Косарев М.Ф. Бронзовый век лесного Обь-Иртышья

Косарев М. Ф. Бронзовый век лесного Обь-Иртышья. — СА, 1964, № 3. С. 37-44.

При изучении бронзового века Приобья особый интерес вызывает наличие здесь нескольких этно-культурных ареалов — распространение далеко на север, в пределы нынешней таежной полосы, степных 1 культур (последняя четверть II тысячелетия до н. э.) и, наоборот, продвижение на юг, в лесостепь, северных лесных племен (I тысячелетие до н. э.).

О продвижении степного населения на север свидетельствует распространение в таежной части Среднего Обь-Иртышья памятников еловского типа (XII—X вв. до н. э.) с характерной горшкообразной лощеной керамикой, украшенной резным елочным и геометрическим орнаментом (рис. 1), костяными псалиями (Еловское поселение) 2, зернотерками (Десятовское поселение) и костями лошади, овцы, коровы (Еловское поселение) 3 и т. д.

[adsense]

Связь этого явления с причинами чисто исторического характера, например с вытеснением на север слабых племен более сильными, кажется нам недостаточно убедительным (или, во всяком случае, не единственным) объяснением изменения этно-культурной карты Приобья в рассматриваемое время. Возникает вопрос: оставалось ли нынешнее соотношение ландшафтных зон в Приобье неизменным или в течение последних тысячелетий имели место колебания ландшафтных границ, что, в свою очередь, приводило к этно-культурным сдвигам?

Граница степных и лесных племен на Оби в третьей четверти II тысячелетия до н. э. проходила между Томском, в окрестностях которого нам известен Томский могильник (Малый Мыс) 4, и р. Самусьской, где были раскопаны поселения Самусь III, IV 5. Томский могильник имеет близкие аналогии в Восточном Казахстане (канайские памятники) и на Верхнем Енисее (Окунев улус), Самусь III, IV — в Нарымском крае и отчасти в памятниках бронзового века лесного Зауралья (Горбуновский торфяник, 6-й разрез).

Расстояние между этими разными по своему культурному облику (и вместе с тем безусловно одновременными) памятниками Среднего Приобья не превышает 40 км, и сейчас мы не видим здесь ничего, что могло бы послужить естественной границей между ними. Остается предполагать, что естественным рубежом между самусьской и томской группами населения являлась тогдашняя граница ландшафтных зон — леса и степи, что и нашло свое отражение в характере культур, представленных самусьскими и томскими памятниками.

Рис. 1. Керамика еловского типа в Среднем Приобье. 1—14 — Десятовское поселение; 15—17 — из разных мест Томской обл.

Рис. 1. Керамика еловского типа в Среднем Приобье. 1—14 — Десятовское поселение; 15—17 — из разных мест Томской обл.

Конец поселений Самусь III, IV был связан с приходом в эту часть Приобья уже упоминаемой нами группы населения, оставившей памятники еловского типа. Не является ли такое далекое распространение на север скотоводческо-земледельческих еловских племен результатом происходившего в это время смещения ландшафтных зон — наступления степи на лес?

В решении этого вопроса существенное значение имеет почвенный метод реставрации ландшафтных зон, начало которому было положено С. И. Коржинским 6 и которым широко пользуются западносибирские ученые. Этот метод связан с изучением и картографированием деградированных черноземов.

Впервые на наличие деградированных черноземов в томско-нарымской тайге обратил внимание агроном, чиновник переселенческого управления Выдрин. В своем рукописном «Отчете по предварительному обследованию Нарымского края в 1903 году» Выдрин сообщает, что при изучении бассейнов Кенги, Васюгана и Кети он наблюдал в почвенной толще темные прослои, которые он, а несколько позднее другие его коллеги (Шестаков, Праздников, Сборовский, Отрыганьев) отнесли к деградированным черноземам и квалифицировали как оригинальную морфологическую черту местных подзолов.

Агроном переселенческого управления Д. Драницын тоже неоднократно отмечал характерность деградированных черноземов в Нарымском Приобье, включая бассейн Васюгана. По наблюдениям Д. Драницына, химический состав этого горизонта не позволяет связывать последний с лесными пожарами, а топографические условия его нахождения не дают основания считать его следствием весенних разливов рек. Драницын полагает, что указанный слой является последним остатком бывшей здесь ранее степи. Впоследствии, по его мнению, на степь надвинулся лес и началось превращение степной черноземной почвы в подзолистую.

Говоря о предполагаемом характере ландшафтов здесь в это время, Драницын пишет: «Характер местности был, вероятно, близок тому, что мы наблюдаем теперь на северной окраине лесостепи… Естественные области — зоны существовали, конечно, и тогда, но только область тайги, судя по нахождению типичных почв с Az (деградированных черноземов. — М. К.), начиналась около 250 верст севернее, сравнительно с современной границей» 7.

В советское время климатологи, географы, биологи, почвоведы — там, тде им приходится касаться некоторых реликтовых явлений, наблюдаемых в Западной Сибири, согласно приходят к выводу, что граница леса и степи в сравнительно недавнем прошлом проходила значительно севернее нынешней ландшафтной границы.

Один из виднейших специалистов по почвам Западной Сибири К. А. Кузнецов считает, что в последние два-три тысячелетия климат стал более холодным и влажным, в результате чего «произошло смещение ландшафтных зон к югу, и наш район (южная половина Томской обл. — М. К.) стал лесным. Под покровом лесной растительности сформировались деградированные черноземы различных степеней оподзоливания» 8.

Географ Р. С. Ильин, специализирующийся главным образом по Нарымскому краю, тоже считает, что степь в древности простиралась значительно севернее, чем сейчас. Доказывая это предположение, он ссылается не только на обычность в томско-нарымской тайге деградированных черноземов и других реликтовых нахождений, но и, в частности, на присутствие степного компонента в кулайской культуре 9. Говоря далее о том, что климат в течение последних тысячелетий изменился в сторону повышенной влажности, Р. С. Ильин отмечает, что в долине Оби в отличие от других местностей увлажнение идет «в условиях погружающейся, а не поднимающейся страны. Такие условия ведут, с одной стороны, к интенсивному заболачиванию, а с другой — отепляют климат наиболее пониженной части страны — Обской долины» 10. Таким образом, отклонение в юго-восточной части Западной Сибири границы лесостепи далеко на юг объясняется не только общим увлажнением климата, но и происходящим параллельно опусканием Обской долины.

Касаясь вопроса о колебаниях климата и смещения ландшафтных зон, биолог проф. Б. Г. Иоганзен в качестве одного из доказательств того, что степь в Приобье ранее заходила далеко на север, указывает, в частности, на реликтовое нахождение в средней части Томской обл. некоторых типичных представителей степного животного мира — алтайского цокора, светлого хорька, отдельных видов стрекоз, совок, некоторых птиц и т. д. 11.

Известный знаток западносибирских лесов Г. В. Крылов в своей последней большой работе «Леса Западной Сибири» на основе анализа лимнологических и лесотипологических данных приходит к выводу, что в поздней фазе среднего голоцена островные смешанные лиственнично-березовые леса «лесостепного характера» доходили на севере до Васюгана. Сравнительное ухудшение климата во времена позднего голоцена (2—2,5 тысячи лет назад) привело к сдвигу на 3—4° к югу южной границы тайги 12.

Таким образом, изложенные выше археологические и палеографические наблюдения дают основания считать, что к началу последней четверти II тысячелетия до н. э. (еловское время) степные пространства продвинулись далеко на север. Д. Драницын предполагает, что древняя граница леса и степи проходила приблизительно по 59° северной широты, Р. С. Ильин проводит ее по 60°, Г. В. Крылов считает, что она шла тремя-четырьмя градусами севернее нынешней границы (по 59-й или 60-й параллели), т. е. все сходятся на том, что в район предполагаемой степи или, точнее, лесостепи входил и бассейн Васюгана. Весьма интересны в этом отношении наблюдения томских археологов. П. И. Кутафьев и А. П. Дульзон, обследовавшие бассейн р. Тыма (первый — в 1938 г., второй — в 1953 г.), отмечают здесь отсутствие курганного способа захоронения, тогда как к югу от Тыма курганы — обычное Явление. «На Тыме,— пишет А. П. Дульзон,— имеются только грунтовые могилы, расположенные в тайге, которые трудно выявить. В отличие от этого для побережья самой Оби как и для побережья ее притоков — Васюгана, Парабели с Кенгой, Кети, Чулыма характерны курганные могильники с наземными погребениями» 13.

Большинство курганов, зафиксированных П. И. Кутафьевым и А. П. Дульзоном, оставлены охотничье-рыболовческими племенами, населявшими эту территорию в железном веке. Однако, судя по археологическим данным, курганный способ захоронения был принесен в эту часть Приобья еще в бронзовом веке еловскими племенами (Еловский и Бачангский могильники). Длительное сохранение в томско-нарымской тайге курганного способа захоронения является, с одной стороны, свидетельством древнего степного компонента в местных культурах железного века (на это обращали внимание И. М. Мягков 14 и В. Н. Чернецов 15, с другой стороны, — одним из проявлений исключительной консервативности культур Нарымского Приобья, что отмечалось рядом археологов.

Рис. 2. Карта Обь-Иртышья. 1 — современная граница лесной и лесостепной зон; 2 — граница леса и лесостепи во второй половине II тысячелетия до н. э.

Рис. 2. Карта Обь-Иртышья. 1 — современная граница лесной и лесостепной зон; 2 — граница леса и лесостепи во второй половине II тысячелетия до н. э.

В итоге оказывается, что северная периферия курганного способа захоронения совпадает с северными пределами распространения деградированных черноземов и с северной границей реликтовых нахождений степной фауны. Все это, учитывая и ряд других обстоятельств, позволяет провести древнюю границу леса и степи несколько севернее устья Васюгана и немного южнее бассейна Тыма (рис. 2) — приблизительно по северной окраине нынешней подзоны сосново-березово-темнохвойных лесов. Выделяя эту подзону, М. И. Помус отметил для нее характерность оподзоленных суглинков 16, которые по классификации деградированных черноземов относятся к третьей стадии оподзоливания черноземов, или — по К. Д. Глинке — к «вторичным подзолам». Дальше на север для почвенного покрова характерны уже типичные подзолы. Это лишний раз подтверждает правильность высказанного нами предположения о месте бывшей границы леса и степи.

Палеогеография Тоболо-Иртышья изучена много слабее. А. Гордягин при описании почв низовьев Тобола указывает на обычность темных прослоев ниже гумуса, которые он считает реликтовыми образованиями 17.

В. Н. Чернецов несколько раз отмечал значительное отклонение к северу северной границы лесостепи в Прииртышье и обращал внимание на то, что границей ландшафтных зон в этих местах является Иртыш, который от Тары течет почти в широтном направлении. «Начиная от устья Тары, — пишет В. Н. Чернецов, — к правому берегу Иртыша подходят урманы, которые уже без перерыва тянутся на север… В то же время от левого берега на юг простирается лесостепь, и таким образом граница между лесной и лесостепной зонами здесь очень резка, что обусловливает большое разнообразие ландшафтов» 18. Надо полагать, что во времена сухого и теплого климата, предшествовавшего нынешнему субатлантическому периоду, граница леса и лесостепи в Прииртышье проходила еще севернее. В условиях начавшегося потом увлажнения и похолодания наступавшая на юг тайга встретила на своем пути мощную естественную преграду — Иртыш, который в значительной мере приостановил дальнейшее наступление леса. Именно этим следует объяснять здесь сейчас такое далекое распространение на север лесостепных и предтаежных пространств и резкую границу между ландшафтными зонами.

Судя по характеру археологического материала, наступление степи в Прииртышье началось раньше и пошло дальше, чем в более пониженном и сильно заболоченном Нарымском Приобье. Изменение ландшафтного облика Среднего и Нижнего Прииртышья очень рано привело к утрате местным населением прежних (лесных) связей и к усилению контактов со степными племенами Казахстана. В результате здесь на рубеже III и II тысячелетий до н. э. образовалась большая энеолитическая общность, представленная памятниками екатерининского типах 19, которая уже в значительной мере утратила свой автохтонный урало-сибирский облик. На ее основе в бронзовом веке возникли две культуры — сузгунская (Нижнее Прииртышье) и еловская (Среднее Прииртышье), которая распространилась потом и в Среднее Приобье (еловские памятники, рис. 1). Обе эти культуры имеют много общего между собой и находят ряд аналогий в степных культурах Зауралья и Казахстана. Облик сузгунской культуры — лесостепной и во многом андроноидный — не позволяет связывать ее население с сугубо лесным охотничье-рыболовным бытом.

Наиболее изученным пунктом сузгунской культуры является культовое место Сузгун II близ Тобольска 20. Судя по ряду данных, можно предполагать, что этот памятник расположен не на северной, а на южной периферии сузгунской культуры, из чего следует, что граница леса и лесостепи в сузгунское (сузгунско-еловское) время проходила значительно севернее Тобольска. Это подтверждается и картографированием курганного способа захоронения.

Наше предположение об изменении ландшафтного облика Обь-Иртышья в бронзовом веке подкрепляется палеогеографическими данными, накопленными усилиями О. Н. Бадера и некоторых других исследователей для смежных районов — Урала и Прикамья в частности.

О. Н. Бадер пришел к заключению, что носители культуры с «флажковой» керамикой проникли в Пермское Прикамье с юга на рубеже XV—XIV вв. до н. э. и что наиболее вероятной причиной их продвижения является «смещение к северу ландшафтно-географических зон в условиях наступившего ксеротермического периода и приближения почти вплотную к осинскому течению Камы северной границы древних степей…» 21. В ряде других своих работ, касающихся палеогеографии Прикамья, О. Н. Бадер приводит палеоботанические, почвенные и другие данные, позволяющие судить о причинах, характере и времени ландшафтных смещений, о взаимосвязи ландшафтных и этно-культурных сдвигов 22 и вскрывающие картину, во многом близкую той, которую мы нарисовали для Обь-Иртышья.

Н. П. Кипарисова, рассматривая бронзовый век лесного Зауралья, пришла к выводу (на основании пыльцевых диаграмм и торфяных разрезов), что наиболее сухой период в жизни 1-й Береговской стоянки относится к XIV—XIII вв. до н. э. и что именно в это время заканчивается освоение южной части Среднего Зауралья степными племенами 23.

Рис. 3. Керамика молчановского типа в Среднем Обь-Иртышье. 1, 4—6, 11, 14, 15, 18, 20, 23 — Десятовское поселение (поздний комплекс); 2, 3, 8—10, 12, 13, 16, 17, 22 — Молчановская Остяцкая Гора; 19, 21 — местонахождение Красноозерка II в Прииртышье.

Рис. 3. Керамика молчановского типа в Среднем Обь-Иртышье. 1, 4—6, 11, 14, 15, 18, 20, 23 — Десятовское поселение (поздний комплекс); 2, 3, 8—10, 12, 13, 16, 17, 22 — Молчановская Остяцкая Гора; 19, 21 — местонахождение Красноозерка II в Прииртышье.

Таким образом, данные для реставрации границы древних степей в Зауралье и Пермском Прикамье в значительной мере аналогичны тем данным, которые мы наблюдали в Обь-Иртышье. Известные различия в характере и масштабах ландшафтных смещений, равно как и некоторые несоответствия в деталях дат, могут объясняться гидрогеографической спецификой Урала и особенностями микроклиматов. Думается, мы вправе предполагать, что колебания климата, смещения ландшафтных зон и изменение направления этно-культурных сдвигов в бронзовом веке проходили во многих отношениях одинаково на громадной территории Урала и Западной Сибири.

Для переходного времени от бронзового века к железному отмечается начало обратного процесса — продвижение на юг северных таежных племен, чему соответствует и предполагаемое в это время наступление леса на степь. Результатом продвижения на юг лесных культур явилось распространение в северной половине Среднего Обь-Иртышья памятников молчановского типа (городище Остяцкая Гора близ пос. Молчаново, поздний комплекс Десятовского поселения на Чулыме, Красноозерка II близ г. Тары, на Иртыше и др., рис. 3). Молчановская керамика сочетает в себе как степные еловские черты (плоскодонность, резной геометрический орнамент, меандровые узоры), так и северные лесные признаки (крестовый, мелкоструйчатый, ромбический и треугольный штампы, псевдоплетенка, гладкая «качалка» и т. д.).

Давление таежных племен на северную периферию лесостепного историко-культурного массива в это время не ограничивается лишь пределами Обь-Иртышья, оно идет широким фронтом — от восточных границ Западной Сибири до Урала. В Восточном Зауралье (на территории нынешней лесостепной и отчасти степной зоны) распространяются памятники каменогорского типа, которые дают керамику, близкую молчановской как по общему колориту, так и по отдельным элементам орнамента (мелкоструйчатый, крестовый и ромбический штампы) 24. К. В. Сальников датирует каменогорскую культуру началом I тысячелетия до н. э. и распространяет ее на широкую территорию (от Урала до Притоболья — с запада на восток и до Златоуста на юге).

В Среднем и Верхнем Приобье, где наступление леса пошло дальше, чем на Иртыше, лесные племена продвигаются много южнее — во всяком случае, уже керамика раннего этапа болынереченской культуры в Верхнем Приобье носит на себе следы явных лесных влияний 25.

Однако северные влияния здесь в это время не единственные. Значительная часть нынешнего лесостепного Приобья испытывает мощное давление с юго-востока — из Минусинской котловины, которое долго и успешно (в течение всего I тысячелетия до н. э.) противостоит здесь всем северным таежным воздействиям. Это достаточно хорошо подтверждается карасукской окраской ирменской культуры и тем, что по крайней мере 90% керамики раннежелезного комплекса городищ Басандайка и Шеломок под Томском имеет более или менее хорошо выраженный тагарский облик.

Таким образом, говоря об основных направлениях этнокультурных воздействий в Приобье необходимо отметить, что в бронзовом веке они шли с юга на север, а в I тысячелетии до н. э.— с севера на юг и одновременно с юго-востока на северо-запад — из Минусинской котловины.

Notes:

  1. Термин «степной» употребляется здесь (и далее) условно — мы определяем им культуры бронзового века, для которых характерны некоторые андроноидные признаки и которые находят основные аналогии не в лесных, а в степных районах.
  2. В. И. Матющенко. Отчет о полевых исследованиях в окрестностях дер. Еловка Кожевниковского района Томской области летом 1960 г. Архив ИА АН СССР, № 2082.
  3. Там же, стр. 30, 31.
  4. М. Н. Комарова. Томский могильник, памятник истории древних племен лесной полосы Западной Сибири. МИА, 24, 1952, рис. 12—14.
  5. В. И. Матющенко. К вопросу о бронзовом веке в низовьях р. Томи. СА, 1959, 4.
  6. С. И. Коржинский. Предварительный отчет о почвенных и геоботанических исследованиях 1886 года в губерниях Казанской, Самарской, Уфимской, Пермской и Вятской. Тр. ОЕКУ, XVI, 6, Казань, 1887.
  7. Д. Драницын. Материалы по почвоведению и геологии западной части Нарымского края. Труды почвенно-ботанических экспедиций по исследованию колонизационных районов Азиатской России. Ч. I, Пг., 1915, стр. 222.
  8. К. А. Кузнецов. Почвы юго-восточной части Западной Сибири. Тр. ТГУ, 106, Томск, 1949, стр. 149.
  9. Р. С. Ильин. Природа Нарымского края. Томск, 1930, стр. 75.
  10. Там же, стр. 117.
  11. Б. И. Иоганзен. Природа Томской области. Томск, 1959, стр. 26.
  12. Г. В. Крылов. Леса Западной Сибири. М., 1961, стр. 69.
  13. А. П. Дульзон. Археологические памятники Томской области. Тр. ТОКМ, V, 1956, стр. 233—235.
  14. И. М. Мягков. Древности Нарымского края. Тр. ТКМ, 2. Томск, 1929, стр. 83.
  15. В. Н. Чернецов. Усть-полуйское время в Приобье. МИА, 35, 1953.
  16. М. И. Помус. Западная Сибирь. М., 1956, стр. 63.
  17. А. Гордягин. Материалы для познания почв и растительности Западной Сибири. Тр. ОЕКУ, XXXIV, 3. Казань, 1901.
  18. В. Н. Чернецов. Результаты археологической разведки в Омской области. КСИИМК, 17, 1947, стр. 82.
  19. В. Н. Чернецов. Ук. соч.; его же. Древняя история Нижнего Приобья. МИА, 35, табл. X—XI.
  20. В. И. Мошинская. Сузгун II — памятник эпохи бронзы лесостепной полосы Западной Сибири. МИА, 58, 1957, табл. I—IV.
  21. О. Н. Бадер. Поселения турбинского типа в Среднем Прикамье. МИА, 99, 1961, стр. 194.
  22. О. Н. Бадер. Некоторые вопросы палеогеографии Урала и Северо-Восточной Европы в свете археологических данных. МАИЧП, 2. М.— Л., 1950.
  23. Н. П. Кипарисова. О культурах лесного Зауралья. СА, 1960, 2, стр. 23, 24.
  24. К. В. Сальников. Опыт классификации керамики лесостепного Зауралья. СА, 1961, 2, рис. 5, 20—22.
  25. М. П. Грязнов. История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая речка. МИА, 48, 1956, табл. IX—XIX.

В этот день:

Дни смерти
1870 Умер Поль-Эмиль Ботта — французский дипломат, археолог, натуралист, путешественник, один из первых исследователей Ниневии, Вавилона.
1970 Умер Валерий Николаевич Чернецов - — советский этнограф и археолог, специалист по угорским народам.
2001 Умер Хельге Маркус Ингстад — норвежский путешественник, археолог и писатель. Известен открытием в 1960-х годах поселения викингов в Л'Анс-о-Медоузе, в Ньюфаундленде, датированного XI веком, что доказывало посещение европейцами Америки за четыре века до Христофора Колумба.

Рубрики

Свежие записи

Счетчики

Яндекс.Метрика

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Археология © 2014