Первые открытия

Археологическое изучение Центральной и Средней Азии русской и европейской наукой началось неодновременно. Если археология Сибири насчитывает более 250 лет, то среднеазиатская археология лет на 150 моложе. Вряд ли есть необходимость пересказывать на этих страницах достаточно подробные обзоры истории археологического изучения Южной Сибири и Средней Азии, в которых определенное место уделено и вопросам изучения петроглифов этих областей ¹. Хотелось бы сосредоточиться на качественных изменениях, происшедших за истекшее время в самом подходе к памятникам первобытного искусства, на том, как из предмета любопытства и удивления они стали источником к изучению истории и духовной культуры древних народов.

[adsense]

Сибирским писаницам ², вследствие того что они раньше, чем петроглифы Средней Азии, стали объектом научного изучения, «повезло» больше. Первым упоминаниям о них в литературе более трехсот лет: Томская писаница упоминается в одном из хронографов XVII в.: «Не дошед острогу, на краи реки Томи, лежит камень велик и высок, а на нем написано: звери и скоты, и птицы и всякие подобия…» (цит. по [Окладников, 1959, с. 5; Окладников, Мартынов, 1972, с. 9]).

По-видимому, наиболее ранним литературным сообщением о енисейских писаницах следует считать запись Николая Милеску Спафария, русского посла в Китае, сделанную им при пересечении Енисея где-то в районе современного Енисейска: «…а до большого порога не доезжая, есть место, утес каменный по Енисею. На том утесе есть вырезано на камне неведомо какое письмо, и меж письмом есть и кресты вырезаны, также и люди вырезаны, и в руках у них булавы и иные многие такие дела. Как сказывают, что в том камне вырезаны на пустом месте. А никто не ведает, что вырезано и от кого» [Спафарий, 1960, с. 70]. Для наших задач такие сообщения имеют, безусловно, чисто историографическую ценность, поскольку сам Спафарий этих писаниц не видел, и даже примерное их соответствие одному из известных сейчас енисейских комплексов петроглифов установить невозможно.

Начало обследованию енисейских писаниц с научными целями положили работы Даниила Готлиба Мессершмидта (1685—1735), данцигского врача и ученого, сочетавшего в себе знания натуралиста и филолога, принятого на государственную службу Петром I в 1717 г. и отправленного в 1719 г. в экспедицию по изучению Сибири. В специальной работе, посвященной началу сибирской археологии [Кызласов, 1962; см. также: Вадецкая, 1973], подробно рассматриваются цели и результаты работы экспедиции Д. Г. Мессершмидта в той ее части, которая касается археологии. Судя по извлечениям из дневников, опубликованным только в конце прошлого века [Радлов, 1888], Д. Г. Мессершмидт, которому принадлежит честь открытия енисейской письменности, глубоко интересовался писаницами и делал их зарисовки. Работы спутника и помощника Мессершмидта, пленного шведского офицера Страленберга (Ф. И. Табберта), по-видимому, нельзя считать вполне самостоятельными и не испытавшими влияния Мессершмидта. Ценность книги Страленберга (1730) состояла в ее своевременной публикации, в то время как труды Мессершмидта полностью не опубликованы до сих пор.

Последующие изыскания в Сибири, проводившиеся Г. Ф. Миллером, И. Г. Гмелиным, П. С. Палласом и др., в той части, в которой они касались археологии, в основном концентрировались вокруг открытой Д. Г. Мессершмидтом древнетюркской рунической письменности и древних курганов. Правда, некоторые из перечисленных ученых обращали внимание на наскальные рисунки, описывали их, делали зарисовки и публиковали. Однако достоверность этих публикации весьма невысока [Радлов, 1894, с. 68—71]. Хорошо подтверждает это, например, сравнение одного из рисунков с р. Маны (правый приток Енисея в 25 км выше Красноярска), скопированного И. Г. Гмелиным, с копией и фотоснимком А. В. Адрианова [Адрианов, 1913, с. 31—32; Гмелин, 1752, с. 475]. Тем не менее именно благодаря энергии, любознательности и трудам ученых XVIII—XIX вв. были получены первые, пусть не всегда достоверные сведения, которые проложили дорогу последующим исследователям.

Итак, первый этап — XVIII — начало XIX в.— был этапом удивлений и «великих археологических открытий». Для Средней Азии этот период наступил несколько позже, поскольку русской и европейской науке Средняя Азия стала вполне доступной только в 70-х годах XIX в., после вхождения основных областей Туркестана в состав России. Более ранние литературные известия о Средней Азии относятся к XVIII в. [Миллер, 1750; Фишер, 1774 и др.], но в них главное внимание уделялось описанию страны и ее жителей, а не археологических памятников. В силу того что сама наука XIX в. была уже лишена наивного удивления первопроходцев, ознакомление с петроглифами Средней Азии и первые исследования их носили соответственно черты более ясного и делового подхода.

В литературе первой половины XIX в. интерес к древним рисункам на скалах и курганных камнях Сибири продолжает поддерживаться, хотя пока еще не видно четкого разграничения между интересом к древним письменам и к древнему искусству. Сведения о писаницах и письменах постоянно идут вперемежку в работах Г. И. Спасского [Спасский, 1818; 1857]. Г. И. Спасский пользовался не первичными наблюдениями, а сведениями из вторых рук. В основном это были сообщения и зарисовки чиновника енисейского генерал-губернаторства Л. Ф. Титова. Работы Г. И. Спасского возбудили интерес к древним изобразительным памятникам Сибири не только в России, но и в Европе. В 1840-х годах в Минусинской котловине проводил свои исследования известный финский этнограф и лингвист М. А. Кастрен. Материалы его экспедиций, опубликованные уже посмертно, содержали и некоторые сведения о наскальных рисунках [Шифнер, 1853 — 1858; Кастрен, 1901]. Основоположник финно-угорского языкознания М. А. Кастрен, хотя и не занимался специально изучением петроглифов, может считаться провозвестником перелома в методике полевых исследований. Стремясь к полной достоверности исходных данных, он первый применил «механический» способ копирования надписей, знаков и рисунков, т. е. изготовление эстампажей.

В 70-х годах XIX в. увидели свет статьи преподавателя иркутской гимназии Н. И. Попова (см., например: [Попов, 1874]). Отличительной особенностью этой серии публикаций была попытка подведения итогов в области изучения писаниц и древних письменных памятников, обнаруженных на скалах и камнях в долине Енисея. Однако сам Н. И. Попов полевых исследований не проводил.