Косарев М.Ф. Этнокультурные ареалы Западной Сибири в бронзовом веке

Косарев М.Ф. Этнокультурные ареалы Западной Сибири в бронзовом веке. — ИИС. вып. 7, Томск, 1973, с. 65-77.

В позднем неолите в Западной Сибири выделили два больших зтно-культурных массива — западный (зауральский) и восточный (самусьско-нарымский). Западный ареал характеризуется полуяйцевидной посудой, украшенной по всей поверхности оттисками гребенчатого штампа. В восточной части Приобья продолжает бытовать архаичная отступающая и прочерченная техника нанесения узоров.

По мере перехода западных областей Приобья к гребенчатой орнаментации увеличивается сходство зауральской глиняной посуды с керамикой волго-камского гребенчатого неолита. Это обстоятельство, возможно, объясняется участившимися проникновениями в Зауралье отдельных групп волго-камского населения[ref]О.Н. Бадер. Неолит Урала. ММ, 166, 1970, стр.163.[/ref]. Как раз в этот период (поздний неолит) в Восточной Европе начинаются мощнейшие передвижения местных племен, особенно захватившие волго-окский и волго-камский районы с ямочно-гребенчатой и гребенчатой керамикой. Основное направление этих экспансий — север и восток[ref]Н.Н. Турина. Неолит лесной и лесостепной зон европейской части СССР. МИА, 166, 1970, рис.7.[/ref]. Видимо, одним из результатов миграций восточно-европейского поздненеолитического населения был общий сдвиг культур с гребенчатой и ямочно-гребенчатой посудой на восток и северо-восток, что привело к расцвету в западной (зауральской) части обского бассейна гребенчатой орнаментации.

[adsense]

Позднее, в эпоху раннего металла, Зауралье и Волго-Камье опять расходятся в культурном отношении. Если волго-камскую керамику по-прежнему украшают простейшие композиции из оттисков гребенчатого штампа, то для зауральской посуды становится характерным своеобразный гребенчатый геометризм, во многом предвосхищающий геометрические узоры на керамике андроновской эпохи[ref]М.Ф. Косарев. Бронзовый век Среднего Обь-Иртышья. Автореф.к анд. дисс., М., 1964, стр.7; Г.Н. Матюшин. К проблеме энеолита Южного Урала. «Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири», Томск, 1970, рис.1.[/ref]. Особенно богатый набор геометрических элементов в орнаменте дает энеолитическая посуда лесостепного и южнотаежного Притоболья (Челябинская обл., юго-западная часть Тюменской области), а также юго-восточная Башкирия. Далее на север геометризм в орнаменте был менее выражен. В северных районах Зауралья продолжают развиваться и прежние поздненеолитические орнаментальные традиции, не осложненные геометрическими элементами. Культурная близость с лесным Приуральем, отмеченная нами для позднего неолита, сохраняется здесь и в начальные периоды эпохи металла.

Развитие в южнотаежном Зауралье традиций гребенчатого геометризма привело во второй половине II тыс. до н.э. к сложению здесь нескольких родственных андроноидных культур, из которых наиболее известны сузгунская и черкаскульская. К этому кругу примыкает и федоровская группа памятников в лесостепном Зауралье, отнесенная К.В. Сальниковым к раннему этапу андроновской культуры[ref]К.В. Сальников. Бронзовый век Южного Зауралья. МИА, 21, 1951.[/ref].

В последние годы в литературе уже неоднократно высказывалось мнение, что федоровские и алакульские памятники на Южном Урале характеризуют не этапы одной (андроновской) культуры, а две одновременные культурные группы[ref]Э.А. Федорова-Давыдова. Андроновское погребение ХV-XIII вв. до н.э. Тр. ГИМ, т.37. М., 1960; М.Ф. Косарев. О культурах андроновского времени в Западной Сибири. CА. 1965, № 2; B.C. Стоколос. Культура населения Южного Зауралья в эпоху бронзы, Автореферат канд. дисс. М., 1967.[/ref]. Бросается в глаза, что федоровская керамика по ряду признаков в форме и орнаменте (горшообразкый тип с плазным переходом от шейки к плечикам, гребенчатая техника нанесения узоров, некоторые специфические особенности орнаментальной композиции и т.д.) более близка сузгунской и черкаскульской посуде, чем алакульсхой, и наоборот, алакульсиая керамика по многим своим особенностям более похожа не на федоровскую, а на тазабагьябскую. То же самое наблюдается и в погребальном обряде: федоровские могилы дают трупосожжение[ref]К.В. Сальников. Указ.соч.[/ref], алакульские и тазабагьябские — трупоположение, скорченное, на боку[ref]К.В. Сальников. Указ. соч., стр. 112-114; М.А. Итина. Первобытная керамика Хорезма. «Труды хорезмской археологической экспедиции», т. IV. М., 1959, стр. 43.[/ref]. Следует учитывать и высказывания В.В. Гинзбурга о некоторых антропологических различиях между федоровцами и алакульцами и о близости алакульского антропологического типа тазабагьябскому[ref]В.В. Гинзбург. Материалы по антропологии населения Западного Казахстана в эпоху бронзы, МИА, 120, 1962, стр. 196.[/ref]. Эти факты, принимая во внимание результаты картографирования федоровских и алакульских комплексов, позволяют считать, что федоровские памятники тяготеют в этнокультурном отношении к южнотаежному ареалу, алакульские — к степному.

На востоке Западной Сибири культурные традиции развивались иначе. Гребенчатая орнаментация здесь, в отличие от Зауралья, не получила распространения. Узоры на керамике наносились «отступающей» палочкой, «отступающей» гребенкой, а также прочерченными и желобчатыми линиями. Начиная с неолита и до последней четверти II тыс. до н.э.,наиболее распространенным орнаментами в юго-восточной части обского бассейна были волнистые линии, псевдоплетенка, сплошные взаимопроникающие треугольные зоны и др. архаичные мотивы, характерные некогда для всей зауральско-западносибирской территории и исчезнувшие в большинстве других районов Зауралья и Западной Сибири еще до начала эпохи металла.

Дальнейшее развитие этих автохтонных традиций привело во второй половине II тыс. до н.э. к сложению в Томско-Нарымском Приобье богатой и своеобразной самусьской культуры, наиболее хорошо представленной материалами поселения Самусь IV в низовьях Томи. Керамика Самусь IV плоскодонна, горшкообразной или баночной формы. Обычны сосуды с четырехугольными, шестиугольными и даже восьмиугольными днищами. Орнамент наносился отступающей гребенкой, отступающей лопаточкой и желобчатыми линиями. Как и на предыдущих этапах, наиболее распространенными узорами были волна, сплошные взаимопроникающие треугольные зоны, псевдоплетенка и горизонтальные ряды линий, выполненные отступающей или желобчатой техникой. Совершенно отсутствуют комбинации из треугольников и ромбов, ленточные пояса, меандровые узоры и др. геометрические рисунки, которые можно было бы сопоставить с орнаментами лесостепного и южнотаежного Зауралья.

Археологические раскопки последних лет дают основание предполагать, что культуры, родственные самусьской, были распространены на огромной территории, занимая обширные лесостепные и южнотаежные пространства между Ишимом и Енисеем (раннебронзовые памятники логиновского типа на Ишиме, предандроновский комплекс Черноозерских стоянок на Иртыше, Ростовкинский могильник близ устья Оми и др.). К этому этно-культурному ареалу примыкала и окуневская культура на верхнем Енисее.

Около начала последней четверти II тыс. до н.э. самусьская и родственные ей культуры прекратили свое существование. Их место заняли продвинувшиеся на восток племена зауральского ареала, принесшие сюда новые культурные традиции. В таежные районы Томско-Нарымского Приобья пришло население еловской культуры, с баночной и горшковидной посудой, которая украшалась по всей боковой поверхности горизонтальными рядами наклонных или вертикальных оттисков гребенчатого штампа, чередующихся с поясами гребенчатых линий или круглых ямочных вдавлений. Лесостепную часть восточного Приобья заняло пришедшее сюда из Южного Зауралья андроновское (федоровское) население, которое принесло с собой гребенчатую горшкообразнуш керамику со специфическим набором геометрических элементов в орнаменте.

В результате этих продвижений произошло изменение этно-культурной карты Западной Сибири, выразившееся в значительном расширении ареала культур с гребенчатой керамикой.

Таким образом, в южнотаежной и лесостепной зонах Западной Сибири выделились в рассматриваемое время две линии преемственности культурных традиций зауральская, на одном из этапов которой сложились черкаскульская, сузгукская и андроновская (федоровская) культуры, и восточная (самусьско-нарымская), одним из звеньев которой явились культуры, представленные памятниками самусьско-ростовкинского типа. Эти две линии почти на протяжении III и II тыс. до н.э. развивались в общем параллельно, и лишь с финальных этапов бронзового века начинается активное взаимодействие между ними. Более поздние материалы свидетельствуют о все усиливающемся взаимопроникновении, особенно в контактной томско-нарымской зоне, андроноидных (зауральских) и восточных (самусьско-нарымских) элементов. Этот процесс привел к сложению здесь молчановской культуры, сочетающей многие андроноидные и самусьские признаки (конец бронзового века), которая затем трансформировалась в кулайскую культуру (эпоха раннего железа), причем общий колорит последней был так же во многом предвосхищен некоторыми специфическими особенностями еловской и самусьской культур[ref]М.Ф. Косарев. Орнаменты на днищах сосудов бронзового века в низовьях р. Томи. КСИА, вып. 106, рис. 1-86,95.[/ref].

Р.А. Ураев высказал обоснованное предположение, что носители кулайской культуры были предками нынешних нарымских селькупов[ref]P.А. Ураев. Кривошеинский клад. Tp.TOКМ, т. V, Томск, 1956.[/ref]-самодийцев по языку, в материальной культуре которых явственно прослеживается угорский компонент. Несколько позже В.Н. Чернецов предложил считать древнеселькупскую культуру Нарымского Приобья I тыс. н.э.[ref]В.Н. Чернецов. Нижнее Приобье в I тыс.н.э. МИА, 58, 1957, стр. 238.[/ref], хронологически и генетически следующую за кулайской. Это мнение было подтверждено работами Л.А. Чиндиной, которая, исследуя Релкинский могильник в низовьях Чулыма (VI-VIII вв. н.э.),отметила, что материал этого памятника, имея рад признаков преемственности с кулайскими комплексами, сопоставим в то же время с этнографическими материалами по культуре и быту современных селькупов[ref]Л.А. Чиндина. Нарымско-Томское Приобье в середине 1 тыс. н.э. Автореф. канд. дисс. Томск, 1970, стр.6 и 22.[/ref].

Учитывая, что нарымские селькупы считаются смешанной угро-самодийекой народностью (в этнографической литературе их нередко называют остяко-самоедами), естественно предполагать, что один из древних компонентов их культуры мы правомочны связывать с предками нынешних угров, другой — с предками современных самодийских народов.

В ранее опубликованных работах нами было высказано предположение, что выделение зауральского культурного массива с гребенчатой керамикой характеризует процесс формирования самодийской этнической ветви[ref]М.Ф. Косарев, Бронзовый век Среднего Обь-Иртышья, стр. 12, 13; его же. Некоторые проблемы древней
истории Обь-Иртышья. СА, 1966, № 2, стр. 30: его же. К вопросу о кулайской культуре. КСИА, вып. 119, 1969.[/ref]. В позднесредневековых комплексах Томской обл. обычна очень своеобразная гребенчатая керамика, которая по отдельным элементам узоров (отпечатки поставленной плашмя гребенки, рисованные уточки, усеченный зигзаг с ямочками в углах) и по орнаментальной композиции (сплошное заполнение поверхности сосудов одинаковыми поясами узоров, характерность елочных мотивов, горизонтальное членение орнаментального поля рядами ямок и др.) находит поразительные соответствия в еловской посуде эпохи бронзы[ref]Л.А. Чиндина. О некоторых хронологических особенностях среднеобской керамики в I тыс н.э. «Проблемы хронологии и культурной принадлежности археологических памятников Западной Сибири. Томск, 1970, табл.II — 1-6.[/ref]. Этот средневековый керамический комплекс В.A. Могильников связывает с поздними самоедами[ref]В.А. Могильников. Население южной части лесной полосы Западной Сибири в конце I — начале II тыс. н.э. Автореферат канд. дисс., М., 1964, стр. 8,9.[/ref], что подтверждает нашу точку зрения о «еловско-самодийской» генетической преемственности.

Сходство поздненеолитической гребенчатой керамики Зауралья с посудой волго-камского гребенчатого неолита, видимо, свидетельствует о том, что начало самодийского этногенеза следует искать в каменном веке и связывать его с территорией более западной, чем Зауралье. Этому не противоречат лингвистические данные: самоедские языки, как считает Д.В. Бубрих, по своей грамматической и фонетической структуре ближе финским языкам, чем угорским[ref]Д.В. Бубрих. К вопросу об отношениях между самодийскими и финноугорскими языками. «Известия АН СССР, отд. литературы и языка», т. VII, вып.6, 1948, стр. 511.[/ref]. Интересно, что саамы, живущие в Восточной Европе в тесном соседстве с финноязкчным ареалом, обнаруживают в своем языке этимологические соответствия с самодийскими языками[ref]Л.В. Xомич. Ненцы. М.-Л., 1966, стр.35.[/ref].

Лингвисты пришли к выводу, что протосаамы первоначально говорили на языке, сходном с современным самодийским, и лишь позднее восприняли язык финно-поволжской группы[ref]J. Tоivоnеn. Zum Problem des Protolopparischen. Hellsinki, 1950; П. Xайдy, 1953. К этногенезу венгерского народа. Acta Lingulstica, t.II, Budapest, 1953; П.А. Аристэ. Формирование прибалтийско-финских языков и древнейший период их развития. Вопросы этнической истории эстонского народа. Таллин, 1956.[/ref]. П. Хайду считает, что далекие предки угро-финнов и самоедов проживали, судя по названию некоторых деревьев, на территории, лежащей в районе верховьев Волги, а также в бассейнах Вятки, Камы, Чусовой и Белой. Он полагает, что связь самоедов с финно-уграми прекратилась в IV-III тыс. до н.э. потому, что подавляющая часть самоедов окончательно переселилась в Сибирь[ref]П. Хайду. Указ. соч., стр. 226.[/ref]. А.П. Дульзон, сопоставляя топонимы Сибири и Восточной Европы, высказал мысль, что некоторые восточно-европейские гидронимы самоедского происхождения древнее сибирских. Исходя из этого, он считает, что самоеды пришли в Сибирь с севера Восточной Европы[ref]А.П. Дульзон. Дорусское население Западной Сибири. «Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока». Новосибирск. 1961, стр.363.[/ref]. К такой же точке зрения, основываясь на гораздо большем топонимическом материале, пришла Э.Г. Беккер[ref]Э.Г. Беккер. 0 некоторых параллелях в гидронимии Европейского Севера и Западной Сибири. «Языки и топонимия Сибири», т. II. Томск, 1970, стр.14-18.[/ref].

Как видно из вышеизложенного, лингвистические данные, касающиеся происхождения самодийских народов, совпадают с археологическими материалами. Видимо, процесс расселения предков современных самодийских народов прошел несколько этапов, из них два относятся к глубокой древности: а) переход их из Восточной Европы в Зауралье (поздний неолит), б) распространение их из Зауралья в более восточные районы. Возможно, отдельные группы древних самоедов начали осваивать северные районы Обь-Енисейского междуречья еще в неолите. В этом отношении любопытны поздненеолитические стоянки с гребенчатой керамикой, найденнные в окрестностях Красноярска (Усть-Собакино, Базаиха и др.). Происхождение этих комплексов А.П. Окладников связывает с Уралом и отождествляет их с древними самоедами[ref]А.П. Окладников. Из истории этнических и культурных связей неолитических племен среднего Енисея (к вопросу о происхождении самодийских племен). СА, 1957, № 1.[/ref].

Если согласиться с самодийской принадлежностью еловцев, то в самусьско-нарымской линии преемственности культурных традиций правомерно видеть процесс выделения населения, принявшего участие в сложении древнеугорсхой этнической ветви. Некоторые элементы узоров и приемы орнаментации, обязательные для самусьской посуды (волна, псевдоплетенка, сплошные взаимопроникающие треугольные зоны, отступающая гребенка и др.), обычны, и на керамике поздних культур Приобья, интерпретируемых как угорские[ref]В.И. Мошинская. Керамика усть-полуйской культуры. МИА, 35, 1953, табл. III; В.Н. Чернецов. Указ. соч., табл. II — 8,10,11, V-7,8.[/ref] (В.И. Мошинская, 1953, табл. III; В.Н. Чернецов, 1957, табл. II,8,10, 11; V,7,8). Однако то обстоятельство, что „самусьский» компонент вошел в культуры, носителями которых были угры, еще не доказывает, что сам этот компонент обязательно угорский. Элементы самусьского орнаментального комплекса мы видим и в поздних культурах Нарыма, которые В.Н. Чернецов связывает с древнеселькупским этносом.

Следует помнить, что наиболее характерные орнаментальные элементы самусьской посуды (волна, псевдоплетенка и др.), равно как и отступающая техника нанесения узоров, были распространены некогда на керамике всей урало-западносибирской территории, определяя древний, этнически недифференцированный субстрат, существовавший здесь до распада урало-западносибирской неолитической общности. Поэтому наличие некоторых автохтонных («самусьских») мотивов в орнаментации поздних культур Приобья может объясняться не влиянием какого-то конкретного этноса, а явлениями субстратного порядка.

Принятое нами допущение об этнической близости федоровцев и еловцев далеко не бесспорно. Если на стадии позднего (гребенчатого) неолита территория Зауралья была достаточно монолитна в этнокультурном отношении, то в бронзовом веке здесь оформляются две самостоятельные культурные области (андроноидный круг культур в Притоболье и область культур гребенчатой и гребенчато-ямочной керамикой в Северном Зауралье), которые хотя и имеют общие генетические корни, не дают достаточных материальных свидетельств, позволяющих судить о степени их этнической близости.

Еловская культура, утвердившись в Томско-Нарымском Приобье, претерпела затем существенные изменения. На ранних своих этапах она имела мало общих черт с андроновской. Так, в раннеелсвских орнаментах почти полностью отсутствуют геометрические элементы, столь характерные для андроновской (федоровской) орнаментики. Однако на следующих этапах еловское население начинает испытывать сильное влияние племен андроновской культуры. Это выражалось не только в контактах, но и в прямых проникновениях в еловскую среду отдельных групп андроновского населения (Томский могильник на Малом Мысу, Еловский II могильник). На поздних этапах еловской культуры керамика южной ее периферии приобретает ряд андроновских черт, глазным образом, в орнаментации — композиции из треугольников и ромбов, уточки, взаимопроникающие Г-образные фигуры, различные варианты меандров и т.д.

Северная окраина еловской культура не испытала сушественных андроновских воздействий, и ее керамика продолжает сохранять и развивать в своем орнаментальном искусстве характерные для ранней Еловки гребенчато-ямочные мотивы, почти осложненные геометрическими элементами. Именно эта керамика наиболее сопоставима по своей орнаментальной специфике с самодийской посудой позднего средневековья, о ко-
торой мы говорили выше, в связи с этнической интерпретацией
еловской культуры.

В конце бронзового века еловское население, жившее к северу от Томи, начинает испытывать сильное давление со стороны потомков самусьцев, которые с приходом еловских племен были временно вытеснены за пределы Томско-Нарымского Приобья. Часть еловского населения и смешанных еловско-андроновских групп отступили на юг, в Алтае-Саянское предгорье, другая часть остается на месте и сливается с пришельцами.

В канун эпохи железа тесное взаимопроникновение еловско-андроновских и трансформированных самусьских элементов привело к сложению севернее Томска молчановской культуры, на основе которой позднее возникает, кулайская культура железного века[ref]И.М. Мягков. Древности Нарымского края. Труды ТКМ, т. II, Томск, 1929; М.Ф. Косарев. К вопросу кулайской культуре.[/ref].

В более ранних своих работах мы рассматривали кулайскую культуру как своеобразный синтез двух культурных традиций — еловско-андроновский и самусьский, хотя с формальной точки зрения обязаны были бы расчленить еловско-андроновский комплекс на два компонента — собственно еловский (гребенчато-ямочный) и андроновский. В этом случае процесс сложения кулайской культуры будет выглядеть гораздо сложнее, так как мы встанем перед необходимостью дать этническую интерпретацию не двум, а трем ее компонентам — еловскому, андроновскому и самусьскому. В то время как еловский комплекс достаточно уверенно увязывается с самодийцами, для этнической привязки двух других еще слишком мало данных. В этой связи приобретает большую важность тот факт, что в культуре современных селькупов, кроме самодийского и угорского компонентов, достаточно явственно прослеживаются черты, считающиеся этнографическими признаками кетов: своеобразие шаманских атрибутов, некоторые специфические обряды, связанные с почитанием солнца, луны, орла и лебедя, отдельные бытовые особенности и т.д. Кроме того, исследователи отмечают у селькупов и кетов характерные только для чих совпадения в шаманских ритуалах (например, сложный и своеобразный обряд «оживления» бубна), а также в языке и изобразительном искусстве. В.В. Иванов и В.Н. Топоров считают, что некоторые из отмеченных соответствий являются следствием этно-культурных взаимопроникновений, происходивших в глубокой древности[ref]В.В. Иванов, В.Н, Топоров. Лингвистические вопросы этногенеза кетов в связи с проблемой вхождения их в циркумполярную область. VII Международный Конгресс антропологических и этнографических наук, М., 1964.[/ref].

Если согласиться с К.В. Сальниковым, что андроновская (федоровская) группа памятников оставлена древними уграми[ref]К.В. Сальников. Очерки древней истории Южного Урала. М., 1967, стр. 347; B.C. Стоколос. Культура населения Южного Зауралья в эпоху бронзы. Автореф. канд. дисс. М., 1967.[/ref], и принять нашу точку зрения о самодийской принадлежности еловцев, то придется признать, что попытки связать самусьцев с финно-уграми или самодяйцами не имеют основании. Между саыусьским населением, с одной стороны, еловцами и андроновцами, с другой, нет ничего общего ни в орнаментальных традициях, ни в культовых атрибутах, ни в металлургии.

Многие астральные мотивы в самусьской орнаментации — разобщенные группы лучей на солярных изображениях, полуокружности, солнцеликость антропоморфных фигур, композиционная дложность астральной символики (внутреннее «солнце» в виде круга с крестом, заключенное в круг с лучами и обрамленное затем несколькими концентрическими окружностями, последняя из которых также имеет лучи) и др.[ref]В.И. Матющенко. Об антропоморфных изображениях на глиняных сосудах из поселения Самусь IV. СА,
1961, № 4; М.Ф. Косарев. Орнамент на днищах сосудов бронзового века в низовьях р. Томи.[/ref] — удивительно напоминают астральные композиции на кетских бубнах, воспроизводящие так называемую кетскую «модель мира»[ref]Историко-этнографический атлас Сибири. М.-Л., 1961, табл. 5.[/ref].

Исключительное богатство и поразительное многообразие солярной символики в самусьской орнаментации позволяет предположить наличие в самусьской культуре каких-то южных элементов.

Интересные данные были получены при изучении окуневских и карасукских черепов в Минусинской котловине. Они свидетельствуют о преемственности антропологического типа окукевского и карасукского населения[ref]В.П. Алексеев. Антропологические типы Южной Сибири САлтае-Саянское нагорье) в эпоху неолита и бронзы.
«Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока», Новосибирск, 1961, стр. 337.[/ref]. Многие исследователи считают карасукцев возможными предками современных кетов[ref]Б.О. Долгих. О похоронном обряде кетов. СА, 1961, № 3; Н. Л. Членова. Соотношение культур карасукского типа и кетских топонимов на территории Сибири. «Происхождение аборигенов Сибири». Томск, 1969.[/ref], язык которых находит многочисленные лексические соответствия в сино-тибетских языках[ref]K. Воuda. Die Spraclte der Jnissejer. Antropos, vol. 52, N1-2; E. Lewy. Zua Jenissei-Ostjaklochen. Ungarische Jahroucher, vol. XIII. Berlin-Leipzig, 1933.[/ref]. Культурное и генетическое родство самусьского и окуневского населения, позволяет предполагать, что предки современных кетоязычных групп приняли участие и в сложении самусьской <ультуры. В этой связи обращает на себя внимание известная близость самусьско-ростовкинских бронз (ножи, копья, лопатки) юго-восточным - карасуукским и аньянским бронзовым изделиям, свидетельствующая, видимо, об общих генетических истоках самусьсхих, карасукских и северо-китайских бронзолитейных традиций. В свете изложенного общее направление этнической дифференциации древнего западносибирского населения может быть представлено следующим образом. В позднем неолите здесь выделились два этно-культурных ареала - зауральский (культуры с гребенчатой керамикой) и самусьско-нарымский (культуры с архаичной отступающей и прочерченной техникой нанесения узоров). С переходом к эпохе металла зауральский ареал, в свою очередь, распадается на две самостоятельные области, и, таким образом, в бронзовом веке мы видим в Западной Сибири три больших этно-культурных массива: 1. Притобольский (предположительно угорский), в который входило андроновское (федоровское) и родственное ему черкаскульское и сузгунское население. В пределах этого ареала бытовала горшковидная керамика со своеобразным гребенчатым геометризмом в орнаменте и сложной орнаментальной композицией. 2. Севернее притобольского этнического массива сложился таежный круг гребенчато-ямочных культур (в него входила и еловская культура - до того как она подверглась андроновским воздействиям). Керамика этого ареала имела форму, приближающуюся к баночной, и украшалась рядами гребенчатых оттисков, чередующихся с горизонтальными гребенчатыми линиями либо с поясами круглых ямочных вдавлений. Орнаментальная композиция была предельно проста и однообразна, геометрические элементы встречались редко. Этот зтно-культурный массив мы связываем с древними самоедами. 3. В юго-восточной части обского бассейна сложился самусьско-ростовкинский круг родственных культур. Здесь бытовала керамика, в орнаментации которой господствовала отступающая и желобчатая техника нанесения узоров. Днища у сосудов Самусьского IV поселения украшались сложнейшими рисунками солярного облика. На стенках сосудов, наряду с астральными (солярными?) символами, нередко изображались антропоморфные и зооморфные фигуры. В период своего расцвета этот ареал занимал громадную территорию между Енисеем и Ишимом (Томско-Нарымское Приобье, Барабияская и, отчасти, Ишимская лесостепь, верхняя Обь, степная Кулунда). Сформировавшись на автохтонной западносибирской основе, этот круг культур (особенно его юго-восточная честь) подвергся затем сильным южным или юго-восточным влияниям, которые нашли свое отражение в своеобразии культвоой символики, в специфике бронзолитейных традиций и, возможно, в изменении антропологического типа местного населения. Носителями этих влияний могли быть предки современных кетов. На поздних этапах бронзового века в Западной Сибири усиливаются передвижения этнических и культурных групп. Большая часть притобольского населения перемещается на восток и, отчасти, на север; севернее таежные племена с гребенчато-ямочной посудой в значительной своей массе продвигаются на восток, а затем на юг; отдельные группы самусьско-ростовкинского населения переселяются на север и запад. Ареной встречных столкновений и наиболее усиленных контактов разных этнических групп становится Нарымское Приобье. Здесь в начале железного века оформляется кулайская культура, в сложении которой, видимо, приняли участие этнических компонента - самодийский, угорский и "кетский". Прослеженная на археологическом материале последовательность культурных смен в Томско-Наримском Приобье полностью совпадает с топонимической стратиграфией, выявленой на этой территории А.П. Дульзоном: сначала идет автохтонный (палеосибирский, по А. П. Дульзону) топонимический пласт, на него наслаиваются кетские топонимы, которые, в свою очередь, перекрываются самодийскими и угорскими[ref]А.Д. Дульзон. Топонимика Западной Сибири как один из источников ее древней истории. «Некоторые вопросы древней истории Западной Сибири", Томск, 1959.[/ref]. Изложенный нами вариант этнической интерпретации древних западносибирских культур в принципе не очень противоречит последней точке зрения Р.А. Ураева, по которой создателями кулайской культуры были кеты, подвергшиеся затем влиянию самоедов, угров и тюрков[ref]Р.A. Ураев. Кулайская культура Среднего Приобья. "Некоторые вопросы древней истории Западной Сибири". Томск, 1959.[/ref]. Однако мы бы хотели уточнить свое отношение к гипотезе Р.A. Ураева по трем пунктам: 1. Археологический материал свидетельствует о том, что кулайская культура была многокомпонентной с самого начала. 2. Мы не видим оснований считать кетский компонент в кулайской культуре преобладающим. С археологической точки зрения этнические элементы, слагающие кулайскую культуру были в общем равноязычными по своему удельному весу. Тюрки не внесли никакого вклада в сложение кулайской культуры. Тюркские влияния в Нарымском Приобье археологически улавливаются лишь с середины I тыс.н.э., когда на смену Кулайке приходит генетически связанная с ней, но имеющая специфический комплекс признаков релкинская культура[ref]Л.А. Чиндина. Нарымcко-Томское Пркобье в середине 1 тыс. н.э.[/ref].