Окладников А.П. К вопросу о происхождении и месте лука в истории культуры

К содержанию 5-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

(Сектор палеолита и неолита, 8 III 1940)

1

Лук и стрелы по праву занимают выдающееся место в истории культуры среди важнейших изобретений первобытного человека.

Тем не менее, в буржуазной науке, накопившей огромный фактический материал о них, особенно о различных видах лука, и о распространении их по земному шару, остались неразработанными самые основные теоретические вопросы: о возникновении лука, об условиях, которыми оно было подготовлено, и о значении этого события для развития культуры.

[adsense]

Только в классической работе Ф. Энгельса „Происхождение семьи, частной собственности и государства» и в „Кратком курсе истории ВКП(б)“ мы находим ответ на эти принципиальные вопросы, и наука может в дальнейшем, исходя из них, по-новому полностью освоить накопившийся археологический и этнографический материал.

Вопрос о времени появления лука в основном достаточно надежно разрешается археологическими открытиями. Находки каменных острий, которые по их размерам и форме всего вероятнее могли служить только наконечниками стрел, а не метательных копий и дротиков, в позднекапсийских памятниках и азиль-тарденуазских наслоениях позволяют датировать возникновение стрел и, очевидно, лука концом палеолита.

Сложнее обстоит дело с вопросом о происхождении лука. О происхождении лука и стрел существует немало теорий. Некоторые ученые утверждают, например, что „идею лука“ могла подать любая гибкая ветвь или лиана в лесу. Стоит отогнуть такую ветвь и затем внезапно отпустить ее, чтобы она с силой приняла прежнее положение, разбрасывая сидящих на ней мелких насекомых и капли росы. Другие считают, что древнейшим луком был не боевой, а „музыкальный** лук. Думают, что музыкальному луку в свою очередь предшествовал древесный пень с наполовину отщепленным от него куском дерева. Если этот кусок дерева отвести в сторону и отпустить обратно, он, издав громкий „музыкальный» звук, вновь примет прежнее положение.

Такие теории вообще несостоятельны, ибо их авторы подходят к луку и к его изобретателю — первобытному человеку — со своей собственной „европейской» меркой. Что касается лука, то, как правильно заметил в своей популярной работе К. Вэйле, европейцу обыкновенно „этот род оружия кажется чрезвычайно простым приспособлением, простым согнутым прутом, стянутым веревкой». ¹

В действительности самый простой по конструкции лук является очень сложным инструментом, так как обязательно включает три составных части: деревянный стержень, стрелу и тетиву, находящиеся, вдобавок, в сложном механическом взаимодействии. ²

Простого наблюдения над согнутой веткой или издающим звуки ³ расщепленным деревом для изобретения лука поэтому было бы недостаточно.

Авторы отмеченных теорий рассуждают так, потому что вообще не понимают действительной истории человечества. Они рассматривают первобытного человека как современного изобретателя, сначала логическим путем создающего идею, а затем осуществляющего ее на практике, заставляют дикаря размышлять над явлениями природы и строить сложные отвлеченные выводы, основанные на обобщении наблюдаемых в природе фактов.

Оставалась, правда, еще возможность объяснить возникновение лука счастливой случайностью. Но как нельзя вывести лук из наблюдений дикаря над свойствами древесных ветвей, так нельзя, с другой стороны, объяснить его возникновение и простой случайностью. Как сказано выше, лук слишком сложен для того, чтобы его можно было сделать случайно. Нужны были определенные условия, при которых изобретение лука становилось необходимостью. Необходим был определенный уровень развития, при котором мог появиться столь сложный инструмент. ⁴ Следовательно, изобретение лука должно было явиться не делом случая, а результатом длительного развития, итогом сложного процесса.

С этой стороны существенно, что лук является естественным завершением развития метательного вооружения. Повидимому, именно здесь и надо искать предшествовавшие ему звенья. Действительно, рассматривая метательное вооружение, можно увидеть, как человек постепенно накоплял трудовой опыт в этой области техники. ⁵

Древнейшими метательными орудиями были, как известно, камни и палки, а наиболее ранними метательными приспособлениями праща и метательная доска. Их действие основано на использовании силы инерции. Эта сила заставляет дротик при размахе слетать с метательной доски, благодаря резкой остановке ее во время движения, точно так же как вылетает и камень из пращи в момент внезапной остановки ее вращательного движения.

Но с изобретением лука люди научились использовать совершенно новую силу — сопротивления материала, скрытые силы упругости. В процессе натягивания лука происходит постепенная аккумуляция энергии.

Энергия, затрачиваемая на медленное натягивание тетивы и стержня лука, мгновенно освобождается в момент спуска тетивы и приводит в движение стрелу.

Изобретение лука в силу этого означало крупный шаг в области практического познания законов природы и резкий сдвиг в примитивной технике того времени.

Многие из ранних изобретений, предшествовавших луку в его современной форме, оказались после его появления лишними и потому бесследно исчезли.

Среди метательных приспособлений, пережиточно уцелевших у отсталых племен земного шара, есть, однако, и такие, которые позволяют подойти довольно близко к восстановлению звеньев, непосредственно предшествовавших луку в общей генетической цепи метательных орудий. ⁶

А. А. Попов, советский этнограф, много сделавший для изучения культуры народностей северной Сибири, недавно обстоятельно описал оригинальные метательные стрелы, употреблявшиеся в старину долганами для охоты на птиц и даже на таких крупных животных, как дикие олени. Теперь метательная стрела сохранилась только в виде детской игрушки, но согласно рассказам стариков не только существовала когда-то наравне с луком, как серьезное охотничье оружие, но и предшествовала ему. По словам А. А. Попова метательная стрела выделывалась из твердого и тяжелого лиственничного креня (смолистая сердцевина). Передний конец стрелы заострялся, задний имел вид лопаточки с зарубкой сбоку. Снаряд, посылающий стрелу, представлял собой длинную упругую палочку с привязанной веревкой, на конце которой был сделан узел. При выпускании стрелы ее брали левой рукой и вкладывали конец веревки выше узла в зарубку, имеющуюся на одной стороне стрелы. Затем правой рукой сильно оттягивали веревку вперед, в сторону палочки, которая при этом пружинила. Когда сила натяжения достигала предела, рука освобождала стрелу и она вылетала, далеко отброшенная вперед. ⁷ Открытие А. А. Попова надо назвать счастливым и очень важным. Описанное им метательное приспособление в корне отличается от всех остальных, десятки раз приводившихся в литературе. Оно глубоко, принципиально, отличается в частности и от наиболее близкой к нему метательной доски. Вместо простой силы инерции в метательной стреле, как и в луке, действует „сила натяжения», используется упругость материала, аккумулирующего и тем самым во много раз увеличивающего силу, прилагаемую человеком в процессе метания стрелы.

[adsense]

Более того, в метательной стреле уже даны во взаимодействии все составные части лука: тетива, стрела и упругий деревянный стержень; предвосхищен не только принцип его действия, но и структура. В этом отношении метательная стрела долган несравненно ценнее для понимания истории лука, чем, например, метательное приспособление обитателей островов Палау, также отмечавшееся в качестве прямого предшественника лука. На о. Палау употребляют гибкие, но прочные и сильно пружинящие, заостренные палки, которые сначала сгибают за оба конца, а затем выпускают один конец, вследствие чего палка распрямляется и летит вперед с большой силой. У этого приспособления как раз нет того, что характерно для лука, с одной стороны, для метательного оружия долгана, с другой, — тетивы и стрелы.

Таким образом намечается естественный переход от одного и очень длительного этапа развития метательного оружия к новому, более высокому. Простая палка, приводимая в движение операцией размаха, как бы удлинила руки человека. Метательная дощечка, еще более увеличивая глубину размаха, позволила значительно усилить действие инерции, приводившей в движение всякое метательное орудие.

Метательная же стрела долганского типа ввела в действие еще одну и совершенно новую силу, силу упругости, впервые соединила в одно целое три элемента, из которых состоит всякий лук. Конечно, их сочетание было по конструкции еще очень несовершенно, метательная стрела несравненно примитивнее самого грубого лука.

Но зато на следующем этапе лук сразу появился уже в его настоящем виде.

Для этого нужно было только закрепить тетиву еще и на другом конце стержня, изменив соответственно положение стрелы.

Можно, таким образом, с значительной долей уверенности сказать, когда и как возникает лук. Остается выяснить, почему он возник и что из этого последовало. Ответ на эти вопросы в основном уже дан в гениальном труде Энгельса, где сказано, что лук и стрелы стали решающим оружием для эпохи дикости и открыли своим появлением ее высшую ступень, так как сделали дичь постоянной пищей, а охоту одной из нормальных отраслей труда. ⁸

Археологическими исследованиями установлено, что конец палеолита совпадает с крупными переменами в природе, наиболее полно прослеженными пока для Европы. Суровый арктический климат позднеледникового времени в ряде частных колебаний постепенно смягчается. Безлесные тундра и степи уступают место лесу. Складываются новые ландшафты и происходят соответствующие перемены в мире животных. О масштабе этих перемен дает представление простое сравнение фауны палеолитических и более поздних стоянок: исчезают гиганты толстокожие, стада северных оленей, лошадей и быков. В мезолите и неолите преобладают уже типично лесные звери.

Естественно, что такой крупный перелом не мог пройти бесследно, без влияния на культуру первобытного человека.

До этого момента существовал определенный уклад жизни палеолитического населения. О нем можно судить по раскрытым советскими исследователями остаткам поселений. ⁹ Благодаря изобилию костей животных их справедливо называют охотничьими лагерями, но раскрыть характер этой охоты тем не менее труднее, чем констатировать ее наличие.

В высшей степени важно с этой стороны рассмотреть инвентарь палеолитических поселений и сравнить его с инвентарем поселений более позднего времени. Поразительным контрастом колоссальным нагромождениям костей животных здесь является прежде всего скудость таких находок, которые могли бы дать представление об охотничьем вооружении в собственном смысле этого слова. Оно фактически почти отсутствует.

Конечно, значительная часть кремневого инвентаря верхнего палеолита могла служить для обработки дерева, и, следовательно, логически рассуждая, нужно предполагать существование деревянного вооружения.

Но каким примитивным должно быть охотничье вооружение того времени по сравнению с неолитическим!

На неолитических стоянках встречаются, ведь, десятки и сотни наконечников стрел, копий, кинжалы и ножи, в погребениях же и торфяниках набор охотничьего вооружения еще полнее, разнообразнее по составу и богаче по количеству.

Нельзя, конечно, согласиться с тем, что палеолитический человек всюду жил добычей мерзлых туш мамонтов, но из этого противопоставления неизбежно следует вывод о качественном отличии охоты в палеолите от неолитической.

Грубому, неразвитому, инвентарю, очевидно, соответствует столь же примитивная организация труда. Какой была эта организация труда, показывает этнография, отмечающая пережитки коллективных массовых облав у отсталых племен земли.

Сейчас такие облавы как основной способ охоты имеют место лишь в особых условиях: при обилии дичи, а также в тех случаях, когда она не напугана людьми, не освоилась с их охотничьими приемами. Такова „поколюга» на северо-востоке Сибири или охота на моржей и пингвинов в глубокой Арктике. Все эти условия как раз и были налицо в верхнем палеолите.

Изменение природных условий в конце палеолита существенно изменило положение вещей — люди стали расселяться вслед за отступающим ледником. Их передвижения становились все более и более широкими и охватывали все новые территории. В связи с этим меньше становилось естественных „заказников», где не бывал еще человек и свободно размножались звери. Кроме того, вымерли мамонты, ушли животные тундр и степей. В условиях возникающего лесного ландшафта вообще стало труднее добывать дичь прежними способами.

Чтобы преодолеть создавшиеся трудности, необходимо было пойти вперед, покончить с традициями сотен тысячелетий.

И действительно, памятники этого времени отражают крупные перемены, далеко идущие сдвиги в культуре первобытного человека.

Резко изменяются характер поселений и устройство жилищ: монументальные сооружения сменяются более легкими и менее прочными, соответствующими не только смягчающемуся климату, но и более подвижному укладу жизни древних охотников.

В инвентаре поселений замечаются признаки какого-то на первый взгляд „оскудения», что находит выражение в исчезновении замечательного искусства ориньяко-солютрейского и мадленского времени, в постепенном уменьшении размеров и „стандартизации» форм каменных орудий. Под этим „упадком» обнаруживается, однако, прогрессивный перелом, развитие совершенно нового по характеру инвентаря, распространяются рубящие орудия — предшественники неолитических. Появляются орудия нового, вкладышевого типа, которые по своей функции были тем, чего не хватало раньше — индивидуальным и специализированным охотничьим вооружением: кинжалами, ножами, наконечниками копий и, главным образом, стрел. Их развитие было подготовлено также сдвигами в технике обработки камня — распространением тонкой отжимной техники и специфических приемов рассечения кремневых пластин на отдельные части, из которых выделывались миниатюрные вкладыши геометрически правильных очертаний.

Микролитические острия азиль-тарденуазского времени, трапеции и треугольники, прежде всего были наконечниками стрел. Обилие именно этих изделий, свидетельствующее о широком распространении лука и стрел, одновременно указывает и на решающую роль лука в оформлении нового уклада жизни.

Лук явился несравненно более дальнобойным и действенным оружием, чем прежние дубины, копья и метательные дротики.

Введение лука и стрел резко повысило эффективность охоты и тем самым обеспечило более постоянный, чем прежде, успех в деле добычи мясной пищи при меньшей затрате сил.

Лук и стрелы в соответствии с лесными условиями создали новую „маневренную» тактику охоты, обеспечили несравненно большую гибкость и подвижность охотничьего коллектива.

Следует отметить, что иногда введение лука и стрел связывали с „распадом» первобытно-общинного строя, говорили, будто лук и стрелы вызвали индивидуализацию охотничьего промысла и ослабление коллективного труда. В действительности этого не было и не могло быть. „Каменные орудия и появившиеся потом лук и стрелы исключали возможность борьбы с силами природы и хищными животными в одиночку». ¹⁰

Великое значение лука и стрел проявилось именно в том, что их введение содействовало улучшению и более гибкой организации коллективного труда, подняло его на высшую ступень, причем освободившееся время могло быть использовано на другие дела, свободные члены общины могли быть направлены на иные работы.

Общее значение лука и стрел было тем важнее, что изобретение их повлияло на развитие других видов охотничьих приспособлений, в первую очередь, разнообразных ловушек и „охотничьих хитростей», особенно же охотничьих изгородей. Эти изгороди возникли как вспомогательное средство при массовых облавах. По остроумному предположению П. Н. Третьякова одной из древнейших форм их были „маховки» — колья с чучелами, заменявшими настоящих загонщиков. ¹¹ С появлением полированных каменных тесел „маховки» превращаются в настоящие изгороди, становятся прочными и постоянными сооружениями крупного масштаба. Употребление же лука-самострела делает их самостоятельными, автоматически действующими охотничьими сооружениями, постоянно доставляющими мясную пищу.

Несравненно лучше оснащенный теперь в техническом отношении охотничий промысел приобретает, таким образом, более организованный, чем раньше, характер. Охота в целом рационализируется и действительно впервые превращается в нормальную отрасль труда. Одновременно на почве развития охотничьего промысла совершенствуется и затем, в подходящих условиях, поднимается до уровня ведущего занятия рыболовство.

Складываются высокоразвитые для неолита культуры племен, основными занятиями которых, судя по обстоятельствам, было рыболовство (напр, на территории СССР амурский неолит) или охота (байкальский неолит), или то и другое вместе (лесной неолит Европейской части СССР с „ямочно-гребенчатой керамикой»).

Как показывает этнография, некоторые племена остановились на достигнутом уровне. Но в других районах развитие шло дальше. От охоты, ставшей нормальной отраслью труда, через все более и более рациональное использование животных люди переходят к скотоводству; от рыболовства, влиявшего на усиление оседлости, — к земледелию-огородничеству, дальнейшее развитие которого стало затем возможным благодаря замене каменных орудий металлическими.

Так, в общих чертах, может быть представлена роль лука и стрел в процессе развития производительных сил древних времен.

К содержанию 5-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры