Среди довольно большого количества наскальных рисунков древнетюркского времени выделяются разные стилистические группы, хотя по сюжетам они во многом повторяют друг друга. В основном это — всадники, скачущие на лошадях, стреляющие на скаку из луков, держащие в руке знамена или штандарты, копья.
[adsense]
Идентификация восточного, курыканского наскального искусства была осуществлена А. П. Окладниковым в результате сопоставления рисунков на песчаниковых плитках, найденных при раскопках курыканского городища на горе Манхай в Кудинской степи [Окладников, Запорожская, 1959, с. 109], с изображениями на скалах, особенно на Шишкинских. Очень выразительны рисунки курыканских лошадей. Как правило, они силуэтны, выполнены плавными, изогнутыми линиями. У лошадей мощные, высокие шеи и непропорционально маленькие головы. Обычно показаны все четыре ноги: лошади как бы бегут широкой рысью. На головах возвышаются небольшие султанчики, похожие на таштыкские, но не совсем такие. Вообще вся манера изображения курыканских лошадей и других животных имеет некоторые черты сходства с таштыкским искусством, но все же отличается от него. Всадники изображены очень схематично, их ноги часто не показаны. Одной из особенностей, сближающей курыканских лошадей с рисунками Минусинской котловины и Алтая, является уже упоминавшаяся в разделе о стилистических инвариантах «зубчатая» грива.
Алтайские и минусинские петроглифы древнетюркского времени отождествляются по рисунку на роговой облицовке передней луки седла из алтайского древнетюркского могильника Кудыргэ [Гаврилова, 1965, табл. XVI: 1] и по гравировке на «изваянии» — валуне из того же могильника [Гаврилова, 1965, табл. VI]. Любопытно, что на изображениях лошадей кудыргинского валуна наряду с типично древне-тюркскими стилистическими признаками — «зубчатая» грива, особые пропорции туловищ и ног — прослеживаются некоторые более древние черты: подчеркнутый изгиб переднего края морды, глаз, примыкающий к линии лба. Их мы наблюдали на рисунках лошадей татарского времени (рис. 87, 88).
Большую серию древнетюркских тамгообразных изображений горного козла выделил А. Д. Грач [Грач, 1957, с. 408—414; 1973, с. 316—333], вполне убедительно отождествивший их с тамгами на орхонских камнеписных стелах 1. Таких петроглифов довольно много по всему
ареалу, рассматриваемому в данной работе (см. также: [Савинов, 1967]). 2
К сожалению, хуже обстоит дело с выделением других наскальных рисунков древнетюркского времени в Семиречье и на Тянь-Шане. То, что в этих районах в довольно большом количестве представлена древнетюркская скульптура и другие памятники алтайско-орхонского облика, позволяет быть уверенным, что и древнетюркские петроглифы должны здесь встречаться не реже, чем в Саянах и на Алтае.
Изображения, подобные «гобийскому всаднику» [Волков, 1965; Дорж, 1974], встречаются в Средней Азии нередко. Например, изображение конного лучника из Нуратау [Шацкий, 1973, рис. 25]. По стилистическим особенностям оно явно позже сарматского времени, но раньше монгольского. Однако для более четкого анализа подобных наблюдений пока собрано мало.
[adsense]
Петроглифов, достоверно относящихся к монгольскому времени, в рассматриваемых районах известно сравнительно немного [Окладников, 1962; Грач, 1957; Дорж, Новгородова, 1975 и др.]. По-видимому, это объясняется двумя причинами. Как исторический источник по истории средневековья, петроглифы отступают на задний план перед многочисленными письменными данными и обильными археологическими материалами. Поэтому специально они изучались мало. «Традиция нанесения на скалы изображений сохранялась и в тюркской, и кыргызской среде и продолжалась в монгольскую эпоху. Однако критерии выделения тувинских средневековых петроглифов остаются еще неразработанными» [Вайнштейн, 1974, с. 78]. Это утверждение можно в полной мере отнести и к петроглифам Средней Азии. Вторая причина, вероятно, состоит в том, что в эпоху средневековья изобразительное искусство все больше переходит с плоскостей, созданных природой, на плоскости, созданные человеком, и искусство петроглифов постепенно начинает забываться.
В отдельных случаях оно сохраняется до очень позднего времени. Свидетельством этому служат сцена охоты из Ортаа-Саргола [Дэвлет, 1977 (II)] и изображение всадника с сошниковым ружьем на Мугур-Сарголе (рис. 60) или почти современные рисунки памиро-алайских. пастухов.
***
Подводя итоги рассмотрению хронологии развития наскального искусства Средней Азии и Южной Сибири, можно наметить следующие основные этапы и тенденции.
Петроглифы заключительного этапа каменного века редки и фрагментарны, однако это не может служить основанием для вывода о неразвитости у ряда культур изобразительного искусства. Скорее эти факты говорят о недостаточной изученности пещер, гротов и навесов — наиболее вероятных мест, где эти памятники могли сохраниться, а также о том, что, по-видимому, большая часть древней живописи и графики безвозвратно утрачена.
Характерной особенностью наскального искусства этого времени является экспрессия, подчеркнутая индивидуализация образов, глубокое проникновение в их природу при максимальном лаконизме изобразительных средств. В плане семантики здесь впервые появляются мифологические персонажи.
Переход к эпохе бронзы и соответственно к ранним формам производящего хозяйства влечет за собой глубокие изменения в мировосприятии, а через них — и перемены в психологии творчества. Изменения в сюжетах не столь значительны: репертуар образов животных продолжает оставаться в общем тем же, но постепенно меняется их стилистическая трактовка в сторону обобщения, схематизации и геометризации изображений. Появляются явно мифологические персонажи, а также специфические сюжеты, присущие определенным культурам (колесные повозки), которые существенно дополняют наши знания о распространении этих культур, полученные в результате археологических раскопок. У степных культур эпохи бронзы изобразительное искусство дополняется и частично вытесняется абстрактными, геометризованными орнаментальными мотивами.
На заключительном этапе эпохи бронзы в Саяно-Алтае складываются черты нового изобразительного стиля, который явился как бы отрицанием отрицания по отношению к схематизму искусства пастухов-скотоводов. Реализм и динамичность искусства древних охотников возродились на новой основе и, окрашенные особой стилизацией, создали неповторимый феномен скифо-сибирского звериного стиля, элементы которого можно найти в искусстве кельтов и германцев, а в искусстве викингов они сохраняются до раннего средневековья.
В развитом железном веке искусство петроглифов начинает постепенно вырождаться. По-видимому, в определенной мере это объясняется переходом к использованию новых, не природных, а искусственно созданных плоскостей: стены зданий, керамика, дерево, металл, которые открыли человеку новые возможности для изобразительного творчества.
Notes:
- Это, кстати, очень характерный пример стилистического анализа петроглифов. Не учитывая особенностей стиля тамгообразных изображений горных козлов. ↩
- М. X. Маннай-оол и вслед за ним А. А. Формозов писали по этому поводу, что профильные силуэты горных козлов относятся не только к древнетюркскому времени, но и к другим эпохам, в частности к тагарской культуре [Маннай-оол, 1967, с. 140—146; Формозов, 1969(II), с. 76]. Действительно, горные козлы вообще выбивались на скалах с незапамятных времен и почти до наших дней. Но ведь речь идет не о том, что изображено, а о том, как изображено данное животное. ↩