Кузьмина Е.Е. Об аньянской линии синхронизации сибирских бронз

Кузьмина Е.Е. Об аньянской линии синхронизации сибирских бронз.— ИИС. вып. 7, Томск, 1973, с. 31-39.

Одной из основных проблем бронзового века Евразии остается установление возраста и синхронизация культур, решению которой препятствует малочисленность стратифицированных памятников и отсутствие переднеазиатских импортов. Поэтому субъективный и надежный метод сопоставления культур лишь по сходству некоторых отдельных типов остается пока единственным путем привязать лесные и лесостепные бронзы к датированным переднеазиатским древностям через посредство промежуточных звеньев Балкан, Кавказа и Средней Азии.

С целью установления возраста сибирских-памятников используется и аньянская линия синхронизации. Она вновь привлекла внимание исследователей в связи с тем, что В.И. Матющенко были сделаны замечательные находки в могильнике Ростовка у Омска и на поселении Самусь IV у Томска ¹. Происхождение, культурная принадлежность и хронология этих памятников уже вызвали оживленную дискуссию.

Если В.И. Матющенко Ростовкинский могильник считает одно культурным, синхронным Самусь IV, Сейме, Турбину, относящимся к самостоятельной культуре, сформировавшейся на основе урало-казахстанско-сибирского субстрата, то В.А. Сафронов отрицает генетическую связь Ростовки с местными культурами и видит как в Ростовке, так и в Сейме и Турбине памятники, оставленные населением, мигрировавшим на запад из района Томск-Красноярск-Минусинск; одним из основных составляющих этой культуры он считает байкальский серовско-глазковский компонент, претерпевший каралукско-иньское воздействие, причем иньское влияние он признает определяющим для сложения культуры Самуся, Ростовки, Сеймы, Турбина, которым «суждено было сыграть выдающуюся роль и донести неведомые Европе достижения иньской цивилизации». Исходя из своей концепции об определяющем влиянии иньской культуры через посредство карасука на развитие культур Сибири и Восточной Европы, В.А. Сафронов устанавливает хронологию, всего этапа бронзового века степной и лесостепной зоны Евразии на основании аньянских аналогий карасукским бронзам, считая дату Аньяна terminus past qaem для бронзового века Евразии и датируя сейминскую культуру в Европе XIII в. до н.э. (ближе к его второй половине) ².

Аналогии евразийским степным и лесостепным бронзам в аньянском металле были выявлены уже давно исследованиями М. Лёра ³ и С.В. Киселева ⁴. Но в противоположность В.А. Сафронову оба эти исследователя считали, что аньянские бронзы являются дериватом сибирским и, соответственно, Аньян служит terminus past quem для сопоставляемых комплексов Поволжья, Урала и Западной Сибири. Основанием этой гипотезы, получившей затем широкое признание, было то, что аньянский комплекс не имел местных корней и появился уже во вполне сформировавшемся виде, принеся на восток три важнейших инновации: 1) колесный транспорт, 2) коневодство, 3) металлургию, причем каждое из этих культурных явлений предстает в Аньяне в высокоразвитой форме, предполагающей длинную линию эволюционного развития.

Как же обстоит дело с аньянской линией синхронизации сегодня?

Прежде всего, остается спорной абсолютная хронология Аньяна. Она определяется на основании исторической традиции, восходящей к несохранявшимся бамбуковым анналам, и на найденных при раскопках надписях на гадательных костях, сообщающих о важнейших событиях истории шанской династии. Определяющими являются время основания шанской династии, время перекоса императором Пань-геном столицы в Аньян и время чжоуского завоевания, указывающее верхнюю дату Шанского периода. Эти события сопоставляются с упоминаемыми источниками солнечными и лунными затмениями. Однако все три основные даты остаются спорными. В последней сводке по хронологии Старого Света, изданной Ф. Эрихом, Kwang — Chin Chang датирует основание шанской династии между 1722 и 1514 гг. до н.э., перенос столицы в Аньян — между 1397 и 1291 гг. до н.э., основание династии Западного Чжоу — между 1122 и 1018гг. до н.э. ⁵, соответотвенно, аньянский период определяется ХIV-ХII или ХIII-ХI в. до н.э.

Для синхронизации сибирских бронз с аньянскими важно учитывать не только абсолютный возраст Аньяна, но и его стратиграфию. Во-первых, почти все металлические изделия найдены в Аньяне в могильнике, в то время как гадательные кости с надписями, по которым устанавливается хронология, — на поселении Сяо-Тун. Находка на поселении клада бронзовых вещей, аналогичных найденным в могильнике, позволяет синхронизировать оба комплекса, но возможно, что они синхронны лишь частично. Во-вторых, при раскопках Сяо-Туна было выделено четыре культурных слоя: 1 верхний чжоусский, 0 основной — аньянский, относящийся к периоду, когда сюда была перенесена столица, что ознаменовано сооружением ям с ритуальными жертвоприношениями людей и животных при закладке столицы, III также аньянский, по материальной культуре не отличающийся от основного, но предшествующий времени основания столицы; IV доаньянский, относящийся к культуре луншан ⁶. Таким образом, сама аньянская культура сформировалась раньше времени переноса столицы в Аньян, то есть возвраст культуры древнее традиционной даты начала Аньяна 1384 г. до н.э. (или между 1397-1291 гг. до н.э.).

Как на сегодня обстоит дело с происхождением Аньяна и теми тремя инновациями, появление которых в Аньяне дало основание исследователям предполагать, что его культура формировалась под влиянием шедшего извне импульса?

Колесный транспорт. Колесный транспорт накаляется на Переднем Востоке в конце IV или начале III тыс. до н.э. В III тыс. до н.э. он распространен в Подунавье, на Балканах, на Кавказе, в Средней Азии и в южно- русских степях у носителей ямной культуры ⁷. В доаньянских культурах колесного транспорта нет. Кострукция аньянских колесниц во всех деталях совпадает с западными образцами, что не может быть результатом конвергенции и доказывает заимствование извне ⁸.

Коневодство. Раньше считалось, что лошадь появляется только в Аньяне. Теперь кости лошади найдены на поселениях предшествующей культуры луншан ⁹. Однако, по мнению палеозоологов, лошадь не могла быть здесь приручена, так как эти области не входят в ареал дикого предка лошади. Она была первоначально одомашнена в Причерноморье и евразийских степях еще в IV тыс. до н.э., в III тыс. до н.э. коневодство высоко развито у носителей ямнной культуры, у которых сложился культ этого животного ¹⁰. Факт заимствования коневодства с запада подтверждается филологически: название лошади в китайском, восходит к общеиндоевропейскому (м.б. через тохарский) ¹¹, культ коня и мифы о желтом коне-единороге, дающем бессмертие царю, и о желтых конях в солнечной колеснице являются заимствованиями из индоевропейской мифологии ¹².

Металлургия. Вопрос о появлении в Аньяне металлургии и металлообработки является наиболее сложным.
В его решении должно учитываться три основных аспекта: А. — стратиграфический; Б. — технологический; В. — типологический.

А. В самом Аньяне металлообработка предстает уже в очень развитой форме. До недавнего времени ее предшествующее местное развитие не прослеживалось, откуда следовал вывод, что металлургия была заимствована, поскольку на Древнем Востоке металл появился уже в VI тыс. до н.э., а в III тыс. до н.э. был распространен в культурах Кавказа, Балкан, Средней Азии и степях Евразии. Однако в настоящее время некоторые китайские археологи выделяют генетически связанные с аньяном фазы, переходные от культуры Луншан, в которых прослеживается зарождение и развитие металлообработки: Erh-li-T’ou — 1850-1650 гг. до н.э. (к верхнему горизонту отнесены нож, тесло, крючок, колокольчик), Erh-li-Kang — 1650-1400 гг. до н.э. (найден большой ассортимент металлических орудий и первые металлические вазы) ¹³. Выделение этих преданьянских фаз служит, по мнению китайских археологов, доказательством местного генезиса металлургии. Однако даты фаз получены только на основании единичных анализов по С-14, стратиграфия не ясна, поэтому само выделение этих фаз пока остается дискуссионным, проследить развитие типов металлических изделий по опубликованным материалам пока не удается.

Б. Второй аспект проблемы появления металлургии в Аньяне — технологический. Изучение аньянских бронз показало, что они отлиты в глиняных матрицах и металл содержит искусственную примесь не только олова, но и свинца, что резко отличает аньянскую металлообработку и указывает, по мнению Н. Барнара, на независимое сложение ее традиций ¹⁴.

Б. Третий аспект проблемы — типология аньянских бронз.

В аньянских комплексах найдены разнообразные вазы, плоские топоры «юэ», клевцы «ко», алебарды «тао» и др., не находящие ни аналогий, ни прототипов в других культурах Старого Света. Из этого ряд исследователей делает вывод, что металлообработка в Китае имеет местный генизис ¹⁵, другие же, признавая автохтонное развитие, считают, что некоторые типы кельтов, копий, ножи с зооморфными ручками и т.д. появились под влиянием карасукокой культуры Сибири ¹⁶.

Таким образом, вопрос о происхождении акьянской металлургии остается нерешенным и является частью обшей проблемы происхождения аньянского комплекса. Последняя проблема породила, по крайней мере, три группы гипотез: 1 автохтонную, II южную, III северную.

I. Идея автохтонного развития и прямой преемственности культур получила широкое распространение в последние годы. Сложение Аньяна связывается с поздней фазой культуры Лун-шан: какие бы то ни было заимствования и культурные влияния извне категорически отрицаются ¹⁷. Однако датировки пряданьянских фаз по С-14 спорны, генезис культуры по
опубликованным материалам не может быть пока строго доказан. Наконец, если и принять генетическую связь аньяна с луншаном и отрицать привнесенные извне инновации, то остается нерешенным вопрос о происхождении самой культуры Лун-шан. Одни связывали ее с культурой Джхукар в Индии, другие — с культурами тепе Гиссара в Прикаспии ¹⁸. Таким образом, вопрос о западном импульсе все же остается открытым.

II. Сторонником южной гипотезы является Ли Цзи, полагающий, что сложение в результате синтеза древних местных культур качественно новой культуры Аньяне обусловлено импульсом, шедшим из Индии и Индо-Китая, откуда в Аньяне появились некоторые типы кельтов и керамики и представители южной фауны (слон, носорог, обезьяна, буйвол, черепаха) ¹⁹.

В настоящее время к этим аргументам можно бы добавить новые. Во-первых, есть остающиеся пока непроверенными сведения о находке в Таиланде в комплексе с керамикой культуры луншан литейных форм кельтов древнеаньянского типа в слое, датированном по С-14 XXIV в. до н.э. ²⁰. Во-вторых, последние исследования показывают, что антропологический тип людей культуры луншан близок протомалайскому ²¹. Наконец, некоторые лингвисты допускают возможные элементы сходства языка аньянцев с вьетнамским и монкхмерским и прослеживают тибето-бирманские контакты ²².

Все это могло бы рассматриваться как доказательство возможного участия южного компонента в формировании аньянского комплекса, если бы эти гипотезы были доказаны.

III. Наконец, ряд исследователей считает, что одним из условий формирования аньянского комплекса был импульс, шедший с севера, из Сибири, привнесший в Аньян достижения пародов Евразии: колесный транспорт, коневодство и металлургию. Наиболее четко эта точка зрения выражена М. Лёром ²³. С.В. Киселев, признавая первоначальное сильное воздействие сейминско-турбинской (а также и среднеазиатской) металлургии на первом этапе сложения аньянского бронзолитейного искусства, считал, что на следующем этапе началось обратное движение, отмеченное распространением культур карасукского типа, формировавшихся под аньянским воздействием ²⁴. Подводя итог, можно констатировать, что проблемы Аньяна еще крайне далеки от своего разрешения, причем выяснение их во многом зависит от лингвистов, антропологов, палеозоологов и лежит вне сферы компетенции археологов. Это заставляет относиться к аньянской линии синхронизации с большой осторожностью, учитывая, что происхождение аньянского комплекса окончательно не установлено: абсолютная хронология Аньяна спорна, формирование аньянского комплекса предшествует традиционной дате переноса столицы в Аньян — 1384 г. до н.э. (или между 1397-1291 гг. до н.э.).

Ознакомление с аньянскими материалами показывает, что идея В.А. Сафронова о распространении из Аньяна высоких достижений иньской цивилизации при посредстве Карасука и якобы сложившихся под его влиянием Ростовки-Сеймы-Турбина не верна, так как аньянская письменность не получила распространения в Евразии, а другие инновации Аньяна: колесный транспорт, коневодство и металлургия развились в культурах степной и лесостенной Евразии значительно раньше, чем в Аньяне и независимо от него.

Что касается сходства некоторых типов металлических изделий Аньяна и Сибири, то, как уже неоднократно отмечалось, эти сходства касаются не всего комплекса аньянского металла, а лишь отдельных немногочисленных категорий инвентаря. Прямые аналогии в аньянских бронзах находят только некоторые формы карасукских изделий: так называемые ярма колесниц, полусферические бляшки от конского убора, некоторые типы кельтов и однолезвийных ножей ²⁵. Аналогии аньянским бронзам в Карасуке достаточно полны, что дает тпердое основание присоединиться к мнению исследователей, развивших выдвинутые С.В. Киселевым положения и синхронизировавших карасук и аньян ²⁶.

Что касается сопоставления аньянских бронз с сейминскими, турбинскими и ростовкинскими, то полные аналогии этим комплексам в Аньяне мне неизвестны; речь идет лишь о некоторых далеко не полных элементах сходства отдельных типов, что ни в коем случае не может служить основанием для синхронизации.

Обычно сопоставляют с аньянскими однолезвийные ножи с обособленной рукоятью. Но эта категория появляется еще в преданьянских комплексах: однолезвийный нож отнесен к верхней части 1 фазы Erb-li-T’ou, датирующейся 1850-
1650 гг. до н.э., во II фазе однолезвийные ножи также представлены, но близкие аналогии сибирским мне не известны.

Сопоставление ножей с фигурным навершием показывает, что полных аналогий евразийским экземплярам в Аньяне также нет. Существенно различна и техника изготовления этих ножей: в Аньяне рукоять отлита в одной матрице с фигурным навершием, в Ростовке, Сейме и Турбине нож и фигурки отлиты отдельно, а затем фигуры укреплены на площадке рукояти (та же техника применялась в Средней Азии при изготовлении церемониальных жезлов).

Предметом сопоставления с Аньяном являются и евразийские копья. Однако на востоке некоторые типы копий консервативны и потому не могут служить хронологическим индикатором ²⁷.

Как уже указывалось, техника металлообработки в Аньяне и Сибири также была различна. Сейминско-турбинские бронзы отливались в каменных матрицах, в Ростовке литейные формы тоже сделаны из камня, а не из глины, как в Аньяне. Состав сплавов аньянских бронз резко отличен от сибирских. Из сказанного следует, что, обращаясь к сопоставлению евразийских степных и лесостепных бронз с аньякскими, безусловно необходимо отказаться от их синхронизации без предварительного проведения тщательного типологического анализа каждой отдельной категории инвентаря, выявления эволюции каждого типа и построения типологических рядов с учетом прогресса технологии производства. Только после этого можно будет перейти к сравнению типологических рядов сибирских бронз с соответствующими аньянскими, выявить датирующие типы и установить их генезис. Проведению такой работы в настоящее время препятствует отсутствие полных публикаций преданьянских комплексов. На современном этапе уверенно можно говорить лишь о синхронизации аньянских и карасукских бронз. Для синхронизации же сейминско- турбинско-ростовкинских комплексов надежных объективных данных пока нет.