К содержанию сборника «Полевые исследования в Верхнем Приобье и на Алтае. 2009 г.»
Южная часть Ребрихинского района вместе с примыкающей к ней частью Мамонтовского района издавна была густо заселена старообрядцами различных толков. Среди них до сегодняшнего дня, хотя и в весьма урезанном виде, продолжается жизнедеятельность общин поморцев.
Еще в дореволюционный период поморцы в большом количестве проживали в Георгиевке, Воронихе, Боровлянке и других населенных пунктах, зачастую являясь их основателями и первопоселенцами. Так, например, летопись деревни Георгиевки гласит, что эта деревня обязана своим возникновением кержакам — первыми сюда прибыли Мельниковы, Орехины, Сибирины, Вяткины и др., потомки которых живут здесь до сих пор. Более того, когда поток переселенцев из России стал нарастать, георгиевские поморцы предпочти выселиться за болото и речку, чтобы жить своим краем, подальше от мирских, образовав часть деревни, до сих пор именуемую «Ильинкой», в отличие от «Егорьевки» — всей остальной части деревни.
Традиционное для старообрядцев стремление жить и общаться в своем конфессиональном кругу обусловило определенную замкнутость поморских общин и ориентированность их на общение с единоверцами близлежащих населенных пунктов как Ребрихинского, так и Мамонтовского района: к последним относятся деревни Буканское, Покровка, Кадниково и, возможно, другие. Контакты состояли в том, что поморцы этих деревень ездили друг к другу крестить детей, перекрещивать невест, посещать наставников, принимавших на исповедь, проводить совместные моления на праздники. Таким образом, можно говорить о наличии здесь некоего конфессионально сплоченного старообрядческого населения поморского согласия.
Рассказы информаторов, среди которых были бывшие и настоящие члены общин и их родные, и мирские — их соседи, родственники, сторонние наблюдатели, — свидетельствуют о том, что интенсивная конфессиональная жизнь здесь продолжалась еще в послевоенный период. При этом никаких документальных свидетельств о ней нами не выявлено, напротив, в документальных источниках недвусмысленно говорится о том, что к концу 1930-х гг. на территории Алтайского края не осталось уже ни одной зарегистрированной старообрядческой общины.
[adsense]
В это время уже были закрыты поморские моленные: в Боровлянке моленная была обращена в магазин, в Георгиевке перестроена в жилой дом. Моленная деревни Воронихи, построенная из красного кирпича, была преобразована сначала в школу, затем в машинно-тракторную мастерскую. Жительница Георгиевки Агликерия Лазаревна Мельникова (1927 г. р.), ребенком посещавшая георгиевскую моленную, вспоминает, что это было просторное помещение, в котором стояли аналои, покрытые красивыми кашемировыми шалями.
Среди архивных документов сохранилась опись культового имущества георгиевской моленной. Прежде всего, при ней значится колокольня с одним 12-пудовым колоколом: о судьбе его нынешние старожилы уже ничего не помнят. Прочее имущество можно подразделить на несколько категорий: предметы культа — книги, иконы, подсвечники, паникадила, купель и пр.; мебель — столы, табуреты, аналои, ящик для свечей, шкаф для вещей и пр.; текстильные предметы — полотенца, шали и пр., которые развешивались и расстилались на столах и аналоях для украшения моленной [1].
Среди книг, внесенных в опись, имеются, прежде всего, литургические — необходимые для совершения литургии: «Евангелие», «Псалтырь», «Апостол», «Устав»; «Часослов» — книга, содержащая тексты суточных служб, которые могли произноситься не священником, а мирянами (поморцы относились к беспоповскому направлению, то есть не признавали священства). Имелись в георгиевской моленной и певчие крюковые книги для пения молитвословий по крюкам: «Обиход» и «Триодь постная» — предназначенная для использования на период от поста и приготовительных к нему недель и до Пасхи, а также «Минея» — тексты молитвословий, изменяемых в соответствии с конкретным месяцем православного календаря. Все книги были в аккуратных кожаных переплетах [2].
Георгиевская моленная, судя по всему, располагала обширным иконостасом. Всего в описи значится 37 икон и крестов, в том числе 8 медных, икон Спасителя — 6, богородичных — 3, а также иконы «Неопалимая Купина», «Скорбящих радости» и др. [2]. После закрытия моленных в домах поморцев долгое время сохранялись иконы больших размеров — «как двери», — возможно, с моленных иконостасов. Эти иконы были захоронены в могилах умерших поморцев, по-видимому, для того, чтобы не достались посторонним людям и не подверглись осквернению.
В послевоенный период поморцы собирались на моления в домах у наставников. Нельзя сказать, чтобы они делали это каким-либо скрытным образом — и односельчане, и члены семей отлично знали, куда они ходят, например, в ночь перед Пасхой, но, по-видимому, никто, в том числе власти, не вмешивались в эти собрания «старушек».
Конфессиональная жизнь, помимо молитвенных собраний, включала в себя обряды крещения. Поморцы проводили крещение в открытой воде — реке, озере, зимой в проруби, а также в купели, но в речной воде. Крещения могли совершаться как наставниками, так и просто пожилыми верующими. Информантка из деревни Воронихи, 1967 г. р., вышедшая из поморской семьи, рассказала, что ее бабушка, беспокоясь, что может вскоре умереть, оставив внучку некрещеной, решила хотя бы «погрузить» ее по всем правилам. Она выстирала и высушила ей платье и белье, повела на речку и, спустив в воду с мостков, трижды погрузила ее с молитвой, после чего одела в чистую одежду.
При вступлении в брак с представителями других конфессий поморцы практиковали перекрещивание. Житель деревни Георгиевка Федор Иванович Башланов рассказал, что его отец, «закоренелый кержак», решил жениться на мирской девушке по любви, но будущая свекровь не хотела этого брака. Тогда отец повез невесту в Барнаул и перекрестил в Нагорной поморской моленной, несмотря на то, что был 1919 год и шла гражданская война. Старожилы вспоминают, что перекрещивания продолжались и в послевоенный период.
Из других обрядов, кроме крещения, поморцы признают также исповедь [3]. Характерной чертой послевоенного периода является то обстоятельство, что функции наставников у них практически повсеместно выполняли женщины. В каждой деревне, где была поморская община, старожилы вспоминают о каких-либо старушках, которые были «вместо попа» и «принимали на исповедь». Ничего особенного в этом обстоятельстве люди не видят: «А че такого. Лишь бы книга была». Прежде чем принять на себя обязанность наставницы, женщина ездила «ставиться» в барнаульскую Нагорную моленную, где ее благословлял тамошний наставник. Вообще связь с барнаульской моленной была очень тесной: оттуда постоянно, несколько раз в год, приезжал кто-либо из наставников совершать богослужения и принимать исповедь.
[adsense]
Во всех населенных пунктах, где жили поморцы, они имели и свое отдельное кладбище. Характерно, что в настоящее время, по желанию умирающих — выходцев из поморских семей, их «подхоранивают» на эти кладбища, где покоятся их родители и деды, даже если сами они и не исповедовали поморскую веру.
Вопрос наполняемости поморских сообществ напрямую связан с исторической памятью современных жителей бывших кержацких деревень. Вот уже несколько десятилетий заинтересованные инстанции констатируют «затухание» религиозной жизни староверов, уверяя, что в этих религиозных объединениях состоят ветхие старики и старушки, которые скоро вымрут, и тогда с данной общиной будет уже совсем покончено. Но община продолжает существовать, пусть даже это несколько старушек, которых приглашают попеть на похоронах, на кладбище в родительский день или же в пасхальную ночь и другие большие праздники. Феномен здесь состоит в том, что люди, всю жизнь мало задумывавшиеся над вопросами веры, достигнув определенного возраста, начинают интересоваться ими; осознавая свою генетическую принадлежность к старообрядчеству, они вспоминают своих родителей и дедов-кержаков: то, как они жили, молились, что и как говорили, всплывает в их памяти. Сбываются пророчества, актуализируются жизненные принципы, заветы, установки, и люди, закончившие наиболее активный период своей жизни, чувствуют себя ближе к ушедшим поколениям, чем к своим детям и внукам. Таким образом, они фактически заново обретают веру своих отцов.
Источники и литература
1. ЦХАФ АК. Ф. Р-34. Оп. 1. Д. 212. Л. 186.
2. Бураева С. В. Рукописное наследие забайкальских старообрядцев. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2006. С. 66-71.
3. Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы. Опыт энциклопедического словаря. М.: Церковь, 1996. С. 47.
К содержанию сборника «Полевые исследования в Верхнем Приобье и на Алтае. 2009 г.»