Мелюкова А.И. Войско и военное искусство скифов

К содержанию 34-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры

(Глава из диссертационной работы)

Вопросам, связанным с изучением войска и военного искусства скифов, уделено в литературе мало внимания. Из советских ученых их коснулся Б. Н. Граков, насколько позволили ему рамки популярной работы. ¹ В очерке о военном искусстве скифов А. В. Мишулин ² дал лишь самый общий обзор отдельных особенностей военного искусства скифов. Вопроса о скифском войске А. В. Мишулин почти не касался, ограничившись лишь замечанием, что скифское войско напоминает войска малоазиатских народов.

[adsense]

Цель настоящей статьи — на основании свидетельств античных авторов и археологического материала дать известное представление о войске и военном искусстве скифов. Следует оговориться, что данных для категорических выводов недостаточно. Поэтому в большинстве случаев приходится ограничиваться лишь предположениями, более или менее правильными с нашей точки зрения.

Прежде всего попытаемся выяснить состав и организацию скифского войска. Наши источники свидетельствуют о том, что войско не было одинаковым на протяжении всей скифской истории. Серьезные изменения в составе и организации его произошли впервые на рубеже V—IV вв. или в начале IV в. до я. э.

Остановимся сначала на характеристике скифского войска VII—V вв. до н. э.

По Геродоту («История», IV, 46, 81), ³ каждый скиф был воином, точнее говоря — конным стрелком. Такое представление о скифском войске было и у Фукидида («О Пелопонесской войне», II, 96, 97). ⁴

Данные античных авторов подтверждаются археологическим материалом. В курганах, содержащих мужские погребения, особенно VII—V вв. до н. э., обычной находкой является больший или меньший набор оружия. Все это дает основание предполагать, что в VII—V вв. до н. э. каждый свободный мужчина племени имел право быть воином. Объяснение этому следует искать в особенностях социально-экономического строя Скифии.

Скифия, как можно считать теперь установленным, ⁵ в VII—V вв., к которым относятся в целом данные Геродота, переживала эпоху военной демократии, когда война стала источником обогащения племенной аристократии. Родоплеменные отношения были достаточно сильны, поэтому в скифское войско входило все свободное мужское население Скифии.

Аналогичные явления можно наблюдать и у других народов, стоявших на этой же ступени развития, и в первую очередь у германцев эпохи Цезаря и Тацита ⁶ и у греков гомеровской эпохи. ⁷

Вместе с тем, именно в эпоху военной демократии в Скифии впервые появились постоянные военные дружины при племенных вождях.

Энгельс, характеризуя германцев эпохи военной демократии, так определяет сущность их военной дружины:

«Эти частые объединения [для ведения войны] стали у германцев уже постоянными союзами. Военный вождь, приобретший славу, собирал вокруг себя отряд молодых людей, жаждавших добычи, обязанных ему личной верностью, как и он им. Вождь содержал их и награждал, устанавливал известную иерархию между ними; для незначительных походов служил отряд телохранителей и всегда готовое к бою войско, для более крупных существовал готовый кадр офицеров». ⁸

На существование подобных дружин в Скифии в аналогичную эпоху указывает Геродот, а именно: погребение с царем его слуг (IV, 71) ⁹ и умерщвление 50 отборных юношей, расставляемых на чучелах коней вокруг царского кургана через год после царских похорон (IV, 72), ¹⁰ на что уже обратил внимание М. И. Артамонов. ¹¹ Эти люди не были рабами царя, но факт их насильственного умерщвления говорит о той зависимости от своего вождя, в которой могли находиться только дружинники. Возможно также, что именно в среде дружинников был распространен обряд побратимства, который закреплял союз между людьми, не принадлежавшими к одному роду или племени. В этом отношении показателен рассказ Лукиана Самосатского, отражающий, несомненно, еще ранний период истории Скифии. Устами скифа Токсарида Лукиан говорит: «У нас ведутся постоянные войны, мы или сами нападаем на других, или выдерживаем нападение, или вступаем в схватки из-за пастбищ и добычи, а тут-то именно и нужны хорошие друзья…» (Диалог «Токсарид или дружба», 36). ¹²

Археологический материал может быть также использован для суждения о скифских дружинниках. Для эпохи Геродота мы располагаем, правда, небольшим количеством данных, подтверждающих сообщения последнего о захоронении с вождем его слуг, или, как мы их понимаем, дружинников. Однако это объясняется, прежде всего, недостаточным количеством раскопанных «царских» курганов архаического времени и особенно курганов, принадлежавших вождям царских скифов и скифов-кочевников, к которым в первую очередь относятся сведения Геродота. Только курган № 400, раскопанный Бобринским возле урочища Криворуково в б. Чигиринском у., дал погребение воина вместе с погребением вождя или царя. ¹³

Усыпальницами дружинников могут, конечно предположительно, считаться и курганы с погребениями воинов, расположенные группами отдельно от рядовых могильников. Принадлежность их дружинникам особенно ясна, когда такие курганы располагаются вокруг одного большого кургана, содержащего погребение вождя. Показательны в этом отношении раскопанные Бобринским ¹⁴ курганы VI—V вв. до н. э. возле урочища Криворуково, а также курганы, раскопанные Самоквасовым у с. Аксютинцы, ¹⁵ и др. Отличительной особенностью дружинных погребений в районах лесостепной земледельческой Скифии является наличие среди сопровождающих вещей таких, которые указывают, что погребенный, пользовался конем при жизни. При этом в курганах высоких, содержащих погребения вождей, находились конские костяки или большое количество предметов конского убора; в дружинных же курганах — обычно небольшое количество предметов конского убора.

Численность дружинников в этот период истории Скифии вряд ли была велика; в связи с этим и роль дружины едва ли была значительной. Большинство дружинников имело такое же оружие, как и рядовые воины. Металлическое защитное вооружение (панцыри), как свидетельствует об этом археологический материал, было только у самых богатых воинов — вождей — и не входило в набор оружия дружинника. Естественно, что при существовавшем у скифов социальном строе в VII—V вв. до н. э. такие дружины были опорой царя только в военных делах. В мирной обстановке царь еще в большей степени зависел от народного собрания и не мог прибегать к помощи дружины.

В связи с тем, что в эпоху военной демократии каждый свободный член племени был воином, находилась и организация скифского войска этого периода. Скифский племенной союз был одновременно военной организацией. Так, Геродот (IV, 70—80), ¹⁶ описывая борьбу скифов с Дарием, отмечает, что скифское войско состояло из трех отрядов, возглавляемых тремя царями. Больший отряд возглавлял, повидимому, верховный царь скифского племенного союза — Иданфирс, осуществлявший и общее руководство военными действиями скифов против Дария. Эти три части скифского войска соответствовали трем частям Скифии, на которые, по преданию, была разделена страна между тремя сыновьями Таргитая. Эти гри части Скифии соответствовали трем племенным образованиям. ¹⁷

Наименьшие войсковые единицы при этом представляли собой, повидимому, военные отряды, собранные из наименьших единиц племенного деления, известных Геродоту, из округов, или номов. Геродот говорит, что номарх каждый год вознаграждал круговой чашей скифов своего округа, убивших врагов (Геродот, IV, 66). ¹⁸

Военные сборы производились на добровольных началах; желавшие принять участие в военном походе присоединялись к дружинникам. Каждый взрослый член племени был, вероятно, заинтересован в участии в войнах, видя в них способ для своего обогащения, ибо только принесший царю голову врага получал известную долю военной добычи (Геродот, IV, 64). ¹⁹ О принципе добровольности в сборе войска могут свидетельствовать данные новеллы Лукиана Самосатского («Токсарид и дружба», 48). ²⁰ Но в отражении неприятельских набегов, очевидно, участвовало все население, способное пользоваться оружием.

Тем не менее, несомненным представляется тот факт, что основную военную силу скифского союза представляли наиболее воинственные скифы-кочевники. Поэтому нередко, вероятно, было так, что в том или ином военном походе участвовали только скифы-кочевники. Только с ними могут связываться походы в Переднюю Азию, о которых мы читаем как в восточных документах, ²¹ так и у античных авторов. ²²
Именно с кочевниками связывает Геродот совершенный после разгрома Дария военный поход скифов на Херсонес Фракийский.

Начиная с рубежа V—IV вв. или с начала IV в. до н. э. происходят изменения в погребальном обряде и в наборах оружия, сопровождавшего покойника. Изменения в обряде погребений относятся только к земледельческому, оседлому населению Скифии, особенно той его части, которая обитала в районе Нижнего Приднепровья и Побужья. Именно с этого времени в курганах, принадлежавших рядовым земледельцам, начинает исчезать вооружение.

В инвентарях, сопровождающих погребения рядовых скифов-кочевников, вооружение попрежнему продолжает играть видную роль. В этом отношении особенно показательны курганы, раскопанные Скадовским у Белозерского городища. ²³ Как отметил исследователь, от курганов, принадлежавших кочевникам, погребения, обнаруженные в непосредственной близости к городищу и принадлежавшие оседлому земледельческому населению, отличались отсутствием вооружения. Показательно и то, что в погребениях IV и III вв. до н. э. Марицинского могильника оружие встречается значительно реже и в меньшем количестве, чем в погребениях того же могильника VI—V вв. до н. э. ²⁴ Курганы же рядовых скифов-кочевников, хорошо исследованные Б. Н. Граковым под Никополем, дали большое количество оружия. Исчезновение оружия с IV в. до н. э. у части рядового земледельческого населения происходило и в районе Среднего Приднепровья, как об этом свидетельствует инвентарь Козловского курганного могильника IV—III вв. до н. э. в районе р. Трубежа Киевской обл. ²⁵

Погребения конца III—I вв. до н. э. того же Марицинского могильника и особенно погребения грунтового могильника у Николаевки II—I вв. до н. э.— I—II вв. н. э. ²⁶ показывают, что в конце III в. до н. э. исчезновение оружия в погребениях рядового земледельческого населения становится еще более заметным. Показательны в этом отношении рядовые погребения, раскопанные Бабенчиковым ²⁷ у Неаполя Скифского. Только в одном из 30 погребений исследователем был найден железный меч. Погребения скифской аристократии попрежнему сопровождаются оружием. С IV в. число дружинников увеличивается и вооружение их улучшается. На это указывает более широкое распространение металлического защитного вооружения, никогда не входившего в набор оружия рядового воина.

За погребения дружинников этой поры прежде всего можно принять захоронения мужчин с различным богатым набором оружия. ²⁸ Некоторые из них сопровождались почти таким же дорогим набором (мечи с украшенными золотом рукоятями), как набор царского оружия (Чертомлык); другие (Солоха) имели более скромный набор вооружения — не было даже металлического панцыря. Насильственное умерщвление этих воинов указывает на зависимость их от умерших «царей»; наличие же при воинах вооружения, иногда довольно богатого, указывает на то, что они были приближенными царей и исполнителями их замыслов, за что и получали щедрое вознаграждение.

В отличие от этих погребений дружинников, неразграбленные во многих царских курганах погребения «конюших» были вовсе лишены оружия или сопровождались небольшим количеством стрел. Почти полное отсутствие в них оружия, а также погребение их не в катакомбах, а в ямах (при распространенном в степи не только в царских, но и в рядовых могильниках обычае погребать умерших в катакомбах) может указывать на иную зависимость погребенных от «царей». Возможно, что здесь мы имеем дело с царскими рабами или рядовыми, зависимыми общинниками.

Дружинными курганами этого времени можно считать курганы могильника А у с. Журовки, раскопанного Бобринским. ²⁹ Могильник состоял из 10 курганов, высотой 2,30—3 м, расположенных вокруг большого кургана, высотой 6,40 м. Четыре кургана дали погребения воинов.

Погребениями дружинников можно считать также курганы, раскопан¬ые Бобринским у с. Капитоновки (б. Чигиринский у.). ³⁰ У большой дороги из Капитоновки в Златополь, как пишет Бобринский, находилась небольшая группа курганов средней высоты (2,80—4,53 м), расположенных вокруг центрального, более высокого (5,66 м). Шесть курганов дали разное количество вооружения вследствие ограбления. Только самый большой оказался неограбленным и дал богатое погребение «вождя» с мечом с обложенной золотом рукоятью.

Вероятно, усыпальницами царских дружинников в Нижнем Приднепровье являются группы небольших курганов, окружающих Солоху, Чертомлык, Деев курган, курган в Башмачках, Чмыреву могилу, Огуз. К сожалению, эти малые курганы почти не исследованы; но раскопанные рядом с курганом у с. Башмачки и Деева кургана дали именно мужские погребения с оружием. Хорошо известные «царские» курганы имеют разную величину и содержат погребения разной степени богатства. Поэтому все эти курганы могут быть названы «царскими» только условно. Курганы больших размеров были насыпаны над погребениями действительно царей; курганы же высотой 1,5—4 м скорее всего были погребениями дружинников. Они расположены вблизи «царских» курганов и далеко от могильников рядового населения Скифии.

Итак, в скифское войско IV—III вв. н. э. попрежнему для участия в войнах привлекалось рядовое население Скифии, но, в отличие от предшествующей эпохи, воинами продолжали оставаться скифы-кочевники и, возможно, лишь небольшая часть земледельцев. Таким образом, понятие «войско» перестало быть тождественным понятию «народ», а добровольный сбор войска уступил место принудительному. Ядро войска составляли дружинники, роль которых в связи с увеличением их числа и более широким распространением в их среде металлического защитного вооружения должна была возрасти.

[adsense]

Такая организация войск была возможна только тогда, когда на смену военной демократии пришел уже новый, более развитой общественно-политический строй. Поэтому из двух существующих в советской литературе точек зрения на время возникновения государства в Скифии единственно правильной мне представляется точка зрения Б. Н. Гракова. ³¹ Скифское государственное образование Атея, а не царство Скилура ³² следует считать первым скифским примитивным рабовладельческим государством. Скифия эпохи Скилура и Палака представляла следующий этап в развитии скифской государственности.

О родах войск в Скифии мы можем судить на основании письменных источников и археологического материала. Древние авторы говорят о скифах главным образом как о конных воинах-лучниках. ³³ Это объясняется, очевидно, тем, что, несмотря на то, что античному миру было известно существование в Скифии племен, занимающихся земледелием и живущих оседло, основное внимание древних писателей всегда привлекали кочевники, неразлучные со своими конями ни в мирной, ни в военной обстановке. Однако отдельные упоминания о скифской пехоте имеются уже со времени Геродота.

Уделяя большое внимание конным скифам-воинам вообще, а при упоминании скифской непобедимости называя всех скифов конными стрелками, Геродот (IV, 46) только в одном месте и лишь мимоходом говорит о пехоте. ³⁴ Как еще одно косвенное свидетельство того, что Геродоту было известно существование пеших воинов в Скифии, можно привести упоминание пешего войска при описании образа жизни и обычаев массагетов, которые во многих чертах были сходны со скифскими (Геродот, I, 215). ³⁵ В пользу существования пеших воинов-скифов указывают также данные античных авторов о скифах-наемниках и стрелках в Афинах. ³⁶ У более поздних писателей можно встретить отдельные упоминания о скифском пешем войске, хотя попрежнему о конных воинах говорится значительно чаще.

Несколько больше других авторов для суждения о соотношении конницы и пехоты в скифском войске IV в. дает Диодор Сицилийский (XX, 22), заметивший, что в битве между сыновьями Перисада Сатиром и Евмелом на стороне первого участвовали союзники-скифы в количестве 20 с лишним тысяч пехоты и 10 тысяч всадников. ³⁷ Краткое упоминание о конном и пешем войске содержится в декрете в честь Диофанта. ³⁸ Несмотря на отрывочный характер сведений письменных источников, все же мы можем на их основании говорить о наличии конницы и пехоты в скиф¬ском войске в течение всей истории Скифии.

Отсутствие в рядовых курганах оседлых скифов-земледельцев (правда, еще недостаточно хорошо нам известных) каких-либо признаков, указывающих на пользование воина конем, свидетельствует, что большая часть пешего войска состояла из рядового земледельческого населения. Погребения же дружинников почти всегда содержат специальные конские захоронения (в самых богатых курганах), части конских туш или конского убора.

Погребения рядовых пеших воинов можно встретить всюду в лесостепной Скифии, в курганах Подолии, ³⁹ во многих курганах, раскопанных Бобринским и другими на Киевщине. ⁴⁰ Меньше их известно на Полтавщине. Раскопанные Самоквасовым ⁴¹ курганы малых размеров в разных местах б. Роменского у. не дали предметов конского убора и конских костей. То же можно видеть и в рядовых курганах раскопок В. А. Городцова в Зеньковском у. ⁴² Погребения пеших воинов были обнаружены Г. П. Мельник в небольших курганах у Кириковки на Ворскле. ⁴³

Погребения рядовых пеших воинов дает Марицинский курганный могильник, являющийся, может быть, кладбищем геродотовских каллипидов и их потомков. Любопытно, что погребения, обнаруженные в том же могильнике в сопровождении конских захоронений, относятся к VI и началу V в. Отсутствие частей конской сбруи и конских костей отмечено Скадовским и в погребениях земледельцев возле Белозерского городища. ⁴⁴ Помимо рядовых земледельцев, в состав скифской пехоты, по всей вероятности, входили наиболее бедные кочевники, так как, по Гиппократу, ⁴⁵ бедные люди не ездили верхом.

Погребения рядовых воинов-кочевников IV—III вв. до н. э. известны главным образом по раскопкам Никопольского курганного могильника, одновременного «царским» курганам. ⁴⁶

Только в трех случаях в этих курганах были найдены отдельные части конского убора; конские кости, положенные в качестве напутственной пищи, указывают на широкое распространение лошадей в быту рядовых кочевников, а следовательно, и на возможность использования их на войне.

На территории степей, примыкающих к Днепровским порогам, имеются два могильника — Волошский ⁴⁷ и Кичкасский, ⁴⁸ близких по обряду захоронения и найденным в них предметам. Большинство обнаруженных в Кичкасском могильнике погребений датируется тем же временем, что и погребения Никопольского курганного могильника. В Волошском же имеются захоронения, относящиеся, судя по наконечникам стрел, еще к началу V в. до н. э. В этих могильниках, принадлежащих, скорее всего, также кочевому населению, ⁴⁹ обнаруженные в курганах погребения воинов не сопровождались частями конских туш. В качестве напутственной пищи были положены с покойниками части бараньих или коровьих туш.

Полную противоположность последним и разительное сходство с Никопольским могильником представляют курганы, расположенные недалеко от Белозерского городища, на границе с открытой степью, ⁵⁰ и принадлежавшие кочевникам. Конские кости в них почти обязательны, а в одном случае (в богатом кургане № 19) был найден целый остов коня с остатками седла при нем.

В степях Крыма до сих пор известны только большие, богатые курганы знатных воинов-всадников; лишь недостаточно тщательным исследованием их следует объяснять то, что конские захоронения не были найдены в таких из них, как Золотой и Талаевский, где были обнаружены комплексы богатого оружия. Тем не менее, в эпоху, известную Геродоту, в этом районе обитали царские скифы; следовательно, мы вправе ожидать от рядовых курганов степного Крыма захоронений, близких по инвентарю к описанным выше, т. е. таких, из которых большинство принадлежало конным и лишь наиболее бедные — пешим воинам.

Начиная с IV в. до н. э., как указали Б. Н. Граков ⁵¹ и М. И. Артамонов, ⁵² крымские степи уже не были населены кочевниками. Рядовое население этого района составляли оседлые земледельцы, о чем свидетельствует появление большого количества селищ и городищ, не известных здесь для более раннего времени. Это должно было привести к изменениям и в войске. Очевидно, подавляющее большинство сельских общинников воевало в рядах пехоты. Этим изменением и следует объяснять тот факт, что в скифском войске, сражавшемся на стороне Сатира в битве при Фате, численность пехоты в два раза превышала численность всадников. В этой битве участвовало прежде всего войско, состоявшее из жителей районов, расположенных вблизи от Пантикапея, т. е. Нижнеднепровской и Крымской Скифии.

До сих пор мы говорили о двух родах войск в Скифии, не останавливаясь на значении их.

В период военной демократии, когда в Скифии существовал изменчивый по составу союз племен, а войны представляли собой главным образом грабительские налеты, пехота не могла играть большой роли. Так, только конные скифские воины совершали военные походы в Переднюю Азию и Закавказье. В изречениях пророка Иеремии (VI, 22—25) о северных варварах говорится именно как о конных воинах, вооруженных луками и копьями. Насколько позволяет судить об этом подробный рассказ Геродота, незначительной была также роль пехоты во время борьбы скифов с Дарием (IV, 120—134).

С переходом к государству, хотя еще и примитивному, когда прекратились дальние военные походы и войны, проводимые на свой риск и страх отдельными племенными вождями, пехота, повидимому, становится более необходимой тактической силой войны. Это тем более вероятно, что начиная с IV в. до н. э. скифы постоянно сталкивались с греческой фалангой гоплитов.

Однако, несмотря на численное увеличение пехоты и рост ее значения в государственный период истории Скифии, решающую роль в скифском войске всегда играла конница, что объясняется господствующим положением кочевников над земледельческим населением. На это указывают особенности скифской тактики и боевого построения скифского войска.

Первостепенное значение луков и стрел в наборах скифского оружия, легкость защитного вооружения большинства рядовых воинов и данные письменных источников указывают, что одним из основных приемов борьбы скифов с врагами была тактика внезапного конного налета. Отряды конных воинов, приближаясь к объекту нападения, осыпали врагов градом стрел, захватывали добычу и исчезали в степи, избегая рукопашной схватки. О таких налетах мы узнаем из отдельных замечаний Геродота, описаний Диона Хризостома, ⁵³ рассказывающего о налете скифов на Ольвию, Овидия, ⁵⁴ описания которого относятся, правда, к сарматам и гетам. Но их способ действия был аналогичен скифскому. Из надписи в честь Никерата Папиева ⁵⁵ мы знаем о нападении вооруженных отрядов конных скифов на ольвийский гарнизон. Возможно, что результатом аналогичных налетов конных отрядов скифов была гибель Зопириона (Помпей Трог, Филипповские истории, IX, 3). ⁵⁶ Эта тактика налета, однако, не всегда была самоцелью, а могла являться лишь одним из моментов борьбы скифов с врагами. Во время войны с Дарием отдельные конные отряды скифов постоянно тревожили своими налетами персидское войско. Конные налеты, которые, как пишет Геродот, скифы совершали и ночью, имели целью уничтожать персов, завлеченных скифами в безводные степные районы.

Конные налеты также, возможно, предшествовали началу открытого боя, как мы можем судить об этом из всего описания похода Дария, данного Геродотом.

В античной литературе неоднократно описывалась скифская тактика отступления, рассчитанная на изматывание превосходящих сил противника и сохранение своих собственных. К сожалению, мы не знаем никаких других примеров применения этой тактики, кроме тех, когда она удачно сочеталась с тактикой партизанских налетов («малой войны») во время борьбы скифов с полчищами Дария, хотя, кроме Геродота (IV, 120—134), о ней упоминают и более поздние авторы. ⁵⁷ Я не буду подробно описывать скифскую тактику отступления, так как ее особенностям много внимания уделил А. В. Мишулин. ⁵⁸ Отмечу лишь, что она не была самоцелью, а являлась одним из моментов общего стратегического плана, рассчитанного на полное уничтожение врагов. Несмотря на отсутствие у поздних авторов каких-либо указаний на связь этой тактики с другими событиями из скифской истории и постоянную зависимость этих сведений от описаний Геродота, нельзя не предполагать, что скифы прибегали к ней при удобных случаях неоднократно.

Из народов древности применение аналогичной скифской тактики отступления отмечено античными авторами для парфян, ⁵⁹ уничтоживших римские войска во главе с Крассом. Тем не менее описание Плутархом парфянского похода Красса показывает, что хотя тактика отступления действительно была применена парфянами для завлечения противника в глубь страны, однако победа парфян над превосходящими силами римлян не была следствием применения этой тактики, а объяснялась превосходством парфянских катафрактариев над римскими легионерами. ⁶⁰ При наличии некоторых черт сходства скифская тактика отступления не была тождественной парфянской. Цивилизованному античному миру эта тактика была чужда, чем и объясняется то, что Платон прямо противопоставляет скифской тактике отступления греческую тактику сражений только на месте.

Мы располагаем также рядом, правда отрывочных, свидетельств о сражениях скифов в открытом бою, где, несомненно, одним из главных моментов была рукопашная схватка с противником. О несостоявшемся столкновении в «открытом» бою упоминает Геродот (IV, 134), ⁶¹ описывая войну скифов с Дарием. Диодор Сицилийский (XX, 73), говоря о борьбе Лизимаха с восстанием Каллатийцев, на стороне которых были скифы, упоминает о поражении последних в «открытом» бою. Страбон (VII, 17) ⁶² объясняет поражение сарматов, союзничавших со скифами в войне Митридата Евпатора, преимуществами, которые могли проявиться только в открытом сражении хорошо организованной фаланги гоплитов над легко вооруженным варварским войском. Он же упоминает и о поражении скифов, нанесенном им стратегом Митридата Неоптолемом в «открытом» бою на льду Керченского пролива.

Применение скифами рукопашной схватки подтверждается изображениями боевых сцен на предметах греческого мастерства, сделанных для скифов. Таковы изображения на гребне ⁶³ и горите ⁶⁴ из Солохи, на пряжке неизвестного происхождения с изображением двух всадников, сражающихся копьями. ⁶⁵ Кроме того, сцена сражения конного воина с пешим (оба борются копьями) переданы на бляшке местной работы из Геремесовского кургана. ⁶⁶

Широкое распространение копий, одинаково обычных в неразграбленных курганах конных и пеших воинов, также свидетельствует об участии тех и других в ближнем бою. Мечи и кинжалы, принадлежавшие преимущественно богатым воинам, не играли той первостепенной роли в ближнем бою, как копья. Поэтому неприспособленность скифских акинаков для боя с коня не может быть решающим аргументом для определения приемов сражения конных воинов. Конный воин сражался, сидя на коне, до тех пор, пока имел в своем распоряжении копье.

При потере копья, даже имея меч, кинжал или секиру, всадник не мог действовать столь же эффективно и соскакивал с коня. Хорошую иллюстрацию к этому представляет изображение боевой сцены на обивке горита из Солохи.

Тем не менее, принимая во внимание отсутствие у большинства конных и у всех пеших воинов металлического защитного вооружения, нельзя не признать, что тактика ближнего боя в скифскую архаическую эпоху была еще мало развитой. В результате большого развития этой тактики в IV в., по сравнению с предшествующей эпохой, появляются более совершенные формы наконечников копий и мечей, улучшается металлическое защитное вооружение дружинников, а также начинают широко применяться кожаные доспехи.

Для суждения о боевом построении скифских войск мы имеем хотя и немногочисленные, но довольно определенные данные.

Диодор Сицилийский (XX, 22), ⁶⁷ говоря о боевом построении войск Сатира и Евмела в битве при Фате, отмечает, что они были выстроены по скифскому образцу.

Исходя из особенностей построения войск в этой битве, следует признать, что обычным для скифов было такое построение, когда в центре боевого порядка находился царь, окруженный отборными конными воинами, вероятно дружинниками, имеющими металлическое защитное вооружение. За ним располагались легко вооруженные всадники. Пехоте принадлежало место на флангах.

В. Д. Блаватский, посвятивший разбору этой битвы специальную статью, отметил, что аналогичный порядок был у войск Артаксеркса и Кира Младшего в битве при Кунаксах. ⁶⁸ Действительно, боевое построение персидских войск в этой битве представляет почти полную аналогию тому, что мы видим в битве при Фате, и, следовательно, скифскому построению. Никаких существенных изменений в боевом построении персидских войск не произошло и ко времени столкновения Дария III и Александра Македонского. Несмотря на наличие в войске Дария некоторых родов войск, не принимавших участия в битве при Кунаксах, построение персидских войск в битве при Гавгамелах принципиально ничем не отличалось. Дарий III находился в центре боевого строя, окруженный множеством всадников, готовых к битве. ⁶⁹ Этот конный отряд хорошо вооруженных воинов во главе с царем начинал битву, и от его успеха в большой мере зависел исход сражения.

Однако вряд ли возможно из аналогии скифского построения с персидским делать выводы о заимствовании скифами боевого строя персов. В связи с этим нельзя оставить без внимания замечание Ксенофонта о том, что «все вообще главнокомандующие из варваров предпочитают иметь лучшее войско посредине, думая, что так они безопаснее, чем если бы силы их были расположены по обе стороны, а если им надо дать какое-нибудь приказание, то войско в половину времени может узнать его». ⁷⁰

По представлению греков, этот способ построения был типичен для персов, но вместе с тем он был свойственен «варварскому» миру в целом, с которым греки воевали в течение V в. С. П. Толстов, ⁷¹ давая оценку битве при Кунаксах, по поводу боевого построения войск замечает, что этот тип боевого строя восходит к традиции первобытных поединков вождей, решающих бой. Поэтому мы вправе предполагать, что нахождение в центре боевого строя скифов вождя, который не только управлял боем, но и принимал в нем активное участие, было, как и у персов, пережитком особенностей, существовавших при первобытно-общинном строе.

Такое же место в боевом строе занимал царь или вождь у германцев, как об этом пишет Тацит. ⁷² Однако от персидского и скифского общее построение германского войска существенно отличалось. Решающую роль в нем играла не конница, а пехота, основным оружием которой были копья — фрамеи.

Совпадение в персидском и скифском боевом построении расположения конницы и пехоты объясняется еще и решающим значением конных воинов в том и в другом войске.

Судить об осадной тактике скифов мы можем пока лишь по незначительным данным. По крайней мере до III в. до н. э. скифы не имели никаких осадных машин. Осада укреплений велась обычным наступательным оружием скифов и в первую очередь с помощью обстрела осажденных городов из луков. Ярким свидетельством этого являются развалины стен древневосточных городов, в которых были найдены застрявшие бронзовые наконечники скифских стрел. ⁷³ С осадой скифами Кармир-Блура связывает Б. Б. Пиотровский грандиозный пожар, уничтоживший жизнь в урартийской крепости. ⁷⁴ Очевидно, скифы имели какие-то зажигательные приспособления к стрелам. Кроме того, на основе указаний Страбона (VII, 4, 7) ⁷⁵ мы можем говорить о том, что при штурме крепости скифы прибегали к засыпке ее рвов. Наличие пробоин в стенах Херсонеса Таврического, ⁷⁶ появившихся, несомненно, в результате действия специальных осадных машин, указывает на существование последних у скифов времени Скилура.

В эту позднюю эпоху скифской истории постепенно распространяются новые формы вооружения и происходят коренные изменения в тактических приемах ведения войн. Но военное искусство скифов времени государства Скилура и Палака следует рассматривать в связи с особенностями военного искусства сарматов, с которыми в это время скифы находились в тесных взаимоотношениях как мирных, так и военных. Надо полагать, что описа¬ние позднескифского военного искусства найдет должное место в исследо¬ваниях, специально посвященных поздним временам истории Скифии.

К содержанию 34-го выпуска Кратких сообщений Института истории материальной культуры