«Проблемная ситуация в современной археологии» | К следующей главе
Провозглашение в 30-х гг. в качестве генеральной цели археологического познания исследование социально-исторического развития древних обществ с позиций учения об общественно-экономических формациях являлось качественно новой в целом для археологии задачей, которая ранее в таких масштабах не решалась.
Культурархеология исследовала материальные остатки древних обществ целиком с позиций культурно-исторического развития. Каждый факт, зафиксированный в археологических памятниках, рассматривался как проявление культуры, как явление, характерное для человечества, выделяющее его из окружающей среды, специфическое для данного народа (как такового, существование которого де-факто само собой разумеется!). Совокупность этих фактов давала возможность сконструировать определенные локально-исторические системы культур. То, что они во многом были сконструированы механистически, по отдельным сферам или периодам, лишь на основе совместного нахождения их остатков, не вызывало еще споров. Совокупность таких остатков, чаще всего выделяемых в археологические культуры, позволяла проводить сравнительные описания культуры и на основе этого судить о ступенях культурного развития, культурных передвижениях, диффузиях культуры, миграциях культур и народов и т.п.
Во всех этих ситуациях любое человеческое общество как конкретно-исторический социальный организм, детерминированный определенным способом материального производства, — что составляет материальную основу существования общества как определенной системы социальных отношений и т.д. — в культурархеологии оставалось не только за пределами целей познания, но и внимания исследователей. Конечно, в культурархеологии также изучались вещи, связанные с производством или социальной организацией. Об этом хорошо сказал В.И.Равдоникас еще в начале 30-х гг.: ”… старая археология изучала орудия … лишь постольку, поскольку они входят в состав вещей! Правильнее сказать: старая археология изучала вещи, а не орудия труда…” (Равдоникас, 1931, с. 8). Точно так же в реконструкциях археологов или этнографов производство, социальная организация и т.д. рассматривались лишь как элементы культуры, а не как системообразующие факторы социальной жизни.
Культурархеология не выходила на исследования закономерностей социально-исторического развития древних обществ, а именно это было провозглашено советской археологией в 30-х гг. в качестве генеральной цели научного познания.
Арехология не только не имела в этом опыта исследования, но и фактически сам объект познания, а в еще большей степени — предмет познания этой области, в котором формируется в наиболее общем виде задача познания объекта, — не были достаточно четко обрисованы. Учитывая, что все это проходило практически в начале второго десятилетия существования советской общественной науки вообще, вполне естественно, что первые шаги нового направления были связаны с декларированием задач социально-исторического познания и стремлением показать, что собой представляет сам объект социально-исторического познания в археологии, т.е. обрисовать общую схему социальной системы древнейших обществ с позиций марксистского материалистического понимания истории. Отсюда понятно, почему археологи того времени уделяли так много внимания сугубо философским и общесоциологическим изысканиям в вопросах, касавшихся ранних этапов исторического развития — первобытных, рабовладельческих и феодальных обществ. В археологии вновь на каком то этапе преобладала рефлексия типа онтологизма, когда в центре внимания была связка ”знание — объект”. Поэтому сама постановка некоторыми археологами задач «реконструирования общественно-экономических формаций”, выглядит ныне весьма модернистски.
Однако следует иметь в виду, что, не сформулировав и не описав предмет познания на философско-социологическом уровне, едва ли возможно было в археологии понять конечную цель археологического познания и сущность социально-исторических исследований отдельных конкретных обществ прошлого. ”Кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих вопросов, — писал В.И.Ленин, — тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя натыкаться на эти общие вопросы”. (Ленин, т. 15, с. 368). Поэтому едва ли правомерны и справедливы обвинения первых советских археологов-марксистов ”в социологическом схематизме” (Генинг, 1982, с. 190 и сл.), так часто повторяемом на основе сугубо поверхностного знания истории науки.
Конечно, исследование социально-исторического развития по археологическим источникам с позиций марксистского понимания истории представляет весьма сложную и многоуровневую задачу, которая и ныне еще недостаточно осознана. Поэтому археологи все чаще обращаются к внутренней рефлексии своей науки.
Опыт более чем пятидесятилетнего развития социоархеологии должен помочь обрисовать основные этапы развития науки и в свете этого наметить перспективу дальнейшего движения. Проблемная ситуация назревала в советской археологии уже в 20-х гг. Появление таких обобщающих работ методологического характера, как монографии С.А.Жебелева и В.А.Городцова (Жебелев, 1923а; 19236; Городцов, 1923), в которых авторы пытались осмыслить историю науки и структуру археологического познания, а также достаточно большого количества публикаций, в которых обращалось внимание на необходимость первоочередоного исследования социально-экономических проблем (Никольский, 1924; Бороздин, 1926), наконец, выступление группы «нового археологического направления” за марксистскую археологию (Генинг, 1982, с. 100—111) — все это те конкретные вехи, которые знаменовали собой переход к социоархеологии в начале 30-х гг.
Генератором идеи поиска нового основания в развитии археологической науки стала марксистско-ленинская концепция социального развития, формировавшая мировоззрение первых советских археологов и определявшая новое понимание задач археологического познания. Отсюда и поиски новых комплексных методов, призывы к социологическим исследованиям и т.п. Все это наряду со все расширяющимися масштабами археологических раскопок формировало проблемную ситуацию в советской археологии начала 30-х гг., кульминацией которой были дискуссии о задачах археологической науки. В этих дискуссиях, с одной стороны, было сформулировано содержание проблемной ситуации, сложившейся в советской археологии, а с другой — определены (декларированы) ясно задачи и конечная цель социологических исследований (Генинг, 1982, с. 112—142). Это и явилось отправным пунктом научной революции, обусловившей становление социологического направления в археологии — социоархеологии. Основное, что определяло новое направление, заключалось в том, что археологические факты как явления прошлой исторической действительности рассматривались не как таковые, не как явления культуры, а как элементы социальной системы в их конкретно-исторической взаимосвязи в конкретных обществах прошлого.
Кульминацией научной революции является образование основания качественно нового знания. Научная революция начинается с определения познавательных задач и направления научных исследований, которые оказывают решающее воздействие на формирование предмета науки и коренную перестройку ее оснований. Сам же процесс образования научного знания на новой основе представляет собой достаточно длительный период эволюционного развития.
Становление социоархеологии проходило на общем фоне внедрения марксистских философских основ в общественные науки. Но культурархеология еще не исчерпала полностью всех своих возможностей в получении нового знания, поэтому развитие некоторых ее направлений продолжалось параллельно с социоархеологией. Да это и естественно: ни одно новое явление, процесс или система не могут возникнуть и развиваться, не сохранив и не усвоив, перерабатывая, элементы старой системы.
Уже в первые годы попытки исследования прошлых обществ в социально-историческом аспекте выявили крайне ограниченную источниковедческую базу. Например, удельный вес орудий труда — основных источников реконструкции хозяйственной деятельности — был среди археологических источников очень невелик. Весьма ограниченными были и раскопки на памятниках, особенно первобытной эпохи, а сами они проводились еще на низком методическом уровне, не позволявшем фиксировать их внутренние конструктивные особенности, что особенно важно для изучения общественной жизни. Поэтому ближайшими задачами стали накопление массовых материалов и улучшение качества полевых работ, а это, в свою очередь, требовало выполнения первичной культурно-хронологической систематизации археологических источников, что совпало с направлением, которое развивала культурархеология.
Достижением культурархеологии был типологический метод — метод формального анализа источников, вполне соответствующий задачам первичного накопления, систематизации археологических памятников и определения их культурно-хронологической принадлежности. Формально-типологический метод позволяет систематизировать и сохранять, накапливать знания о памятниках, а это главная предпосылка широких содержательных исследований социологического характера. Этот метод оказался также достаточно эффективным при исследовании этнических проблем, так как этническая специфика наиболее ярко представлена в культурной сфере.
Дискуссия 30-х гг. как первый этап научной революции в археологии сформулировала и утвердила цели социально-исторического познания, поэтому дальнейшая задача науки состояла в их реализации, что представляет собой уже долговременную задачу, характер решения которой обусловлен объективным состоянием уровня развития археологического знания. В предметной области социологического знания археологии была намечена лишь общая стратегия познания, а конкретные задачи и методы исследования необходимо было разрабатывать в практической деятельности.
Первые же опыты социологических исследований с применением методов прямых предметных реконструкций оказались достаточно эффективными и позволили получить знание об основах хозяйственной деятельности населения практически по всем многочисленным археологическим культурам, разграничить крупные хозяйственные зоны, рассмотреть в общих чертах основные этапы социально-экономического развития древнего населения отдельных регионов, исследовать технологию древних производств и т.д. Но в то же время здесь выявились и ограниченные возможности метода прямых реконструкций, поскольку, по существу, это был один из вариантов метода культурархеологии.
Анализ соотношения задач и возможностей археологического познания позволяет сделать ряд интересных заключений. Исследования закономерностей социально-исторического развития в том виде, каком это декларировалось в 30-х гг. на уровне объяснения сущности социального процесса с точки зрения формационного учения, на первоначальном этапе развития социоархеологии были практически недостижимой задачей. Это была программа-максимум, стратегическая перспектива, конечная цель социоархеологии. Невозможность реализации этой цели в полном объеме на том этапе была обусловлена определенным уровнем развития познавательных возможностей археологии, среди которых отметим следующие.
Крайне ограничен бы круг источников в количественном отношении. Например, к началу 30-х гг. в европейской части Союза было выявлено не более 20—30 археологических культур, материалы по которым были еще весьма скудные. Очень малы были масштабы раскопок отдельных памятников, особенно поселений, по которым в первую очередь можно судить о хозяйственно-бытовых сторонах жизни; наконец, очень немногочисленными оказались остатки производственной деятельности древних коллективов. В качественном отношении состояние источников было не лучше — большинство вещевого материала в музеях происходило из случайных сборов и было плохо документировано, особенно вещи, связанные с производственной жизнью.
Структура исследований социально-теоретических проблем не была еще разработана в археологии, а методологические вопросы практически не поднимались. Все это в известной мере уже было осознано и первыми энтузиастами социоархеологии, которые все чаще стали подчеркивать необходимость накопления полноценных источников и разработки теоретико-методологических проблем.
Затем следует подчеркнуть, что социально-историческое развитие обществ представляет собой чрезвычайно сложный процесс, изучение которого в археологии усугубляется еще тем, что в на¬шем распоряжении находится всего один компонент этой системы — предметный мир, который также представлен в ущербном виде. Источники социально-исторического познания археологии предстают здесь перед исследователем в своем «первозданном” виде — как остатки непосредственных элементов самого процесса жизнедеятельности. Реконструировать эту жизнедеятельность в понятиях хотя бы на уровне обыденности ее протекания, чтобы получить элементарное представление о жизни, — все это задача археолога. Историк пользуется информацией, смысловое значение слов которой ему более или менее ясно, а археолог получает вещи, изучение которых должно дать информацию об их социальной функции, а обобщения и анализ — сконструировать более общую информацию социально-исторического характера. И здесь оказывается, что процесс конструирования подобной информации жестко детерминирован структурой изучаемого процесса социальной жизни.
Археология, ставя конкретные цели исследования социально¬исторического процесса в отдельных обществах прошлого, должна познавать весь спектр уровней социальной жизни, осваивать методы и процедуры последовательного реконструирования жизнедеятельности: вначале выделить компонентный состав в доступном ей предметном мире, затем реконструировать технологию протекания данного процесса, и только после этого можно перейти к познанию системы отношений людей, порождающих различные социальные действия, продукты и духовные ценности. Методологические аспекты всей этой познавательной структуры в 30-х и последующих годах оставались практически не разработанными.
Среди познавательных возможностей, которые находились на недостаточном уровне, было и такое обстоятельство. Цели социально-исторического познания определяли стратегические перспективы развития науки, решение же конкретных задач на данном этапе, обусловленное уровнем, общим состоянием археологического познания, сводилось к следующему:
— массовое накопление источников, их классификация и сисматизация по функциональным категориям, особенно тех, которые могут быть соотнесены с производственной и общественной сферами;
— выделение археологических культур как конкретно-исторических целостностей, отдельных обществ прошлого — основных автономных образований социальной действительности и исторического анализа;
— реконструкция компонентного состава и технологии протекания различных сторон жизнедеятельности (уровень образа жизни и отдельные социальные сфёры), особенно в производстве и общественной организации, для того, чтобы представить специфику социальной жизни в конкретных обществах, материальные остатки которых объединяются в археологических культурах.
Таким образом, главная задача археологии состояла в получении новой содержательной, по характеру — социальной — информации о древних обществах. На данном этапе не концентрировалось внимание на способе (методе) получения этой информации, основной упор делался на онтологический аспект познания, поэтому каждый памятник, подвергнутый раскопкам, давал новое знание! Дальнейшее развитие археологии показало, что на начальном этапе решения социально-исторических проблем вполне достаточно совершенствования методов культурархеологии, и в первую очередь — метода прямых (предметных) реконструкций, т.е. соотнесение каждого предмета со своей прямой функцией, определяющей его место в технологической схеме явления, процесса социальной организации жизнедеятельности. Для успешного решения данных задач широко стали привлекаться различные методы естественных наук, так как они освещали технологию производства и т.п. Подобный этап в развитии науки, который задевает лишь содержательную сторону знания, обычно характеризуется философами как экстенсивная научная революция (Смирнов С.Н., 1982, с. 88).
Фактически развитие научного познания со стороны спецификации объекта в социоархеологии на начальном этапе осуществлялось в форме предметоцентризма и системоцентризма при господстве в рефлексии типов онтологизма и методологизма (см. параграф 1). Новое направление вновь повторяло в этом смысле этапы, пройденные наукой, используя тем самым опыт, накопленный в практике познания археологии. Естественно, что это не было механическим повторением старого, ибо познание осуществлялось на горзадо более обширном материале и более высоком уровне, а главное, при исследовании новых проблем социально-исторического характера.
Таким образом, проблемная ситуация 30-х гг. получила разрешение в экстенсивном направлении научной революции, которая поставила в качестве главной цели социально-историческое познание, а общее состояние науки обусловило конкретные задачи по достижению данной цели, которые сводились к массовым предметно-технологическим и социологическим реконструкциям на уровне образа жизни и в меньшей степени социальных сфер жизнедеятельности.
Советская археология 30—70-х гг. осуществила колоссальный рывок в развитии археологической науки, который поднял научное знание на качественно новый уровень. Достижения этого периода можно кратко резюмировать в следующем.
1. Полевые исследования достигли масштабов, практически охвативших всю огромную территорию нашей страны и все археологические эпохи, что привело к открытию массы новых материалов для изучения ранее незнакомых обществ прошлого.
2. Объем исследуемых памятников достиг того уровня, когда большинство категорий вещей, а нередко и комплексов, стали массовыми, насчитывающими сотни и даже тысячи единиц. Так, например, в одном из исследований по скифской археологии анализировалось 540 погребений. Нередки исследования по степным культурам, выборки которых насчитывают 1 0000 — 1 500 погребений. Недавно в одной из диссертаций, посвященной археологической культуре лесостепной зоны, открытой всего 30 лет назад, анализировалось более 1 100 погребений и 25 635 предметов из них.
3. Систематизация массового археологического материала позволила получить весьма совершенные типологические разработки по очень многим категориям археологических объектов, но в большинстве, однако, эти разработки носят формальный характер, поскольку связаны главным образом с задачами культурно-хронологической классификации.
4. Конечной целью таких систематизаций источников является выделение археологических культур. Этот процесс проходил особенно активно в советской археологии послевоенного периода. За 30 лет (1945—1975 гг.) вновь выделено более 100 археологических культур, причем большинство из них — в наиболее изученных районах европейской части Союза. Этот процесс не случаен. Археологическая культура — это основная целостность, причем как с точки зрения существовавшей в прошлом социальной структуры, так и в гносеологическом аспекте — как отправная единица для конкретно-исторического исследования. Поэтому выделение археологической культуры — это исходный момент, предпосылка выполнения социологических исследований в любом направлении. Крупнейшими достижениями в деле систематизации археологического материала явились серийные издания «Материалы и исследования по археологии СССР”, ”Своды археологических источников”, «Археология СССР” (проект — 20 томов), «Археология Украинской ССР” (3 тома) и др., в которых обобщен огромный материал, добытый не одним поколением археологов.
5. Впервые в археологии в широких масштабах были выполнены реконструкции хозяйственной деятельности по отдельным культурам — обществам прошлого. Несколько меньше обращалось внимания на реконструкции общественных институтов и духовной жизни первобытности. Это был период, когда осваивалась и совершенствовалась методика прямых предметных реконструкций, т.е. восстановления тех или иных сторон социальной или хозяйственной деятельности по вещам и сооружениям, непосредственно принадлежащим к соответствующей сфере, например: кости домашних животных — свидетельство наличия скотоводства; тигли, льячки — литейного дела и т.п. Для выполнения таких реконструкций, направленных в основном на восстановление технологии производства, широко привлекались данные естественных наук, этнографии и т.п. Появились и первые работы, обобщающие технологические реконструкции по обработке камня, кости, развитию земледелия и скотоводства. Однако все эти исследования вскрывали различные качественные стороны социальной жизни, не включая еще в характеристики количественные параметры.
В целом, однако, исследования данного периода развивались в рамках стихийно-эмпирического процесса познания, когда сам метод и методологические проблемы исследования, не вычленялись и не описывались, не говоря уже о том, что сами они также не являлись предметом специального исследования. Все это явно не фиксировалось при исследовании, поэтому и проверка полученного знания на предмет его аргументированности трудно осуществима. В такой ситуации сам исследователь должен интуитивно чувствовать правильность своих действий и выводов.
Итак, в советской археологии 30—70-х гг. было осуществлено немало новых по своему содержанию качественных исследований, в массе вычленивших археологические культуры, в которых систематизировались источники и освещалась главным образом хозяйственно-бытовая деятельность древних обществ.
Основное в развитии этого периода — прежде всего скачок в накоплении источников познания, скачок, который устранил препятствия, ограничивавшие возможности социально-исторических исследований, существовавших на заре формирования социоархеологии.
И все же почему не был получен эффект, который ожидался от исследований в стиле требований программы-максимум социоархеологии? Почему пока весьма скромны и малочисленны исследования, вскрывающие закономерности социально-экономического и исторического развития древних обществ? Почему, наконец, накопились огромные залежи не только неопубликованных источников, но и, в еще большей мере, источников, не введенных в систему проблемно-целевых исследований? Примеров такого положения можно привести немало. Один из самых жгучих вопросов — введение в научный оборот тех десятков тысяч погребений степей Украины, которые раскопаны новостроечными экспедициями. Не лучше состояние дел и в другие районах. Особенно тяжелое положение с результатами раскопок многих, если не большинства, поселений, давших вещевые комплексы и остатки сооружений в таком количестве, что даже простая публикация источника — проблема почти неосуществимая. В целом проблему, очевидно, можно сформулировать, так — почему в данной ситуации не срабатывает закон перехода количества в новое качество? И здесь надо искать причины проблемной ситуации, возникшей в современной археологии.
«Проблемная ситуация в современной археологии» | К следующей главе