Молодин, В. И. Экологический «стресс» на рубеже II-I тысячелетий до нашей эры и его влияние на этнокультурные и социально-экономические процессы у народов Западной Сибири II Культура как система в историческом контексте: опыт Зап.-Сиб. ар-хеол.-этногр. совещаний : материалы XV Междунар. Зап.-Сиб. археол.-этногр. конф. Томск : Аграф-Пресс, 2010. С. 22-24.
Научная библиотека КиберЛенинка: http://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-dinamiki-kultury-v-lesostepnoy-chasti-uralo-obskogo-regiona-vo-ii-seredine-i-tysyacheletiya-do-n-e#ixzz4dIUKL3EN
На рубеже 11-1 тыс. до н.э. специалисты по палеоклиматологии фиксируют резкое похолодание на территории Северной Азии, которое внятно сказалось на характере социально-экономических и этнокультурных процессов, проходивших у обитателей региона. По данным А.В. Шнитникова, основанных в значительной степени на сибирских материалах, большая часть II и начало I тыс. до н.э. — то есть эпоха бронзы — приходится на засушливый период, середина и вторая половина I тыс. до н.э. — эпоха раннего железа — совпадают с периодом повышенной увлажненности (Шнитников, 1957). Концепция общей увлаженённости материков коррелируется с трангрессивными и регрессивными фазами водоёмов. Интересующий нас период совпадает, по А.В. Шнитникову, с суббориальной трансгрессией 2800-1800 л.н. (1963). Палеоклиматическая кривая, составленная на основании полевых источников и данных радиоуглеродного датирования для юга Западной Сибири (Левина, Орлова, 1993), демонстрирует резкое похолодание в первых веках I тыс. до н.э., причём, как показывают последние данные, вообще самое сильное похолодание в голоцене (Зыкин и др., 2000, рис. 3).
Западная Сибирь занимает площадь около 3 млн. кв. км., что составляет примерно треть североазиатского континента, включает в себя несколько природно-климатических зон — ледниковую, полярно-пустынную тундру на севере до степной и горно-таёжных зон на юге (в том числе таёжную и лесостепную).
В результате резкого похолодания климата и интенсивного обводнения ухудшается экологическая обстановка в тундровой и таёжной зонах, что связано с катастрофическим обводнением и заболачиванием. Это приводит к изменениям в составе животного и растительного мира. М.Ф. Косарев демонстрирует яркий пример изменения состава фаунистических остатков на поселениях севера лесостепи (1987, с. 249), где количество диких животных в эпоху поздней бронзы составляло по количеству особей не более 10 % (дано по: Смирнов Н.Г., 1975), тогда как в переходное от бронзы к железу время кости диких животных уже преобладают (Стефанов, 1977).
Резко сокращаются территории, пригодные для стабильного обитания человеческих популяций. Понижение температурного режима, как и увеличение влажности не способствовали и без того нелёгким, по существу приближенным к экстремальным условиям обитания человека в высоких широтах.
Трансгрессия рек и озёр изменяет экологическую ситуацию в лесостепных и степных зонах. Наблюдается сдвиг таёжных массивов на юг и облесение широколистными лесами степей. Такая ситуация способствует расширению в регионе разнообразия промысловых животных, связанному с адаптацией в новых условиях таежной фауны, увеличению рыбных запасов в реках и озёрах. Стабильность травостоя в поймах, а также на высоких террасах способствовали развитию скотоводческого хозяйства в разных его формах. Вместе с тем, понижение среднегодовых температур в зонах рискового земледелия неблагоприятно сказывается на развитии последнего.
Сложившуюся ситуацию можно вполне квалифицировать как экологический «стресс» понимая под этим термином взрывные изменения, происшедшие в климате и природе, неизбежно повлекшие за собой серьёзные перемены в жизнедеятельности человеческих сообществ как на севере в тундрово-таёжной зоне, так и на юге в лесостепях и степях.
Осложнение жизнедеятельности человека на севере, в тундрово-таёжной зоне привело к формированию миграционных потоков в меридиональном направлении, с севера на юг. Следы этих потоков археологи прослеживают на всём протяжении пограничных территорий лесостепи и тайги: от Зауралья на западе до левобережья Енисея на востоке. Особенно явственно они фиксируются в акваториях Великих Сибирских рек, протекающих в меридиональном направлении. Нередки проникновения мигрантов глубоко на юг, почти в зону степей. Этот процесс ярко фиксируется практически во всех западносибирских культурах переходного от бронзы к железу времени (IX—VIII вв. до н.э.) Более того, он (процесс) привел к формированию свиты, что называется гибридных культур в лесостепях (гамаюнской, красноозёрской, молчановской, завьяловской, карьковской (Косарев М.Ф., 1981, с. 181-206; 1984 с. 42; Борзунов, 1992, с. 138-139; Генинг, Евдокимов, 1969, с. 63-64; Абрамова Стефанов, 1985, с 127; и др.), оказывающих, в свою очередь, активное влияние на южных соседей.
Следует иметь в виду, что переходным периодом вообще свойственна тенденция как бы ускорения темпов культурно-исторических процессов (Адаптация, трансформация и взаимодействие…, 2010, с. 103), со всеми вытекающими последствиями.
Представляется, что по своей мощи и направленности этот поток может быть вполне сопоставим с известной в истории гуннской экспансией, повлекший за собой процесс, именуемый «Великим переселением народов».
Фиксируемый археологами от Урала до Енисея мощнейший «северный вал» IX—VIII вв. до н.э. вызвал серьёзный дисбаланс в многочисленных этнокультурных сообществах лесостепей и степей, спровоцировав локальные миграции, сходные с бронзовским движением. В этот «водоворот» культур были вовлечены не только обитатели лесостепей, но даже этнокультурных образований таёжной зоны Средней Сибири, ярким свидетельством чему является появление своеобразной керамики, более всего напоминающей таёжную, среднесибирскую, вместе с завьяловской посудой на памятнике Линево-1 в предгорной зоне Южной Сибири (Молодин, Мыльникова, 2005, с. 401-403).
Миграция на юг таёжного населения приводит к разноплановым процессам в степях и лесостепях, которые можно обозначить следующими, континентальными, по сути, явлениями.
Приход нового населения в лесостепь происходит по законам адаптации мигрантов в чужеродной культурной, этнической и языковой среде, которая осуществлялась как мирная интеграция аборигенов и пришельцев, так и в виде серьезных военных столкновений. Этот «северный поток» спровоцировал мощные подвижки населения лесостепей и степей, что приводило к миграциям не только в меридиональном, но и в широтном направлениях.
Наглядным примером этих передвижений могут служить продвижения населения красноозерской культуры из предтаёжного и южнотаёжного Прииртышья на юго-восток, а носителей берликской культуры из североказахстанских степей на северо-восток. Эти потоки, как и сузгунский и атлымский следы с севера, ярко проявляются на материалах городища Чича, на юге Барабинской лесостепи (Культурная принадлежность городища…, 2008, с. 425-430). Сходные процессы фиксируются в Тоболо-Ишимском междуречье, где под воздействием северных пришельцев формируется двухкомпонентный восточный вариант иткульской культуры (Зимина О.Ю., 2008, с. 167; и др.). Важно подчеркнуть, что о формировании новых этнокультурных сообществ в Западносибирской лесостепи мы можем судить, не только опираясь на данные материальной культуры, но и на результаты палеогенетических исследований (Формирование этнокультурных сообществ…, 2008, с. 391-394).
Усиление военной опасности в зоне лесостепей и степей приводит в этот период к совершенствованию военной организации в обществе и, как следствие, развитию института вождества, особенно ярко проявившегося в появлении огромных элитных курганов типа Аржан-1 (Грязнов, 1980) и Аржан-2 (Cugunov at al., 2006) с захоронениями высшего социального статуса, наделенных особым погребальным инвентарём. Возникают сложные фортификационные системы, начиная от укреплённых жилищ и мысовых городищ у носителей гамаюнской культуры (Борзунов, 1992, с. 164-167), городищ круглой и овальной планировки, образующих порой сложные, двухплощадочные системы типа памятников Карагай-Аул-4; Карагай-Аул-1; Вак-Кур-2 в Тоболо-Ишимском междуречье (Зах, 1995а, с. 113-117), системы городищ с посадами красноозёрской культуры Инберень на Иртыше (Абрамова, Стефанов, 1985, с. 103-130), грандиозный комплекс Чича-1 в Барабинской лесостепи, снабжённый сложной системой оборонительных сооружений (Молодин, Парцингер, 2006, с. 49-55, Molodin et al., 2009, p. 325- 347), множество городищ переходного от бронзы к железу времени в лесостепном Приобье, Королёв Лог, Солонцы-3, Усть-Иша-2 с мощными системами рвов и валов (Абдулганеев, 1997, с. 53-61); городища завьяловской, молчановской, атлымской культур в Приобье (Троицкая, 1970; Косарев М.Ф., 1964; Окладников и др., 1979, с. 118-125). Этот перечень, при желании, может быть продолжен.
Усиление военной опасности приводит к резкому стимулированию различных этнокультурных сообществ к производству железа и ко всё более активному его использованию для изготовления оружия, то есть в военных целях. Ярким свидетельствам этому является железное оружие из кургана Аржан-2 (Cugunov et al., 2006, p. 20,21, 64,65).
Миграционные потоки в зонах, предрасположенных к различной направленности хозяйственной деятельности, с разными моделями производящей и присваивающей экономики приводили порой к ярко выраженной дуальной структуре сложившегося сообщества, проживающего в рамках одного поселения. Примерами таких объектов являются городища Карагай-Аул-1 и Вак-кур-2 в Прииртышье (Зах, Зимина, 2005; Зимина О.Ю., Мыльникова, 2006, с. 96-114), Чича-1 в лесостепном Обь-Иртышье (Молодин, 2006; 2007а). На последнем объекте сосуществование двух палеоэкономических моделей на одном памятнике прослеживается особенно ярко (Васильев С.К., 2009, с. 128-145). На участке городища, где обитало автохтонное население, мы наблюдаем наличие комплексного многоотраслевого хозяйства при доминирующей роли скотоводства, однако с существенной составляющей охоты и рыболовства. Иная ситуация просматривается на примыкающей к «цитадели» (автохтонная зона) основной площади городища. Здесь также фиксируется многоотраслевая система экономики, однако доминирующей отраслью, несомненно, является скотоводство при господствующей роли крупного рогатого скота и явной подчинённости этому направлению остальных видов хозяйственной деятельности.
Несомненно, данные процессы стимулируют, в свою очередь, возникновение и существование крупных, про- тоцивилизационных по сути центров (Чича, Инберень, Карагат-Аул-2 и др.), где на одной территории проживали разные этнокультурные группы, с разным языком, разной направленностью экономики, спецификой идеологии и разным генотипом (Молодин, 2007а, с. 58-67; Зах, Зимина, 2005).
В то же время в степных пространствах Западной Сибири происходит сложение полукочевого и кочевого уклада скотоводческого хозяйства, последствием чего явилось формирование ярких и самобытных культур скифо-сибирского мира с многоукладностью экономики этих культурных образований, где доминирующую роль играли производящие формы хозяйства. Скотоводство, а на юго-западе Сибири ещё и земледелие, при наличии охоты и рыболовства, способствовали сложению раннеклассовых отношений и также специфической идеологии, воплощённой в пластических и декоративно-прикладных формах искусства скифо-сибирского звериного стиля. Однако эти явления произошли уже позднее, чему, кстати говоря, в немалой степени способствовали изменения климата в сторону потепления и, как следствие, аридизация.
Таким образом, можно сделать вывод, что обозначенный экологический «стресс», наступивший на рубеже II и I тыс. до н.э., привёл к явлению, которое вполне можно назвать первым Великим переселением народов в масштабах, по крайней мере, северо-западной части Азиатского континента. Означенные выше процессы оптимизировали изменение и развитие экономики, породили новые формы социально-экономического устройства, формирование раннеклассовых отношений в зонах степей, лесостепей и тайги. В конечном итоге это породило культуры скифо-сибирского облика, которые, по своему содержанию и внутреннему колориту ничем не уступали западным европейским сообществам скифов и савроматов.