К оглавлению книги Бронзовый век Западной Сибири // К следующей главе
Кошкинская группа памятников. Эта группа поздненеолитических памятников была выделена В. Т. Ковалевой, считающей, что они в значительной своей части синхронны сосновоостровским. К 1979 г. в Нижнем Притоболье и в бассейне Исети найдено 13 поселений, содержащих керамику кошкинского типа; из них 10 исследовано раскопами (Кошкино V на р. Исети в Курганской обл., участки V, VI, IX, XII на южном берегу Андреевского озера близ Тюмени и др.).
Керамика кошкинского типа представлена остродонными, круглодонными и плоскодонными сосудами, со скошенным внутрь либо наружу венчиком, с прямой или слегка наклонной внутрь стенкой. В тесте характерна растительная примесь. Внешняя поверхность украшалась горизонтальными волнистыми, реже — зигзагообразными линиями, выполненными прочерчиванием или отступающей палочкой. В верхней части некоторых сосудов имеются горизонтальные пояски из мелких неправильной формы ямочных вдавлений и насечки по краю днищ. Узоры располагаются разреженно, занимая в основном лишь верхнюю, иногда придонную часть сосуда; порой орнаментировалось и дно. В. Т. Ковалева связывает с кошкинскимн комплексами немногочисленные каменные орудия, сделанные преимущественно на пластинах, — скребки, ножевидные пластины — в общем неспецифические по форме, похожие на сосновоостровские и более поздние боборыкинские изделия. Орудия на пластинах выполнены из серого и розового кремня, на отщепах — из различных сланцевых пород. Грузила и другие свидетельства рыболовческих занятий не встречены.
[adsense]
По имеющимся сейчас материалам памятники кошкинского типа локализуются в основном в Среднем Притоболье, однако в последнее время поступили сведения о находках кошкинской керамики севернее — по рекам Сосьве и Конде. На кошкинских поселениях располагается до четырех-пяти жилищ, четырехугольных в плане, площадью от 36 до 60 кв. м. Кошкинские могильники неизвестны. В. Т. Ковалева находит возможным датировать кошкинские комплексы периодом между концом IV и серединой III тысячелетия до н. э.
Нам представляется убедительным ее мнение, что материал кошкинских и сосновоостровских памятников, прежде всего глиняная посуда, характеризует две разные и в общем параллельно существующие культурные традиции. Однако в поисках причин этого явления она не вполне оправданно сводит их к разным направлениям культурных связей: сосновоостровское население контактировало с южноуральским, для которого гребенчатая керамика была характерна, а кошкинское в большей мере было связано с населением Средней Азии и Северного Казахстана. Думается, что искать истоки гребенчатой и линейно-накольчатой орнаментации, распространенной в Зауралье и Западной Сибири с раннего неолита, где-то в стороне от этих территорий на нынешнем уровне знаний не совсем правомерно.
Боборыкинская культура. Была выделена К. В. Сальниковым по материалам поселения Боборыкино II на р. Исети близ г. Шадринска. Позднее комплексы боборыкинского типа были выявлены в других местах бассейна Исети, а также в Тюменском Притоболье. К 1979 г. стало известно уже более 20 памятников, давших керамику боборыкинского типа, причем 13 из них были исследованы раскопками (Ташково I, участки IX, XII, XV и другие южного берега Андреевского озера близ Тюмени, поселение Байрык 1Д и др.).
Для керамики боборыкинской культуры характерна прочерченная (линейная), отступающе-накольчатая и ямочная техника нанесения орнамента. Гребенчатый штамп не встречается вообще. В. Т. Ковалева выделяет по форме три основных типа боборыкинской посуды: а) остродонные сосуды (рис. 7, 1); б) плоскодонные, хорошо профилированные горшки (рис. 8, 5); в) плоскодонные баночные сосуды. Узоры представлены зигзагами, волной, треугольниками, ромбами, горизонтальными рядами ямок или насечек. Нередко орнамент располагается только в верхней части, но обычны и сосуды, у которых узорами покрыта вся или почти вся боковая поверхность. Встречаются сосуды лишь с пояском небрежно нанесенных в пограничье шейки и тулова ямок или вообще без орнамента.
Подавляющая масса каменных орудий сделана на пластинах — вкладыши со слегка подработанным краем, наконечники стрел, скребки, резцы, резчики, ножи (рис. 7, 2—6, 8—20). Типичных для поздненеолитических и энеолитических комплексов с гребенчатой керамикой наконечников «кельтеминарского типа» нет, хотя манера изготовления наконечников стрел в общем сходна (легкая подправка острия и черешковой части при необработанности остальной части пластины). На участке XII южного берега Андреевского озера, кроме перечисленных орудий, найдены крупные шлифованные изделия (два топорика и шесть тесел), а также орнаментированный глиняный «утюжок» . Интересно присутствие в каменном инвентаре боборыкинских памятников некоторого количества микропластин (7—10%), в том числе геометрических — сегментов, трапеций, скошенных острий. Все орудия на пластинах изготовлены из серого и розового кремня, шлифованные — из туфопорфирита. Несмотря на обилие накопленного материала по боборыкинской культуре, до сих пор не найдено ни одного грузила, равно как и других свидетельств рыболовческого промысла.
Для боборыкинских поселений обычны жилища прямоугольной и овальной (возможно, многоугольной) формы, с канавками на полу и очагами в центре. Котлованы построек углублялись в землю на 60—70 см. Всего исследовано около 20 боборыкинских жилых сооружений, в том числе семь на участке IX и три на участке XII южного берега Андреевского озера. Они различны по площади — от 25 кв. м (поселение Байрык 1Д) до 187 кв. м (участок XII южного берега Андреевского озера); в последнем выявлено шесть очагов. В зависимости от площади постройки в жилищах имелись три очага, один или ни одного.
Могильников боборыкинской культуры не найдено.
Характер и количество каменных орудий (разнотипные наконечники стрел, обилие скребков и пр.) позволяют предполагать, что большую или значительную роль в хозяйстве боборыкинцев играла охота. Нельзя исключить, однако, и элементов производящей экономики. Трудно предполагать, что боборыкинцы, оставившие поселения с мощным (до 1 м и более) культурным слоем, капитальными жилищами, плоскодонной посудой и другими признаками достаточно прочной оседлости, жили преимущественно охотничьим бытом. Четко выраженная плоскодонность многих сосудов при наличии горшковидных форм и некоторые другие признаки, не типичные для местной зауральской и западносибирской керамики этого времени, позволили К. В. Сальникову предположить, что на общий колорит боборыкинской культуры в значительной мере повлияли южные проникновения, скорее всего из районов, примыкающих к Аральскому морю.
Нам представляется правомерным вывод В. Т. Ковалевой и Н. В. Варанкина о генетической преемственности между кошкинскими и боборыкинскими комплексами, которая особенно хорошо выражена в близости керамики (сочетание в единых керамических комплексах остродонных и плоскодонных сосудов, характерность там и здесь прочерченной и отступающей техники нанесения орнамента, сходство отдельных узоров, отсутствие гребенчатого штампа и т. д.).
Хронологический приоритет кошкинских комплексов подтверждается стратиграфически. В 1976 г. на одном из участков южного берега Андреевского озера были вскрыты остатки кошкинского жилища, разрушенного более поздним боборыкинским. Следует согласиться с В. Т. Ковалевой, что наиболее вероятной датой боборыкинской культуры является вторая половина III тысячелетия до н. э.
Липчинская культура. Была выделена В. Н. Чернецовым по материалам Липчинской стоянки, исследованной в 1925 г. П. А. Дмитриевым. Однако В. Н. Чернецов отнес к липчинскому комплексу, помимо собственно липчинской посуды, ямочно-гребенчатую, шапкульскую и другую керамику, что в свете современного состояния археологической изученности Нижнего Притоболья представляется неправильным.
К 1979 г. было известно около 40 поселений с керамикой липчинского типа; 20 из них исследовано раскопками: Липчинская стоянка, поселение Ипкуль I, участок VIII южного берега Андреевского озера и другие в Тюменском Притоболье; Палкинские стоянки, Калмацкий Брод, Аятское II поселение, нижний слой VI разреза Горбуновского торфяника, Юрьинская IV стоянка, Кокшаровское I поселение и другие в свердловско-тагильском регионе. На юге Урала липчинский ареал, видимо, граничил с территорией распространения памятников суртандинской энеолитической культуры, во всяком случае на памятниках этого времени в северной части Челябинской обл. наряду с суртандинской в равной мере присутствует липчинская посуда (например, стоянки Абселямовская, Чебаркульская, Сайма).
Липчинская керамика (рис. 9—12) представлена остродонными и круглодонными сосудами с прямым или слегка отогнутым краем. Встречаются уплощенные днища (рис. 10, 7, 13). Орнамент выполнялся техникой отступающей насечки, ряды которой образовывали линии, напоминающие отпечатки шнура (псевдошнуровой орнамент). Эта манера орнаментации в Нижнем Притоболье не была известна ранее. Хотя
в целом липчинские орнаменты, так же как и кошкинско-боборыкинские, вписываются в отступающе-накольчатую орнаментальную традицию, между Липчинкой и Боборыкино не прослеживается прямой генетической связи. Липчинская орнаментация по своей технике более близка манере нанесения узоров на новокусковских и отчасти игрековских сосудах далеких юго-восточных районов Западной Сибири. Возможно, это направление аналогий поможет в будущем решить проблему происхождения липчинской культуры в Нижнем Притоболье.
В тесте липчинских сосудов заметна примесь талька (свердловско-тагильский регион), а также песка (преимущественно в Тюменском Притоболье). Наиболее типичными узорами на липчинской керамике являются волнистые линии (рис. 9, 5; 10, 1; 11, 1, 3, 4 и др.), псевдо¬плетенка (рис. 12, 1, 4 и др.), сплошные взаимопроникающие треугольные зоны (рис. 10, 7, 11; 12, 6, 12 и др.). Вместе с этим для орнаментов липчинской посуды характерны геометрические элементы — треугольники, ромбы, зигзагообразные линии (рис. 9, 1, 4, 6; 10, 2, 3, 8 и др.); последние часто располагались вертикально, разграничивая орнаментированную поверхность на несколько вертикальных полос.
Форма сосудов, достаточно развитый геометризм, вертикальная разбивка орнаментального поля и некоторые другие признаки сближают липчинскую керамику с суртандинской Южного Урала, которую Г. Н. Матюшин убедительно относит к энеолитической эпохе , но там орнамент, в отличие от липчинского, выполнялся аккуратной мелкозубой гребенкой; кроме того, в орнаментах суртандинской посуды почти не встречаются такие характерные для липчинской орнаментации узоры, как волна, сплошные взаимопроникающие треугольные зоны и другие элементы, связываемые с ранненеолитической орнаментальной традицией, которую мы называем отступающе-накольчатой или самусьской. Однако в липчинских комплексах вместе с «классической» липчинской керамикой встречаются черепки и целые сосуды с узорами, выполненными гребенчатым штампом (рис. И, 8, 9 и др.). Эта керамика (В. Ф. Старков относит ее к «моршининскому» типу) особенно близка суртандинской. Примечательно, что иногда применялась гребенка с развернутыми под углом зубьями, имитирующими обычный рисованный ложный шнур.
Выше мы уже отмечали сходство ложношнуровой орнаментации на липчинской посуде Нижнего Притоболья с манерой нанесения узоров на новокусковской и отчасти игрековской керамике Верхнего Приобья и томско-чулымского региона (ср., например, рис. 1а, 5, 9 и 33, 36). Не исключено, что происхождение липчинской культуры явилось следствием смешения на территории Нижнего Притоболья местных суртан- динских и родственных им (моршининских?) групп с населением, пришедшим из восточных районов Западной Сибири.
Каменный инвентарь липчинской культуры практически еще не вычленен, так как вся известная липчинская керамика, с которой можно было бы связать искомые орудия, найдена на многослойных поселениях, вне четкой приуроченности к очагам и жилищам. Более соотносимы с липчинскими комплексами глиняные грузила, так как некоторые из них орнаментированы. Для липчинской культуры наиболее типичны удлиненные глиняные грузила с рожковидным раздвоением на концах (рис. 13, 6—10). Их форма диктовалась бытовавшим в то время способом привязывания грузила к сети. Рожковидное раздвоение на концах было необходимо для закрепления петель, чтобы они не скользили по поверхности грузила. Грузила этого типа встречаются иногда скоплениями до 20 и более штук. Скопление из 25 таких грузил было обнаружено нами на поселении Байрык 1Б (рис. 13, 6—8) вместе с развалом липчинского сосуда и миниатюрным каменным тесловидным орудием, использовавшимся скорее всего для чистки рыбы (рис. 13, 14). Видимо, грузила из скопления на Байрыке 1Б принадлежали одной сети. Некоторые грузила этого типа украшены рядами частых мелких насечек или ложношнуровыми линиями (рис. 13, 7, 8). Подобная орнаментация характерна для липчинской керамики, что подтверждает принадлежность этого типа грузил преимущественно липчинскому культурному комплексу. Однако они, видимо, живут дольше липчинской керамики. Похожие грузила найдены на поселениях раннебронзового времени (Вишневка I в Северном Казахстане) и в комплексах самусьско-сейминской эпохи (раскоп 1 участка X южного берега Андреевского озера).
Основная масса описанных выше глиняных грузил найдена на озерных поселениях Тюменского Притоболья. Однако из этого вряд ли следует, что у липчинского населения западной части Нижнего Притоболья рыболовство играло меньшую роль, чем в восточной части липчинского ареала. Надо учитывать, что в отличие от Тюменского Притоболья свердловско-тагильский регион очень богат камнем и там не было особой необходимости употреблять грузила из глины. В нижнем слое VI разреза Горбуновского торфяника, давшем почти исключительно липчинскую керамику, были найдены грузила в виде заполненных камнями берестяных мешочков (кибасы), поплавки из бересты и сосновой коры, остатки вентерей, многочисленные обломки деревянных весел и другие предметы, свидетельствующие о большой роли рыболовства у восточноуральских липчинцев. В липчинских комплексах на VI разрезе Горбуновского торфяника, на северном берегу Андреевского озераг в культурном слое поселений Латочка, Калмацкий Брод и другие найдены первые медные изделия — обломки пластин, скрепка, игла и др.
Жилища, которые можно было бы достоверно отнести к липчинской культуре, неизвестны; до сих пор не найдены и липчинские могильники.
[adsense]
По наблюдениям археологов липчинская керамика на многослойных поселениях в целом залегает выше сосновоостровской (Сосновый Остров) и ниже аятской (Аятское I поселение , VI разрез Горбу¬новского торфяника и др.); правда, керамика липчинского типа встречается в некотором количестве вместе с сосновоостровской (Сосновый Остров) и аятской (Аятское I поселение), но не преобладает. Учитывая стратиграфическое соотношение сосновоостровских, липчинских и аятских комплексов, а также принимая во внимание непрерывную, на наш взгляд, хронологическую и генетическую преемственность сосновоостровской и аятской керамики, мы предполагаем, что липчинские памятники сосуществовали с поздними сосновоостровскими и ранними аятскими. Интересно, что на некоторых поселениях Нижнего Притоболья найдена «гибридная» керамика, сочетающая: а) сосновоостровские и липчинские черты; б) липчинские и аятские признаки. Так, на поселении Байрык VI обнаружен фрагмент сосуда сосновоостровского типа (насечки по срезу венчика, «жемчужины» по верхнему краю, заполнение поверхности горизонтальными рядами гребенчатых линий), но с характерным для липчинской посуды вертикальным зигзагом (рис. 3, 6). На поселении Байрык I найден обломок керамики с липчипским орнаментом (ложношнуровая техника, вертикальное членение орнаментального поля), но с «жемчужинами» по краю (рис. 3, 9). На Аятском II поселении выделяется большая группа керамики, которую с равным основанием можно относить и к липчинской, и к аятской.
Возможность частичного сосуществования липчинского и аятского населения на восточном склоне Урала была облегчена тем, что аятцы, судя по обилию и разнотипности каменных наконечников стрел (рис. 6), вели преимущественно охотничий образ жизни, тогда как основным занятием липчинцев, судя по многочисленности и разнообразию орудий рыбной ловли, был рыболовческий промысел. Их производственные интересы лежали в разных плоскостях, и поэтому они могли жить вперемежку на одной территории, не мешая друг другу. В дальнейшем липчинское население могло быть ассимилировано аятцами.
Энеолитическая принадлежность липчинской культуры подтверждается находкой в нижнем слое VI разреза Горбуновского торфяника вместе с липчинской керамикой медной скрепки, а также деревянных изделий, сработанных явно металлическими орудиями.
Следует согласиться с мнением В. Ф. Старкова, что липчинские комплексы вероятнее всего относятся ко второй половине III тысячелетия до н. э. Этой даты в общем придерживается В. Т. Ковалева, полагающая, однако, что верхняя граница существования липчинских памятников может относиться к рубежу III и II тысячелетия до н. э. или даже к началу II тысячелетия до н. э. Точка зрения В. Ф. Старкова и В. Т. Ковалевой в целом подтверждается радиокарбонной датой нижнего слоя VI разреза Горбуновского торфяника: 4360±200 лет.
Из вышеизложенного следует, что боборыкинская культура, которую К. В. Сальников считал непосредственной предшественницей культур бронзового века, должна быть помещена в первую половину III тысячелетия до н. э., так как в Тюменском Притоболье было зафикси¬ровано несколько случаев перекрывания липчинскими материалами боборыкинского слоя. Такой поворот дела в корне меняет сложившееся представление о хронологическом рубеже каменного и бронзового веков на исследуемой территории, отодвигая его вглубь почти на тысячу лет. Нам представляется, однако, что, несмотря на отмеченные случаи перекрывания боборыкинского слоя липчинским, боборыкинцы и липчинцы жилили в Нижнем Притоболье, возможно, в одно и то же время. Этнография дает немало примеров, когда одна из двух сосуществующих групп населения по причинам историческим, этническим или религиозным «брезгует» селиться в местах, где жили до этого чужеродцы и иноверцы, тогда как последние не столь щепетильны на этот счет. Боборыкинская культура носит во многом загадочный характер. Одной из таких загадок является сочетание очень развитых форм глиняной посуды (хорошо профилированных плоскодонных горшков) с архаическими микролитическими каменными изделиями. Удивительно, что на многочисленной боборыкинской керамике не встречено до сих пор ни одного случая гребенчатого штампового орнамента, хотя и до, и одновременно, и после гребенчатая орнаментация на Урале и Тоболо-Иртышье была чрезвычайно характерна. Может быть, боборыкинцы с их консервативной, несмешанной культурой были очень замкнутой этнической группой, которая избегала не только прямых, но и косвенных контактов с окружающим иноэтничным миром.
Шапкульский тип памятников. Выделен В. Ф. Старковым по материалам Шапкульского I поселения на оз. Шапкуль в бассейне р. Иски (Тюменское Притоболье). К 1979 г. по подсчетам В. Т. Ковалевой было обнаружено 30 поселений, давших керамику шапкульского облика (Шапкуль I и Малый Барашек на оз. Шапкуль, участок VIII южного берега Андреевского озера, поселение Ташково I и др.); почти все они были исследованы раскопами. Поскольку поселения Шапкуль I и Малый Барашек более других характеризуют специфику рассматриваемых памятников, остановимся на них подробнее.
Керамика Шапкуля I и Малого Барашка представлена прямостенными круглодонными и, реже, остродонными сосудами, иногда со слегка отогнутым венчиком. Сосуды тонкостенные, хорошего обжига с характерным красноватым оттенком; в тесте отмечена примесь песка. Под венчиком почти во всех случаях идет ряд круглых ямок. Сосуды орнаментировались по всей внешней поверхности. Узоры чаще всего наносились отпечатками короткого (трех- или четырехзубого) гребенчатого штампа. Плоскость гребенки обычно ставилась наклонно к стенке со- сУДа, отчего одна из сторон отпечатка оказывалась более углубленной, а штамповый след более широким. Штампы наносились с небольшим интервалом, как бы налегая друг на друга, что напоминает липчинскую манеру нанесения узоров. Это обстоятельство, как и наличие в орнаментах треугольных фигур, сплошных взаимопроникающих треугольников в виде псевдоплетенки, вертикальное членение орнаментального поля зигзагообразными линиями, сближает шапкульскую посуду с липчинской. Поэтому, несмотря на то что для описываемой керамики характерна гребенчатая орнаментация, мы нашли логичным рассмотреть шапкульскую керамику не в связи с сосновоостровской и аятской, а в одном разделе с памятниками кошкинского, боборыкинского и липчинского типов, характеризующихся посудой с отступающе-накольчатой и линейно-накольчатой техникой орнаментации. Видимо, шапкульский орнаментальный комплекс сложился в зоне контактов гребенчатой и отступающе-накольчатой (в данном случае липчинской) орнаментальных традиций.
После того как был выделен специфический шапкульский комплекс керамики, исследователи в стремлении определить ареал шапкульской «культуры» стали относить к ней всю энеолитическую гребенчатую керамику — от низовьев Оби (Салехардская стоянка) до лесостепного Зауралья (поселение Ташково I). В. Т. Ковалева склонна причислять к шапкульской «культуре» даже гребенчато-ямочную посуду, найденную на участке VIII южного берега Андреевского озера. В результате потерялось своеобразие шапкульского культурного комплекса, он стал слишком расплывчатым по ареалу и очень аморфным по признакам. Видимо, следует более строго отличать собственно шапкульскую керамику от других разновидностей гребенчатой и гребенчато-ямочной посуды, историко-культурная принадлежность которых пока остается не вполне ясной.
Среди шапкульских каменных орудий наиболее интересны наконечники стрел. Все они изготовлены на пластинах. Один из двух наконечников с Шапкульского I поселения имеет иволистную форму со слабо выраженным черешком , другой, асимметричный, — напоминает по форме кельтеминарский тип наконечников в Приаралье. На поселении Малый Барашек встречено два кельтеминарских наконечника со специфической для них боковой выемкой. Девять подобных наконечников найдено В. Т. Ковалевой при раскопках участка VIII южного берега Андреевского озера, столько же встречено на поселении Ташково I. Судя по публикациям Г. Н. Матюшина, такие наконечники достаточно типичны для позднего неолита и энеолита Южного Урала; он датирует их концом IV—III тысячелетием до н. э. Видимо, этот тип наконечников характерен не только для шапкульских комплексов, но и для памятников с гребенчатой орнаментацией, локализовавшихся в переходное время от неолита к бронзовому веку на территории Южного Урала и Нижнего Притоболья. Остальные каменные орудия этого времени (пластины с подработанными краями, скребки, проколки, сверла, шлифованные топоровидные орудия и пр.) не обладают сколько-нибудь специфическими признаками. Мелкие орудия делались обычно из кремня и яшмы, крупные — из туфопорфирита.
Среди нижнетобольских орудий, встреченных на энеолитических памятниках Нижнего Притоболья с гребенчатой керамикой, выделяются удлиненные глиняные грузила с приостренными концами (рис. 13, 1— 5). На участке VIII южного берега Андреевского озера найдено 13 таких грузил. Некоторые из них орнаментированы отпечатками гребенчатого штампа. В культурном слое поселения Козлов Мыс I вместе с керамикой шапкульского типа встречен медный кованый нож длиной 8,2 см, близкий по форме ножу, найденному А. В. Шмидтом на Левшинской энеолитической стоянке близ Перми.
Характеризуя домостроительство шапкульского населения, В. Т. Ковалева относит к шапкульской «культуре», в частности, шесть жилищ участка VIII южного берега Андреевского озера, содержащих главным образом гребенчатую и гребенчато-ямочную керамику разных типов. Поэтому мы остановимся здесь лишь на описании двух достоверно шапкульских жилищ, исследованных В. Ф. Старковым на поселениях Шапкуль I и Малый Барашек.
На поверхности Шапкульского I поселения визуально было зафиксировано семь жилищных углублений; размеры самого большого — 11X8 м, самого маленького — 6,5X5 м; средняя глубина — 0,6 м. Раскопано лишь одно жилище (№ 2). Оно оказалось четырехугольным, двухкамерным. Размеры первой камеры — 3,4X2,4 м, второй —6X4,8 м. Котлован был врезан в материк на 0,4—0,5 м. Во второй камере вдоль трех наружных стен прослежены остатки земляных нар шириной до
110 см и высотой до 37 см. Очаг отсутствовал, зато вокруг жилища были выявлены следы 13 кострищ.
На площади поселения Малый Барашек заметны следы шести жилищ в виде впадин диаметром 8—16 м и глубиной 0,7—1,5 м. Раскопано жилище 1. Оно было прямоугольным в плане—11X7 м. Дно жилища находилось на глубине примерно 0,9 м от современной поверхности. Внутри был углубленный в землю очаг. Шесть жилищ, исследованных В. Т. Ковалевой на участке VIII южного берега Андреевского озера, также имели прямоугольную форму (площадь от 30 до 70 кв. м) и были углублены в материк на 40—60 см.
[adsense]
Могильники шапкульского населения пока не известны.
Относительная хронология памятников с шапкульской посудой выявляется достаточно четко. В. Т. Ковалева сообщает о совместной находке шапкульской и липчинской керамики на дне жилищ VIII участка южного берега Андреевского озера и поселения Ташково I. Об одновременности шапкульских и липчинских комплексов свидетельствует также сходство в построении декоративной схемы при орнаментации сосудов, о чем мы говорили выше. Поэтому шапкульские памятники, как и липчинские, можно относить предположительно ко второй половине III тысячелетия до н. э.
К оглавлению книги Бронзовый век Западной Сибири // К следующей главе