К содержанию книги «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси» | К следующей главе
Ладога провожала корабли, уходящие вверх по Волхову, величавыми насыпями сопок, высящимися на возвышенностях Княщины и Лопина: это своеобразные пропилеи на великом водном пути. Ближайшие волховские плесы с высокими ровными берегами были отмечены редкими насыпями сопок (удер. Симанково, по правому берегу), ныне исчезнувшими. Узость Волхова на изгибе плеса называлась Ильинское. Православная церковь на высоком крутом мысу левого берега, стоящая и в наше время, хранит воспоминание об Илье-Пророке, христианском заместителе языческого Громовника: отсюда дает о себе знать Перун, владыка над Волховскими порогами.
На подходе к Порогам — Дубовик (дуб — священное дерево Перуна). Цепочка сопок и мысовое городище на правом берегу Волхова, перед порогами — узловой и сторожевой пункт «Ладожского ярлства», обитаемого пятна селитьбы вдоль Волхова, центром которой была Ладога. Однако сакральным ядром пространства Порогов была господствующая над ними возвышенность левого берега, осененная именем Михаила Архангела.
Плотина Волховской ГЭС, перекрывшая пороги, упирается в берег прямо под церковью Михаила Архангела в одноименном селе (в советское время переименованном в Октябрьское и вошедшем в черту современного г. Волхов). Сто с лишним лет тому назад «в ста саженях от церкви» высилась сопка, самая грандиозная из известных на Волхове. Она была полностью («на снос») раскопана первым из исследователей ладожской крепости и сопок Н. Е. Бранденбургом.
[adsense]
Высокая, крутобокая, «в форме усеченного конуса», она достигала высоты более 10 м. Основание окружностью 97 м было окружено монументальной каменной крепидою: внешний ряд из крупных валунов, внутренняя стенка из плит, заполнение колотым камнем и плитяное покрытие образовывали мощное каменное кольцо высотою около 1 м и шириною 1,4 м. Таинственные каменные сооружения, сохранившиеся в виде грандиозных многоярусных кладок высотою до 2 м, каменных вымосток и неясных сгоревших деревянных конструкций, содержали первоначальное захоронение по обряду сожжения на стороне (останки, принесенные с погребального костра, были рассыпаны внутри сооружения). Насыпь над этим захоронением не превышала 6 м высотою.
На ее поверхности позднее была выровнена площадка, и на ней создан новый ярус каменных сооружений. Над ними устроена двухметровая насыпь (так что общая высота сопки достигла 8 м), а на ее вершине — небольшая площадка со следующим ярусом каменных кладок. Близ одной из них находился горшок со следами жертвенного мяса: небольшая насыпь перекрывала и этот своеобразный алтарь, а в ней, в свою очередь, поместили остатки еще одного из выявленных раскопками сожжений. Так сопка приобрела свой окончательный вид (Петренко 1994: 132-133).
Рядом с каменной оградой основания позднее был устроен могильник с захоронениями по обряду ингумации: открыто 14 костяков (Н. Е. Бранденбург). Такого рода могильники «при сопках» появляются с начала XI в. в Ладоге, Новгороде и окрестных поселениях этих столичных центров христианизации (Конецкий 1984:40-44). В них можно видеть свидетельство торжества христианства, по крайней мере, в высшем слое социума Древней Руси, семьях и окружении боярской знати, потомков патриархальных династий местных вождей, где славянские «старейшины» порою тесно породнились с находниками-варягами («от варяг бо прозвашася русью… новгородцы от рода варяжска» — варьируют эти отношения в летописных формулах).
Сопка Михаила-Архангела остается одной из интереснейших загадок археологии «Руси Рюрика». В ней практически не было вещей, позволяющих датировать погребения, уточнить их этнокультурную принадлежность. В то же время беспрецедентное количество труда, затраченное на ее сооружение (как в самом начале, так и затем на протяжении нескольких поколений), размеры и топография, превращавшие насыпь в самый заметный объект окружающего пространства, почитание на протяжении столетий, с плавным переходом в христианские формы культа, свидетельствуют о ее особом значении.
Архангел Михаил в средневековой картине мира заместил языческого Громовержца не только в восточном, но и в западном христианстве: в блеске молний и раскатах грома он являлся Жанне д’Арк. Весьма вероятно, сопка над Волховскими порогами сооружена здесь, на границе владений Громовержца, ради лиц высокого социального ранга, жрецов и вождей (волхвов), обеспечивавших миру покровительство Перуна.
Сопки Дубовика, напротив и ниже по правому берегу, в виду Михаила Архангела, визуально взаимосвязаны с этой монументальной насыпью, а судя по результатам раскопок — типологически близки ей. Поселением, связанным с этим языческим некрополем, было небольшое мысовое городище на правом берегу Волхова: почти полностью уничтоженное строительным карьером, оно лишь частично исследовано археологами (Кузьмин, Тарасов 1998: 55-58).
Городище «Городок» располагалось на мысу ручья Мельник, впадающего в Волхов, посреди слившихся деревень Старые и Новые Дубовики, при каждой из которых стояла группа сопок (от двух до семи насыпей). Дугообразный ров и вал защищали треугольную площадку, обжитую, судя по находкам архаической керамики, еще в доладожские (и дославянские) времена. Близ городища в эпоху Пути из Варяг в Греки образовался небольшой «посад», здесь раскопаны хозяйственные постройки, близкие ладожским. Бытовой материал, особенно — лепная керамика (как и в ранних слоях Ладоги VIII — IX вв., сделанная от руки, без применения примитивного гончарного круга) тождественны находкам славянских селищ Приильменья, изученных в последние десятилетия. В то же время великолепный резной костяной гребень фризской работы (ранний западный «импорт» VIII — ІХ вв. или изделие заморских мастеров, осевших в Ладоге), стеклянные бусы, арабский дирхем чеканки 746-747 гг. свидетельствуют о тесных связях с Ладогой этого укрепления на Пути из Варяг в Греки.
Городище Дубовик, несомненно, обслуживало в IX-X вв. переход через Волховские пороги. Красочное описание такого перехода оставил секретарь голштинского посольства в Россию 1633-1635 гг., шлезвигский ученый-энциклопедист Адам Олеарий: «В семи верстах от Ладоги… на этой реке пороги, и еще через семь верст другие, через которые очень опасно переезжать в лодках, так как река там стрелою мчится вниз с больших камней и между ними. Поэтому, когда мы прибыли к первым порогам, то вышли из лодок и пошли берегом, дожидаясь, пока наши лодки сотнею людей перетаскивались через пороги на канатах. Однако все прошло счастливо, за исключением последней… Когда эта лодка сильнее всего боролась с течением, вдруг разорвался канат, и она стрелою помчалась назад. Она, вероятно, достигла бы опять порогов, через которые ее с трудом перетащили, и без сомнения разбилась бы тут, если бы по особому счастию канат, значительный обрывок которого еще остался на лодке, не закинулся случайно за большой выступавший из воды камень, зацепившись за него с такою силой, что с трудом только можно было опять освободить его. Нам сообщили, что на этом самом месте несколько ранее засело судно некоего епископа, груженое рыбою, и погибло вместе с епископом» (Олеарий 1986: 299).
Ганзейская грамота 1270 г. подробно описывает условия перехода через пороги: товар с немецких «коггов» перегружали на местные новгородские ладьи. Проводили через пороги их люди, называемые forskarlar (от др.-сев. fors — «речной порог», kari — «работник, парень»). Специальные местные лоцманы должны были сопровождать суда на протяжении 19 км, вдоль которых тянулись пороги. Опасность этого плавания подчеркивалась тем, что, по условиям Договора Новгорода с Ганзой, в случае гибели на порогах немецкий гость не отвечал за утрату ладьи, но и новгородский лоцман — за погибший товар. В. А. Брим, исследовавший эти средневековые документы, полагал, что «вся организация этого перехода идет еще от времен варягов и была унаследована ганзейскими купцами почти без всяких изменений» (Брим 1931:22).
Последняя гряда порогов — Велецкая — заканчивается у дер. Вельсы и одноименного городища, открывающего панораму Гостиного Поля, где само название, да и средневековые письменные источники указывают на исконную стоянку «гостей» — купцов. Архаичные микротопонимы, видимо, связаны с языческим культом Велеса. Городище на узком мысу в месте впадения речки Жупки, правого притока Волхова, топографией напоминает первоначальную Ладожскую крепость: узкая известняковая скала мыса защищает небольшую речную гавань. Невысокий вал и ров с напольной стороны составляют укрепления городища, культурный слой (по материалу близкий Дубовику, Любше и другим подобным поселениям) сильно разрушен траншеями военного времени. С юга к городищу примыкает культурный слой открытого поселения, «посада», плавно переходящий на территорию Никольского Гостинопольского монастыря, от которого сохранились Руины Никольского собора XV в. (разрушенного в последнюю войну и известного своими росписями со времен Олеария).
Топография Гостинополья, таким образом, объединяет функцию навигационно-фортификационную (городище над гаванью), жизнеобеспечивающую (селище, посад) и сакральную (монастырь). Вновь при этом проявляется маркирующее путь значение храмов Николы. Гостинопольская церковь отделена от одноименной ладожской (в Никольском монастыре) примерно таким же расстоянием, как та — от новоладожского Николо-Медведицкого монастыря (с Никольским собором, существующим по крайней мере с XV в.).
«От Холмогор до Колы — тридцать три Николы», — вспоминает поморскую поговорку писатель С. В. Максимов в связи с северным обычаем отмечать Никольскими храмами определенные отрезки водного пути (Максимов 1987: 259). По Волхову от Ладожского озера до Ильменя — десять «Никол», следующая за гостинопольской, если не церковь, то напоминающая о ней, микротопонимия — близ дер. Городище, в 65 км от устья Волхова. Четыре «Николы» на 65 км, то есть в среднем по одному на каждые 16 км — расстояние среднего дневного перехода по реке.
[adsense]
От Николы Гостинопольского открывается вид на стрелку Вындина острова, делящего Волхов на два примерно равных рукава длиной около 5 км. Название остров получил по помещикам Вындомским, московского времени; его называют еще «Золотым», рассказывая о разбойниках, скрывших на острове клад. Излучина напротив южной оконечности острова по левому берегу была отмечена сопкой (раскопанной при строительстве газопровода через Волхов). На острове вдоль высокой западной береговой кромки в лесной чаще стоят три высокие насыпи, напоминающие курганы «приладожской культуры» IX-XII вв., отождествляемой с летописными «колбягами». Этим же переходом проходили Прусынский остров (напоминающий о боярах «Пруской улицы» Новгорода), а завершался он, скорее всего, близ дер. Городище.
Здесь находятся Пчевские пороги. Название, по впадающей в 20 км выше по течению Волхова речке Пчева, его правому притоку, указывает, что освоение Волхова шло от истоков к устью, с юга на север. Прямо напротив порогов в Волхов впадает другой, левый приток, речка Влоя. Снизу вверх пороги отмечены микротопонимами: Нижнє-
Никольская и Верхненикольская гряда фиксируют очередного «Николу» Волховского пути. Следующая гряда — Князьковская, за нею — Дворцовая, как будто дублируют на Влое соотношение сакральной и светской власти ладожской «княщины» с владениями духовенства (христианского, наследовавшего языческим волхвам).
Городище на правом берегу Волхова выше «Никольских» порогов — типичный «градок» Хв. на речном пути. Треугольная площадка с напольной стороны защищена дугообразным валом и рвом, крутые береговые склоны, поднимающиеся на 20-30 м над речной поймой, были подровнены для неприступности. От реки на городище ведет отлогий въезд, позволявший подниматься с приречной низменности, вполне пригодной для недолгой стоянки проходящих кораблей. Как и в Вельсах, подобный укрепленный пункт вполне могли защищать десяток-дюжина воинов, посаженных «заставою» для надзора за порядком и безопасностью, сбора пошлин и защиты речного пути, а вместе с ним — и ближайшей округи.
Близ городища — посад с культурным слоем и древнерусской керамикой Х-ХІІІ вв. Напротив, на левом высоком берегу Волхова — деревня Подсопье, само название которой указывает — «Под Сопкой». Действительно, здесь на высшей точке надпойменной террасы, господствующей над излучиною Волхова, стояла сопка (разрушенная сельхозработами последних лет), на площадке террасы за сопкою — древнерусское селище Х-ХIII вв., а ниже по склону — селище с лепной керамикой (соответствующей «эпохе сопок» VIII-X вв.).
Узел памятников Городище-Подсопье, таким образом, запечатлел различные этапы истории волховского Пути из Варяг в Греки: от начальной, «ладожских сопок», к древнерусской Х-ХІІІ вв., отмеченной укрепленными «градками», опорными пунктами княжеской власти, к развитой административной структуре Господина Великого Новгорода, наследованной затем Московским государством (с разделением церковного и светского княжеского хозяйства, перешедшего в XV-XVI вв. в ведение Дворцового приказа Московского Кремля).
Волхов выше Городища резко меняет свой характер. Река течет широким медленным разливом, в три-четыре раза превышающим ширину русла ниже порогов и достигающим от края до края нескольких сот метров. Разделяясь нередко на многочисленные и устойчивые рукава, он течет среди низменной болотистой равнины, вбирая речки Черная, Велья, Тигода, Оскуя, Кересть, на протяжении примерно 80 км, до округи современной станции Чудово. Может быть, это имя следует рассматривать как собирательное в древности для всей этой местности, которую продолжала населять промышлявшая охотой и рыболовством в прибрежных зарослях — дославянская «чудь». В окрестных деревнях еще в 1960-х гг. можно было слышать рассказы местных старух о «чуди, чухарях», живших в низких землянках с соломенными кровлями с дымовым отверстием, без печей: «а на время молитвы щель в крыше прикрывали куполочком с крестом» (дер. Некрасовские Луки, материалы экспедиции «Нево-87»).
«Чудово» прерывает резкая излучина Волхова между устьями левого притока, Тигоды, и правого — Пчевжи. У дер. Оспички на высоком краю террасы коренноголевого берега здесь известна сопка (распаханная в 1970-х гг.), ниже по течению — дер. Ольгино (вызывающая в памяти предания о княгине Ольге, ее походах на Новгород, Мету, Лугу и Псков, погостах и данях; этот «административный рейд» киевской княгини с дружиною по Пути из Варяг в Греки летописью засвидетельствован под 947 г.). За «Ольгинской излучиной» Волхов вновь приобретает характер широкого разлива с многочисленными рукавами, протоками, озерами, омывающими более или менее устойчивые речные острова.
К содержанию книги «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси» | К следующей главе