К оглавлению книги С.А. Токарева «Этнография народов СССР»
После массового колхозного движения, развернувшегося в нашей стране особенно в 1929 — 1931 гг., социальный строй русской деревни коренным образом изменился. Пережитки архаических укладов исчезли вместе с ликвидацией капиталистических отношений в деревне. Основной общественной единицей стал колхоз и, в частности, наиболее массовая его форма — сельскохозяйственная артель. Примерным уставом ее регулируются основные производственные отношения в современной русской деревне. Основа этих отношений — колхозная собственность, которая является особой формой собственности — социалистической, но не общенародной, а групповой.
Хотя колхоз является не бытовым, а производственным объединением, формой организации производства, однако укрепление колхозного строя не могло не повести к тому, что этот строй оказал и оказывает глубокое влияние на все стороны быта крестьянства. Поэтому понятно, что в наши дни именно колхоз превратился в основной объект этнографического изучения — все равно, идет ли дело об изучении собственно общественного быта или хозяйства, материальной или духовной культуры.
Правда, в самые последние годы среди советских этнографов наметились некоторые разногласия по данному вопросу. В дискуссии на страницах журнала «Советская этнография» подвергся обсуждению вопрос о том, является ли основным предметом этнографического изучения в деревне именно колхоз как таковой, или колхозное селение, или колхозная семья (статьи П. И. Кушнера, А. И. Робакидзе, С. М. Абрамзона в «Сов. этногр.», 1952 г.). Но в этой дискуссии дело по существу касалось лишь вопроса о распределении внимания этнографа и о методе изучения: монографическом, тематическом и пр. Как бы то ни было, ясно, что любое этнографическое изучение русской (как и всякой другой) деревни должно в наши дни отправляться от колхоза как основной общественной формы в деревне.