Разночинцы-просветители и археологи-профессионалы

В 1859 году в Петербурге была создана Императорская археологическая комиссия, в 1872 — в Москве основан Российский исторический музей. Сперва это совсем небольшие учреждения. Комиссия помещалась в одной из комнат Строгановского дворца на углу Мойки и Невского проспекта и состояла из одного старшего и двух младших членов. В музее вплоть до революции был один хранитель археологического отдела.

Но лиха беда начало. Постепенно штаты и музея, и комиссии, переехавшей в здание Эрмитажа, расширялись, а кроме того, к ним тяготели возникшие ранее археологические общества: к Комиссии — Русское, а к Музею — Московское. Открытые листы на право раскопок выдавали с 1889 года только в Петербурге. Зато А. С. Уваров в Москве в 1869 году положил начало археологическим съездам, собиравшим любителей древностей со всех концов страны. Так оба центра в той или иной мере взяли под свой контроль археологические изыскания в пределах всей империи. Между двумя центрами завязалась борьба. О ней можно судить хотя бы по спору Комиссии (А. А. Бобринский) и МАО (П. С. Уварова) о том, кто же из них должен вести изучение Херсонеса Таврического 1. В архиве Уваровой есть целая папка — «Пререкания с Археологической комиссией».

[adsense]

Начался новый этап в развитии нашей науки. Дилетантов сменили профессионалы — служители музея, чиновники Археологической комиссии, не случайно основанной всего за два года до указа об освобождении крестьян, знаменовавшего закат русской дворянской культуры.

Хотя во главе и того и другого учреждения стояли аристократы (С. Г. Строганов, А. А. Бобринский, А. С. Уваров), а среди сотрудников были титулованные лица вроде барона В. Г. Тизенгаузена, все же основными действующими фигурами стали выходцы из низов — разночинцы, воспитанные на идеях шестидесятых годов.

В отличие от дворян-дилетантов, склонных «по прихоти своей скитаться здесь и там», это прежде всего великие труженики, подвижники. В целом они обладали неизмеримо худшей подготовкой, чем дворяне. Дети сельских священников и мелких чиновников обычно и языки знали плохо и за рубежом не учились. Широты кругозора им не хватало, но уровень профессионализма был выше. На жалкие гроши они проводили экспедиции в глухие углы России, дни и ночи работали в своих лабораториях, совершая открытия, не утратившие значения и сегодня. Это не романтики, как дворяне, стремившиеся к чистому, незаинтересованному знанию, а позитивисты, просветители. Жизнь их шла под лозунгом: «сейте разумное, доброе, вечное! Сейте! Спасибо вам скажет сердечное русский народ».

Характерна биография И. С. Полякова — биолога, исследовавшего палеолит в Костенках, неолит Обонежья и Сахалина, Фатьяновский могильник и другие важные памятники. Сын забайкальского казака и бурятки выбился к высотам науки в результате поистине героических усилий. Правда, сыграла роль и поддержка, оказанная ему П. А. Кропоткиным. Заметив способности юноши, князь, служивший в ту пору в Сибири, начал заниматься с ним, помог ему получить гимназический диплом, отправлял его с самостоятельными заданиями во время собственных экспедиций. Поляков экстерном закончил Петербургский университет, защитил магистерскую диссертацию, на средства Русского географического общества и Академии наук всесторонне исследовал ряд областей в пределах России и вне ее, вплоть до Японии 2.

Неприхотливый в быту, он готов был месяцами бродить по тайге, питаясь одной рыбой, лишь бы не докучали исправники.

Революционером он не стал, но не порвал с жившим в эмиграции государственным преступником Кропоткиным, а в своих книгах целые страницы посвящал бесправному положению крестьян 3. Поляков и его соратники разработали программу изучения каменного века России. Их вдохновляло при этом не столько открывшееся тогда перед учеными новое поле для исследований, сколько связь этой проблематики с противопоставленной церковным догмам идеей прогресса, эволюции.

Поляков — типичный шестидесятник, но возьмем человека следующего поколения — Александра Андреевича Спицына. Моим учителям он запомнился благостным старичком, с умилением толковавшим о «стрелочках» и «черепочках». А в молодости он был иным. Недавно опубликованная автобиография показала нам истоки, очень близкие к поляковским. Отец — крестьянин, составивший небольшой капитал «на откупах». Мать из последних средств дала сыну гимназическое образование. Годы учения в Вятке и в Петербурге проведены на грани нищеты: пять-семь копеек в день на еду; костюм и пальто служат десятилетиями; беготня по урокам, уже в гимназии какие-то неприятности из-за чтения недозволенных сочинений. Потом кружок самообразования, куда вместе со Спицыным входили Аполлинарий Васнецов и даже Степан Халтурин. В университете — организация библиотеки для студентов и общества вспомоществования им. Культ естествознания, пренебрежение к художественной литературе, музыке и театру (то есть «болтовне» в писаревском понимании). Ведущая идея — «жить не для себя, а для блага народа, для дела» 4.

Такие москвичи, как хранители археологического отдела Исторического музея В. И. Сизов и В. А. Городцов, в сущности, той же породы. Сизов из дворян, с университетским дипломом, но это бедняк, добывавший средства к существованию учительством, изготовлением учебных пособий, репортажами о художественных выставках в газетах. С преподаванием он расстался, когда ретрограды уволили из Николаевского института его друга шестидесятника В. Я. Стоюнина 5.

Городцов — сын священника из приокского села Дубровичи. Все образование — пехотное училище. Остальное приобретено самообразованием и в ходе неутомимой экспедиционной деятельности — раскопок курганов и могильников.

Этим трем людям — Спицыну, Сизову, Городцову — наша наука обязана многим. В результате их колоссальной работы были приведены в систему древности России, как из новых находок, поступавших в Археологическую комиссию и Исторический музей, так и ранее выявленные, характеризующие прежде всего первобытную эпоху и Средневековье. (Первые шаги в классификации материала делали до них А. С. Уваров и Д. Я. Самоквасов). Изучение античности шло своим путем, Востока — тоже. Но московское археологическое общество успешно занималось Кавказом, а Русское — Средней Азией.

Глубоких идей в публикациях названных мною археологов вы не найдете. Главным для них был факт. Они верили, что добросовестно собранные после кропотливой работы факты сами все скажут, сами дадут некий синтез, а тот в свою очередь будет способствовать просвещению народа, что уже неминуемо выведет его к светлому будущему.

Таких разночинцев, просветителей, позитивистов было немало. Это они создали сеть музеев в губернских, уездных и заштатных городах страны 6. В Европейской России они самоотверженно трудились в ученых архивных комиссиях, в Азиатской — в местных отделах Русского географического общества. С плеядой дворян-дилетантов отношения у этих людей были неважные. Спицына в Археологической комиссии Бобринский держал в черном теле. Это учреждение вообще сторонилось первобытной тематики (развивавшейся в основном в среде естествоиспытателей), предпочитая традиционные занятия античностью и скифами. Есть и прямые свидетельства вражды ученых, сформировавшихся в николаевскую эпоху, с поколением демократов-шестидесятников 7.

[adsense]

Плодами трудов археологов-разночинцев мы пользуемся до сих пор, но на рубеже двух столетий наметился кризис просветительства и позитивизма. Аналогичные явления наблюдались во всех областях культуры. Кризис передвижничества и возникновение «Мира искусства». Художественный театр, порвавший с рутинными приемами Малого и Александрийского, а вскоре уже сам потесненный Камерным, исканиями Мейерхольда и т. д.

Мемуары Андрея Белого 8 и многочисленные материалы, освещающие юность Александра Блока, наглядно показывают, как эти профессорские дети и внуки (сыновья московского профессора-математика Н. В. Бугаева и варшавского профессора-юриста А. Л. Блока, внук и тезка С. М. Соловьева) отшатнулись от своих отцов и дедов. Отдыхая летом в имении А. Н. Бекетова Шахматово, они с пренебрежением смотрели на прославленного ботаника и его друзей как на выживших из ума «позитивистов».

Откуда это пошло? Никакого «спасиба сердечного» русский народ «сеятелям знания» не сказал. В 1905 году уже горели дворянские усадьбы с их библиотеками и картинными галереями. Встала проблема взаимного непонимания народа и интеллигенции. Что такое «разумное, доброе, вечное», тоже оказалось отнюдь не ясным. Поэты-пророки предчувствовали великие потрясения. Блок говорил о своей ненависти к идее прогресса, о «крушении гуманизма». Чересчур заземленному позитивизму противопоставлялся полет интуиции. Вместо сбора фактов — озарения. Вместо служения народу — игра в бисер, интеллектуальные авантюры. (Здесь любопытна фигура Н. К. Рериха, занимавшегося и раскопками).

Перемены, очень заметные в мире живописи, поэзии, театра, затронули науку в меньшей степени, хотя показательно характерное для конца XIX — начала XX века увлечение спиритизмом, оккультизмом, мудростью Востока. И все же отмеченные явления имели касательство и к археологам. На рубеже двух столетий стало ясно, что уровень их работ не так уж высок. В деятельности Городцова и Спицына ощутима доморощенная закваска. Городцов ни одного языка не узнал. Спицын после гимназии слегка владел немецким, но сам признавался, что языки давались ему с трудом. В их публикациях почти нет иностранных сносок. Возникло явное отставание нашей археологии от зарубежной. Преодолеть этот разрыв попыталась новая плеяда русских ученых.

Лидировали антиковеды, те, кто теснее всего был связан с европейской наукой. Б. В. Фармаковский, начав в 1902 году раскопки Ольвии, способствовал созданию современной методики исследования античного города. М. И. Ростовцев, уже с 1901 года ставший профессором Петербургского университета, вышел в первые ряды мировой науки благодаря своим изысканиям в области экономики древнего Рима (колонат, откупа, хлебоснабжение), классического искусства («Античная декоративная живопись на Юге России») и исследованиям варварской периферии древнегреческих колоний Причерноморья — скифов, сармат, меотов.

В первобытной археологии в том же направлении действовали Ф. К. Волков и А. А. Миллер. Первый, живя в эмиграции в Париже, учился у Габриеля Мортилье и регулярно информировал зарубежных читателей об археологических открытиях в России (в Ильской, на Афонтовой горе, на Кирилловской улице в Киеве). Организованные Волковым по возвращении на родину раскопки палеолитической стоянки в Мезине на Десне в 1908— 1916 годах и семинары в Петербургском университете сыграли решающую роль в становлении П. П. Ефименко, С. И. Руденко, Г. А. Бонч-Осмоловского, Б. Э. Петри. Ранние, еще дореволюционные статьи Ефименко о каменном веке неизмеримо выше по уровню публикаций Спицына и Городцова на те же темы. Здесь уже изделия из кремния описаны по современном методике, с применением современной терминологии.

Миллер тоже ориентировался на французскую науку, общаясь и с Волковым, и с младшим Мортилье — Адрианом. Исследуя с 1902 года курганы в родной для себя Донской области, Миллер дал замечательные образцы полевой работы, оттенявшей отсталость приемов Н. И. Веселовского, А. А. Бобринского и прочих раскопщиков XIX века.

Так на смену разночинцам-просветителям пришли профессиональные, кастовые ученые, в чем-то, в частности, известным отрывом от русской почвы, напоминавшие академиков XVIII столетия.

Накануне революции облик русской археологии был пестрым. Рядом подвизались и дворяне-дилетанты (Бобринский, Уварова), и позитивисты-разночинцы (Спицын, Городцов), и ученые профессионалы, вроде Фармаковского и Ростовцева. В целом и теоретические и организационные основы нашей науки к началу XX века были заложены уже прочно. Существовала система открытых листов и отчетов о раскопках, передачи коллекций в государственные собрания. Сложилась сеть музеев, столичных и провинциальных. Выходили многолетние серии научных работ. Основные из них — «Известия Археологической комиссии» (с 1901 года), «Записки Русского археологического общества», труды съездов (с 1871 года), «Материалы по археологии России» (с 1888 года) — широко используются и сейчас. Были изданы руководства по разведкам и раскопкам, составленные А. А. Спицыным и В. А. Городцовым 9.

Хуже обстояло дело с преподаванием археологии. В университетах первый опыт был предпринят только в 1909 году в Петербурге Спицыным, приглашенным по инициативе С. Ф. Платонова. В археологических институтах, созданных по инициативе археографа Н. В. Калачова, готовили в действительности в основном архивистов. Все же какие-то курсы читали и там. Это: «Бытовая археология» В. А. Городцова в Московском институте (М., 1910), «Первобытные древности» Н. И. Веселовского — в Петербургском (литографированные издания с 1897 по 1905 год). Московский институт окончили П. С. Рыков, В. В. Гольмстен, Д. Н. Эдинг, Ф. В. Баллод, Петербургский — Н. Е. Макаренко, Н. И. Репников.

Важнее другое — включение материалов о древнейшем периоде в общие курсы русской истории. Прославленные профессора Московского университета С. М. Соловьев и В. О. Ключевский этого еще избегали.

В 1874 году молодой Ключевский отправился в Киев на III археологический съезд. Для делегатов была устроена экскурсия на раскопки курганов в селе Гатном. Василий Осипович посмотрел на раскрытые могилы, послушал, что говорят о них киевляне, москвичи и петербуржцы, и записал в свой дневник: «фантазии археологов» 10. Но время шло. Раскопки разворачивались. Число находок ежегодно росло, а интерпретация их выглядела гораздо надежнее, чем раньше. И через четверть века после приведенной записи Ключевский счел нужным подчеркнуть в одном обзоре: «захватив уже значительные районы изыскания, достигнув замечательных успехов в технике приемов, эта трудная отрасль русского исторического изучения все более выясняет те таинственные связи и влияния, под действия которых становились предки русского народа, когда усаживались в пределах Восточно-Европейской равнины» 11.

Ученики Ключевского П. Н. Милюков, Ю. В. Готье, С. К. Богоявленский сами взялись за раскопки курганов 12, а его преемник по кафедре русской истории в Московском университете М. К. Любавский начинал свой курс уже не со сложения Киевской Руси, а с палеолита, последовательно характеризуя основные этапы древнейшего прошлого нашей страны 13. Так же строили свои лекции М. С. Грушевский во Львове, Д. И. Багалей в Харькове, М. В. Довнар-Запольский в Киеве 14.

Фундамент для успешного развития археологии в России был уже налицо. Но ожидали ее не медленное поступательное движение, а катаклизмы и перемены революционной эпохи.

Notes:

  1. Гриневич К. Э. Сто лет херсонесских раскопок. Севастополь, 1927. С. 33—38.
  2. Формозов А. А. Начало изучения каменного века в России. Первые книги. М., 1983. С. 47—57.
  3. Поляков И. С. Исследования по каменному веку Олонецкой губернии, в долине Оки и на верховьях Волги. СПб., 1881. С. 27.
  4. Петряев Е.Д. Вятские книголюбы. Киров, 1986. С. 104—107.
  5. Анучин Д. Н. О людях русской науки и культуры. М., 1952. С. 260—272.
  6. Равикович Д. А. Музеи местного края во второй половине XIX — начале XX в. // Очерки истории музейного дела в России. М., 1960. Вып. II. С. 217—233; Формозов А. А. Страницы истории русской археологии. М., 1986. С. 156—161.
  7. Худяков И. А. Записки каракозовца. М.; Л., 1930. С. 76, 77.
  8. Белый А. Между двух революций. М.; Л., 1931.
  9. Спицын А. А. Археологические разведки. СПб., 1908; Он же. Археологические раскопки. СПб., 1910; Городцов В. А. Руководство для археологических раскопок. М., 1914.
  10. Ключевский В. О. Письма, дневники, афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 257.
  11. Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 185.
  12. Милюков П. Н. Отчет о раскопках рязанских курганов летом 1896 г. // Труды X археологического съезда. М., 1899. Т. 1. С. 14—37; Богоявленский С. К., Готье Ю. В. Отчет о раскопках Елизаровского могильника Волоколамского уезда Московской губернии в 1900 г. // Древности. М., 1901. Т. XIX. Вып. 2. С. 57—70.
  13. Любавский М. К. Древняя русская история до конца XVI века. М., 1911. Ч. 1.
  14. Багалей Д. И. Русская история. Харьков, 1909. Ч. 1; Грушевский М. С. Киевская Русь. СПб., 1911. Ч. 1. С. 14—47; Довнар-Запольский М. В. История русского народного хозяйства. Киев, 1911. Ч. 1.

В этот день:

Дни смерти
1823 Умер Джованни Баттиста Бельцони — итальянский путешественник и археолог. Ему удалось перевезти статую Рамзеса Великого из окрестностей Фив в Александрию и впервые проникнуть в храм Абу-Симбела. В Долине царей (Бибан эль Молук) близ Фив он открыл многие важные катакомбы с мумиями, в числе их знаменитую гробницу Псамметиха, или Нехо, из которой он увёз великолепный алебастровый саркофаг. Но самым блестящим предприятием Бельцони было открытие погребальной камеры пирамиды Хефрена.
2002 Умер Владислав Александрович Могильников — отечественный археолог, доктор исторических наук, специалист по средневековой археологии Южной Сибири.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014