Мелюкова А.И. Взгляд из Скифии на скифо-сибирское единство

К содержанию 207-го выпуска Кратких сообщений Института археологии

Сходство в оружии, конском уборе и ’’зверином стиле” из скифских и сибирских курганов, замеченное исследователями в конце XIX — начале XX в., привело тогда же к возникновению представления об археологическом единстве в степях Евразии в скифский период ¹. Такое представление сохранялось до недавних пор, когда А.И. Мартыновым была сформулирована концепция скифо-сибирского культурно-исторического единства, получившая признание ряда ученых, занимавшихся изучением сибирских древностей. По этой концепции скифо-сибирское единство трактуется уже как определенное историческое явление или система, сложившаяся и существовавшая в евразийских степях, лесостепях и горных долинах на протяжении VI—III вв. до н.э. К числу признаков, объединяющих культуры и народы европейской части СССР, Средней Азии, Тувы, тагарские племена на Енисее, жителей Забайкалья и некоторые другие, кроме упомянутой триады, А.И. Мартынов относит и ’’общие в ряде случаев приемы устройства погребальных сооружений, их архитектурно-конструктивные черты, схожие элементы в обряде погребений. В вещах — конструктивную и смысловую близость солярных бляшек, зеркал, некоторых групп керамики, сходство кельтов и бронзовых серпов азиатских типов” ².

Концепцию этого исследователя принять не представляется возможным, ибо против скифо-сибирского единства говорит само существование в Евразии разных археологических культур, каждая из которых имела свой генезис, свою территорию, принадлежала к определенной этнической группировке. Носители этих культур никогда не составляли целого, имели свои исторические судьбы и разные ориентации связей. Да и сравнение сходных элементов показывает отсутствие тождества между большинством из них. В целом различия между культурами скифов, савроматов, меотов, саков и других народов Евразии, упомянутых А.И. Мартыновым, значительно преобладают над чертами сходства, которые их соединяют. Поэтому нельзя говорить, на мой взгляд, не только о единстве, но и о культурно-исторической общности степей в Евразии в скифский период, как предлагает В.И. Матющенко ³. Наиболее подходящим, хотя и не совсем корректным наименованием для обозначения рассматриваемого явления следует признать термин ’’скифский мир”, предложенный И.В. Яценко и Д.С. Раевским, или «скифо-сибирский мир”, более часто употребляемый разными исследователями. Тот и другой включают в себя различные культуры Евразии VII—III вв. н.э., ”в ряду которых культура скифов Причерноморья является одним из самостоятельных и равноправных звеньев” ⁴. При этом, очевидно, такое понятие должно относиться преимущественно к кочевникам или полукочевникам евразийских степей, так как именно они были создателями и носителями сходных элементов в культурах скифо-сибирского мира. Исключение может быть сделано для оседлого, земледельческого населения лесостепи Восточной Европы, в течение длительного времени находившегося в тесных экономических и культурных контактах с кочевниками. Его культуру трудно отличить от скифской в степях Причерноморья.

К скифскому миру нельзя причислять такие культуры, как ананьинская или милоградская, упомянутые А.И. Мартыновым среди составляющих скифо-сибирское единство. В них среди преобладающих местных материалов лишь спорадически встречаются вещи скифского типа. Сомнение вызывает и принадлежность к этому миру земледельческо-скотоводческих племен тагарской культуры, хотя и достаточно широко использовавших сходные с кочевническими формы оружия, конского убора и ’’звериного стиля”, но не применявших железа для их изготовления, и в целом очень своеобразных ⁵. Не может относиться к скифскому миру и кобанская культура Северного Кавказа, носители которой лишь в VII—VI вв. до н.э. находились в тесном контакте со скифами и восприняли от них ряд элементов материальной культуры, но жили достаточно обособленно и сохранили самобытность во многих категориях вещей и погребальном обряде ⁶.

Не могу согласиться и с хронологией исторических процессов, связанных с формированием и развитием культур скифо-сибирского мира, предложенной А.И. Мартыновым. Признавая вслед за М.П. Грязновым появление сходных черт в культурах различных регионов Евразии в предскифскую эпоху, он вместе с тем трактует этот период как переходный и ведший к единству в VI—III вв. до н.э. Наивысшее развитие единства датируется А.И. Мартыновым V—III вв. до н.э. Такое построение представляется ошибочным. Сходные черты, появившись сразу же после массового перехода к кочевому скотоводству на всей территории евразийских степей, в скифский период наиболее ярко выражены в VII—VI вв. до н.э. Для предскифского этапа они хорошо прослеживаются для аржано-черногоровских памятников восточных регионов Евразии и черногоровско-новочеркасских Северного Причерноморья, Северного Кавказа и Волго-Донского междуречья. Для VII—VI вв. до н.э. особенно показательным является отсутствие различий между памятниками на Нижнем Дону, где, по Геродоту, проходила граница между скифами и савроматами. В связи, с этим одни исследователи считают левобережные и правобережные погребения VII—VI вв. до н.э. в курганах Нижнего Дона савроматскими ⁷, другие причисляют их к скифским ⁸. С течением времени границы между отдельными группами и союзами племен становятся более стабильными, как и связи с определенными центрами производства. Благодаря этому отличия в культурах кочевников становятся более заметными и яркими. Так, например, малозаметные различия в триаде у скифов и савроматов VI в. до н.э. становятся значительными в V и особенно в IV в. до н.э. ⁹ Еще более ощутима разница при сравнении оружия, конского снаряжения и ’’звериного стиля” причерноморских скифов с бытовавшими в V—IV вв. до н.э. в восточных регионах Евразии ¹⁰. Таким образом, совершенно очевидно, что процесс идет обратным путем, чем это представляется А.И. Мартынову.

Как объяснить появление сходных элементов в культурах скифо-сибирского мира?

Сейчас уже ясно, что скифское Причерноморье, которое 30 лет тому назад считалось многими исследователями исходной зоной, откуда распространялась триада на восток ¹¹, такой зоной быть не могло. После открытия кургана Аржан в Туве и близких к нему по времени и элементам материальной культуры памятников на Алтае, в Приаралье и Казахстане получила распространение точка зрения о сложении всех составляющих триаду и многих других черт культур скифского мира в Центральной Азии и миграциях азиатских народов на запад, способствовавших появлению скифов и скифской культуры в Северном Причерноморье, и на Северном Кавказе ¹². Не исключая возможности миграций из Центральной Азии и появления в связи с этим в Северном Причерноморье и на Кавказе ряда неизвестных здесь ранее черт в материальной культуре, хотелось бы обратить внимание на обстоятельства, которые не позволяют выводить всю скифскую культуру из Центральной Азии или из какого-либо иного восточного региона евразийских степей. Во всех местах, где в настоящее время известны памятники скифского мира, в том числе и в Центральной Азии, не удается найти территории, на которой можно было бы проследить процесс сложения всех составляющих элементов триады и других характерных признаков раннескифской культуры с эпохи бронзы. Кроме того, новые материалы, известные в настоящее время на Северном Кавказе и в Причерноморье, относящиеся к концу новочеркасского этапа и содержащие элементы скифской культуры, не позволяют считать комплексы Аржана, Гумарова, Чиликты предшествовавшими им (некоторые курганы у хут. Красное Знамя, у ст-цы Алексеевской, у Лермонтовского разъезда, у сел. Юштки, Ольшана и некоторые другие) ¹³. Против увлечения центральноазиатским происхождением скифской культуры свидетельствует и отсутствие тождественности в формах и орнаментации сходных предметов. В частности, достаточно четко прослеживаются особенности’’звериного стиля” из Аржана, Гумаровского и Чиликтинского курганов, с одной стороны, и раннескифского с территории Северного Кавказа и Причерноморья, с другой. Это не позволяет считать родиной скифского ’’звериного стиля” Центральную Азию. Особенно показательно сравнение блях в виде свернувшегося в кольцо хищника кошачьей породы (тигра, по М.П. Грязнову) ¹⁴ с раннескифскими ¹⁵. Особенности стилизации не разрешают ставить их в зависимость друг от друга, а лишь допускают одну прародину, вероятно на Переднем Востоке, и самостоятельное развитие на разных территориях ¹⁶.

Нельзя выделить какой-то один, определенный центр формирования оружия скифских типов. Так, среди наконечников стрел есть такие, которые ведут свое происхождение из восточных районов Евразии (двулопастные малоцимбальского и раннежаботинского типов) ¹⁷. Широко распространенные в раннескифский период трехлопастные стрелы листовидной формы скорее всего происходят с юго-востока иранского мира, где они известны с начала I тысячелетия до н.э. ¹⁸ К сабатиновским и белозерским костяным наконечникам стрел восходят втульчатые трехгранные и трехлопастные наконечники из бронзы предскифского и раннескифского времени ¹⁹. Характерные для восточных районов евразийских степей черешковые наконечники стрел у скифов не получили распространения.

По-разному в настоящее время объясняется происхождение акинаков. Наиболее убедительным представляется решение в пользу их происхождения от киммерийских кинжалов, лучше всего известных на Северном Кавказе ²⁰. Особенно веские аргументы в пользу этого приведены Б.А. Шрамко. установившим преемственность на основании технологии металлообработки ²¹. Вместе с тем нельзя не отметить интересную мысль Р.Б. Исмагилова о развитии бронзовых кинжалов тагарской культуры Южной Сибири, напоминающих скифские по форме перекрестья и навершия, из карасукских ²².

Неоднородным было происхождение конской узды предскифского периода, из которой формировались типы удил, псалиев и блях скифской эпохи. Очевидно, правы те исследователи, которые говорят о происхождении стремячковидных удил в восточных областях евразийских степей, а двукольчатых на Северном Кавказе ²³. Также неоднозначно решается вопрос о происхождении псалиев разных типов, застежек и блях для перекрестных ремней ²⁴.

К числу вещей, безусловно имевших прототипы в восточных районах Евразии, относятся бронзовые зеркала с петелькой на обороте, появившиеся в раннескифскую эпоху в Предкавказье, Северном Причерноморье и у савроматов ²⁵. Из Средней Азии и Казахстана происходят блюда-алтарики, широко распространенные в этих районах и известные в небольшом количестве в степных и лесостепных курганах VII—VI вв. до н.э. ²⁶ Неясен пока генезис бронзовых литых котлов, широко употребляемых кочевым населением Евразии в скифский период.

Н.Л. Членова выводит их из древневосточных, а К.Ф. Смирнов — из восточно-европейских клепаных котлов конца эпохи бронзы ²⁷. Нужно заметить при этом, что, будучи близкими по форме, котлы разных районов скифо-сибирского мира имеют свои особенности в орнаментации, расположении ручек и других деталях. Нет полного сходства даже между скифскими и савроматскими котлами ²⁸.

Таким образом, в настоящее время достаточно очевидно, что разные звенья материальной культуры, характерные для скифского мира, зарождались не в одном, а в разных местах и, возможно, не совсем в одно время. Импульсом к их возникновению послужил переход к кочевому скотоводству и образу жизни в степях Евразии и в связи с этим изменения в идеологии, социальном устройстве и взаимоотношениях с соседними и более отдаленными народами. В условиях большой подвижности кочевников, широкого межплеменного обмена, частых войн и грабительских набегов достижения одних племен быстро получали всеобщее распространение. Этому способствовало и то, что значительная часть кочевого населения, по крайней мере скифы, савроматы, саки, принадлежали к одной восточноиранской группе народов и потому имели близкие языки и религиозные представления. Последнее явилось главной причиной распространения искусства ’’звериного стиля”. Вместе с тем изготовление заимствованных вещей в том или ином производственном центре придавало специфические черты сходным предметам, значение которых увеличивается с течением времени.

Что касается упомянутых А.И. Мартыновым других якобы сходных вещей у племен, объединенных им в скифо-сибирское единство, то кельты и бронзовые серпы ’’азиатских степей” ни скифами, ни савроматами не употреблялись.

Невозможно проследить черты сходства и среди некоторых групп керамики. В каждой из культур скифо-сибирского мира керамика развивалась по-своему и имела свою специфику. Исключение может быть сделано для простейших форм горшков, ведущих свое происхождение от сосудов срубной и андроновской культур. При этом наиболее близкие формы наблюдаются на соседних территориях у скифов степей Северного Причерноморья и савроматов Нижнего Поволжья. Горшки, бытовавшие у носителей савроматской культуры Южного Приуралья, гораздо меньше похожи на скифские, не говоря уже о сосудах из сакских погребений Приаралья ²⁹.

Элементы сходства в погребальных сооружениях и некоторых чертах обряда на обширной территории евразийских степей в раннескифский период, прежде всего такие, как захоронения в ямах и на горизонте, деревянные гробницы в ямах и на горизонте, сожжение деревянных сооружений, действительно имеют место наряду со значительными отличиями в каждой из культур. Однако степень сходства и отличия невозможно выявить до тех пор, пока не будут произведены детальные сопоставления одновременных памятников скифов, савроматов и других народов скифо-сибирского мира. Такое сопоставление поможет определить традиции, идущие от народов эпохи бронзы, и заимствования, появившиеся в результате миграций или иных причин. Те наблюдения, которые уже сделаны по выяснению происхождения скифского погребального ритуала в Северном Причерноморье, показали генетическую связь многих его черт с местными черногоровско-новочеркасскими и через них — с белозерскими эпохи бронзы ³⁰. Вместе с тем В.Ю. Мурзин отмечает, что большинство таких черт было свойственно многим ираноязычным кочевникам Евразии, и объясняет это явление существованием единых для них традиций. В связи с этим в формировании погребального обряда скифов он допускает соединение местного и пришлого элементов ³¹.

Тайим образом, я склонна рассматривать культуры скифо-сибирского мира как новообразования, в которых соединились элементы разного происхождения. Для скифов Северного Причерноморья определенно выявляются три компонента — местный, центральноазиатский и идущий из Передней Азии. Однако оценку роли каждого из них еще предстоит выяснить. Отмечу лишь, что археологические материалы противоречат представлениям тех исследований, которые связывают появление элементов сходства в культурах скифо-сибирского мира и происхождение скифов только с последовательным процессом проникновения больших масс азиатских народов в Северное Причерноморье.

Решительное возражение вызывает вывод А.И. Мартынова о существовании в Евразии в V—II вв. до н.э. особой скотоводческой степной цивилизации, которую он противопоставляет цивилизациям древней Греции, Персидской державы, древней Индии и Китая ³².

Не давая четкого определения того, что имеется в виду под термином ’’цивилизация”, автор базирует свой вывод на том, что с V в. до н.э. в степях складывается единая экономическая, политическая и административная структура, централизованная в лице верховного вождя с определенными титулами и религиозными культами. Это — ранние государства скифов, саков, древнего населения Горного Алтая, таuарской культуры и Ордоса и предположительно савроматов. Представляется, что сегодня ни археология, ни данные античной письменной традиции не позволяют говорить о единстве в структурах кочевых объединений Евразии в обозначенный период. Достаточно определенно существование классовых отношений и примитивного государственного образования прослеживается лишь для Причерноморской Скифии конца V—IV в. до н.э.

Не могут быть показателями цивилизации и признаки, о которых говорит А.И. Мартынов, ибо упомянутые им монументальная архитектура погребальных сооружений и искусство каменных изваяний в степях Евразии существовали еще у носителей ямной культуры. Они гораздо менее свойственны и поздним скифам III в. до н.э. — III в. н.э., находившимся на достаточно высокой степени развития классовых отношений и государственности.

К содержанию 207-го выпуска Кратких сообщений Института археологии