Мелентьев А.Н. Некоторые детали конской упряжки киммерийского времени

К содержанию 112-го выпуска Кратких сообщений Института археологии

[ref]Доклад, прочитанный на заседании сектора Средней Азии и Кавказа ЛОИА 7/V.1965 г.[/ref]Весь облик культуры племен, обитавших в причерноморских степях в предскифское время, — кочевников, скотоводов, конных воинов — неразрывно связан с широким использованием коня. Применение лошади как транспортного средства, высокое развитие всадничества в этот период засвидетельствовано как историческими, так и многочисленными археологическими фактами. В настоящей статье мы делаем попытку поставить вопрос о применении в киммерийское время упряжной лошади — еще одного определяющего элемента культуры степных племен VIII—VII вв. до н. э. Поводом к этому послужила находка предметов конского снаряжения при раскопке курганов на Нижнем Дону.

В 1959 г. при исследовании большого кургана около г. Аксая (бывшая ст. Аксайская), известного под названием «Гиреева могила», были обнаружены два набора бронзовых предметов снаряжения коня[ref]Кобяковская экспедиция ЛОИА под руководством С. И. Капошиной. Раскопки курганного отряда (нач. А. Н. Мелентьев).[/ref]. Каждый из наборов состоит из удил двукольчатого типа, двух крупных выпуклых блях с петлей на вогнутой стороне и пары массивных двойных пуговиц, укрепленных на пластине, свободно сочлененной при помощи муфты с крупным кольцом (рис. 7). Все предметы лежали одной компактной группой, под ними и рядом находились отдельные фрагменты железного втульчатого листовидного наконечника копья, полностью реставрировать который не удалось. Предметы найдены в юго-западной поле кургана и стратиграфически связаны с четвертым, верхним, слоем насыпи. Никаких следов погребения на этом участке не обнаружено. Все открытые нами могилы принадлежат к эпохе бронзы и относятся к первоначальному кургану и его повторной досыпке. В 1865—1866 гг. курган раскапывал В. Г. Тизенгаузен[ref]ОАК, 1865; архив ЛОИА, ф. 1, д. 1865—66/7.[/ref]. Определение культурной принадлежности открытых при раскопках могил затруднено краткостью дневниковых записей и отсутствием графической документации. Три могилы, возможно, синхронны или близки по времени нашей находке. Две из них, по-видимому, содержали погребения с конем, третья — впускное погребение в глубокой яме в центре кургана — полностью ограблена[ref]Архив ЛОИА, ф. 1, д. 1865—66/7, ЛА. 18, 24—26, 29.[/ref]. Связь их со стратиграфией кургана, в частности с верхним слоем насыпи, содержавшим наборы, не может быть установлена. Поэтому наиболее целесообразно приравнять находку к кладу[ref]Для удобства пользования в дальнейшем предлагаем условное название «Аксайский клад».[/ref].

Рис. 7. Аксайский клад

Все бронзовые предметы хорошо сохранились и были покрыты тонким ровным слоем патины без заметных следов разрушения от коррозии. Один из наборов применялся недолго: на удилах сохранились даже остатки тонких пленок, образовавшихся при литье в местах неплотного прилегания половинок формы. Второй комплект носит следы длительного употребления. На удилах и двойных пуговицах заметна значительная изношенность в трущихся местах и имеется ряд дефектов: у удил отломлено одно внешнее кольцо, на двойных пуговицах — муфты с кольцами. Одно из колец отсутствует. При детальном сопоставлении и взвешивании одинаковых предметов из разных комплектов становится очевидным, что они отливались в сходных, но разных формах. Состав металла изделий неоднороден: сходным по назначению предметам соответствует определенный сплав, наиболее отвечающий, по-видимому, функциональному назначению вещи. При этом рецептура сплавов одинаковых по назначению изделий соблюдена при отливке обоих наборов (рис. 7, табл. 1)[ref]Полуколичественный спектральный анализ произведен в лаборатории ЛОИА В. Н. Сидоровым.[/ref].

Вопрос о датировке Аксайского клада после работ А. А. Иессена не вызывает затруднения. Время бытования двукольчатых удил так называемого кобанского типа достаточно точно определено в пределах второй половины VIII — начала VII в. до н. э.[ref]А. А. Иессен. К вопросу о памятниках VII1—VII вв. до н. э. на юге европейской части СССР. СА, XVIII, 1953; Он же. Некоторые памятники VIII— VII вв. до н. э. на Северном Кавказе. ВССА, 1954[/ref] Находки новых археологических комплексов с удилами этого типа подтверждают правильность такой датировки[ref]К. Ф. Смирнов. Вооружение савроматов. МИА, № 101, 1962, стр. 76, 77; А. А. Щепинский. Погребение начала железного века у Симферополя. КСИА УССР вып 12, 1962, стр. 57; Г. П. Ковпаненко. Погребение VlII—VII вв. до н. э. в бассейне Ворсклы. КСИА УССР, вып. 12, 1962, стр. 66; А. И. Тереножкин. Основы хронологии предскифского периода. С А, 1965, № 1, стр. 78, 79.[/ref].

[adsense]

Обращает на себя внимание литой орнамент, украшающий двойные пуговицы. На наружной поверхности пуговиц отлит узор в виде углубленного квадрата со слегка вогнутыми сторонами, в центр которого вписано выпуклое кольцо. Квадрат окружен неглубокой бороздкой, отделяющей орнаментальный рисунок от плоскости пуговиц. В углах квадрата и напротив них в кольцевой бороздке — сквозные небольшие отверстия. В бороздке они немного смещены внутрь. Этим несложным приемом в сочетании с легкой вогнутостью сторон квадрата достигается восприятие правильного круга, очерченного кольцевой бороздкой, как четырехлепестковой розетки, выпукло моделированной на плоскости пуговицы. Ареал находок пуговиц и бляшек со сходным орнаментом охватывает степную территорию Юго-Восточной Европы от Северного Кавказа до Венгрии. Из серии находок в ареале удил двукольчатого типа[ref]А А Иессен. К вопросу о памятниках VIII—VII вв. до н. э., стр. 6, рис. 6. ВССА, стр. 122, рис. 11; А. А. Щепинский. Указ соч., стр. 63, ри^ 7, 8* Е. И. Крупнов. Археологические исследования в Кабардинской ACLF в’ 1948 г. «Уч. зап. Кабардинского научно-исследовательского ин-та», V. Нальчик, 1950 стр 252, рис. 51, стр. 268, рис. 58; ИАК, вып. 60, стр. 2; Н. Е. Бранденбург. Журнал раскопок. СПб., 1908, стр. 94; Д. А. Самоквасов. Могилы русской земли. СПб., 1908, стр. 111. Изображения бляшек из 2 Келермесского кургана и курганов у сел Емчиха и Герасимовка даны в работе Б. Рабиновича (Б. Рабинович. О датировке некоторых скифских курганов Среднего Приднепровья. СА, 1, 1936, стр. 92, 94. 96, рис. 6, а—6} 8, 9).[/ref] наиболее близки пуговицам Аксайского клада по четкости и простоте орнаментального рисунка прорезные пуговицы Ессентукского клада и бляшки Каменномостского могильника в Кабарде и кургана 10 близ Симферополя. Все эти комплексы датируются концом VIII — началом VII в. до н. э.[ref]А. А. Иессен. К вопросу о памятникам VIII—VII вв. до н. э., стр, 1, Он же. Некоторые памятники VIII—VII вв. до н. э., стр. 127; А. А. Щепинский. Указ. соч., стр. 64; Е. И. Крупнов. Указ. соч., стр. 272.[/ref]

Наиболее трудно определить место и назначение двойных пуговиц с кольцом в снаряжении коня. Двойные пуговицы Аксайского клада являются пока уникальными и не имеют точной аналогии в комплексах предметов конского снаряжения, содержавших удила кобанского типа. Наиболее близки им две двойные пуговицы с кольцами из клада Комлод, найденного недалеко от Будапешта[ref]S. Сaliius. Т. Horvath. Un peuple cavalier prescytigue en Hongrie. Dissertationes pannonikae, ser. II. Budapest, 1939.[/ref]. Четыре двойных пуговицы из инвентаря погребения у хут. Кубанского[ref]А. А. Иессен. К вопросу о памятниках VIII—VII вв. до н. э., стр. 121, рис. 10.[/ref] значительно меньших размеров и не имеют муфты с кольцом — детали, несомненно, определяющей назначение изделия. По этому конструктивному признаку наиболее сопоставимы с предметами Аксайского и Комлодского кладов большие кольца с подвижной муфтой, известные по находкам на Северном Кавказе и в Приднепровье. Три северокавказских комплекса (у хуторов Кубанского, Алексеевского и у Лермонтовского разъезда) опубликованы А. А. Иессеном[ref]Там же. рис. 10, стр. 118, рис. 7, стр. 123, рис. 12.[/ref], четвертый комплекс предметов конского снаряжения, содержавший большие кольца с подвижной муфтой, найден у с. Бутенки в Кременчугской области[ref]Т. П. Ковпаненко. Указ. соч., стр. 68, 69, рис. 2; А. И. Тереножкин. Основы хронологии предскифского периода. СА, 1965, № 1, стр. 77, рис. 6.[/ref].

Таким образом, мы имеем с учетом нашей находки шесть комплексов, в которых наряду с известными предметами от конской узды встречены пуговицы, свободно соединенные через муфту с крупным кольцом. В археологической литературе нам известны лишь две работы, авторы которых, правда косвенно, относят эти предметы к принадлежностям узды[ref]А. И. Тереножкин. Указ. соч., стр. 76, 78; М. Русу. Докиммерийские детали конской сбруи. «Dacia», n. s., t. IV, 1960.[/ref]. А. И. Тереножкин упоминает их как «большие кольца с подвесками от узды». Такое определение сделано, по-видимому, лишь на основании находки их в комплексе с другими предметами уздечного набора. Мирча Русу при классификации разновидностей псалиев «докиммерийского» времени включает в группу типа С двойные пуговицы с кольцом из клада Комлод. К типу С относятся, по определению автора, наборные пряжки, заменяющие собственно псалии[ref]М. Русу. Указ. соч., стр. 170, рис. 1/15—19.[/ref]. На указанной таблице изображено четыре экземпляра бляшек, применение которых наиболее вероятно, на наш взгляд, для скрепления перекрестьев ремней или в декоре сбруй. Правда, и сам автор оговаривает, что в качестве псалиев «наборные пряжки применялись лишь тогда, когда их соединяли с металлической частью, вкладывавшейся в рот коню», и при этом ссылается на изображение удил с дополнительными звеньями, приведенными в работе Галлуша и Хорвата, в том числе и на двойные пуговицы с кольцом из клада Комлод[ref]Там же.[/ref]. Применение дополнительных звеньев практиковалось с удилами различных типов и служило лишь для облегчения скрепления удил с поводом. Появление их не внесло никакие принципиальных изменений в конструкцию узды, и закрепление удил с добавочными звеньями производилось также с применением псалиев.

Таким образом, налицо явное недоразумение с отнесением этих предметов к псалиям, тем более, что и сам автор через страницу рассматривает ту же самую серию предметов как крепившихся на подпруге упряжной лошади деталей «с целью облегчения управления при поворотах»[ref]Там же.[/ref]. Вообще устройство узды с удилами жесткого типа хорошо изучено и определены ее различные территориальные и хронологические варианты[ref]А. А. Иессен. К вопросу о памятниках VIII—VII вв. до н. э.; S. Gаllus et Т. Horvath. Op. sit.; I. Harmalla. Le probleme simmerien. «Archaeologi ai Ertesito», ser. till, t. VIII/IX. Budapest, 1948; I. Nestor. Zu den Pferdege- schirrbronzen aus Stullgried a, d, March». Winer Prahistoriche Zeitschrift, XXI»; G. Вawlіnsоn. The lEive Great Menarchies of the Ancient Eastern World»; П. M. Грязнов. Памятники майэмирского этапа эпохи ранних кочевников Алтая. КСИИМК, вып. XVIII, 1947; Он же. Первый Пазырыкский курган. Л., 1950; Б. Б. Пиотровский. История и культура Урарту. Ереван, 1944, стр. 209, 210; Он же. Ванское царство. М., 1959, стр. 153—156; С. И. Руденко. Культура хуннов и ноинулинские курганы. М.— А., 1962; Он же. Культура населения центрального Алтая в скифское время. М.—А., 1960, гл. XI; Б. А. Куфтин. Триалети I. Тбилиси, 1941, стр. 61; К. Ф. Смирнов. Вооружение савроматов.[/ref]. Тот факт, что ни в одном из известных вариантов узды нет места аналогичным или сходным предметам, является достаточным аргументом, отрицающим их связь с системой управления верховым конем. Правда, в гальштатское время, если соответствует действительности реконструкция Г. Коссака, крупные кольца применялись как промежуточное звено, соединяющее удила с отростком нащечного ремня и поводом[ref]Реконструкцию узды см.: Я. Филип. Кельтская цивилизация и ее наследие. Прага, 1961, стр. 19, рис. 2.[/ref]. Возможное применение с этой целью рассматриваемых нами предметов маловероятно, поскольку муфты, сильно выступающие с тыльной стороны изделия, неизбежно травмировали бы щеку лошади.

Подобных предметов нет и в системе закрепления седла. Мы не располагаем сведениями о седлах киммерийского времени. У скифов и савроматов, по мнению К. Ф. Смирнова, были распространены мягкие седла подушечного типа. Но савроматские подпружные пряжки, применяемые при седловке, — крупные желобчатые кольца с кнопкой и выступами, конструктивно отличаются от рассматриваемых нами находок[ref]К. Ф. Смирнов. Вооружение савроматов, стр. 97, рис. 49, 7—3.[/ref]. Седельная сбруя алтайских племен скифского времени, хорошо известная по пазырыкским находкам, также не содержит сходных или конструктивно близких предметов[ref]С. И. Руденко. Горноалтайские находки и скифы. М.—А-, 1952, стр. 90, рис. 33; М. П. Грязнов. Первый Пазырыкский курган, стр. 58, рис. 22; С. И. Руденко. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М.—А., 1953, стр. 146 и сл. .[/ref].

Наиболее трудно разрешимым вопросом является реконструкция упряжи ездовой лошади древности. Обстоятельно изучено устройство повозок, главным образом колесниц, и прослежено развитие их различных типов в разных странах. Материалом для классификации послужили в основном многочисленные изображения на каменных рельефах, сосудах и других предметах, а также глиняные модели и в меньшей степени непосредственные археологические находки. Изучение же способов запряжки и особенно конструкции элементов упряжи значительно затруднено, поскольку изображения, как правило, передают лишь основные детали. Насколько можно судить, в древности применялась легкая шорковая упряжь без шлей, но с подпружным ремнем. Холочный ремень при этом соединялся иногда с помощью колец, с крыльями легкого ярма, закрепленного на конце изогнутого дышла. На перекрестье грудного и холочного ремней располагалась петля или кольцо для закрепления постромки, идущей от верхней части переда повозки[ref]I. Filip. Vor praveky a uznik Vozu moderniko. «Vestnik Ceskoslove.nskenho zemedelskeho musea», IX. № 3. Praha; Б. Б. Пиотровский, H. Д. Флиттнep. История техники древнего Двуречья. Сб. «Очерки по истории техники Древнего Востока». М.—А., 1940, стр. 152, рис. 74.[/ref]. Такое расположение постромки служило, по-видимому, помимо передачи тяги и для удержания лошади от уноса в сторону. При этом угол наклона постромки был близок оптимальному, позволяющему максимально использовать тяговое усилие лошади[ref]Н. М. Шпайер, В. Н. Онисимов. Гигиена и использование лошади. М., 1949, стр. 127.[/ref]. В меньшей степени при этом тяга осуществлялась через ярмо и дышло, которые служили в основном для изменения направления движения повозки и облегчали ее торможение или «осаживание» лошадей. В целях облегчения управления вожжи разбирались на правые и левые и продевались через металлические кольца, укрепленные на дышле или ярме и реже на холковом ремне шорки[ref]Б. Б. Пиотровский, Н. Д. Флиттнер. История техники древнего Двуречья, стр. 102, 104; Paterson. Palace of Sinaherib, схрма; «Ur excavationz», vol II The Royal Gemetery, plates. Oxford, 1934, p. 92; Dictiornaire des Antiquites. Paris. 1875, p. 1637, fig. 2209, p. 1638, fig. 2210.[/ref]. Самые древние кольца для продевания вожжей известны по находкам в Уре[ref]«Ur excavationz», tavJ. 166, 167, fig. p. 30.[/ref]. Их конструкция и место в системе упряжи, судя по более поздним находкам, с течением времени не претерпели существенных изменений[ref]R. Ghіrshman. Iran. Miinchen, 1964, S. 62, 111. 77.[/ref]. Рассматриваемые нами предметы, по-видимому, не могли быть применены для этих целей, поскольку кольцо располагается в одной плоскости с пуговицей.

Таблица 1. Результаты полу количественного спектрального анализа предметов Аксайского клада., %

Характеристика потертостей изделий Аксайского клада, в частности места износа внутренней стороны муфты, предполагает закрепление предмета в вертикальном положении кольцом кверху и без постоянного натяжения между муфтой и кольцом. С учетом этого обстоятельства наиболее вероятно использование этих изделий для скрепления упряжи с ярмом, т. е. в качестве предмета, известного по древнегреческой терминологии под названием antyx[ref]«Dicitionnaire des Antiquites», p. 1936, 1640.[/ref]. Значительные нагрузки на эту часть упряжи возникали, видимо, лишь при крутых поворотах, резком торможении или быстром передвижении по пересеченной местности, что, вероятно, и влекло иногда поломку деталей скрепления. Характер износа изделий Аксайского клада, с одной стороны, и облом муфт, с другой, наиболее соответствуют, на наш взгляд, предположению о применении их в качестве antyx’a.

Позитивное решение поставленного нами вопроса о применении в начале I тысячелетия до н. э. лошади в запряжке основано лишь на предположении о вероятном месте рассмотренных предметов в системе древней упряжи. Как оригинальный вариант удил — двухкольчатый, так и детали упряжи могут иметь своеобразный облик, выработанный племенами, обитавшими на территории, границы которой очерчиваются ареалом удил кобанского типа. Вместе с тем неоднократные находки парных конских погребений эпохи бронзы[ref]К. Ф. Смирнов. О погребениях с конями и трупосожжениями эпохи бронзы в Нижнем Поволжье. СА, XXVII, 1957; Он же Археологические данные о древних всадниках Поволжско-Уральских степей. СА, 1961, № 1.[/ref] — несомненное свидетельство применения упряжной лошади в конце II — начале I тысячелетия до н. э.[ref]Под этим же углом Зрения рассматривает парные погребения лошадей Л. С. Клейн (Л. С. Клейн. Происхождение скифов царских по археологическим данным. СА, 1963, № 4, стр. 31).[/ref] Поэтому правомерна, на наш взгляд, при интерпретации назначения рассмотренных деталей снаряжения коня (пуговиц, сочлененных с кольцом) постановка вопроса о применении повозок в VIII—VII вв. до н. э. Были ли это четырехколесные повозки, типа открытых в докельтских княжеских могилах, или боевые колесницы, аналогичные колесницам Переднего Востока, — вопрос остается открытым.

К содержанию 112-го выпуска Кратких сообщений Института археологии