая сохранность дерева часто затрудняет выявление деталей конструкции. В Титовскон могильнике в одном случае удалось проследить приемы сооружения такой рамы (курган 1, погребение 5). Вдоль тела погребенной параллельно друг другу были положены расколотые или распиленные вдоль бревна. В ногах и головах, образуя раму, находились круглые короткие бревна, концы которых затесаны под углом к стыку. Сверху могила перекрывалась, вероятно, двумя-тремя горбылями или плахами. Однако не все рамы имели подобную конструкцию. Некоторые рамы были без перекрытия (курган 4, погребение 4), а в одном случае поверх перекрытия могила дополнительно застилалась берестой (курган 3, погребение 3). Что касается грунтовых погребений, то они довольно широко известны по всей территории распространения ирменской культуры и, судя по количественному соотношению типов могил (например, в Титовском могильнике 9 из 14), являются основной формой захоронения местного населения.
Погребения Титовского могильника совершались на различной глубине: каменные ящики расположены на погребенной почве; грунтовые — на погребенной почве (3 случая), выше ее (2 случая) или немного углублены в материк (1 случай); рамы находились на уровне материка (3 случая) и лишь в одном случае — выше уровня погребенной почвы. В настоящее время объяснить такую разницу в залегании могил трудно. Для этого необходимы тщательные стратиграфические наблюдения на непотревоженных памятниках. Тем не менее можно ответить, что грунтовые могилы чаще, чем другие, залегают выше уровня погребенной почвы (4 из 9 в Титово п 3 из 23 в Пьяново), Известно только 2 случая, когда погребения в деревянной раме находились на аналогичной глубине (одно погребение в Титово, другое — в Пьяново, курган 3, погребение 4). Возможно, прав В. И. Матющенко, усматривая в этом явлении переход от захоронений в материке к захоронению на древней поверхности 28. Если это так, то в относительном расположении титовских могил можно видеть отражение определенной смены погребального ритуала, когда одна традиция — погребение в грунтовых ямах (допустим, андроновская или карасукская) — постепенно трансформируется и уступает другой (скорее всего местной) — обычно захоронения на поверхности.
Положение погребенных одинаково независимо от типа могил: на правом боку, головой на ЮЗ (реже на ЮЮ3), со сложенными перед лицом руками и согнутыми в коленях ногами. Обращает на себя внимание лишь различная степень согнутостн ног. В одних случаях колени подогнуты к туловищу (например, курган 1, погребение 5), в других бедренные кости расположены перпендикулярно к туловищу, а берцовые образуют с ними острый угол. При этом иногда берцовые и бедренные кости так сильно прижаты друг к другу, что, несомненно, покойник был связан при погребении. Чаще всего такое положение ног фиксируется в грунтовых могилах, и только в одном случае — в захоронении с деревянной рамой (курган 3, погребение 3). Таким образом, в обряде захоронения имеется определенное соответствие между типом погребений, глубиной залегания могилы и степенью скорченности погребенного.
В распределении предметов сопроводительного инвентаря в разных типах погребений Титовского могильника не прослеживается какой-либо закономерности. Бронзовые вещи, несмотря на их кажущееся разнообразие, представляют собой определенный набор предметов, который встречается в могилах, по-видимому, не только независимо от особенностей погребального сооружения, но и пола и возраста погребенного. Это устойчивый комплекс, в который входят украшения (кольца, серьги, браслеты, пуговицы, пронизки) и ножи. Что касается керамики, то вся она была найдена только в грунтовых могилах, причем как во взрослых, так и в детских погребениях. Чаще всего сосуды поставлены у головы справа или перед кистями рук, реже — в ногах.
Форма керамики Титовского могильника обычна для ирменской культуры. Это плоскодонные горшки с четко выраженным отогнутым венчиком и подчеркнуто моделированным дном, у которых диаметр горла преобладает по размеру над высотой сосуда. Индивидуальные различия между ними определяются степенью отогнутости венчика, высотой шейки, выпуклостью тулова и придонной части (рис. 2, 17; 6, 15—17). К другому типу керамики относится плоскодонный сосуд, напоминающий кувшин с узким горлом, прямо поставленным венчиком и раздутым туловом (рис. 4, 5). Ближе всего он стоит к III типу еловско-ирменской посуды по классификации В. И. Матющенко 29.
Орнамент на керамике резной, иногда ямочный. На фрагменте венчика из кургана 1, погребение 4 нанесены крупные жемчужины в сочетании с лунками, а над ними расположены два узких пояса сетки. На большинстве горшковидных сосудов орнаментальное поле отделено от обреза венчика горизонтальной линией. Одна или несколько линий разделяют также шейку и плечики. Иногда между ними помещены короткие косые насечки или ямки. Шейка сосуда чаще всего орнаментирована двумя рядами заштрихованных, соединенных вершинами треугольников, которые образуют гладкие ромбы. Углы орнаментальных фигур оформлены в виде ямок. Такие же ямки помещаются иногда и посередине ромбов (рис. 2, 17). В одном случае орнаментальный пояс на шейке повторен дважды: в верхней части — это 2 ряда взаимопроникающих треугольников, образующих гладкий зигзаг; в нижней — обычная композиция из цепочки гладких ромбов. Между ними помещается валик, украшенный косой сеткой. Плечики и часть тулова этого сосуда покрыты наклонными полосами в виде вписанных треугольников (рис. 6, 16). Другие сосуды по плечикам украшены заштрихованными треугольниками с ямками в углах (рис. 2, 17; 6, 15). В одном случае они расположены в виде двухъярусной гирлянды (рис. 6, 17). Сосуд, который отличается по форме от других горшков Титовского могильника, имеет своеобразную орнаментацию: шейка у него гладкая, только у перехода к плечикам помещен ряд круглых ямок и резная горизонтальная линия, от которой вершинами вниз свисают схематически выполненные треугольники, а пространство между последними заполнено расходящимися лучами (рис. 4, 8).
Бронзовые кольца, найденные в погребениях Титовского могильника, можно разделить на проволочные и пластинчатые. Проволочные кольца сделаны так, что их концы смыкаются (рис. 2, 11; 6, 7, 12, 13), за исключением двух, одно из которых имеет заходящие концы (рис. G, 3, 4), а другое — «v»-образную форму (рис. 2, 6). Если полуторавнтковые кольца довольно широко распространены в эпоху поздней бронзы, то «у»-образные известны пока только на Алтае (Камышенка) 30. Близко к ним украшение из Красного Яра-1, изготовленное из четырехуголыюй в сечении проволоки 31. Пластинчатые кольца различаются между собой по оформлению внешней поверхности: одни изготовлены из гладкой полоски бронзы, другие имеют желобчатую или рубчатую поверхность (рнс. 2, 8, 9). Рубчатые кольца пока найдены только в инских памятниках. Но известны пластинчатые браслеты с аналогично оформленной поверхностыо в ирменских памятниках и главным образом карасукских материалах Минусинской котловины 32.
Браслеты Титовского могнлышка иного вида: это массивные сегментовидные в сечении изделия с зауженными, несомкнутыми концами, на внешней стороне которых сделаны выступающие шишечки (рис 2, 1, 2; 4, 1). Такие браслеты с шишечками найдены в ирменских курганах еловского комплекса 33, на самом поселении Ирмень-1 34, в Камышенке на Северном Алтае 35. По-видимому, типологически их можно связывать с известными андроновскимл браслетами, концы которых оформлены в виде конической спирали. Традиция их изготовления сохраняется и в эпоху поздней бронзы, но уже только в форме имитации спирали. Так, в Осинкинском могильнике на Северном Алтае найден браслет, оканчивающийся округлыми выпуклостями с прочерченными бороздками по форме спирали 36. Очевидно, где-то в это время коническая спираль андроновскпх браслетов трансформировалась в гладкую выступающую шишечку, характерную для Ирмени. Вместе с ними сосуществовали проволочные браслеты со спиральными окончаниями, непосредственно продолжавшие андроновские традиции.
В отличие от браслетов, имеющих прототипы в андроновских материалах, гвоздевидные серьги (или наушные украшения) известны пока только в памятниках собственно ирменской культуры. В сравнительно большом количестве (учитывая общее число раскопанных памятников) они найдены на Ине (8 экз.) и на Верхней Оби 37. Самая северная находка гвоздевидной серьги происходит из поселения Красный Яр-1 38. По-видимому, находки гвоздевидных серег локализуются в основном в двух районах — в бассейне р. Ини и на Верхней Оби,— т. е. они были характерны для южных районов распространения ирменской культуры.
Ножи, найденные в титовских курганах (4 экз.),— пластинчатые, с соразмерно изогнутой спинкой и плавным переходом к острию, отличаются друг от друга деталями оформления. Один из них имеет прямую рукоятку, которая отделяется уступом от более широкого полотна лезвия (рис. 6,1). Ножи этого типа обычны для ирменских памятников. Другой целый нож из Титовского могильника имеет длинную рукоятку, отделенную выступом от лезвия. Навершие рукоятки завалено и слегка скошено. Спинка по своему оформлению напоминает змейчатообушковые ножи тагарской эпохи (рис. 4, 5). Определенное сходство с ним имеет нож из кургана 4 у Болота близ улуса Орак 39.
Приведенные параллели, количество которых можно было бы значительно умножить, позволяют датировать материалы Титовского могильника началом I тыс. до н. э., в пределах IX—VII вв.
Анализ погребальных сооружений и предметов сопроводительного инвентаря определяет место Титовского могильника в ряду других памятников ирменской культуры. Наибольшее сходство они обнаруживают с соседними памятниками на р. Иня (Пьяново, Ивано-Родионово). Бронзовые предметы из всех ирменских погребений на р. Иня практически не отличимы друг от друга, что свидетельствует об их местном производство, хотя в формах этих изделий улавливаются различные культурные традиции. Вместе с тем Титовскпй могильник имеет и некоторые черты своеобразия: каменные ящики здесь встречены в меньшем количестве, чем в других памятниках на Ине; отсутствуют круглодонная керамика и отдельные элементы орнамента (елочка, ряды треугольников, зигзаги на тулове).
Равным образом, но уже по другим признакам различаются инские и верхнеобские памятники. Их объединяют такие предметы, как гвоздевидные серьги, браслеты с шишечками, ножи; различают — обряд погребения, керамика. Вряд ли целесообразно поэтому относить их к одному или разным локальным вариантам ирменской культуры. По-видимому, на данном этапе изучения необходимо в первую очередь выявить этнокультурные компоненты в материалах каждого памятника, оперируя не понятием локального варианта, а исследуя динамику развития его признаков, имеющих свою протяженность во времени и пространстве.
Участие андроновского компонента в формировании ирменской культуры несомненно. Оно выразилось в обряде погребения (деревянные рамы или грунтовые захоронения, юго-западная ориентировка погребенных), в орнаменте (треугольники, обращенные вершиной вверх, косо заштрихованные ленты, зигзаги и др.), в некоторых формах бронзовых украшений (браслеты с шишечками). По степени проявления андроновского компонента ирменские памятники достаточно однородны.
Беря за основу наличие, форму и степень проявления карасукского компонента, можно говорить об особенностях признаков ирменских памятников на двух больших территориях: 1) Верхняя Обь, южная часть (Новосибирского Приобья с прилегающим к ним бассейном р. Иня; 2) Томское и северная часть Новосибирского Приобья.
Культура племен Верхней Оби и прилегающих районов находилась под более активным влиянием карасукской культуры. Оно выразилось здесь в обряде погребения (каменные ящики и каменные курганы), керамике (круглодонная посуда), приемах ее орнаментации (несколько рядов треугольников, обращенных вершиной вниз, гирлянды и т. д.). Наличие карасукских черт на Верхней Оби в эпоху поздней бронзы скорее всего следует рассматривать как результат миграции какой-то части карасукского населения из Минусинской котловины, чему способствовала географическая близость этих районов н сходство природных условий. Важно, что Э. А. Новгородова помещает вторую группу карасукских могильников в юго-западной лесостепной и степной части Минусинской котловины, в непосредственной близости от верховьев р. Томи 40.
С. В. Киселев писал о возможности использования карасукцами при продвижении на запад ачинско-мариинского лесостепного коридора. Но в последние годы на этой территории открыт ряд памятников с ирменской керамикой 41. Другой возможный путь их движения отмечен Титовским могильником и проходил, вероятно, по р. Иня. Следует отметить, что в верхнеобских и инских памятниках карасукские черты не локализуются по этапам, как в Минусинской котловине, и, следовательно, они представляют собой уже результат смешения ранних и поздних карасукских элементов, усложнивших местную андроновскую (или андронондную) среду.
В ирменских памятниках Томского Приобья ташке присутствуют карасукскне элементы. Это — сосуды с неорнаментироваипым венчиком, единичные находки ножей, кинжалов, «модели ярма» и некоторые другие, но характер происхождения их здесь, очевидно, иной. Слабая изученность северных районов лесостепного Приобья затрудняет выяснение форм контактов населения эпохи поздней бронзы Томского райопа и Минусинской котловпны. Скорее всего в этих вещах отравились связи обменного характера. По исключено также, что они представляют собой предмет импорта. В то же время в Томском Приобье значительно сильнее проявляются связи с местными лесными памятниками — самусьскими и еловскими.
Таким образом, в формировании культуры эпохи поздней бронзы лесостепных районов Западной Сибири принимали участие разные культуры (андроновская, карасукская и, вероятно, какие-то другие, возможно, пока неизвестные). «В условиях усилившейся в этот период подвижности скотоводческо-земледельческого населения Западной Сибири, Восточного Казахстана и Минусинской котловины, — писал М. Ф. Косарев, — на верхней Оби, очевидно, постоянно происходило взаимопроникновение этих культур, которое могло приводить к неоднократной взаимосмене культурных групп в контактной зоне» 42. Композитный и во многом еще неясный этнографический облик населения ирменской культуры, несомненно, отражает сложные этнические процессы, происходившие в лесостепных районах Западной Сибири в эпоху поздней бронзы. Поэтому существенную роль во всех будущих исследованиях должны сыграть данные палеоантропологии, к сожалению, пока (за иключением небольшой серии из Пьяновского могильника yа р. Иня и сведений В. А. Дремова) 43 совершенно неизвестные.
Савинов Д.Г., Бобров В.В. Титовский могильник: (К вопросу о памятниках эпохи поздней бронзы на юге Западной Сибири) // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. — Новосибирск: Наука, 1978. — С. 47 — 62.
Notes:
- Грязнов М. П. К вопросу о культурах эпохи поздней бронзы в Сибири — КСИИМК, 1056, Вып. 64, с. 37. ↩
- Он же. История древних племен Верхней Оби.— МИА, 1956, № 48, с. 26. ↩
- Максименков Г. А. О культурах эпохи бронзы южной части Сибири,— В кн.: Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Томск, 1970, с. 80—84. ↩
- Мартынов А. И. О культурах II—I тыс. до н. э. в междуречье Оби и Чулыма. — В кн.: Вопросы истории Сибири и Дальнею Востока. Новосибирск, 1961, с. 293—296. ↩
- Троицкая Т. Н. Карасукская эпоха в Новосибирском Приобье.— В кн.: Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974. с. 32—40. ↩
- Грязнов М. П., Пятникн Б. Н., Максименков Г. А. Карасукская культура.— В кн.: История Сибири, т. 1. Л., 1968, с. 180—187. ↩
- Членова Н. Л. О культурах бронзовой эпохи лесостепной зоны Западной Сибири, — СА, 1955, т ХХIII, с. 50. ↩
- Членова Н. Л. Суртайка — могильник карасукской эпохи в предгорном Алтае. — КСИА, 1973, вып 131, с. 121. ↩
- Членова Н. Л. Хронология памятников карасукской эпохи. М., 1972, с.131—135. ↩
- Косарев М. Ф. О происхождении ирменской культуры.— В кн.: Памятники каменного и бронзового веков Евразии. М., 1963, с. 169—175. ↩
- Косарев М. Ф. Древние культуры Томско-Нарымского Приобья. М., 1974, с. 103, 117—121. ↩
- Матющенко В. И. К вопросу об этнической принадлежности еловско-ирменских памятников и историческая преемственность в культуре населения Томско-Нарымского Приобья.— В кн.: Из истории Сибири, вып. 7. Томск, 1973, с. 80. ↩
- Матющенко В. И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Ч. 4. Еловско-ирменская культура.— В кн.: Из истории Сибири, вып. 12, Томск, 1974, с. 143. ↩
- Посредников В. А . Томское Приобье в карасукское время,— В кн.: Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск, 1969, с. 169—172. ↩
- Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951, с. 150. ↩
- Новгородова Э. А. Центральная Азия и карасукская проблема. М., 1970, с. 19. ↩
- Членова Н. Л. Ирменская культура и ее локальные варианты. — В кн.: Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск, 1973, с. 207—209. ↩
- Матющенко В. И. Древняя история…, с. 89. ↩
- О происхождении ирменской культурыКосарев М. Ф. , с. 169. ↩
- Членова Н. Л. Ирменская культура и ее локальные варианты, с. 207. ↩
- Эрдннев У. Городище Маяк. Кемерово, 1960. ↩
- Мартынов А. И. Новый район карасукской культуры, — СА., 1964, № 2, с. 122—133: Он же. Карасукская эпоха в Обь-Чулымском междуречье,— В кн.: Сибирский археологический сборник. Вып. 2. Древняя Сибирь. Новосибирск, 1966, с. 164-182. ↩
- Все размеры глубин даются от уровня современной поверхности. ↩
- Половозрастные определения произведены канд. мед. наук Г. А. Кошкиным, за что авторы приносят ему глубокую благодарность. ↩
- Грунтовыми мы называем могилы, расположенные на уровне дровней поверхности, но не имеющие никаких остатков специального погребального сооружения. Иа планах они даны по расположению погребенного. ↩
- Матющенко В. И. Древняя история…, с. 119. ↩
- Членова Н. Л. Суртанка — могильник карасукской эпохи…, с. 111. ↩
- Матющенко В. И. Древняя история…, с. 118. ↩
- Матющенко В. И. Древняя история.,с. 34. ↩
- Членова Н. Л. Раскопки могильника Камышенка на Северном Алтае в 1970 г.— В кн.: Из истории Сибири, вып. 15. Томск, 1974, с. 113, рис. 1. ↩
- Троицкая Т. Н. Указ соч., с. 35, рис. 1. ↩
- Киселев С. В. Указ. соч., с. 121 табл. XXI; Новгородова Э. А. Указ. соч., с. 130, рис. 42, 3. ↩
- Матющенко В. И. Древняя история…, табл. 18, 20, 89. ↩
- Грязнов М. П. К вопросу о культурах…, рис. 11, 3. ↩
- Членова Н. Л. Раскопки могильника Камышенка…, с. 113, рпс. 1, 5. ↩
- Савинов Д. Г. Осинкинский могильник эпохи бронзы на Северном Алтае.— В кн.: Первобытная археология Сибири. Л., 1975, рис. 2, 14. ↩
- Членова Н. Л. Суртанка — могильник карасукской эпохи…, с. 116 и др. ↩
- Троицкая Т. Н. Указ соч., с. 35, рис. 1, 8. ↩
- Комарова М. Н. Карасукские могильники близ улуса Орак.— В кн. Первобытная археология Сибири. Л., 1975, рис. 2, 32. ↩
- Новгородова Э. А. Указ. соч., с. 174. ↩
- На р. Люскус около г. Кемерова (сборы А. И. Мартынова, А. М. Кулемзина и В. В. Боброва 1972—1974 гг.): поселение у д. Дворниково; поселение на оз. Малый Берчпкуль (см.: Бобров В. В. Отчет об археологических исследованиях 1975 г. в Тисульском районе Кемеровской области. Архив лаборатории археологических исследований Кемеровского ун-та, инв. № 362). ↩
- Косарев М. Ф. Древние культуры… с. 112. ↩
- Дремов В. А. Палеоантропология лесостепного Приобья в эпоху неолита и: бронзы.— В кн.: Материалы научной конференции молодых ученых вузов г. Томска. Т. 2. Сектор гуманитарных наук. Томск, 1968, с. 196—197. ↩