Мерперт Н.Я. Некоторые вопросы истории Восточного Средиземноморья в связи с индоевропейской проблемой

К содержанию 83-го выпуска Кратких сообщений Института археологии

Вопросы этнической интерпретации археологических культур энеолита и эпохи бронзы крайне сложны. Не только разрешение, но и постановка их сталкиваются с отсутствием достаточно четкой методики, с неизученностью соотношения языковой и культурной общности для конкретных территорий и конкретных эпох.

Вместе с тем исследования в этом направлении, создание методики и постепенный переход к решению частных, а потом и общих проблем — одна из наиболее значительных задач всех наук, изучающих древнейшую историю человечества, и прежде всего — археологии и лингвистики. Перед археологией как исторической наукой разработка проблем этнической интерпретации древних культур откроет бескрайние перспективы создания древнейшей истории исторически известных народов, выяснения их этнических и культурных корней. И чем дальше, тем все более четко выявляется огромное значение археологических исследований для разработки основных этногенетических проблем, сколь бы ни были велики трудности на этом пути.

При современном состоянии знаний наибольшее значение для исследователей этой проблемы имеют территории, широко археологически изученные, служившие местом больших этнических и культурных событий. И поскольку единственно удовлетворительный метод, который может быть применим здесь, — это метод ретроспективный — от известного к неизвестному, — наибольшее внимание должны привлекать эпохи появления письменности (или непосредственно предшествовавшие им) на исследуемой территории в смежных с ней областях.

Естественно, что для исследователей индоевропейской проблемы Восточное Средиземноморье — в самом широком понимании этого слова — приобретает особое значение. Последние десятилетия наиболее активно изучаются два комплекса вопросов: первый связан с древнейшей историей Балканского полуострова, островов Восточного Средиземноморья и Анатолии, второй — с древнейшей историей Причерноморья и Прикаспия.

Интенсивные исследования древнейших памятников Балкан и Анатолии за последние десятилетия (начиная с работ X. Цунтаса и до последних трудов В. Милойчича, Дж. Каски, Дж. Меллаарта и др.) 1, а также крупнейшие лингвистические открытия (академик В. Георгиев, М. Вентрис, Дж. Чэдвик и др.) 2 создали реальные условия для комплексного, археолого-лингвистического рассмотрения интересующей нас проблемы на Балканах и в Анатолии. Оказалось возможным отнести к более древним периодам корни крупнейших языковых и культурных явлений истории, таких, например, как происхождение греческого народа и его великой культуры. Они позволили поставить многие важные вопросы, касающиеся хеттской и лувийской проблем, соотношения индоевропейских и неиндоевропейских групп в Анатолии, культурных и этнических связей Анатолии и Балкан. Тем самым был обусловлен ряд весьма существенных обобщений, сделанных в исследованиях С. Бледжена, К. Биттеля, Матца, А. Гётце, Ф. Шахермейера, Дж. Меллаарта, С. Вейнберга, В. Милойчича и др. 3 Интересны и результаты этих обобщений, и сама методика комплексного археолого-лингвистического исследования. Уже сейчас для исследователя весьма поучительно подвести итоги этим важным работам и рассмотреть их методику.

[adsense]

На территории Советского Союза проведено широкое, последовательное изучение огромной полосы степи и лесостепи — от юга Средней Азии до Западного Причерноморья. Эта территория, начиная с глубочайшей древности, была тесно связана с Передним Востоком и Средиземноморьем, и целый ряд крупных проблем истории Восточного Средиземноморья нельзя разрешить, не учитывая ее.

Евразийские степи на различных этапах истории были ареной передвижений больших человеческих групп. Ряд таких перемещений относится к «письменному» периоду истории и зафиксирован памятниками письменности. Эти передвижения различны по характеру и историческим последствиям, но все они — от скифов до монголов — оставили глубокий след в истории европейских и азиатских народов. Однако и в более древние эпохи, когда эта территория и вся Восточная Европа не были еще освещены письменными источниками, здесь происходили передвижения, не уступавшие поздним по масштабу и, возможно, превосходившие их по историческому значению, так как с ними связаны важнейшие моменты формирования населения Европы.

Эта же территория играла большую роль в развитии культурного обмена между самыми отдаленными областями и в распространении крупнейших достижений человеческой культуры и экономики. Связи эти осуществлялись тремя путями. Первый путь шел через Балканы и Западное Причерноморье. Исследование неолита и энеолита здесь теснейшим образом связано с проблемой трипольской культуры и древнейшего земледельческого населения этой части Восточной Европы. Второй путь пролегал через Кавказ и Западный Прикаспий. Он соединял евразийскую степную полосу непосредственно с Восточной Анатолией и сыграл немалую роль в судьбах и Анатолии, и населения Закавказья. Кавказа и огромного участка Каспийско-Черноморских степей. Третий путь, шедший через Иранское нагорье, Среднюю Азию и Северный Прикаспий, соединял евразийские степи с великими земледельческими культурами Передней Азии, с которыми были тесно связаны и области Восточного Средиземноморья.

Поэтому совершенно закономерны прямые свидетельства культурного сходства Анатолии с Закавказьем, Кавказом и югом Средней Азии и проникновение анатолийских элементов в более северные районы. Но главный вопрос при изучении и сличении обеих указанных территорий не исчерпывается лишь фиксацией прямого культурного родства в отдельных областях. Он состоит в том, что на обеих территориях, начиная с глубокой древности, были расселены различные группы индоевропейских племен. Изучение обеих территорий, сколь бы ни были значительны культурные различия между ними, связано с единым комплексом вопросов — с древнейшими судьбами индоевропейцев. Тем больший интерес приобретают сличение и совместное рассмотрение некоторых результатов изучения обеих территорий и возникших на этом основании гипотез.

На территории Восточного Средиземноморья проведены весьма значительные работы, сопоставляющие итоги широких исследований на Балканах и в Анатолии. Создание и обоснование хронологической шкалы, сопоставление и синхронизация большого числа памятников (К. Биттель, А. Гётце, Дж. Меллаарт, В. Милойчич и др.) 4, выяснение ареалов основных культурных областей, их изменений и взаимодействий позволили связать памятники с определенными этническими группами и наметить исторически важные перемещения этих групп, сыгравшие большую роль в формировании народов Средиземноморья.

При этом наибольшее внимание уделялось именно перемещениям и определению их последствий, позитивных (появление новых культурных элементов или целых культур) и негативных (массовые разрушения, смещения ареалов культур в определенном направлении). Археологические данные при таких построениях использовались комплексно, с выделением основных, определяющих явлений. Такого рода историко-топографические заключения сопоставлялись с результатами топонимического изучения и анализа прочих лингвистических данных. Эти исследования позволили сделать некоторые важные позитивные построения.

Так, перемещение археологических культур Анатолии на рубеже III и II тысячелетий до н. э. убедительно связано с продвижением из более восточных районов большой группы хеттских племен, занявших между 1900 и 1850 гг. до н. э. области Центральной Анатолии. Здесь археологические свидетельства интересно сочетаются с анализом так называемого «текста Аниты», что придает построению стройность и убедительность. С этим же перемещением связывается передвижение в прибрежные области Анатолии, а затем и далее — на Балканы древнейших греческих племен (Дж. Меллаарт). Таким образом, развит и представлен на широком историческом фоне известный тезис (С. Бледжен, Ф. Шахермейер и др.) о приходе греков из Азии в начале серднеэлладского периода. Здесь также археологические данные, — прежде всего распространение серой минийской керамики,— сочетаются с лингвистическими данными (топонимика).

При дальнейшей разработке этих построений весьма важно изучение внутреннего социально-экономического и культурного развития наметившихся культурных областей и сопоставление их с обширными смежными районами. Это может обогатить исследование, углубить и прокорректировать ряд моментов. Так, например, отнюдь не отрицая передвижений хеттов, можно указать на то, что упадок анатолийских поселений на рубеже III и II тысячелетий до н. э. связывается с общим упадком земледельческих поселений конца первобытно-общинного строя на огромной территории, охватывавшей Поднепровье, Подунавье, Балканы, Анатолию — вплоть до юга Средней Азии. И корни данного явления следует, очевидно, искать не столько в перемещениях и разрушениях, сколько в изменениях экономического и социального порядка. Такого рода изменения охватили целый ряд культур, связанных общим уровнем социально-экономического развития. И именно этот упадок мог быть одним из важных моментов, обусловивших перемещение и вторжение больших племенных групп, подобных хеттам, привлеченных слабостью «перед их фронтом».

Необходимость анализа внутреннего развития и привлечения материалов смежных территорий выявляется особенно четко при рассмотрении указанных построений в связи с общими вопросами индоевропейской проблемы. Попытки создания общей схемы с использованием археологических и лингвистических данных предпринимались неоднократно (работы академика Б. Грозного 5 и др.).

Последняя попытка, построенная на анатолийском и балканском материале, сделана Д. Меллаартом 6. В его исследовании указанные выше гипотезы о передвижениях хеттов и греков представлены в соответствии с общей картиной расселения индоевропейцев. При этом миграции с востока на запад конкретных индоевропейских групп на рубеже III и II тысячелетий до н. э. предпослана серия других миграций, более ранних (середины и второй половины III тысячелетия до н. э.) и имевших обратное направление — с запада на восток. Исходной территорией наиболее ранней из них представлены Нижнее Подунавье и Южная Румыния, которые автор считает единственно возможной прародиной еще единой индоевропейской языковой группы (культура Гумельницы). С дальнейшим распространением этой группы связываются разрушение и смена культуры «жилых холмов» Болгарии, конец Трои I и многих других городов островов и Анатолии, культурные сдвиги в Северо-Западной Анатолии (особенно под влиянием смещенных сюда элементов энеолитических культур Болгарии) и в Восточной Греции, где древнейший индоевропейский элемент сочетается с неиндоевропейскими беженцами из Анатолии. Появление первых индоевропейцев в Анатолии связывается с лувийцами, которые в свою очередь около 2300 г. до н. э. был оттеснены к востоку второй волной — греками. Дальнейшие перемещения этих групп и взаимодействие с неиндоевропейскими группами Анатолии приводят к положению, предшествующему миграции хеттов и греков уже в обратном направлении — с востока на запад — на рубеже III и II тысячелетий до н. э.

Эта смелая и интересная попытка общего построения сталкивается, однако, со многими трудностями и противоречиями. Часть их относится к интерпретации самих памятников рассматриваемой территории (сомнительность разрушения и смены культуры поселений Болгарии и Греции, отсутствие анализа их внутреннего развития). Но основные противоречия, заложенные, главным образом, в вопросах времени и места расселения древнейших индоевропейских племен, выявляются в свете исследований во второй указанной выше области — в Северном Причерноморье и Прикаспии. Здесь прямые лингвистические свидетельства пребывания племен индоевропейской языковой группы начинаются с первых веков I тысячелетия до н. э. Они достаточно определенны и позволяют отнести к этим племенам большую группу археологических памятников, всесторонне изученных на большой территории, и рассмотреть характер связи этнически определенных памятников с археологическими культурами предшествующих эпох. Эта связь изучается комплексно, всесторонне, не только путем рассмотрения категорий сходных вещей, но прежде всего посредством анализа внутренней механики развития археологических культур и преемственности между ними (по всем основным категориям материалов), в основе которой лежат моменты экономического и общественного развития.

Путем таких исследований выяснена глубокая генетическая связь культуры ираноязычных скифов с культурами развитой и поздней бронзы на указанной территории. Эта связь настолько глубока и многосторонна, что принадлежность племен основной археологической культуры эпохи бронзы в Северном Причерноморье — «срубной культуры» к индоевропейской языковой группе представляется несомненной вне зависимости от того, как будет решен вопрос о месте и характере происхождения самих скифов.

Процесс развития «срубной культуры» детально прослежен ныне на протяжении всего II тысячелетия до н. э. Это процесс развития единого крупного племенного массива, не нарушаемый историческими катаклизмами. Никаких свидетельств о смене населения или приходе больших групп, которые могли бы вызвать резкие языковые изменения в данный период, — нет. Это, конечно, не исключает возможности отдельных перемещений и самых широких связей. Одним из важнейших достижений последнего времени является установление восточной ориентации этих связей как основной, выяснение значительного культурного (а скорее всего, и этнического) единства «срубной культуры» с культурой племен развитой бронзы Средней Азии, живших на границе великих земледельческих цивилизаций Иранского нагорья и юга Средней Азии (исследования тазагабьябской культуры Хорезмского оазиса, могильников Заман-Баба II, Вуадиль и мн. др.).

Не менее существенно установление прямой генетической преемственности между «срубной культурой» и предшествовавшей ей энеолитической «древнеямной культурой». Показано, что «древнеямная культура», или, вернее, культурно-историческая область, включавшая ряд родственных культур, развивалась на протяжении всего III тысячелетия до н. э., расширяя свои границы из области Волжско-Каспийских степей на запад, вплоть ( до Румынии. Исследованиями последних лет выяснено, что и «древнеямная культура» в свою очередь была тесно связана с энеолитом юга Средней Азии (могильник Заман-Баба I, культурные слои пещеры Джебел, открытие ямных погребений на промежуточных территориях — в Оренбургских степях, в районе Магнитогорска и др.). Нет никаких оснований отрывать племена «древнеямной» культурно-исторической области от истории одной из групп индоевропейских племен.

Таким образом, по археологическим данным генетические связи населения индоевропейской языковой группы Причерноморья и Прикаспия I тысячелетия до н. э. уходят в глубочайшую древность. Вместе с тем археологический материал свидетельствует о постоянных и все усиливавшихся связях этих областей с востоком, с территориями древнейших земледельческих цивилизаций и распространения — в более позднюю эпоху — ираноязыческих племен.

Крайне интересны исследования украинских археологов (В. Н. Даниленко), показавшие распространение в Северное Причерноморье с востока (из Поволжья, Прикаспия и более восточных районов) в конце неолита к энеолита новой большой племенной группы, легшей в основу формирования населения «древнеямной культуры». В этих построениях, в силу специфики рассматриваемой территории, археологическому материалу принадлежит основная роль. Однако и возможности лингвистического анализа и сопоставления с археологическими данными здесь расширились за счет изучения реминисценций индоевропейских языков в языках неиндоевропейских народов лесной полосы Восточной Европы. Такие исследования показывают, что эти реминисценции относятся к весьма древним ступеням развития индоевропейских языков (до расчленения на славянские, германские и балтийские), включают отдельные индо-иранские элементы и прослеживаются в областях, в которых северные племена вступали в контакт с южными в эпоху бронзы 7.

Все это делает закономерной гипотезу о распространении племен индоевропейской языковой группы в Северном Причерноморье и Прикаспии, начиная с III тысячелетия до н. э., и дальнейшем развитии их на протяжении эпохи бронзы при постоянной связи с югом Средней Азии. Таким образом, в эту эпоху расселение индоевропейских племен, уже разделившихся на различные группы, прослеживается на большой территории, включающей обе рассмотренные области — как Балканы и Анатолию, так и каспийско-причерноморскую полосу. Гипотеза о первоначальной индоевропейской общности на территории культуры Гумельницы в середине III тысячелетия до н. э. оказывается в противоречии с этими фактами. Такая общность явно должна быть отнесена в гораздо большую древность. Проблема эта еще далека от окончательного разрешения, и археологическим материалам обеих рассмотренных выше территорий, несомненно, будет принадлежать в этом исследовании одна из главных ролей.

К содержанию 83-го выпуска Кратких сообщений Института археологии

Notes:

  1. Taoiivtag Xp.At яроїаторіхаї ахроя&Хєїд Aipr]v!ou хаі 2єахА,ои Aflrjvai (Афины), 1908; V. M і 1 о j с і с. Die deutschen Ausgrabungen in Thessalien. (Ergebmsse und Probleme). «Historia», Bd. IV, Н. 4, Wiesbaden. 19’55, стр. 466 исл.,а также статьи в «Arsh. Anzeiger» за 1954—1956 гг.; J. L. Сaskеy.Excavations at Lerna, 1952—1953. «Hesperia», v. XXIII, N 1, 1954; его же. Excavations at Lerna, 1954. «Hesperia», v. XXIV, N 1, 1955; его же. Excavations at Lerna, 1955. «Hesperia», v. XXV, N 2, 1956; его же. Excavations at Lerna, 1957. «Hesperia», v. XXVII, N 2, 1958; J. Mellaaгt. Anatolian chronology in the Early and Middle Bronze Age. Anatolian Studies, VII, 1957.
  2. Академик В. Георгиев. Проблемы минойского языка. София, 1953; его же. Нынешнее состояние толкования крито-микенских надписей София, 1954; его же. Введение в чтение и толкование крито-микенских надписей. Изв. АН СССР, Отд. лит. и язы¬ка, т. 14, № 3, 1955; его же. Словарь крито-микенских надписей. София, 1955; М. А. Vеntгіs. A note on decipherment methods. «Antiquity», N 108, 1953; М. Ventrіs and J. Chadwick. Ev’dence for Greek dialect in the Mycenaean archives. JHS, 73, 1953; М. Ventгіs and J. Chadwick. Studies in Mycenaean inscriptions and dialect. Bibliographical Survey 1953—1955. London, 1956. См. также С. Я. Лурье. Язык и культура микенской Греции. М.— Л., 1957.
  3. С. W. Blegen. Troy. I, Princeton, 1950; II, 1951; III, 1953; IV, 1958; К. Віttеl. Zur Chronologie der anatolischen FrQhkulturen. Reinicke-Festschrift, Macnz, 1950; Matz. Zur agaischen Chronologie der fruhen Bronzezeit. «Historia», Bd. I, H. 2, Baden-Ba¬den, 1950; A. Goetze. The cultures of Early Anatolia, Proceeding of the American Phi-losophical Society, 1953; F. Schachermeyer. Die alteste Kulturen Griechenlands. W. Kohlhammer Verlag, Stuttgart, 1955; J. Mellaaгt. Anatolian chronologie in the Early and Middle Bronze Age. Anatolian Studies. VII, 1957; S. Weinberg. The relative chrono¬logie of the Aegaen in the neolithic period and the Early Bronze Age. Relative chronologie in old world archaeology. Chicago, 1954; V. Mіlоjсіс. Chronologie der jiingeren Steinzeit Mittel- und Sudosteuropas. Berlin, 1949. См. также 6. М. Массон и H. Я. Мерперт. Вопросы хронологии Старого света. СА, 1958, № 1; Н. Я. Мерперт. К проблеме абсолютной датировки археологических культур энеолита и эпохи бронзы Европы СА, 1957, № 1.
  4. См. примечание 3 на стр. 4.
  5. В. Grozny. Alteste Geschichte Vorderasiens und lndiens. Piaga, 1943.
  6. S. Mellaart. The End of the Еатіу Bronze Age in Anatolia and the Aegean. Americ. Jour. Arch., 1958, N 1.
  7. Г. С. Кнабе. Словарные заимствования и этногенез. Тезисы докладов на VII пленарном заседании комиссии, посвященном проблемам сравнительно-исторической лексикологии. Москва, 1961.

В этот день:

Дни смерти
1994 Умер Игорь Николаевич Хлопин — отечественный археолог, доктор исторических наук, специалист по археологии Туркменистана.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014