Д.Я. Самоквасов — историк, археолог, архивист

Щавелев С.П. Д.Я. Самоквасов — историк, археолог, архивист // Вопросы истории.- 1993.- №3.- С. 177-183.

Дмитрий Яковлевич Самоквасов оставил заметный след сразу в нескольких областях культуры. Он автор многочисленных трудов по истории русского народа, государства и права; теоретик и организатор архивного дела в России; археолог, раскопки которого, по его же словам, охватили обширную территорию «между Вислою и Тереком, Черным морем и рекою Москвою» ¹ . Между тем упоминания о нем в энциклопедиях, периодике, монографиях нередко страдают тенденциозностью. Специально его творческое наследие практически еще не разрабатывалось. Публикации об открытиях Самоквасова (могилы скифских вождей, славянских князей и дружинников, древние города Руси), равнозначных находкам Г. Шлимана или Г. Картера, давно уже стали библиографической редкостью. Спасенные от уничтожения, упорядоченные и опубликованные им же документы используются едва ли не в каждом новом исследовании по истории средневековой России. Репродукциями с обнаруженных им древностей до сих пор иллюстрируют школьные и университетские учебники по истории отечества, но чаще всего без указания первооткрывателя.

Самоквасов родился (15 (27) мая 1843 г.) и вырос на Черниговщине. Его родители — малообеспеченные дворяне из военно-казачьей среды, при очередной проверке дворянских прав были вычеркнуты из родословной книги губернии ². Принадлежавший им хутор располагался возле большого села Стахорщины, на берегу речки Малотечи ³, притока Десны. В живописных окрестностях этого села расположены разных размеров курганы, валы и рвы бывших укреплений-городищ. Сама эта овеянная легендами местность как нельзя лучше способствовала возбуждению интереса к истории. Немало замечательных памятников старины сохранилось и в уездном центре Новгород-Северском, воспетом автором «Слова о полку Игореве». Здесь в 1853 — 1862 гг. Дмитрий учился в гимназии, славной своими педагогическими традициями ⁴.

В 1863 г. Самоквасов поступает на юридический факультет Петербургского университета. Учился он, что называется, на медные деньги. Чтобы заплатить за право посещения лекций, приходилось всякий раз просить казенное пособие. Способный выходец из «Малороссии» все-таки сдает экзамены с хорошими и отличными отметками ⁵, а в октябре 1868 г. заканчивает курс кандидатом прав. Совет университета оставляет его стипендиатом «для приготовления к испытанию на степень магистра» при кафедре истории русского права ⁶. Эта дисциплина изучалась и преподавалась тогда куда масштабнее, чем сейчас. Историки-юристы (как они себя называли) составляли влиятельный отряд интеллигенции пореформенного периода. В их среде выросла плеяда выдающихся ученых и общественных деятелей вроде наставника Дмитрия Яковлевича А. Д. Градовского или постоянных его оппонентов — М. М. Ковалевского и В. И. Сергеевича. В их лекциях и монографиях сквозь призму государственно- правовых институтов просматривалась вся история России, изучение эволюции обычаев и законов использовалось для познания социальных противоречий прошлого и настоящего. Неудивительно, что юрист по образованию Самоквасов углубленно изучал специальные исторические дисциплины и общие проблемы культуры.

От своих коллег — кабинетных историков и правоведов — он с самого начала своей научной карьеры отличался тем, что наряду с письменными широко использовал археологические источники. «Когда вы раскапываете городища и курганы своих предков языческой эпохи, — объяснял он, — вы собственными глазами видите обстановку их общественной и домашней жизни, а не глазами летописца, христианского монаха, критически и односторонне смотревшего на быт язычников» ⁷. Увлечению археологией способствовало переросшее в многолетнюю дружбу знакомство с графом А. С. Уваровым — основателем Московского археологического общества (МАО), а затем Исторического музея в Москве, который привлек способного новичка к осуществлению своего новаторского замысла — организации раскопок на известных по летописи территориях племенных объединений восточного славянства. Самоквасов был командирован изучать «древние земляные насыпи» — городища и курганы северян, которые, согласно Повести временных лет, занимали некогда побережье Десны, Сейма и Сулы.

Вплоть до последней трети прошлого века археологические изыскания в России редко выходили за пределы Причерноморья. Здесь, по местам былых скифских владений и древнегреческих колоний шла добыча «антиков» для Эрмитажного собрания произведений искусства. На другие цели Императорская Археологическая комиссия, подведомственная Министерству двора, долго отказывалась выделять средства. Культурный слой центральных, сердцевинных областей страны почитался большинством тогдашних специалистов по «древлеведению» бесперспективным.

Не принимая во внимание подобное представление, Самоквасов несколько лет подряд объезжал грады и веси российской провинции, осматривая, картографируя и шурфуя сохранившиеся городища разных времен и народов, выборочно раскапывая прилегающие к ним курганные могильники. Наладить повсеместный учет таких памятников помогла проведенная молодым ученым через Центральный статистический комитет специальная анкета, заполненная во всех губерниях Европейской России. Этими «Сведениями о городищах и курганах» Пользовалось не одно поколение археологов и краеведов ⁸. Первоначальное обобщение собранный тогда материал получил в магистерской диссертации Самоквасова «Древние города России», защищенной им в 1873 г., и в одновременно выпущенной в свет первой его книге ⁹. До тех пор существование «настоящих» городов на Руси «прежде Рюрика» подвергалось сомнению, а сохранившиеся городища считались заброшенными языческими святилищами древних славян и их соседей. Самоквасову после ожесточенной полемики с рецензентами его «историко-юридического исследования» удалось доказать поселенческое — военно-административное, хозяйственное — назначение большинства объектов данного типа. Его взгляды на древнерусский город как политический, экономический и культурный центр общественной жизни славяноруссов признаются теперь важным этапом изучения этой темы ¹⁰.

1873 год имел особое значение в жизни Самоквасова: он завершил начатые предыдущим летом раскопки огромных курганов Черная Могила, Гульбище и Безымянный, расположенных на окраине его родного Чернигова. Обнаруженные там вещи произвели сенсацию, приобрели для исследователей древнерусской культуры поистине эталонное значение. Среди них выделялись турьи рога-кубки в серебряной оправе, украшенной мифологическими сюжетами; прочие атрибуты религиозного культа славян-язычников; несколько комплектов вооружения знатного витязя — шлемы, кольчуги, мечи, включая самый большой из известных нам на Руси, первая для этого региона сабля, боевой топор, ножи, копья, дротики, фрагменты щитов, принадлежности конской сбруи; многочисленные и разнообразные орудия и продукты земледельческого и скотоводческого труда; предметы быта, ювелирные украшения местной и привозной работы (воинов сопровождала в последний путь женщина), даже игрушки. Составленный и опубликованный исследователем дневник раскопок ¹¹ позволил детально восстановить погребальный обряд славянской знати и, косвенно, образ повседневной жизни ее подданных на самом закате язычества (могилы довольно точно датируются X в. по найденным в них золотым византийским и серебряным арабским монетам).

«Новостью важной и неожиданной для русского историка» назвал черниговские раскопки Н. И. Костомаров ¹². Его и других коллег Самоквасова поразило почти полное совпадение инвентаря Черной Могилы с подробным описанием похорон богатого руса-язычника, составленным очевидцем — арабским путешественником Ибн-Фадланом. Письменные источники о первых веках отечественной истории оказалось возможным проверять и дополнять результатами археологических раскопок. «По свидетельству вещественных памятников славяноруссы представляются нам не рассеянными, полудикими племенами, а народами земледельческими, сплоченными в политические союзы и имевшими с глубокой давности и до времени рецепции христианства в России сношения с цивилизованными народами Европы и Азии» ¹³, — такой вывод содержался в лекциях Самоквасова, которые он начал читать в 1873 г. в Варшавском университете. Он занял здесь кафедру истории русского права и становится последовательно приват-доцентом, экстраординарным (1873 г.), ординарным (1883 г.) профессором; выборным деканом юридического факультета (с 1887 г.), наконец, недолгое время исполняет обязанности ректора (1891 г.).

Царство Польское в составе Российской империи тогда чаще называлось «Привислинским краем», подвергалось активной русификации и, как могло, сопротивлялось ей. Служить здесь, в самом молодом и консервативном университете страны, даже на льготных условиях русскому профессору оказалось непросто. Однако ряд мемуаристов, не сговариваясь, отмечает авторитет Самоквасова как педагога и администратора среди преподавателей и студентов. Для Н. И. Кареева «он был единственным из русских членов Совета (Варшавского университета. — С. Щ.), у которого я изредка бывал» ¹⁴ . «Не говоря о нас, русских, — подтверждает Д. В. Цветаев, другой сослуживец Самоквасова по Варшаве, — и польские профессора признавали, что его отношения были согласны с чувством справедливости» ¹⁵. Будучи человеком ортодоксально-монархических убеждений, Самоквасов никогда не участвовал в реакционных политических действиях. Благонамеренная же репутация помогла ему добиться казенных субсидий «для исследований древних земляных насыпей и издания их результатов». То был один из первых прецедентов государственного финансирования археологии в нашей стране. Впрочем, и тогда большую часть своих экспедиционных и издательских расходов профессору приходилось покрывать из собственного жалованья.

Каждое лето во время каникул Самоквасов выезжал на раскопки. Черниговская, Курская, Киевская, Полтавская, а затем другие губернии Украины и Южной России, Кавказа и Крыма, различные области Польши и даже Италии оказались охвачены его поисковыми маршрутами. Варшавская квартира профессора превратилась в общедоступный музей археологии. Его все растущее собрание древностей каменного века, скифо-сарматской, славянорусской и других эпох с успехом демонстрировалось на всероссийских археологических съездах, Всемирной выставке 1873 г. в Париже, Антропологической выставке 1879 г. в Москве (на последних — по инициативе антрополога А. П. Богданова, которому Самоквасов передавал для изучения все черепа, и скелеты представителей «курганных племен»). «Перёд публикой предстала масса характерных археологических сокровищ, — гласил один из журналистских отчетов о показе этой коллекции, — из простого камня, яшмы, янтаря, серебра и золота; ожерелья, перстни, кольца, лоскуты шелковых материй, наконечники стрел, бляхи, диковинные металлические зеркала, монеты и т. п. наглядно восстановляли далекое седое прошлое нашей родной земли» ¹⁶.

«Результатом этого внимания, — вспоминал Самоквасов, — было желание богатейшего Британского музея, не имевшего отдела славянских могильных древностей, приобрести мою коллекцию… Но по моему мнению, древностей своей родины нельзя передавать в чужую страну, а потому в 1891 г. я все свое собрание передал безвозмездно в Императорский Российский Исторический музей на вечное хранение» ¹⁷. Самоквасовская коллекция обогатила фонды и экспозицию Исторического музея. Материалы черниговских курганов легли в основу славянского зала. По их мотивам выполнялись настенные орнаменты, художник Г. И. Семирадский написал известное полотно «Похороны знатного руса», выставленное вместе с подлинными предметами из погребений древнерусских князей и их приближенных.

Пять с половиной тысяч экспонатов, среди которых немало вещей из драгоценных металлов и камней высокохудожественной работы, включало в себя это собрание. Представлявший огромную материальную ценность дар Самоквасова, в научном и музейном отношениях отличался редкой полнотой и системностью, сопровождался образцово изданным каталогом ¹⁸, оригиналами полевых дневников всех произведенных им за два десятилетия раскопок ¹⁹, чертежами и фотографиями изученных памятников ²⁰. Ученый разработал собственную классификацию хронологию археологических культур. Она представляет собой одну из первых попыток применить универсальную схему каменных-металлических веков древнейшей истории человечества к сложной и динамичной этнокультурной карте Юго-Востока Европы последних тысячелетий.

Вскоре после передачи коллекции, в 1892 г. и сам профессор вместе с супругой переезжает из Варшавы в Москву. Выслужив в Польше пенсию по Министерству народного просвещения, он получает новое назначение — на вакантный пост управляющего Московским архивом Министерства юстиции (МАМЮ), крупнейшего в стране хранилища древних актов и рукописей. Сюда поступили документы высших и местных учреждений Великого княжества Литовского, Московского государства XIV-XVII вв. и Российской империи XVIII — XIX вв. — всего свыше 2,5 млн. дел. Большинство их было не описано, многие даже не разобраны. Самоквасову, с его кремневым характером, административным размахом и связями в петербургских «коридорах власти» удалось достойно завершить систематизаторские усилия своих предшественников по руководству архивом — акад. М. В. Калачова и проф. Н. А. Попова.

Дважды, в 1893 и 1909 гг. новый управляющий добивался увеличения ассигнований на архивные нужды. Это позволило капитально отремонтировать обветшавшее здание архива на Девичьем Поле, сохранить и дополнительно привлечь сотрудников с высшим образованием. С теми подчиненными, кто не пожелал поступиться собственными изысканиями ради скучноватого и бесприбыльного описания дел да составления справочников к ним, пришлось расстаться. В результате перестройку архивных порядков Самоквасову пришлось вести под шквалом печатных и устных обвинений в ее ненаучности и бесполезности. Тем не менее борьба с хаосом в архивохранилище дала свои результаты. Удалось описать и ввести в научный оборот массу новых исторических источников.

Открытый при сплошной ревизии и опубликованный Самоквасовым «архивный материал» ²¹ позволил, в частности, реконструировать решающий этап закрепощения крестьян в России — введение «заповедных лет» и отмену известного Юрьева дня. Поистине титаническим достижением самоквасовской архивной когорты стало полное описание 7 тыс. столбцов Разрядного приказа — одного из самых ценных разделов МАМЮ ²². А вышедшее за 1890 — 1910-е годы «Описание документов и бумаг» этого архива привлекало в него все больше и больше исследователей. Один из них, А. А. Кизеветтер, вообще-то ярый противник Самоквасова и в политике, и в науке, на склоне лет признавал: «В сущности Самоквасов был прав. Только проводить эту реформу можно было бы более тактично. Заниматься в Архиве министерства юстиции было очень удобно» ²³.

Вопреки непониманию и предвзятой критике начинаний Самоквасова в МАМЮ, именно он подошел к формулировке принципиально важного понятия архивного фонда как исторически сложившегося в деятельности определенного лица или учреждения комплекса документов, разработал и применил на практике оправдавшую себя методику пофондовой описи (инвентаря) архивных материалов. Без подобного описания они бы оставались неизвестными исследователям, беззащитными перед расхитителями, фальсификаторами владельческих или иных прав. При Самоквасове МАМЮ приобрел репутацию ведущего научно-методического центра в своей отрасли ²⁴.

Характер, весь склад личности Самоквасова должны были привести его к войне против вопиющего «архивного нестроения» в пореформенной России. И к началу нашего века он выступил с собственным проектом радикальной реформы всей архивной службы страны. Проведенная им через Московское археологическое общество анкета обнаружила бедственное состояние большинства российских архивов. В действующих государственных учреждениях полным ходом шло бесконтрольное уничтожение «устаревшей» — с ведомственной точки зрения -документации, то есть ценных исторических источников. Созданные же в отдельных губерниях по инициативе Н. В. Калачова ученые архивные комиссии существовали на общественных началах и, принося определенную пользу, не могли остановить кризиса архивного дела.

В 1899 г. Самоквасов отправляется в длительную командировку за границу — «для ознакомления с организацией и деятельностью архивов древних актов в западноевропейских государствах». Ему удалось посетить национальные архивохранилища 16 стран. Их архивное законодательство он, по возвращении домой, переводит и издает у нас ²⁵. Его реформаторские предложения учитывают, таким образом, передовой европейский опыт и реальные потребности отечественных архивов. Главная идея самоквасовского проекта — разумная централизация архивного дела, преодоление отраслевого произвола при отборе документов на хранение и их использовании. Требовалось общегосударственное архивное законодательство, подобное западному. Правительству предлагалось создать единый орган управления разными видами архивов, казенных и общественных; найти средства на поэтапную постройку для них благоустроенных зданий в разных регионах страны; открыть кафедры архивоведения для подготовки квалифицированных архивистов; осуществить другие неотложные меры по спасению «накопленного веками документального богатства». Согласно отзывам современных специалистов, «по своей четкости и последовательности проект Самоквасова превосходил все предшествующие проекты» ²⁶.

Состоялось бурное обсуждение возможностей архивной реформы правительственными инстанциями и научной общественностью. Выпущенный Самоквасовым двухтомник «Архивное дело в России» (М. 1902) был встречен пристрастной критикой ²⁷. Члены ученых архивных комиссий не могли заменить государственной архивной службы в центре и на местах, однако уступать своих монопольных позиций не желали. Самоквасов язвительно обличал недостатки их работы, хотя сам же активно помогал многим комиссиям — собственными деньгами, книгами, консультациями, личным участием в раскопках и разборе рукописей, в конкретных вопросах краеведения. Немало ученых-историков и практиков-архивистов одобряло самоквасовский проект в принципе, но не верило в его осуществимость в обозримом будущем.

Скептики оказались правы: у казны не находилось денег на «терпящие отлагательства» архивы. Власти положили радикальные предложения на сей счет под сукно, ограничившись полумерой — открытием нескольких новых губернских комиссий и минимальной поддержкой уже имевшихся. Многие конструктивные идеи из проекта Самоквасова осуществились только после революции. А отдельные его пункты (например, по демонополизации хранения и использования документов разными ведомствам) перекликаются с подготовленным ныне новым законом об архивах Российской Федерации.

За архивными делами и треволнениями Самоквасов не оставил своих педагогических и научных занятий. Он продолжал читать историю русского права в Московском университете. Сначала сверхштатным (1894 г.), затем ординарным (1895 г.) и, в конце концов, заслуженным (1900 г.) профессором. Кроме того, он преподавал в Лицее памяти цесаревича Николая, участвовал в создании Московского археологического института. Везде — бесплатно, хотя и с полной аудиторной нагрузкой.

Итоговый курс профессора — «История русского права», выдержавший несколько переизданий сначала в Варшаве, а затем в Москве, отнюдь не затерялся среди множества тогдашних опусов по сходной тематике. Особенностью его и примыкавших к нему монографических исследований Самоквасова ²⁸ был смелый почин комплексного, междисциплинарного подхода к источниковедению. Сведения из письменных памятников совмещались здесь с анализом памятников археологии. К рассмотрению привлекаются выводы фольклористики, антропологии, этнографии, часть которых зафиксирована Самоквасовым лично. Так, им выявлена была реликтовая форма большой крестьянской семьи в Курской губернии, сопоставимая с древнерусской вервью и югославской задругой ²⁹. Он же ввел в научный оборот важную часть материалов административной реформы М. М. Сперанского — подготовленные для кодификации документальные записи обычного права коренных народностей Сибири и Дальнего Востока ³⁰.

Столь системному подходу к задачам исторического познания принадлежало будущее. С его усовершенствованием оказалось возможным, между прочим, преодолеть некоторые заблуждения и ошибки самого Самоквасова. Это касается прежде всего излюбленной им концепции происхождения славянства от скифов, сарматов и гетодакийцев. В настойчивых поисках глубинных истоков отечественной государственности и культуры он заходил не столь далеко, как его старший товарищ Д. И. Иловайский. Но все же достаточно для того, чтобы подать своим либеральным оппонентам повод говорить о «фантазиях археологов», «уравнении с тремя неизвестными» (выражения В. О. Ключевского).

Любопытным откликом на самоквасовскую концепцию происхождения русского народа могут быть, по нашему предположению, знаменитые блоковские «Скифы». А. Л. Блок, отец великого поэта, служил вместе с Дмитрием Яковлевичем в Варшавском университете и сменил его на посту декана юридического факультета. Навещая отца «в чужой Варшаве», Александру Александровичу доводилось «с ним разговаривать о праве, юристов с ним критиковать…» Тогда и могла прозвучать экстравагантная для историка, художественно переосмысленная поэтом идея: «Да, скифы — мы!»

А вот Андрею Белому уже в Москве, на воскресных приемах у литературоведа Н. И. Стороженко среди прочих знаменитостей запомнился «тяжелый Самоквасов» ³¹. Со своей внушительной фигурой тот оставался и на склоне лет удивительно легким на подъем. Пользовались успехом его публичные, благотворительные лекции по археологии и архивистике в Политехническом и Историческом музеях, МАМЮ, Обществе по просвещению московских рабочих, многих провинциальных кружках краеведов ³². В качестве полевой практики для студентов, лицеистов и слушателей Археологического института Самоквасовым устраивались все новые раскопки. Вместе с графиней П. С. Уваровой, руководящей Московским археологическим обществом после кончины мужа, он готовил очередные археологические съезды, занимался охраной архитектурных памятников. Он воевал против решения московской Думы провести трамвайные пути через Красную площадь. Предлагал меры по автономизации университетов в пору массовых студенческих волнений.

Последние годы жизни ученого омрачила тяжелая болезнь — кавказская малярия, подхваченная им на раскопках. Самоквасов скончался 5(18) августа 1911 г. в самый разгар своих музейных, архивных, издательских начинаний. Коллеги и ученики проводили его в последний путь на Новодевичье кладбище. Памятником неутомимым трудам ученого на пользу науки и просвещения является обелиск темно-серого гранита на вершине кургана Черная Могила. Самоквасов установил его после завершения своих раскопок в Чернигове. На четырех гранях стелы изображены важнейшие находки из княжеского погребения. Стилизованная фигура древнерусского воина-шлемоносца смотрит в грядущие столетия…