Литература и культура

Хотя мы не располагаем памятниками литературы парфян, которые относились бы к парфянской эпохе, можно все же составить некоторое представление о литературе при Аршакидах. Греческий язык в это время продолжал служить одним из официальных письменных языков — об этом свидетельствуют монеты, надписи и документы. Среди парфян, несомненно, было много образованных людей, знавших греческий. О том, что парфяне понимали и ценили греческую драму, известно не только из античных источников, но и по раскопкам театров античного типа, а также по находке формы для изготовления комедийных масок в Нисе[ref]М. E. Массон, «Известия АН Туркм. ССР>, № 1, Ашхабад, 1951, стр. 93.[/ref]. В Месопотамии были в употреблении семитические языки. Как показывают документы из Нисы и Авромана, парфяне пользовались гетерографической письменностью, не только созданной на основе арамейского алфавита, но и содержащей много арамейских написаний целых слов. Трудно ожидать, чтобы при таком малоудобном способе письма могла существовать обширная письменная литература; зато при дворах парфянских правителей и знати процветала устная поэзия.

Имеются данные о том, что именно парфяне придали иранскому эпосу ту форму, в которой он был записан при Сасанидах и дошел до Фирдоуси. Парфянские поэты-музыканты (gusan) не только обогатили эпос, сообщив ему черты рыцарской героики, но и сохранили старые предания о кави Восточного Ирана, Каянидах эпоса — предках Виштаспы, покровителя Зороастра[ref]М. Воусе, Some remarks on the transmission of the Kayanian heroic cycle,—«Serta Cantabrigiensia», Wiesbaden, 1954, crp. 49—51; M. Boyce, The Parthian ‘gosan’ and Uranian ministrel tradition,— JiRAS, 1957, стр. 10—45 (автор дал превосходный очерк литературной жизни парфянского периода и убедительно доказал существование двойной — устной и письменной — иранской литературной традиции с древнейших времен и вплоть до арабского завоевания).[/ref]. Эти баллады древнего Ирана, если можно так называть их, по содержанию были, скорее, светскими, чем религиозными,— нас не должно смущать, что позднее сохранению этих сказаний способствовали зороастрийские жрецы. В парфянское время в эпос проникает много новых мотивов, таких, как подвиги Геракла, о которых парфяне несомненно слышали от греческого населения и которые могли послужить прообразом героических деяний Рустама. Мы уже упоминали, что цикл сказаний о Рустаме был принесен в иранский эпос саками из Средней Азии. Менестрели парфянской эпохи в своих песнях о героях древнего Ирана сплетали воедино нити многих и различных по происхождению сюжетов.

Наличие каянидской, сакской и парфянской традиций позволило выдвинуть весьма убедительную теорию северо-восточного происхождения большинства циклов иранского эпоса[ref]М. Boyce, Zariadres and Zarer,—BSOAS, vol, XVII, 1955 стр 476.[/ref]. Искусство менестрелей начало приходить в упадок, видимо , при Сасанидах; окончательное исчезновение такого рода поэзии происходит позднее и, вероятно, объясняется в первую очередь изменениями, которые пережило общество Ирана в результате арабского завоевания. На смену героическим песням пришли новые, более изощренные поэтические формы. Но при дворах парфянской знати искусство менестрелей процветало, и их сказания определяли литературные вкусы той эпохи.

О парфянском изобразительном искусстве нам приходилось уже упоминать в связи с сарматами и «звериным стилем». Прежняя характеристика парфянского искусства как деградировавшего греческого нуждается в пересмотре; несмотря на кажущуюся преемственность, парфянское искусство отличается также и от сасанидского. Находки в Нисе показали, что греческое влияние ощущалось довольно сильно в раннеаршакидское время. Но, как и в других сферах, парфяне в последующий период вернулись к древнеиранским традициям и сюжетам — на первый план выдвигаются сцены охоты, сражений, пиров и жертвоприношений. Возрождение полихромного декора — особенность парфянского искусства «малых форм», как и искусства сарматов. В архитектуре преобладают эллинистические традиции, но приемы декоративного убранства и многие другие черты — восточные, причем, независимо от их происхождения, именно эти восточные черты составляют главные особенности памятников парфянского зодчества. К ним относятся купольные перекрытия на тромпах, важная роль, отводившаяся айвану, украшение фасадов зданий горельефными масками, а интерьеров — статуями. «Экспрессионизм» этого искусства уже отмечался раньше[ref]См. примечания 45, 46, 112, 113 к главе 4. Сводчатые арки и купольные перекрытия были, видимо, принесены парфянами из Восточного Ирана в Месопотамию. Ср.: О. Reuther, Parthian architecture —SPA, vol. I, London, 1938, стр. 427. (См. также: Г. А. Пугаченкова, Пути развития архитектуры Южного Туркменистана поры рабовладения и феодализма,— «Труды ЮТАКЭ», т. VI, М., 1958, стр. 68—69, 100, 104—117 и др.; Г. А. Кошеленко, Культура Парфии, особенно стр. 12—35, 78—88, 98—102 и указанную там литературу.][/ref].

Кочевническое прошлое парфян ясно проступает в таких особенностях одеяния всадника, как шаровары, заправленные в сапоги с «гамашами», — элементы костюма, широко распространившиеся по всему Ближнему Востоку в I—II вв. н. э.[ref]G. Widengren, Some remarks on riding costume among Iranian peoples in antiquity,— «Arctica», vol. XI, Uppsala, 1966, стр. 241 и сл.[/ref]. Структура общества, искусство, устная литература, сохранение родоплеменных традиций в политической организации, как мы ее знаем, — все это свидетельствует о своеобразном укладе жизни парфян, в котором господствовало воинское, героическое начало. Недаром само имя парфян — пахлаван (pahlavHn) — получило в новоперсидском значение «герой, богатырь».